Перед прочтением прошу иметь ввиду, что рассказ не является подробным изложением реальных событий, а именно основан на них.. Значительная доля написанного - это авторский замысел, в основе которого лежит явление, произошедшее в действительности. Имена персонажей изменены, любое сходство с реальными людьми неслучайно.
Дом отца Владимира располагался на крутом склоне глубокого оврага. Всякий, кто хотел прийти к нему в гости, должен был преодолеть три километра лесной дороги, которая не жаловала путников, особенно весной. Сам же отец Владимир знал каждый кустик в своём лесу и ежедневно ходил по натоптанной извилистой тропинке на службу в сельскую церковь. Почему он не обосновался в селе? На этот вопрос отец Владимир всегда отвечал с доброй улыбкой:
– Каждому своё! На всё воля Божья!
Оставленный после кончины местного егеря кордон пришёлся в самую пору. Документов на жильё у прошлого хозяина не имелось, что не мешало беспрепятственно заселиться. Вряд ли кто-то бы стал интересоваться законностью постройки избушки в лесной глуши, поскольку местные власти преследовали куда более высокие цели.
Была зима. Зима под пологом леса - это вольные сугробы по пояс, богато разукрашенные следами местных хозяев – зверей. Отца Владимира никогда не пугали ночные песни волков и нежданные визиты енотов во двор. Он находил в единении с природой особую благодать, которой всегда стремился поделиться с прихожанами на проповеди. Несмотря на преклонный возраст и многочисленные уговоры, в том числе и председателя, батюшка отказался покидать лесную избушку и перебираться на село. Со всеми трудностями он справлялся сам, а на предупреждение по поводу опасений старческой немощи в лесной глуши отвечал просто:
|
|
– Если Господь захочет забрать, заберёт. И тут уже неважно, где ты будешь.
В то морозное утро он, как обычно, после молитвы поставил чайник на плиту, чтобы набраться сил перед походом в церковь. Выглянув в окно, он увидел, как усиливался ветер и поднимал вверх игривые снежинки. Начиналась метель. Взгляд упал на тёплый тулуп и связанные шпагатом охотничьи лыжи. Простые и жизненно необходимые вещи, если ты предпочел жить отшельником. Оружия в доме отец Владимир никогда не держал.
Его внимание привлёк не назревающий буран, а то, что вопреки погоде, кто-то упорно пробирался к его жилищу. Через мгновение стала различима сутулая фигура с клюкой. Старушка медленно поднималась на крутой склон, цепляясь за рыхлый снег, словно в нём была её последняя надежда. Продрогшими руками без варежек она пыталась расчистить себе путь, чтобы сделать новый шаг. Старая потрёпанная куртка была в снежных наносах, следах от неоднократных падений. По всей видимости, женщина шла пешком уже давно. Порыв ветра, и бедняга не удержалась на ногах. Повалившись на бок, бабушка попыталась подняться вновь, но силы покинули её прямо у порога избушки. Немедля буран постарался спрятать несчастную под снежным одеялом.
– Николай Иванович, к Вам можно?
В дверях появилась сотрудник кадрового отдела Олеся. Девушка топталась на месте, будто извиняясь за собственное появление.
– Там снова Анна Никитична пожаловала.
– Опять?! – удивился Николай Иванович. – Что на этот раз? Снова по тому же вопросу?
|
|
Олеся молча кивнула:
– Что сказать? Пусть придёт завтра?
Николай Иванович взглянул на часы. До обеда оставался час.
– Нет уж. Давай запускай. Этому делу нужно положить конец, – смирился он.
Олеся покорно скрылась за дверью с обновлённой табличкой «Киреев Николай Иванович. Директор»
– Можно? – скромно поинтересовалась Анна Никитична, прежде чем войти.
– Нужно, – поправил её Киреев. – Проходите, садитесь. Вы снова по поводу вашего сына?
– Именно так. Я прошу выслушать меня ещё раз.
Скромно одетая женщина со старой кожаной сумкой в руках робко присела на стул. В усталых от боли и слёз глазах все ещё теплился огонёк жизни, не позволяющий ей отступить.
