Юлия Александровна Ден
Подлинная царица
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=440085
«Ю.А. Ден. Подлинная царица»: Вече; Москва; 2009
ISBN 978‑5‑9533‑3663‑5
Аннотация
В Царской Семье Юлию Александровну Ден звали Лили. В 1922 году она выпустила в Лондоне книгу «Подлинная царица», противопоставив свидетельства очевидца распространенным злобным и лживым измышлениям относительно Венценосцев. Эта книга – не просто мемуары; она принадлежит перу человека, являвшегося «своим» для Царской Семьи, видевшим и знавшим положение дел внутри Царского Дома. Главной целью книги было запечатлеть светлый образ той, которую Лили искренне почитала и любила, – Императрицы Александры Федоровны. Цель была достигнута: сочинение Юлии Александровны Ден – лучшее из того, что смогли оставить потомкам современники и очевидцы последнего акта русской монархической трагедии. Понять и оценить облик Святой Царицы невозможно без свидетельства ее верной подруги.
Юлия Александровна Ден
Подлинная царица
Предисловие
О Семье Последнего Императора Николая II Александровича опубликовано огромное количество различного рода документальных материалов: воспоминаний, дневников, писем, официальных документов. Интерес к трагической судьбе Царственных Мучеников, причисленных к лику Православных Святых, не ослабевает. Давнее и непроходящее внимание вполне закономерно и объяснимо: судьба Царя и Его Близких – фокус русской вселенской катастрофы, именуемой «Революцией 1917 года». Под напором непреодолимых обстоятельств, во имя мира и благополучия в стране, 2 марта 1917 года Император Всероссийский сложил властные полномочия. Дальше события начали развиваться совсем не так, как предполагали представители «общественности», утвердившиеся у власти в марте 1917 года и уверенные, что Россия может остаться Россией и «без Царя».
В течение лишь нескольких последующих месяцев в стране возобладали анархия и хаос, дестабилизировавшие всю жизнедеятельность огромного имперского организма и поставившие на повестку дня вопрос о существовании России. Осенью же 1917 года к власти пришли беспощадные большевики‑радикалы. Вооруженные антирусской («интернациональной») мировоззренческой доктриной, лишенные каких‑либо национально‑духовных корней, они развернули кровавую оргию искоренения всего, что было связано с исторической Россией; начали истреблять всех, кто эту Россию олицетворял и символизировал. Первой в ряду обреченных оказалась Царская Семья.
В ночь с 16 на 17 июля 1917 года в Екатеринбурге Царская Семья была уничтожена. Это ужаснейшее событие истории Отечества окутано до сих пор различного рода слухами, предположениями и «версиями», часто затемняющими и заслоняющими истинное духовно‑историческое существо происшедшего. Потому здесь уместен принципиальный смысловой вывод. В ту роковую ночь убивали «не бывшего Императора», как часто говорят и пишут, а Миропомазанного Царя. Царское же миропомазание не отменяется никакими декретами и постановлениями, не упраздняется волей каких‑то революционных клик.
Николая II лишили властной прерогативы: в марте 1917 года, что бы там ни писали и ни утверждали разномастные оправдатели революции, Он был отлучен от власти насильственным путем. Но Он оставался Царем Миропомазанным, и такового качества не мог лишиться ни в месяцы заточения, ни в момент гибели, ни после. Теоретически существовало лишь одно условие, способное лишить подобного духоносного дара: отступление от Церкви Христовой.
Благочестие же Последнего Царя и Его Семьи являлось столь полным и настолько очевидным, что о подобном не могло быть и речи. До последнего земного мига бытия Он оставался Царем Божьей милостью, а потому на всех иконах Николай Александрович и изображается в венчальном уборе Русских Царей; главу Его непременно украшает или Шапка Мономаха, или Корона. Царь и Его Близкие явили подвиг Христапреданности, за что и удостоились высшей награды для смертных: обрели признание в звании Угодников Божиих. Потому все документы об Их земном пути так дороги, так ценны на все времена.
