Завтра состоится прямая линия с президентом. Поэтому именно под такой рубрикой и именно накануне «прямой линии» решил поставить вопрос о недоверии министру просвещения Ольге Васильевой.
Артём Соловейчик 18 декабря 2019
По правилам «прямой линии» мой вопрос короткий:
Господин президент, кто управляет образованием нашей страны? Почему на руководителя просвещением страны не действуют ни факты, ни экспертное сообщество, ни мнение родителей, ни какие-либо другие институты научного, общественного и просто человеческого регулирования?
Когда образование страны возглавляют профессиональные борцы с сектантством, там бушуют шекспировские страсти и театр одного актера, а методологией влияния становятся интриги и манипулирование министром. Я испытал это на себе, пытаясь найти общий язык с министром просвещения Ольгой Васильевой для решения проблемы лицея Щетинина в Текосе.
С первых минут разговора – готовые безапелляционные решения на основе псевдофактов про Щетинина, его педагогику, его лицей, его товарищей, воспитанников. Было похоже, что Ольгу Юрьевну хорошо «подготовили».
2 декабря в Министерстве просвещения состоялась встреча, в которой участвовали: министр Ольга Васильева, ее заместитель Татьяна Синюгина, Александр Адамский и я, Артем Соловейчик.
Темой разговора с руководителями ведомства стал вопрос о том, возможно ли сохранить действующим лицей Щетинина, останется ли легендарный лицей в статусе государственного или перейдет в руки частного учредителя.
После недавней смерти и похорон Михаила Щетинина, с которым меня связывали долгие годы дружбы, – я много времени проводил в Текосе и наблюдал воочию бессмысленный, немотивированный разгром лицея.
|
|
Зная жизнь и судьбу учителей и воспитанников изнутри, я твердо решил, что нужно встретиться с министром и рассказать ей, как на самом деле все обстоит. Думал: «Министр же умный и образованный человек…».
Но поскольку я никогда раньше не встречался с министром, то я попросил своего товарища Александра Адамского посодействовать нашей встрече.
Первым шагом Ольга Юрьевна попросила о неразглашении разговора. Однако в течение более чем двухчасового разговора неоднократно звучало «… и передайте своим». По просьбе министра – передаю. Передаю ровно то, что министр просила передать, и в ровно в том стиле, за которым вскрылась для меня невозможность доверять управление образованием страны нынешней команде Министерства просвещения.
После смерти Михаила Щетинина педагогика не будет прежней.
10 ноября ушел из жизни мой старший товарищ, великий педагог – Михаил Щетинин.
В течение 27 лет он руководил «Лицеем-интернатом комплексного формирования личности детей и подростков» в селе Текос Краснодарского края. Примерно год назад началась беспримерная травля лицея, бесконечные проверки, касающиеся лицензионных требований, состояния зданий и их статуса, оформления собственности. Дела были запутаны, потому что лицеисты сами построили помещения, а власти никак не помогли оформить постройки в собственность Российской Федерации, чего хотели и Щетинин, и коллектив, и учащиеся лицея.
В результате возникла путаница, а обвинили во всем лицей; образовательная деятельность лицея была приостановлена.
|
|
Важный момент: деятельность лицея приостановили не из-за претензий к педагогике Щетинина, не из-за уклада жизни лицеистов, не из-за того, что выявили нарушения в образовательной программе, не из-за того, что оказались незаконными методы погружения и межвозрастного освоения образовательной программы – с этим все в порядке! И результаты ЕГЭ подтверждают эффективность системы комплексного формирования личности и уровень образования.
К образовательным результатам и методам у Министерства просвещения, обрнадзора и других ведомств формальных претензий нет!
Но все попытки лицея показать, что замечания устранены, что лицей готов передать помещения в собственность государства, разбивались о стену заранее сформулированного кем-то решения: лицею не жить.
Михаил Петрович Щетинин считал, что он вместе с командой решает государственную задачу, значит, и школа должна быть государственной. И уж точно, бесплатной для учащихся и их родителей. И государство в свою очередь считало эксперимент Щетинина настолько важным, что распоряжением правительства РФ от 5 июля 2010 года за подписью Владимира Путина подтвердило статус лицея именно как государственной образовательной организации федерального подчинения.