– Что насчёт моей просьбы, Николай Иванович? – спросила Анна Никитична, стараясь правильно подбирать слова. – Я же мать. Мне сердце не даёт спокойно спать по ночам, пока мой Илюшка здесь мучается. Я же вырастила его. Он один у меня. Я знаю его, как никто другой. Поверьте, нужно попробовать то, что я прошу.
Киреев понимающе кивнул, но остался верен себе.
– Анна Никитична, – вдруг перебил он, – я уже много раз повторял Вам, что мы занимаемся не только физическим лечением своих пациентов, но и духовным тоже. У нас есть специалисты, которые знают своё дело. Я не хочу разрушать годами отработанные методы. Это непрофессионально.
Подавив тяжёлый приступ непонимания, женщина пыталась сохранить посыл.
– Если бы Вы разрешили, хоть разок. Я заплачу. Сколько нужно? Вы только скажите!
Щёлкнула старая застёжка тряпичного кошелька, обнажив несколько измятых купюр.
– Уберите это! – отрезал Николай Иванович, заметив, как женщина вновь столкнулась с неприступной стеной.
|
|
Из глаз невольно покатились слёзы. Она молчала, пытаясь успокоиться. Давить на жалость она не собиралась, но несколько безрезультатных визитов не прошли бесследно.
Киреев заметил, как похудела Анна Никитична с последней их встречи, как тёмные круги под глазами поселились на сером лице. Сними она поношенный платок с головы, взору непременно представилась бы прядь поседевших волос.
– Вы просто боитесь, – сквозь слёзы выдавила из себя Анна Никитична. – Боитесь признать, что я окажусь права, если Илюшеньке станет лучше.
Киреев был человеком рассудительным и старался мыслить объективно. Его нельзя было назвать чёрствым, бесчувственным, хотя многих удивляло его отношение к обыкновенной просьбе одинокой матери.
– Голубушка, да не убивайтесь Вы так, – пытался слабо утешить её Киреев. – Позвольте, мы пройдёмся, и я Вам всё покажу.
Он помог Анне Никитичне подняться со стула. Они покинули кабинет и пошли по длинному просторному коридору, ведущему в открытый корпус.
– Вот, посмотрите. Здесь у нас находятся те, кто самостоятельно может ухаживать за собой, – проговорил Николай Иванович, показывая вольно блуждающих по помещению пациентов. – Они ни в чём не нуждаются. Мы обеспечиваем их хорошим питанием. Они даже могут смотреть телевизор и найти себе занятие по интересам. Взгляните, здесь у нас библиотека, а там - столовая.
Он повёл её в соседнее помещение, где располагались открытые душевые кабины и туалет.
– Все удобства у нас есть. Наш интернат - очень хорошее место для душевнобольных. Я могу показать вам статистику.
– Отведите меня к Илюшеньке, – перебила Анна Никитична, будто не замечая Киреева.
Ничего не оставалось, как выполнить просьбу. Закрытый корпус находился в доступной близости от остальных, но всё же имел обособленный рабочий персонал. Недобрые большие двери с усиленными петлями и толстые решетки на окнах не могли подтвердить слова директора о беззаботной жизни пациентов. Как только Анна Никитична переступила порог, ей стало тяжело дышать. Будто ощущая гнёт десятков заключённых душ, она остановилась, опёршись на стену.
– С Вами всё в порядке? – не на шутку испугался Киреев.
– Да-да. Всё хорошо, – соврала Анна Никитична.
Она не осмелилась сказать, что слышит, как стонут чистые, но одержимые сердца, как злорадствуют тёмные силы, нашедшие себе надёжное пристанище.
– Не волнуйтесь, я в порядке, – подтвердила женщина и направилась дальше, правда уже более робким шагом.
Закрытые двери с порядковыми номерами скрывали за собой тех, чей дух и разум не выдержали потрясения, которое разделило их жизни на две половины. Были и те, кто с рождения страдал неизлечимым заболеванием и был обречён до конца дней находиться под строгим присмотром. Иногда из-за дверей, мимо которых проходили Киреев с Анной Никитичной, слышались голоса пациентов.
– Не бойтесь, – предупредил он. – Здесь надёжная охрана. Вам не о чем беспокоиться.