Важное подобное свидетельство приведено в настоящем издании. Оно принадлежит человеку, не просто лицезревшему Монархов время от времени и общавшемуся с Ними от случая к случаю, а являвшемуся «своим» для Царской Семьи, видевшим и знавшим положение дел внутри Царского Дома. Таковых людей, переживших кровавый вихрь революции, а потом поведавших миру об Убиенных Страстотерпцах, чрезвычайно мало. Их свидетельства, что называется, можно перечислись на пальцах одной руки. Это воспоминания друга Царской Семьи Анны Танеевой‑Вырубовой, сестры Николая II Великой княгини Ольги Александровны, фрейлины Двора баронессы С.К. Буксгевден, гувернера Наследника Цесаревича Алексея Николаевича швейцарца Пьера Жильяра. К числу таковых относится и малоизвестное читающей публике свидетельство подруги Царицы Александры Федоровны госпожи Юлии Александровны Ден (1885 – 1963).
Юлия Александровна Ден, которую звали в Царской Семье Лили, в 1922 году выпустила в Лондоне книгу «Подлинная царица» (The Real Tsaritsa), в которой противопоставила распространенным злобным и лживым измышлениям относительно Венценосцев свидетельство очевидца. Это было честное и смелое решение. Документальное повествование противоречило расхожим представлениям и порождало слухи, порочившие самого автора. Мол, как можно верить сочинению дамы, если, «как всем известно», она сама входила в «мистический кружок» Царицы, где верховодил опять же, «как всем известно», «грязный развратник Распутин».
Госпожа Ден хорошо знала циркулировавшие сплетни, как и то, насколько они прочно внедрились в сознание, но это не поколебало ее решимости. По сути дела, ее воспоминания – это вызов, брошенный опьяненной ложью толпе. Чтобы совершить такое, надо было иметь человеческое мужество, сильную волю и искренность души. Подобными качествами мемуаристка обладала. «Подлинная Царица, – писала с полным правом Ден, – твердая в Своих убеждениях, верная, преданная жена, мать и друг, никому не известна».
Ден не боялась за свою репутацию ни во влиятельных кругах русской эмиграции, ни в среде британского общества. Для нее правда сердца, светлая память о Царственных Мучениках были дороже и значимее всех прочих обстоятельств. Она была признана в Их Доме «другом»; Они любили ее, а она – Их. Госпожа Ден пронесла эту любовь через годы революции и эмиграции, и это чувство давало ей душевные силы и моральное право говорить об Убиенных во весь голос.
Императрицу Александру Федоровну Ден любила всем сердцем, любила именно как добросердечного и искреннего человека, с которым неформально общалась множество раз, а потому и решилась «написать о Ее Величестве – такой, какой я видела Ее в домашней обстановке, какой Она запечатлелась в наших сердцах». Александра Федоровна открывала Лили Свое сердце, рассказывала о личных впечатлениях и переживаниях, что уже само по себе свидетельствовало о той высочайшей степени доверия, которое испытывала Царица по отношению к подруге. Такого откровенного общения Александра Федоровна редко кого удостаивала.
Юлия Александровна была вхожа в Царский Дом около десяти лет, став в последние годы существования Монархии интимным другом Царской Семьи. Ее моральные качества высоко оценил и Император Николай Александрович, писавший Александре Федоровне в феврале 1917 года: «Видайся чаще с Лили Ден – это хороший, рассудительный друг».
Царица это знала и ценила ее ум, рассудительность, спокойную уравновешенность. Она называла Лили «другом», и такого звания со стороны Императрицы удостаивались единицы. Александра Федоровна стала крестной матерью сына Лили – Александра Карловича (1908 – 1980), которого называла Тити и который, как только начал лепетать, стал именовать Царицу тетей Бэби. К Тити очень привязался и Цесаревич Алексей и, несмотря на разницу в возрасте, питал к нему несомненную симпатию. Сам же Александр Карлович, прожив большую и трудную жизнь – умер он в столице Венесуэлы городе Каракасе в 1980 году – неизменно чтил Царскую Семью как Святое Семейство…
Юлия Александровна происходила из добропорядочной дворянской семьи. Ее отцом был генерал Селим Бек Смольский, а матерью – Екатерина Леонидовна, урожденная Хорват, во втором браке – Велецкая. В 1907 году Юлия Александровна вышла замуж за капитана 2‑го ранга Карла (Карла‑Александра) Акимовича (Иоахимовича) Дена (1877 – 1932), проходившего службу в Гвардейском экипаже. Это было элитное подразделение Императорской гвардии, созданное еще Петром I в 1710 году под названием «Придворная гребецкая команда». Экипаж формировался из офицеров и матросов Императорского флота и нес в столице главным образом службу по охране Имперской резиденции. «Причисленными» к Экипажу значились Император Николай II, вдовствующая Императрица Мария Федоровна, Наследник Цесаревич Алексей Николаевич.