Так отчего именно сейчас возникла эскалация напряженности вокруг лицея? Отчего вдруг ни с того ни с сего сегодняшняя образовательная власть взяла курс ни много ни мало на уничтожение лицея без права на исправление ошибок, если таковые имеются? Причем неадекватность, если не сказать абсурдность, ситуации заключается в том, что в обоснование этого решения последовательно выбираются домыслы, наветы, прямые подтасовки фактов, а не реальные достижения, исследования, практика педагогики Щетинина. Я и пришел в кабинет министра как минимум для развенчания этого абсурда. А как максимум, предполагал говорить о распространении мощной педагогической практики Щетинина, ведь страна очень нуждается в модели эффективной сельской школы.
|
|
Скажу сразу, договориться не удалось. Более того, несмотря на то что разговор длился больше двух часов, он, по сути, закончился в самом начале, когда Ольга Юрьевна объявила:
«И передайте своим, при любом развитии событий, пока это хоть сколько-то в моей власти, лицей будет закрыт. И если даже суд решит сохранить лицензию, я сделаю все, чтобы доказать, что и лицей, и все вы, кто за него ратует – тоталитарная секта, и тогда вам мало не покажется. Так и передайте своим. Если еще кто-либо встанет на защиту лицея, я дам ход очерняющим лицей и его создателя документам, инициирую уголовные дела… Так и передайте своим».
По просьбе министра просвещения Российской Федерации передаю. Не очень понимаю, кто из нас «свои», а кто «не свои». Поэтому говорю не только «своим», а всем, чтобы каждый смог определиться, свой он или не свой для министра просвещения РФ.
Передал.
И что? Это все? На этом заканчивается история лицея? Конец педагогике Щетинина?
Я не понимаю, как творится история педагогики в голове нашего министра. Невозможно же поверить, что министр против всего хорошего, за все плохое. Что же случилось, что мы настолько по-разному видим одну и ту же ситуацию?
Начиная с безапелляционного заявления министра, что лицею не быть при любых обстоятельствах, разговор пошел не так, как я предполагал. Профессионализм министра может проявляться и таким образом. Но, как мне теперь видится, из-за выбранной министром силовой позиции обнажилось то, что при других обстоятельствах могло остаться за кадром. Шаг за шагом с каждым новым поворотом в разговоре все отчетливее становилось, что в вопросе судьбы лицея Ольга Юрьевна находится под чьим-то влиянием, которое сыграло с ней злую шутку.
Это была моя первая встреча с министром. Я не знал, знакома ли Ольга Юрьевна со вкладом в педагогику Симона Соловейчика, моего отца, с педагогикой сотрудничества, с достижениями учителей-новаторов, к которым относится Михаил Петрович Щетинин, с независимой исследовательской и экспертной позицией ИД «Первое сентября», с авторской школой 90-х, которая во многом выпестовала современную российскую школу. Мне представлялось, что для нашего первого разговора очень важно точно представиться, и я готовился…
Но не пришлось. Оказалось, у министра есть готовое представление обо мне. И оно ошеломительное.
Дословно: «Артем Симонович, у Вас же сын учился в школе Щетинина (утверждение!). И… (через паузу) он же у Вас наркоман… Так ведь?»
Признаюсь, я растерялся. Ответил, что никто из моих детей в лицее не учился. И никто из моих детей… Да тут все с ума сошли, пронеслось в моей голове! Или кто-то специально ввел министра в заблуждение? Что? Зачем?
Полагая, что тема нашей встречи все-таки не я и не мои дети, а лицей, тихо добавил, что переживаю за лицей, потому что достижения Щетинина в педагогике неоспоримы, потому что лицей Щетинина – это прорыв национального масштаба, а не потому, что в лицее учился или не учился мой сын, не говоря уже о второй части утверждения министра…
План встречи рухнул. Принесенные документы, доводы – все было отложено...