Но Анна Никитична и не беспокоилась. С большим трудом она подавляла в себе скопившуюся боль и отчаянный крик заключённых, которых уже стало волновать появление стороннего человека. Анна Никитична почувствовала и это. По телу пробежал странный холодок, когда на пути возникла дверь с номером «17».
– Он там, – пояснил Киреев. – Ваш сын сейчас спит. Он под действием сильных препаратов. Уверяю Вас, это для его же безопасности. Мы делаем всё, чтобы он не нанёс увечья себе или окружающим. Современная медицина творит чудеса. Мы постараемся вылечить его.
– Могу я войти? – кротко спросила Анна Никитична, на что получила отрицательный ответ:
– Вы же понимаете. Это не по правилам.
Киреев дал понять, что не способен на большее, даже для родной матери пациента.
– Почему Вы противитесь моей просьбе, Николай Иванович? – спросила она. – Вы боитесь, что я окажусь права? Дело в этом?
– Вовсе нет, – спокойно ответил он.
– Тогда чего? Что Вас страшит? Газетчики? Или, может быть, причина в другом?
– Послушайте, я уже говорил, что у нас есть люди, которые помогают нашим пациентам обрести духовное здоровье или хотя бы убедить в этом их самих. Эффект плацебо никто не отменял. Это природой заложено в человеческом мозгу, понимаете? Просто в некоторых случаях такие методы бесполезны. И, простите меня, пожалуйста, с вашим сыном как раз такой случай. Прошу, перестаньте пугать меня маниакальной идеей одержимости! Здесь нет никаких бесноватых! Есть просто больные люди. Некоторые способны справиться с заболеванием, некоторые - нет. У вашего сына тяжёлая форма, но не думаю, что нельзя ничего сделать.
– Умоляю, дайте мне…
– Анна Никитична! Никаких сомнительных обрядов мы здесь проводить не будем и точка! Если Вы хотите добра Илье, то не приходите сюда с подобными просьбами. Я же вижу, Вы отчаялись, поэтому придумываете себе Бог знает что.
– Почему Вы так сказали? – вдруг спросила Анна Никитична.
– Что сказал?
– Вы сказали «Бог знает что». Почему Вы упомянули Его?
– Это так…. К слову.
Анна Никитична подошла к Кирееву, встретившись с ним взглядом. Дальнейшее она говорила, не отводя глаз, будто заставляла внимать услышанному с особым чувством:
– В глубине души Вы знаете, что не правы. В вас есть вера, но Вы закрыты для Бога. Откройтесь и увидите подлинную картину происходящего.
Киреев странно посмотрел на женщину, будто увидел её только секунду назад. Внезапно ему стало не по себе. Кто-то подал голос из-за двери с номером «16». Звук был протяжный, утробный, неестественный, словно нечто тяжёлое придавило крепко привязанного к кровати человека, и тот изо всех сил пытается позвать на помощь.
– Ну хорошо-хорошо! – вдруг сдался Николай Иванович. – Что конкретно Вы предлагаете?
Дрова приятно трещали в печи, наполняя избушку благодатным теплом. За дверью осталась метель, которая уже вступила в свои законные права. Буран усилился настолько, что за окном всё превратилось в одну сплошную белую карусель.
– Хорошо, что не пошёл, – проговорил себе под нос отец Владимир. – Гляди-ка, что творится! Вовремя Господь Бог послал тебя. Ты как, матушка?
В лице, изъеденном морщинами, он без труда узнал местную жительницу Антонину Васильевну.
– Уже лучше, – проговорила старушка.
На лбу крупными каплями выступил пот. Руки тряслись. Как ни старалась, она не могла унять дрожь в немощных конечностях.
– Спасибо, что вытащили меня, – поблагодарила старушка. – Чуть не умерла.
Отец Владимир протянул ей чашку с парящим отваром.
– Наверное, серьёзные намерения привели тебя ко мне в такую непогоду, – сказал он. – Зачем ты пришла?
Он задал вопрос, но ответ был на поверхности. Каждый сельский житель знал, что Антонина Васильевна который год не может обуздать собственного сына. Алкоголизм – серьёзное заболевание, особенно когда в семье маленькие дети.