К началу Первой мировой войны Экипаж насчитывал около ста офицеров и все они были известны Императорской Семье. Офицерами Экипажа комплектовалась команда Императорской яхты «Штандарт», на которой Царская Семья любила совершать летом поездки на отдых вдоль финского побережья. Естественно, что жены старших офицеров Экипажа имели возможность общаться с Императорской Семьей во время праздников и официальных мероприятий. Императрица Александра Федоровна из всего круга «полковых дам» выделила Лили Ден, которая безусловно оправдала Высочайшее расположение. История знакомства и сближения с Императрицей Юлия Александровна достаточно подробно описала в своих воспоминаниях.
Потомок выходцев из Швеции Карл Ден, получивший в 1914 году звание капитана 1‑го ранга, проходил службу на «Штандарте». С именем этого морского офицера связана одна интересная подробность из истории Российского флота и касается она легендарного броненосца «Варяг». Этот крейсер в январе 1904 года подвергся нападению японской эскадры в порту корейского порта Чемульпо, и в самых невыгодных условиях дал бой, прославивший мужество и отвагу русских моряков. На том история знаменитого крейсера не закончилась.
Затопленный после боя командой, он был поднят японцами, которые ввели его в состав своего флота под названием «Сойя». Прошло десять лет, и в марте 1916 года крейсер был выкуплен русским правительством, получил свое прежнее название и был зачислен в состав Балтийского флота. Его экипаж укомплектовали моряками Гвардейского экипажа, а командование принял капитан 1‑го ранга К.И. Ден. «Варяг» совершил длинный переход из Японии и 17 ноября 1916 года прибыл в Мурманск. В феврале 1917 года «Варяг» под командованием К.И. Дена был отправлен для ремонта в Англию, и когда через несколько дней в России свершилась революция, то семья оказалась разлученной. Глава семейства пребывал в Англии, а его жена и сын находились в Петрограде.
Когда начались беспорядки в Петрограде, то Императора не было в столице: Он находился в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве. Императрица же с больными Детьми – у Них была корь – пребывала в Царском Селе. В эти тяжелые дни Ей требовалась моральная поддержка и Она позвонила верному другу – Лили и попросила приехать. Юлия Александровна долго не раздумывала; оставив больного сына на попечении няньки, она отправилась в Царское, полагая, как то было уже много раз, вскоре вернуться обратно. Случилось же все иначе. Ден пришлось остаться на несколько недель; она не могла покинуть в такое тяжелое время Александру Федоровну, за Которую готова была пожертвовать жизнью. В Своем последнем письме Николаю II от 4 марта 1917 года Императрица Александра Федоровна написала: «Лили была ангелом‑хранителем и помогает сохранять твердость, мы ни разу не потеряли присутствия духа».
Царица до конца дней с благодарностью вспоминала преданность госпожи Ден. В ноябре 1917 года признавалась в письме Лили: «Часто о Вас думаю и всегда за Вас горячо молюсь и нежно Вас люблю». Через год после революции, 2 марта 1918 года, Александра Федоровна писала из Тобольска верной подруге: «Вы всегда были таким молодцом. Вспоминаю эти дни год тому назад. Никогда не забуду, что Вы сделали для Меня, и твердо верю, что Господь Вас не оставит. Вы тогда бросили Вашего сына ради “Матери” и Ее семьи, и за это велика будет Ваша награда».
Задержавшись по доброй воле в Царском Селе, госпожа Ден рисковала многим, если не сказать всем: революция час от часу набирала силу, и предсказать ее исход было невозможно. Александровский Дворец в Царском, где пребывала Царская Семья, через несколько дней после начала беспорядков в Петрограде превратился в остров, окруженный со всех сторон морем вражды и ненависти. В числе его обреченных обитателей находилась и Юлия Александровна Ден. Она не имела никакой придворной должности, но безоговорочно готова была остаться с Императрицей и Ее Детьми столько, сколько потребуется – пока ситуация не прояснится. Это был величественный в своем благородстве поступок, навсегда вписавший имя этой женщины в – увы! – немногочисленный список людей, верных Монархии и Монархам. Немалое число придворных в те роковые дни только и думали о том, как бы поскорее порвать связи с Венценосцами, которым присягали, Кому клялись в верности «до последнего вздоха».