Вместо разговора об уникальной масштабируемой модели малокомплектной сельской школы, дающей высокие объективные результаты (ЕГЭ не я придумал!) в ситуации дефицита педагогических кадров, свойственного малым школам, я наблюдал драму в исполнении министра под названием «Ненавижу Щетинина и всё, что с ним связано». А заодно, похоже, и всех, кто с ним связан.
Судя по всему, я далеко не первый, кто попал под бомбардировку министерского фантастического представления о школе Щетинина. Каждый, кто доходил до министра за последние три месяца приостановки деятельности лицея, возвращался потрясенный потоком уничтожающих лицей и Щетинина эпитетов. А за несколько дней до нашей встречи министерское ноу-хау о школе Щетинина в концентрированном виде появилось в сети в виде аудиозаписи разъяснений о «проблемах» лицея одним из проверяющих лицей этой осенью, когда еще жив был Михаил Петрович. Господи, что за текст! Какие доводы! Какие выдумки! В каких выражениях с укорененной ненормативной лексикой! И это проверяющие, присланные министерством!?
Но дальше – хуже. После ухода Михаила Петровича из жизни Министерство просвещения РФ, являющееся учредителем федерального лицея Щетинина, назначило исполняющим обязанности директора именно этого человека – не педагога, а многоопытного специалиста по ликвидации компаний. Каждый шаг министерства в этой драме выглядит как преднамеренное унижение всех, кто «не свои» для министра.
Собственно, с последующего за этим назначением события начинается история шекспировского масштаба, но уже не про лицей, а про Министерство просвещения Российской Федерации.
Неожиданно для всех, и в особенности для своих работодателей, после трех дней в лицее, назначенный министерством и.о. директора вернулся в Москву, обозначив, по слухам, нежелание участвовать в разгроме лицея.
Почему? Что случилось?
Возможное предположение: познакомившись с делами лицея, с педагогами, с воспитанниками, составив собственное представление о лицее, и.о. понял, насколько реальность не совпадает с наветами, и принял решение не участвовать в разгроме лицея…
В министерстве эту ситуацию представили мне совсем по-другому. Не где-нибудь, а в Москве, в центре столицы нашей Родины, в Министерстве просвещения РФ, в кабинете министра, в присутствии свидетелей я узнал от заместителя министра, что исполняющий обязанности директора лицея, присланный на замену ушедшему из жизни Михаилу Петровичу Щетинину, вернулся в Москву не потому, что осознал, что не готов участвовать в разгроме замечательного лицея, а потому что 28 ноября, в четверг, вечером, уже по темноте, возле лицея «к исполняющему обязанности подошли два амбала и, угрожая расправой над его ребенком, потребовали покинуть Текос»…
Я ахнул.
Такого страшного факта о лицее и его нравах не выдержал бы никто. Я уже готов был отказаться от всего, с чем пришел к министру, когда вдруг… после некоторого замешательства… я понял (и тут же сказал об этом министру), что на самом деле этими «двумя амбалами» были я и председатель родительского комитета лицея, с которым уже к ночи мы возвращались с кладбища, где похоронены Михаил Петрович, его мама и папа.
На дороге мы встретились лицом к лицу с исполняющим обязанности и представителем министерства, которые курили возле готовой их увезти машины. Это была уже наша третья встреча за день. Мы поздоровались и обсудили события дня – дня, возможно, наиважнейшего в новейшей истории лицея:
ñв этот день под присмотром представителя министерства работала краевая комиссия по изучению устранения лицеем девяти последних из тридцати двух предписаний, после устранения которых по идее должна была быть восстановлена деятельность лицея;
ñпараллельно работала общественная комиссия, в которую входил я, и мы составили свой акт о текущей ситуации в лицее;
ñв этот же день по заранее объявленному плану в лицее прошел день открытых дверей, и некоторые лицеисты вместе с родителями приехали в родной лицей, в котором не были с 28 августа, чтобы прикоснуться к своему дому, чтобы побывать на могиле директора, который ушел за время их буквального изгнания из лицея;
ñв этот же день по поручению уполномоченной по правам человека в РФ Татьяны Николаевны Москальковой в лицей для исследования ситуации прибыл ее представитель в Краснодарском крае.