Старушка отхлебнула целебного напитка, ощутив, как к окоченевшему телу возвращается жизнь. Когда она собралась рассказать о наболевшем, губы вдруг задрожали, а слова с языка так и не сходили. Заплакала бабушка. Так сильно, навзрыд, что не выдержал отец Владимир, сел рядом и крепко обнял её.
– Снова пьёт? – спросил он.
Антонина Васильевна сквозь слёзы пыталась ответить:
– Пьёт! Хуже того! Жену из дома выгнал. У меня сейчас вместе с внучатами. Святой отец, я пришла сюда, потому что на Вас вся моя надежда. Пожалуйста, помогите!
Отец Владимир никогда не отказывал в подобных просьбах. И в этот раз не стал.
– Конечно, помогу, матушка. Сейчас метель утихнет, и пойдём с тобой в село. Это же как? Как ты добралась-то сюда? Снега - то выше колен будет.
– Не могу я ждать, батюшка, – вдруг ответила старушка. – Ужас дома творится! Боюсь, как бы чего он не наделал! Всю посуду переколотил, окошки из избы вынес. Холод в дом пустил. Говорит, милицию вызовешь, убью! Вот так и сказал: «Убью!».
– Господи Боже милостивый, – перекрестился отец Владимир, поняв, что дело серьёзное.
Антонина Васильевна сидела перед ним разбитая и измождённая. По всей видимости, остатки сил она потратила на последнюю попытку вытащить своего сына из лап «зелёного змия». Спасение она разглядела в лице батюшки, который своими праведными поступками заслужил большое уважение на селе. Отец Владимир знал её сына не первый год и знал, какой путь тот прошёл, чтобы избавиться от пагубной зависимости. Поездки по знахаркам, кодировки от пьянства, заговоры колдунов – всё перепробовала бедная Антонина Васильевна, но, к сожалению, к Богу она обратилась только в самый последний момент, когда прочие методы не принесли желаемого результата. Отец Владимир, добрейшей души человек, не стал упрекать её в этом. Ни к чему. Путь к Богу у каждого свой. Главное, чтобы на этом пути человек не сбился с верного направления.
Батюшка выглянул в окно. Метель стала ещё сильнее. Идти по лесу в такую погоду по меньшей мере было небезопасно.
– Он не хочет, чтобы мы пришли, – вдруг сказала Антонина Васильевна, показав на дверь. – Слышите, как воет ветер?
Отец Владимир склонился над керосиновой лампой - единственным источником света в избе, и заметил, как дрожит её пламя.
– Дьявол не хочет, чтобы мы спасли моего Ромку, – снова проговорила Антонина Васильевна. – Видите, что творит? Посмотрите, какую погоду учинил! Прошу Вас, помогите нам!
Кто бы мог подумать, что директор поставит под сомнение заключение врачей?! Когда дело касается душевнобольных, порой приходиться прибегать к неординарным методам.
С утра в кадровом отделе работницы горячо обсуждали грядущие события. Они старались говорить тише, чтобы не возникло посторонних ушей за дверью, но иногда забывались и уже во весь голос высказывали свои предположения.
– Может быть, Анна Никитична предложила серьёзную взятку? А может быть, она того с ним, ну вы понимаете!?
– Ну что вы? Она не такая!
– Дело совсем не в этом! На что бы ни пошла она ради своего сына, я не буду её осуждать.
– Я согласна.
– И я!
– А вы видели этого священника? Говорят, молодой совсем. Недавно появился в нашем храме. С области, говорят, со столицы.
– Да откуда вы это взяли? Я слышала, что наш местный придёт, окропит святой водой и всё.
– Говорю вам, молодой! Приезжий. Его Анна Никитична лично просила. По слухам, очень хороший человек. Всем помогает. С благословения самого епископа работать будет.
– Ой не знаю! Посмотреть бы одним глазком. Как думаете, Николай Иванович разрешит поприсутствовать?
– В прошлый раз он не был против.
– Да это было то один раз всего. Да и то, когда новый корпус открывали. Заодно и пациентов батюшка проведал. А тут - другое. Тут…
– Что так бурно обсуждаем, девочки? – заставил умолкнуть всех Николай Иванович.
Он стоял в дверях, и как долго он там находился, никто не знал. Вопрос остался без ответа. Все просто вернулись к своим рабочим обязанностям.