Юлия Ден клятв не давала, но проявила истинное благородство натуры и величие души. Потому потом, в эмиграции, ее самопожертвование так резало глаза многим «из благородных», которые предали и изменили. Потому книгу воспоминаний Лили Ден старались замолчать или дискредитировать, так как ее правдивое повествование опровергало эмигрантскую монархическую мифологию и высвечивало представителей многих аристократических семей в самом непривлекательном свете.
Русская аристократическо‑чиновная элита к 1917 году настолько измельчала и выродилась, что в ее среде фактически не нашлось людей, способных встать на защиту осененных историческим преданием исконных основ и неколебимых принципов власти; встать на защиту Монархии. Несмываемым пятном и вечным позором русского аристократического сонмища навсегда стала та «радость», которую испытывал русский бомонд при известии о падении Монархии. Многие из числа родовитых и именитых в первые дни революционного затмения «ликовали», как будто избавились от какого‑то иноземного закабаления!
И почти никто не хотел и думать, что празднуют они не победу над каким‑то чужеродным «царизмом», который эту самую элиту пестовал на протяжении столетий; что на самом деле – это поминальная тризна по России. Почти никто из родовитых и именитых не понимал, что с момента отстранения Николая II от власти страна и народ вступили на свой крестный путь. Людей, не потерявших рассудка в дни революционного безумия, понимавших и чувствовавших, что с падением Монархии наступает крах всего русского бытия, таковых людей в марте 1917 года насчитывались единицы. В их числе находилась и Юлия Ден.
Она не являлась общественно значимой фигурой, не была завсегдатаем столичных салонов, где светские «львицы» и «пантеры» мусолили политические новости, распространяли сплетни, таким путем пытаясь играть какие‑то закулисные влиятельные «партии». Лили Ден в подобных «великосветских притонах» не бывала, да ее туда и не приглашали. Аристократический «калибр» не тот. Да и инсинуировать но поводу Царской Семьи она никогда бы не стала, а ведь это было главное занятие в столичных салонах накануне революции…
Как написала сама Ден, она «ничего не понимала в политике» и никогда не обсуждала со своей Венценосной Подругой государственные и общественно значимые дела. Дети, семья, дела благотворительные, музыкальные пристрастия, религиозные переживания – вот главные темы, объединявшие в общении жену капитана и Госуда– рыню.
На фоне всеобщего помешательства, трусости и предательства благородство и преданность Лили были особо дороги Александре Федоровне. В скупых и отрывочных Ее дневниковых заметках революционных дней не раз встречается имя верной подруги. «Пошла на другую сторону Дворца навестить Лили» (23 февраля); «Наверху чай с Лили,…ужинала с Лили» (27 февраля); «Весь день наверху, кушала вместе с Марией, Ольгой, Лили, которая опять спит здесь» (28 февраля); «Обедала с Марией и Лили… Сидела с детьми, ужинала и Ними и Лили» (2 марта); «Обедала с Лили и Марией» (4 марта); «Кушали вместе с Марией и Лили» (5 марта); «Жгла письма с Лили» (8 марта); «Жгла письма с Лили» (9 марта); «Лили сидела с Нами» (10 марта). И последняя запись, касающаяся Юлии Ден, от 21 марта (3 апреля) 1917 года «Аню (Вырубову) и Лили увезли в Думу».
Почти месяц Юлия Ден провела в Александровском дворце; сначала в качестве гостьи Царицы, а затем – в роли арестантки. Она старалась помочь чем могла и, как человек рассудительный и спокойный, дарила то, что так требовалось в тот момент обитателям Дворца: человеческую преданность. Она помогала Царице ухаживать за больными Детьми; только благодаря такой поддержке, Александра Федоровна имела возможность хоть кратковременно отдохнуть.
Лили покинула Дворец не по своей воле: распоряжением революционных властей в лице тогда Министра юстиции и прокурора А.Ф. Керенского она была под арестом препровождена в Петроград, и, после нескольких дней нахождения под стражей, вышла на свободу. Революционные власти ее не раз допрашивали, подозревая в участии в коварных «контрреволюционных планах». Когда же таковых «планов» не обнаружилось, то так и не могли взять в толк: почему эта дама оказалась во Дворце рядом с поверженными Венценосцами? Такие категории, как «дружба» и «сердечная привязанность» новым властителям были неведомы.