Большой, мирный, солнечный день, с которым было связано много надежд, что все сложится к лучшему и деятельность лицея будет восстановлена.
И.о. пожаловался, что его чернят безосновательно в интернете, что вся информация из лицея должна попадать в сеть после согласования с администрацией, и так далее. Я сказал, что понимаю и сопереживаю, но что у и.о. есть преимущество низкого старта. Другому кандидату на место Михаила Петровича Щетинина нужно было бы сильно тянуться, чтобы стать вровень с мэтром, а Вам в сложившейся ситуации достаточно совершить поступок: открыть лицей, вернуть детей в родную школу, приступить к учебе. Так и становятся Героями Советского Союза, сказал я.
Мы говорили про детей, про их радость возвращения в свой дом (пускай с родителями и пускай пока только на два часа), про уважение к великому учителю, говорили и о том, что дети пережили в августе, когда покидали лицей. Тогда приставы вместе с представителями министерства построили их в шеренгу и устроили первую в их жизни перекличку по фамилиям! И это при том, что в лицее даже к самому маленькому воспитаннику всегда обращались по имени и отчеству!
Мы говорили о педагогах, о родителях, которые так или иначе дождались возвращения детей в лицей. А вот Михаилу Петровичу не привелось… Он ушел из жизни в дни, когда лицей замолчал с того самого дня, когда – 28 августа – приставы принудили детей покинуть лицей… А ведь до этого двадцать семь лет без перерыва на лето лицей был наполнен детскими голосами. Несправедливо, незаслуженно…
Так вот, лицом, «угрожающим», по версии министра, «расправой ребенку исполняющего обязанности директора лицея», был я. На моих глазах министр и заместитель министра придумали эту ужасную историю (сами или по подсказке?), чтобы окончательно уничтожить последние сомнения в необходимости закрыть лицей. Был ли внезапный отъезд и.о. спланированной двухходовой акцией по дискредитации лицея или мы действительно имеем дело с внутренним решением и.о. не участвовать в ликвидации замечательной школы? Мне неведомо. Но, так или иначе, история про «двух амбалов» (шок!), как и про моих детей (шок!), якобы учившихся в лицее, выдуманная.
Зачем? И это что же здесь такое происходит? – думал я, выслушивая все новые порции выдумок про лицей, про меня. – Зачем двум педагогам-профессионалам, руководителям образования страны, придумывать, разыгрывать спектакль, предназначение которого – уничтожение маленького лицея в далеком селе Текос Краснодарского края?
Сохраняя надежду на конструктивный исход беседы с министром, я продолжал усилия в сторону мирного урегулирования ситуации вокруг лицея. И пару раз в течение двух часов встречи разговор начинал переходить в конструктивное русло. Но каждый раз откуда-то из недр сознания участников разговора прилетала новая порция невероятной информации о лицее, о каждом из нас, сводя на нет все попытки.
Так возник шок номер три…
В тот же день – в день открытых дверей – в день моего присутствия в Текосе на время вернувшиеся в лицей воспитанники спросили: «А можно мы станцуем в память о Михаиле Петровиче?» В лицее Щетинина песня, танец наполняли каждый день, как и учеба, как и труд. Конечно, разрешили мы, Михаил Петрович был бы счастлив. Флаги, приспущенные со дня ухода создателя и бессменного руководителя лицея из жизни, были подняты вновь в знак того, что дети вернулись в лицей. Счастливые лицеисты разбежались по просторам этого красивейшего школьного городка, принесли метлы и веники – кто что нашел – и прибрали просторную площадку для танцев от осенних листьев. Танец был красив. В нем сошлись счастье, доброта, уважение! Я там был. Видел глазами, переживал сердцем.
Но и тут (шок номер три!) министр с замом сообщают мне, что, представляете, Артем Симонович, детей притащили в лицей, сразу же направили прибирать территорию (это у них проходит по статье «эксплуатация детского труда…»), а потом заставили сплясать лезгинку на костях учителя…
А ведь после ухода Михаила Петровича, вдруг озаботились руководители нашего образования, не прошло и сорока дней…
Господи, что это? Что за яд, который распространился в душах этих людей? И сколько уже отравленных этим ядом?