В половине десятого утра в дверь директора постучали. Он ждал визита, поэтому открыл самолично, без лишних вопросов. На пороге стояла Анна Никитична, а за её спиной молодой человек, в котором он без труда узнал лицо духовного звания. Длинная ряса до пола, большой крест на груди. У священника было необычайно доброе и смиренное лицо, будто за плечами остались долгие годы жизни, но с виду парню было не больше тридцати.
– Что ж, пойдёмте, – предложил Киреев и повёл гостей в закрытый корпус.
К удивлению Анны Никитичны, Николай Иванович был не против, если священнослужитель прочитает молитву и окропит святой водой не только её сына, но и всех пациентов. Решили начать с тяжелобольных.
Анна Никитична вдруг поняла, что чувствует себя иначе, чем в прошлый раз, когда её нога переступила порог закрытого корпуса. На этот раз она не слышала стоны и не подверглась панической атаке, спровоцированной кем-то извне. По её же просьбе священник начал с первой попавшейся палаты. В ней оказался человек средних лет, страдающий от последствий черепно-мозговой травмы. Его рассудок навсегда помутился, отчего бедняга не мог контролировать собственное поведение. К счастью или к сожалению, он никак не отреагировал на появление странных гостей и святой воды на своем лице. Он будто пребывал в неведении, и все происходящее проплывало мимо. За второй дверью было все иначе. Пожилой мужчина, но тем не менее, пристегнутый ремнями к кровати, широко улыбнулся, когда услышал приятный голос молодого человека с крестом. Его молитва была слышна всем, казалось, заходила в каждую дверь, влетала птицей в каждое окно, оповещая о том, что Бог с нами.
Время пролетело незаметно. Вот на пути возникла дверь под номером «17». Анна Никитична вдруг напряглась. Всё, ради чего был проделан такой трудный путь, оказалось совсем близко. Всего шаг, и она увидит своего Илюшеньку. Долгожданная надежда на исцеление сына настолько измотала женщину, что та в решающий момент чуть не потеряла сознание от волнения. Священник подготовил кропило, перед тем как войти, но вдруг что-то его остановило.
– Что такое? – поинтересовался Николай Иванович. – Вы устали?
– Вовсе нет. Просто….
Он, как и Анна Никитична, внезапно почувствовал, как внутри нарастает странная тревога. Будто страх перед чем-то опасным, невидимым, неосязаемым. Они посмотрели друг на друга и поняли, неведомые опасения закрались в сердца обоих.
– Я открою, – сказал Николай Иванович и сделал это.
Илья был с детства спокойным мальчиком. Рос без отца и всячески помогал матери по хозяйству. Став взрослым, уехал в Москву на заработки, чтобы поправить семейные дела. Это было роковое решение. На обратном пути пьяная компания выбросила его из вагона на полном ходу. Подробности того случая не известны до сих пор. Илью нашли лишь на вторые сутки, после того как мать не обнаружила его на вокзале. Прежним он уже не стал.
Такие родные, но в то же время чужие глаза смотрели на незваных гостей. В отрешённом ранее взгляде вдруг вспыхнул огонь опасения. Именно опасения, страха перед предстоящим действием. Парень с серым лицом и дрожащими руками по ту сторону решёток лишь отдаленно напоминал того Илюшу, который был скор на помощь матери. Теперь на неё смотрел кто-то другой.
– Начинайте, – сказал Николай Иванович и почему-то отошёл за спину батюшки.
Ветер нещадно обжигал лицо. Снежинки уже не казались такими мягкими и пушистыми, как раньше. Они стали твёрдыми, угловатыми, больно бьющими по покрасневшим от холода щекам. Отец Владимир не сомневался ни секунды в решении отправиться в село. С верой в сердце он не боялся ничего. Помолившись вместе сАнтониной Васильевной перед иконой Пресвятой Богородицы, они оделись как можно теплее и тронулись в путь. Батюшка располагал только одной парой лыж, которую и вручил Антонине Васильевне, а сам пошёл за ней, увязая в рыхлом снегу почти по пояс. Превозмогая усталость, он продолжал идти, удивляясь, как пожилая женщина смогла преодолеть такое расстояние на своих ногах. Конечно, не без помощи Божией. Он шёл и молился. Смиренно и тихо. Даже когда сильные порывы ветра пытались сбить их с ног и заставить передумать идти дальше, отец Владимир продолжал молитву. На головы снова обрушился снежный буран. Он пытался проникнуть сквозь тёплый тулуп, найти уязвимое место и заставить путников передумать. Столь сильна была метель, что вскоре Антонина Васильевна внезапно остановилась и повалилась на бок.