Воспоминания Юлии Ден уникальны тем, что она – очевидец событий, происходивших в Александровском Дворце в конце февраля – начале марта 1917 года. Благодаря этому свидетельству сохранилось множество эпизодов, раскрывающих проявление революционного безумия, но главная ценность ее воспоминаний в другом. Она отобразила жизнь Царственных Мучеников в переломный период жизни, Их стойкость и непреодолимую веру в милость Божию, Их поразительные смирение и незлобивость. Только благодаря запискам Ден известно о поведении и реакции Царицы в драматические моменты революционного переворота. Она одна была свидетельницей того, как Александра Федоровна отреагировала на весть об отречении Николая Александровича от Престола. Этот эпизод – самый пронзительный, самый трагический в книге воспоминаний Лили Ден.
Конечно, как и любой мемуарист, Юлия Ден подвержена была определенным пристрастиям; ее оценки и суждения, особенно касающиеся общеполитических и общеисторических вопросов и проблем, далеко не бесспорны, а в некоторых случаях и откровенно субъективны. Некоторым же сюжетам дана «общепринятая» смысловая интерпретация. Мемуаристку нельзя в том винить: проходили годы, менялись обстоятельства, изменялось и восприятие ушедшего времени. Так случилось, например, с темой о Григории Распутине.
Юлия Ден при жизни этого удивительного человека общалась с ним не раз; существуют даже фотографии, где она запечатлена в кругу «дам‑почитательниц». В 1916 году она вместе с Анной Вырубовой‑Танеевой совершила паломничество в Тобольск, чтобы поклониться мощам прославленного незадолго до того Иоанна Тобольского (Максимовича, 1651 – 1715), побывала и гостях у Распутина в селе Покровское. Вместе с Распутиным и Вырубовой Юлия Ден совершила паломничество и в Верхотурский монастырь. Это поездка была поддержана и одобрена Императрицей Александрой Федоровной, которая в письме Лили от 30 июля 1917 года заметила: «Вспоминаю ваше прошлогоднее паломничество. А Вы его вспоминаете?»
Думается, что Ден вряд ли забывала свое пребывание в Сибири, но когда она писала свои воспоминания, то не умолчала о своих встречах с Распутиным, но постаралась придать всей «Распутинской истории» как бы стороннее изложение. Это понятно и объяснимо: книга Ден предназначалась для английской публики, которой были неведомы духовные искания, всегда столь сильно волновавшие православные души. Потому данный сюжет и выглядит традиционно, так, как его воспринимали многие в высшем свете в России.
К сожалению, обстоятельства времени, окружающий Юлию Ден психологический террор не позволили автору оставить потомкам подробный портрет Григория Распутина, человека, которого она хорошо знала и с которым близко общалась. Она не боялась злопыхательства, когда писала правду об убитой Императрице, которую знала и любила. Но у нее не поднялась рука бросить еще один вызов: сказать правду о Распутине, которого знала, но к которому не питала сильных и высоких чувств. Однако надо отдать должное мемуаристке. Некоторые эпизоды Распутинской истории она описала достаточно подробно и адекватно: например, историю с выбором места для погребения Распутина и саму процедуру его похорон.
В остальном же мемуары Ден достаточно адекватно отражают историческую действительность, что в полной мере подтверждается иными свидетельствами и документами. Ее книга заканчивается кратким описанием того, как Ден вместе с десятилетним сыном удалось выехать из Одессы в Англию, где после трех лет разлуки они и встретились с мужем и отцом.
После 21 марта 1917 года ей не суждено было больше непосредственно общаться с Царской Семьей, хотя она потом и приезжала в Царское Село, где до августа томились в заключении Царственные Узники. В Александровский Дворец ее уже не пускали, и она только издали могла видеть узилище. Весть о готовящемся увозе Царской Семьи из Царского Села Лили Ден восприняла как большое личное горе. В те несколько дней она буквально металась по Петрограду и его окрестностям в надежде найти верных людей, готовых встать на защиту Миропомазанника и Его Семьи. Однако таковых практически обнаружить не удалось; да и что могла сделать простая жена офицера, не обладавшая ни влиянием, ни организацией, ни средствами.
6 августа 1917 года Ден узнала, что Они в Тобольске. Через некоторое время оттуда с надежной оказией пришло письмо от Александры Федоровны. Венценосная Подруга без всяких стенаний и экзальтации сообщала об Их житье‑бытье, и это умиротворенное послание несколько успокоило Ден. Возникало предположение, что, может быть, судьба будет милостива и ничего страшного с Ними не произойдет.