Я всю жизнь в образовании. И как, наверное, каждый из профессионалов, примеривался к возможной встрече с министром. Знаете, как в известных интервью: что бы вы сказали, если бы встретились с Богом, или президентом, или министром? Вот так все время готовился к встрече в фоновом режиме.
Но до внезапно возникшей ситуации с лицеем, которая по абсурдности и несправедливости превзошла все, с чем я когда-либо встречался в жизни, я как-то справлялся без встречи, не докучал министру просвещения своими идеями о развитии образования.
И вот встреча случилась. Реальность совершенно не совпала с моими ожиданиями.
Как это все получилось?
Как моих детей записали в наркоманы, да еще и бросили эту выдумку прямо мне в лицо?
Как меня записали в амбала, угрожающего расправой ребенку и.о.?
Как меня обвинили в эксплуатации детей и ритуальных танцах на костях учителя?
Признаюсь, я не смог прямо там, в кабинете министра, дать достойный отпор этим инсинуациям.
Почему? Потому что не ожидал. Потому что никогда ранее не бывал в подобных ситуациях. Нет опыта. В школе не научили реагировать на очевидно облыжные обвинения. На флоте за три года службы не научили. На факультете психологии МГУ не научили. В аспирантуре не научили. Отец (ужас, что я это говорю?..) не научил. Тысячи школ, учителей, учеников, родителей в десятках регионов страны, где приходилось работать, не научили. Вице-президентство в издательстве «Просвещение» не научило. Вице-президентство в корпорации «Российский учебник» не научило.
А оказалось, что именно это умение должно было стать главным для моей первой встречи с министром просвещения. Оказался не готов. Воистину, мы не знаем, каким навыкам (soft skills) нужно учить наших детей!
Итак, кто они, герои нашей истории, и что со всеми нами случилось? Я не верю, что министр придумывает все это специально. Отказываюсь верить. Но есть ли какое-то внятное объяснение всему происходящему вокруг лицея?
По собственному утверждению Ольги Юрьевны, она доктор наук, профессор, специалист по сектантству. Это важная специальность в человеческом мире, в котором гнетущая неопределенность приводит людей к поиску защитной гавани в виде любой определенности, пускай даже абсурдной.
Профессия важная, но специфическая, потому что то, что нас беспокоит, начинает подкрашивать действительность в этот цвет. Так многие управленцы – директора школ, администрация – под грузом ответственности и в отсутствие внутренних идеологических установок становятся больше специалистами по безопасности, чем педагогами. Именно поэтому Корчак утверждал, что первейшее право ребенка – это право на риск, которое не готовы принять переживающие за него взрослые. И именно во имя безопасности взрослые совершают действия, разрушающие уникальность ребенка.
Навык видеть, распознавать признаки сектантства, думаю, из этой же природы вещей.
Возможно, это и объясняет хоть в какой-то мере шекспировские страсти, разгоревшиеся вокруг школы Щетинина.
Каждая попытка в разговоре с министром говорить о детях немедленно пресекалась еще одной непривычной для меня фразой из, по-видимому, министерского жаргона: «Да не нужно мне тут устраивать театр одного актера!»
Это как? – опять ничего не понимал я. – О детях здесь не говорят?
Воистину, чаще всего объявляет других сектантами тот, кто сам предрасположен этому влиянию.
В любом случае то, что сейчас происходит в министерстве, то, каким стало ведомство, вынуждает меня задать вам, господин президент, вопрос: кто управляет образованием нашей страны?
Потому что если образование страны возглавляют специалисты с деформированной оптикой восприятия, извращая педагогическую реальность до сектантства, то, боюсь, нет другого выхода, кроме как сменить такое руководство.
Артём Соловейчик
https://vogazeta.ru/articles/2019/12/18/Pryamaya_liniya_s_prezidentom/10857-ministerstvom_prosvescheniya_upravlyayut_professionalnye_bortsy_s_sektantstvom