– Боже Милостивый! – поспешил отец Владимир к бедняге. – Что с тобой, матушка?
Старушка тяжело дышала. Лицо обильно покрыл холодный пот.
– Что же ты, матушка? – спросил отец Владимир. – Пойдем, немного осталось. Вытащим мы твоего Ромку. Ты только верь. Не уходи. А это все дьявол искушает нас, чувствует слабость перед Богом. А мы всё равно придём. Мы сможем. Поднимайся, душа моя.
Он помог старушке подняться. Та тяжело встала на ноги и покачивающейся походкой пошла дальше. Медленно, но пошла.
– Мы идём, Ромочка! Уже близко, – говорила про себя Антонина Васильевна.
Когда священник начал читать молитву, ничего не произошло. Парень смотрел на непрошенных гостей с каменным лицом, которое претерпевало странные изменения. Чем больше священнослужитель читал, тем менее сдержанным становилось то, что раньше напоминало Илью. Последней каплей стала вода. Освященная в городском храме, неся в себе частичку силы Божьей, она кипятком упала на тело парня. Он разразился яростным криком, отчего Анна Никитична невольно прикрыла рот рукой от нечеловеческого испуга. Она в миг побелела, словно увидела смерть во плоти.
– ЗАЧЕМ ТЫЕГО ПРИВЕЛА СЮДА, ДУРА!!! – во весь голос прокричало то, что было её сыном. – ВЫШЛИ ОТСЮДА ВОН!!!
Затем взгляд дикого зверя упал на священника. Покрасневшие глаза готовы были лопнуть от напряжения.
– А ТЫ, ЖЕНЬКА, УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ! ГОРЕТЬ ТЕБЕ В АДУ, КАК И ВАМ ВСЕМ! АХА-ХА-ХА!
Грудная клетка содрогалась от животного, утробного смеха. Жуткое зрелище напугало даже Николая Ивановича. Он непроизвольно попятился назад, пока не упёрся спиной в стену. Киреев вдруг заметил, что священник не остановился и продолжает читать молитву, несмотря на ужасающие вопли и смех пациента. Новый взмах кропилом, и парень разразился матом, крича от смертельной боли. Да, он умирал. Умирала часть его, что подобно паразиту присосалось и завладело духом.
– ПРОВАЛИВАЙТЕ, СУКИ! УЙДИТЕ ПРОЧЬ! ХА-ХА-ХА!
Анна Никитична, уже теряя сознание, смотрела, как священник продолжал окроплять святой водой помещение и её сына, который заходился нечеловеческим криком. Подобно зверю, парень стал метаться по комнате, выкрикивая матерную ругань. Он насылал проклятия на всякого, кто посмеет войти. Обещал всех сжечь в пламени Ада и кричал ещё что-то вовсе не похожее на слова.
– А ТЫПОПЛАТИШЬСЯ ЗА ЭТО, ЖЕНЬКА! – изрыгал из себя Илья, указав пальцем на священника. – Я ПРИДУ ЗА ТОБОЙ! ХАХ-ХА-ХА!!!
На дикие оры сбежались санитары и не только. В панике они не стали выкручивать батюшке руки и уводить его вон. Гораздо больше опасений вызвало состояние Анны Никитичны, которая, потеряв сознание, упала на пол. Пришлось приводить её в чувство нашатырным спиртом.
Ругаясь и чертыхаясь, Николай Иванович приказал вколоть взбесившемуся пациенту успокоительное и запереть дверь.
– Знал же, что это плохая идея, – выдал он напоследок, когда за дело взялись санитары.