Царица неоднократно писала Лили Ден, некоторые из этих посланий Ден воспроизвела в приложении к книге своих воспоминаний. В свою очередь, Ден тоже корреспондировала в Тобольск, что по тем временам являлось делом непростым и рискованным. Любая форма выражения сочувствия поверженным Венценосцам неминуемо вызывала повышенный интерес у революционных властей, а негласная переписка с Ними вообще относилась к разряду «преступлений». Но переписка велась. Невозможно установить, сколько посланий написала Александра Федоровна; далеко не все из них сохранились. Что же касается писем Ден, то они вообще не дошли до нас. Александра Федоровна прекрасно понимала человеконенавистнические обстоятельства времени; она переживала за верных людей и постоянно призывала негласных корреспондентов уничтожать письма. По этой же причине и Сама Царица‑Арестантка предавала огню послания дорогих и близких.
В сентябре 1917 года Ден с сыном уехала в родовое имение на Юге России, около города Кременчуг, где с перерывами и пребывала еще почти два года, перенося все тяготы и превратности безумного революционного времени. Квартиру Денов в Петрограде захватили и разграбили революционные мародеры, так что возвращаться в столицу больше не имелось никакой возможности. В имении «Белецковка» Юлия Александровна старалась сохранить хотя бы призрачность обычной жизни, несмотря на то что со всех сторон обступали опасности.
Корнет Лейб‑гвардии Крымского Конного Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полка Сергей Владимирович Марков (1898 – 1944), несколько месяцев находившийся в «Белецковке», описал как там отмечали наступление нового, 1918‑го года. «Маленькому Тити была устроена елка… Воспитанный в понятиях истинного Православия, он был очень религиозен, и я, присутствуя иногда на его вечерних молитвах, бывал всегда растроган теми горячими молитвами, которые он возносил к Престолу Всевышнего о любимой им тете Бэби и всей Царской Семье. Как далеки мы были тогда от мысли, что, выпивая бокал вина за здравие дорогих нам Их Величеств, нам придется в этом году перенести столько горя и разочарований». Конечно же, меру этого горя они и вообразить не могли; это просто выходило за пределы обычного человеческого воображения.
Ден несколько месяцев горела желанием отправиться в Сибирь, к Тем, кто навсегда остался для нее Дорогими и Любимыми. Но осуществить подобное намерение ей не удалось, и в том не было ее вины. На руках был маленький сын, больная мать, дряхлая бабушка и приходилось существовать порой просто в нечеловеческих условиях. Однако даже в этой беспросветной обыденности, когда требовались огромные силы для самовыживания, мысль о судьбе Царской Семьи не давала покоя. Потому она и стала членом конспиративной организации, возглавляемой известным монархистом Н.Е. Марковым (1866 – 1945), заявлявшим, что «верные» готовятся освободить Царскую Семью. Сама – преданная и искренняя, Юлия Александровна Ден была убеждена, что имеет дело с людьми таких же нравственных качеств. Разочарование оказалось горьким: выяснилось, что так называемые монархисты, кроме разглагольствований, ни на что дельное способны не были…
Когда в июле 1918 года распространилась весть, что Николай II убит – об этом открыто объявили большевистские власти, то отчаяние и беспредельное горе овладели душами всех, кто не потерял рассудка и не лишился за революционные месяцы нравственных преставлений. Страшно горевала и Лили Ден. Несколько утешала мысль о том, что Александра Федоровна и Дети живы; вообразить, что их тоже уничтожили, было просто невозможно. Ведь ничего подобного в мировой истории никогда не случалось, хотя сколько всяких революций и переворотов произошло в разных странах. Она надеялась теперь только на Германию, которая после заключения Брестского мира в марте 1918 года была единственной влиятельной силой в России.
Лили Ден слишком хорошо знала мировоззрение Царицы, чтобы питать иллюзию насчет того, что Александра Федоровна примет помощь от немцев и от правителя Германии Кайзера Вильгельма II. Александра Федоровна не раз говорила, а потом и писала Ден, что Вильгельм – «позор Германии», что Пруссия и пруссаки погубили страну Ее детства. По представлениям того времени, Германия и Пруссия – это разные вещи и по форме, и по существу. Но Лили знала и другое: в Германии жили люди, которые любили Царицу и кого Она тоже всегда любила. Это сестра Ирэна, но в первую очередь Ее брат Эрни – Великий герцог Гессенский Эрнст‑Людвиг. После известия о гибели Царя, Юлия Ден возгорелась желанием отправится в Дармштадт и умолить Герцога предпринять усилия по спасению Царицы и Ее Детей. Это намерение осуществить не удалось.