Он подошёл к Анне Никитичне, за состояние которой он стал беспокоиться гораздо сильнее. Такое зрелище могло запросто остановить сердце у слабонервных. Женщина уже пришла в себя. На лице не было ни капли эмоций. Безжизненная мертвая маска и пустой взгляд. Священник держал её руки, что-то тихо шепча на ухо.
– Что вы ещё тут делаете? – с нескрываемым недовольством спросил Николай Иванович. – Вам мало было этого представления? Видите, до чего довели ваши фокусы?
Парень поднялся на ноги, перекрестился, обратившись к Кирееву:
– Это совсем не фокусы, Николай Иванович.
– Ваши попытки увидеть в нём одержимость ни к чему хорошему не привели! – не останавливался Киреев. – Хорошо ещё, что никто не умер! Кстати, почему он назвал Вас так «Женя»? Это же не Ваше имя.
– Вот об этом я и хотел поговорить, – произнёс парень с растерянным выражением лица. – Мало кто знает, как звали меня до пострига. В мирской жизни я Евгений. Как по-вашему, мог он знать об этом?
Николая Ивановича словно обдало кипятком.
– Теперь Вы верите мне? – вдруг подала голос Анна Никитична.
Дверь отворилась, впустив внутрь клубящийся снег. В остывшей избе с разбитыми окнами на кровати сидел полуодетый мужик, качавшийся из стороны в сторону, словно маятник. В нём можно было узнать прежнего примерного семьянина и работягу, который не чаял дождаться появления на свет своих малышей. Поздно женившись, он надеялся наверстать упущенные годы, но случилось то, что случилось. К сожалению, с рождением детей Роман изменился до неузнаваемости. Он не просыхал годами. Перестал узнавать близких людей. Вокруг видел одних врагов, которых стремился уничтожить. Водка превратила сильного мужчину в одержимого старика. Похудевшее лицо лишь отчасти напоминало прежнего Рому.
Он никак не отреагировал, когда внутрь вошёл отец Владимир. На спине он нёс крепко привязанную к телу шпагатом Антонину Васильевну. Бедолага не выдержала долгого пути и рухнула без сил за полкилометра до села. Батюшке ничего другого не оставалось, как взвалить несчастную на себя. Только Божья помощь помогла добраться ему до нужного дома, при виде которого Антонина Васильевна вновь заплакала.
Он опустил старушку на пол, приготовившись к серьёзному разговору.
– Сейчас, моя дорогая. Все будет хорошо, не волнуйся.
С такими словами он оставил её одну, пройдя внутрь соседней комнаты, где был Рома. Он качался взад-вперёд, не замечая, как мороз захватывает его по частям. Уже посиневшие пальцы держали пустой стакан, а на столе лежали осколки оконных стёкол и выпитой бутылки. Отец Владимир, не опасаясь пьяных выходок дебошира, подошёл к нему и встал напротив.
– Рома, ты меня слышишь?
В ответ лишь помутневший хмельной взгляд и смрадный запах алкоголя.
– Я помогу тебе, Рома, – произнёс отец Владимир и направил взгляд на одиноко висящую в углу икону. С намерением прочитать молитву и отвести обоих к соседям в тёплый дом, батюшка окрестил себя и Романа знамением.
В ту же секунду что-то вдруг произошло, отчего отец Владимир потерял равновесие, но смог удержаться на ногах.
– Господи Боже, – проговорил старец, когда увидел в лице Романа некогда знакомые черты. Это не было физическое сходство или кадр фотографической памяти батюшки. Нечто знакомое и страшное было глубоко внутри, и это почувствовал отец Владимир, как только Рома открыл рот. Словно вчера, в памяти всплыли события, о которых отец Владимир был не в силах забыть, те, что являлись в кошмарах и представали вновь перед глазами при одном лишь упоминании о дьяволе.
– ОПЯТЬ ТЫПРИШЁЛ, ЖЕНЬКА!? – заорал Роман не своим голосом. – ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ ПРОШЛО, А ТЫНИКАК НЕ СДОХНЕШЬ! КОГДА УЖЕ УГОМОНИШЬСЯ, СВОЛОЧЬ!? АХА-ХА-ХА-ХА!
– Снова встретились, – тихо прошептал старец.
Бесноватый продолжал разрывать горло от смеха, пока отец Владимир не начал читать.