В России шла гражданская война, все рушилось на глазах, банды мародеров и убийц рыскали повсюду, и Лили невероятными усилиями удавалось спасать жизнь своих близких, да и свою собственную. О своих мытарствах в революционной России Лили фактически ничего не написала. Очевидно, она сочла, что личные трудности и опасности не стоили ровном счетом ничего рядом с тем, что пришлось испытать Царской Семье.
Главная цель ее была в том, чтобы запечатлеть светлый образ Той, Которую она искренне почитала и любила – Императрицы Александры Федоровны. Цель была достигнута: сочинение Юлии Александровны Ден – лучшее из того, что смогли оставить потомкам современники и очевидцы последнего акта русской монархической трагедии. Понять и оценить облик Святой Царицы невозможно без свидетельства Ее верной подруги.
В 1919 году Юлии Александровне Ден удалось вырваться вместе с сыном из России и прибыть в Англию, где почти после трех лет разлуки она встретилась с мужем. Затем потянулись годы и десятилетия жизни и скитания на чужбине. Помимо Англии, она жила в Польше, Германии и Венесуэле. Умерла Юлия Александровна Ден в Риме в 1963 году и похоронена на кладбище Тестаччо.
А.Н. Боханов,
доктор исторических наук
Воспоминания близкой подруги Государыни Императрицы Александры Федоровны
ЦАРСКОЕ СЕЛО
Ее Императорскому Величеству убиенной Государыне Императрице Всероссийской Александре Федоровне
Adieu, c’est pour un autre monde!1
Капризный рок на трон тебя вознес,
К ногам твоим поверг он царство,
В наследство дав бессчетные мытарства,
Взамен нектара – чашу горьких слез.
Могла ль ты знать, что минут годы счастья
И разобьется твой державный челн
О риф, возникший средь кровавых волн
В годину черную ненастья.
Как ты сумела все это сносить,
Когда убийство вороном кружило
И чернь твою пролить алкала кровь?
К Престолу Божию молитвы возносить
Душе твоей что придавало силы?
Святая вера: Бог – это любовь!
Освальд Норман
ЧАСТЬ I
СТАРАЯ РОССИЯ
Глава I
Родилась я в живописном поместье на юге России, принадлежавшем моей бабушке и дяде. Мой отец, Исмаил Селим‑бек Смольский, происходил из литовских татар. Дед моей бабушки, урожденной Катерины Хорват, приехал в Россию из Венгрии по приглашению Императрицы Елизаветы Петровны, дабы помочь ей в освоении Южной России. Полковник Хорват – наполовину серб, наполовину венгр – был назначен на должность командующего войсками юга страны. Согласно семейному преданию, когда он впервые прибыл в Россию, его привели на вершину высокой горы и велели взглянуть на простиравшиеся вокруг поля и леса.
Повинуясь приказу, полковник Хорват стал любоваться открывшейся его взору панорамой. Каково же было его удивление, когда спутник моего прапрадеда сказал:
– Глядите во все глаза, господин полковник. Все, что вы видите, отныне принадлежит вам. Вотчина эта дарована вам Государыней Императрицей!
Подарок был поистине царский, но, когда я появилась на свет, от тогдашних владений прапрадеда осталось лишь несколько поместий. Дарованные земли располагались по берегам Днепра в Малороссии. Предки мои стали типичными русскими дворянами, которые ни перед чем не останавливались, когда речь шла об удовлетворении их прихотей. Бытует легенда, будто один из моих предков приглянувшуюся ему охотничью собаку выменял на лесное угодье!
Ревовка, где я родилась, располагалась неподалеку от других поместий, во владение которыми мы вступили благодаря усилиям князя Голенищева‑Кутузова, героя войны, спасшего Россию от вторгшихся в ее пределы французов. Наша чудная старинная усадьба была окружена большим парком, прорезанным аллеями. По краям аллей были высажены липы, в их ветвях пели соловьи. В эту самую минуту, когда я пишу настоящие строки, я мысленно вдыхаю незабываемый аромат лип, вспоминаю красоту и мирную тишину окружающей природы. Поистине это был волшебный край. У нас в поместье царили благоденствие и счастье.
Само село располагалось рядом с помещичьей усадьбой. Предки мои погребены в сельской церкви. Выстроившиеся аккуратными рядами хаты белили каждую неделю. Кровли их были из камыша. На фоне белых стен яркими пятнами выделялись цветочные клумбы. Перед каждой хатой в саду – вишни. То был край вишневых садов, белоснежных мазанок и бесхитростных радостей.
С семейством нашим крестьяне находились в самых хороших отношениях. На бабушку, госпожу Хорват, они смотрели как на свою благодетельницу. Если у кого‑то случался пожар, она помогала погорельцу построиться, снабжала селян топливом. Участью своей крестьяне были вполне довольны. В услужении у бабушки еще оставались отдельные селяне, которые некогда были крепостными нашей семьи. В старину было принято оставлять за невестой в качестве приданого известное количество крепостных. Десять крестьян, которым пришлось сопровождать мою бабушку в Ревовку, обожали свою барыню. «Твердят, будто мы были несчастными рабами, – говорили они. – А ведь о нас заботились. И помещик был для нас все равно что отец родной».
Зато, оказавшись в привилегированном положении, крестьянин или крестьянка, как правило, превращались в тиранов. Я слышала про одну красивую крестьянскую девушку, ставшую возлюбленной одного очень знатного помещика, которая перещеголяла любого самодура. Она заставляла своих родичей стирать на нее белье и требовала, чтобы полоскали его только в проточной воде. Если же оказывалось, что нижние юбки недостаточно подкрахмалены, то всю ее родню секли розгами. Сами мы даже не думали настаивать на том, чтобы белье стояло колом от крахмала. Полагаю, что подобная жестокость – характерная черта всех, кто из грязи да вылез в князи.
Бабушка моя, урожденная баронесса Пилар2, ставшая госпожой Хорват, была милейшей души человек, и я любила ее всем своим детским сердцем. Она обожала рассказывать мне сказки, примеру ее следовала и наша старая няня. Когда мы проходили по берегу реки и я восхищалась нежной красотой лилий, я в который раз слышала предание о том, что, когда орды татар нападали на село, женщины и дети бросались к реке и прятались под широкими листьями водяных лилий до тех пор, пока налетчики не покидали деревню.
Жители Ревовки были очень суеверны и искренно верили в ведьм и колдунов. Никто не сомневался, что у некоторых женщин бывают хвосты и что они наводят порчу на коров. Горе той женщине, которая чересчур уж убивалась по умершему мужу! Ведь он в таком случае превратится в огромную змею и через трубу проникнет в хату, наводя страх на ее обитателей. Некоторые из этих историй производили на меня жуткое впечатление. По душе мне были милые обычаи и обряды, приуроченные к отдельным временам года. Обряды эти, увы, остались в прошлом, при большевиках уступив место иным, кровавым обрядам, составляющим сущность ленинского учения.
Запомнились мне своеобразные способы гадания. В новогоднюю ночь деревенские девушки подходили к дверям какой‑нибудь хаты и внимательно слушали. Та из них, до слуха которой доносилось мужское имя, должна была непременно выйти замуж в этом же году. Существовали и другие способы узнать свою судьбу. К примеру, девушка бросала через голову сапожок и по той форме, которую он принимал, упав наземь, узнавала, с какой буквы начинается имя ее суженого. Другие девушки пытались поймать лунный свет в полотенце. Были и другие милые и наивные поверья. К примеру, в день св. Екатерины ставили в воду вишневые ветки. Если к Рождеству голые ветки зацветут, то жди сватов.
Празднества в день Ивана Купалы происходили у реки. День этот наверняка восходит к древним временам. Ведь языческие обычаи искоренить не так‑то просто. На берегу реки разводили огромный костер. Сельские девушки с венками на голове прыгали через огонь, а затем бросали венки в воду, как бы в дар божеству речных струй. Наутро они отправлялись искать свои венки. Те из девушек, которым посчастливилось отыскать свой венок на берегу, узнавали, где живет их суженый.
По поверью, аисты приносят счастье. Чтобы привлечь внимание птиц, крестьяне помещали на крышу колесо от телеги. На них‑то и вили аисты свои гнезда. К величественным этим птицам селяне относились, как к своим друзьям. Стоило аистенку выпасть из гнезда, его тотчас подбирали и, не считаясь ни с какими трудностями, вновь водружали на крышу хаты.
Бабушка моя обожала вышитые работы. У нее постоянно трудилось десять – пятнадцать мастериц. Она не жалела ни труда, ни средств на то, чтобы возродить это старинное искусство на юге России. Ей удалось убедительным образом доказать, что Великое переселение народов с востока на запад оставило свой след даже в узорах вышивок: она нередко видела похожие узоры на античных коврах