III
«…Здесь сущий ад. В ротах насчитывается едва по 30 человек. Ничего подобного мы ещё не переживали. К сожалению, всего я вам написать не могу. Если судьба позволит, то я вам когда-нибудь об этом расскажу. Сталинград – могила для немецких солдат. Число солдатских кладбищ растёт…» - Из письма обер-ефрейтора Иозефа Цимаха
Снежные, холодные руины. Как же они давят. Душат. Гнетут. Словно голый скелет они вселяют ужас и напоминают, сколько здесь умерло людей. Русских или немцев, нет разницы.
Один из тех кто испытал на себе эту атмосферу, был рядовой Рудольф Тихль. Прибыв в Сталинград, он как и все, горел желанием воевать за нацию. Но уже после недели в этом аду, к нему пришло осознание. Они не нужны нации. Они не к чему фюреру. Их миссия здесь - это умереть. Не больше. И в место обещанных железных крестов, эти солдаты получат деревянные.
Рудольф часто думал, а что если бы они не воевали с русскими? То что? Может быть, ему не нужно было бы рисковать жизнью, чтобы побывать тут? Кто знает? Понятно лишь одно. Из этой братской могилы ему не выбраться. Только вот когда настанет его очередь? На этот вопрос тоже нет ответа.
Неожиданно из колонок раздалось:
- Каждые семь секунд, погибает немецкий солдат! Сталинград, братская могила! – проговорил диктор грубым баритоном. Следом заиграл похоронный марш.
Сказать, что это была страшная деморализация, не сказать нечего. Он начал считать. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Потом снова. И снова. Упершись взглядом в стену, он бормотал себе под нос одно и тоже. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Секунды. Вот что он считал. Те самые злосчастные семь секунд. Именно столько нужно, чтобы умереть на этой бойне. Тянулись они часами, оттягивая неизбежное.
- С тобой все нормально? – Тихля взяли за плечо.
- А! Кто здесь?! – закричал он, схватив винтовку в руки.
- Успокойся. Я на пост, - сказал солдат, отвернув дуло винтовки, направленное прямо ему в голову.
- Что? Ах да. Пост, - опомнился Рудольф, - Пост сдал, - томно проговорил он.
- Пост принял. Иди отоспись, а то так своего ненароком застрелишь. Шизофреник, - усмехнулся солдат и встал на пост.
Повесив винтовку на плечо, Рудольф снял с головы каску и упершись ладонью в лоб направился в землянку. У него было всего два часа, чтобы выспаться и снова заступить на пост. Это повторялось день ото дня. Два часа сна, два часа поста. Пятнадцать минут на суп из опилок. И по новой. Солдаты голодные, измотанные и упавшие духом, боролись не за Германию, а за собственную жизнь. Только при одном упоминании русских, роты вздрагивали. «Днями и ночами над нами кружат их бомбардировщики и истребители. И это называется превосходство в воздухе? Они регулярно обстреливают наши позиции из минометов, РСЗО и гаубиц. Это называется превосходство в артиллерии? Каждый день мы теряем по роте. И это называется немецкая военная машина? Все это ложь! Наглая и беспросветная ложь! Каждый здесь не более чем кусок мяса, а это мясорубка!» - такие мысли переполняли голову Рудольфа. Глодали его изнутри.
Единственной отдушиной была фотография его семьи. Жена и дочка. Это был весь смысл его жизни. Только из-за них у него не хватало духа застрелиться. Он верил, что вернётся, прижмет к себе жену и будет проводить все свое свободное время с малышкой Сандрой. «Нужно только подождать. Папа вернётся. Обещаю, моя милая. Папа вернётся» - повторял он, каждый раз смотря на фотографию, поглаживая ее холодными пальцами, которые уже не сгибались.
Придя, наконец, в землянку, он упал как мешок картошки на кровать и уснул.
Снаружи послышался взрыв. Потом еще один и еще. Постепенно они превратились в канонаду. Началась стрельба. Крики и брань наполнили позиции. Это была она. Сталинградская музыка. Музыка смерти. Ее было трудно перепутать с чем то.
Подскочив с места, Рудольф подхватил винтовку на лету и выбежал на улицу. Сумерки. Ничего дальше носа не видно. Только вспышки из окон и сугробов. Они знали когда напасть.
Пригнувшись, Тихль прижал рукой каску и побежал. Куда он и сам не знал. Главное было спрятаться, чтобы не убили. И опять. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Повторял он. Неожиданно на счет семь, перед ним упал труп солдата с отверстием в голове. Испугавшись, Рудольф упал на землю и пополз назад. Он начал повторять счет. На каждую седьмую секунду, пред ним падал немецкий солдат. У Тихля началась истерика. Он начал кричать, выть и грести снег руками. Подняв винтовку с земли, он ринулся в сторону врага с адскими криками.
- Здохни, шваль! Здохни, русский! – бежал он с винтовкой в руках.
Он бежал, кричал и продолжал считать в голове. Раз. Рядом рванула мина. Два. Мимо пролетела пуля. Три. Крик агонии позади. Четыре. Еще одна мина. Пять. Русский мат. Шесть. Вспышка. Семь…
Его грудь пронзила резкая боль. Он упал на землю и тяжело вздохнул. Рудольф было хотел закричать, но изо рта вырвались лишь клубы пара и скрипучий хрип. «Каждые семь секунд погибает немецкий солдат! Сталинград братская могила!» - всплыло в его голове. По щекам побежали слезы. Он жадно вдыхал холодный воздух ртом и тяжело кашлял. Его лицо налилось красным. Он начал плакать. Перевернувшись на спину, он просунул руку в нагрудный карман и достал фото своей семьи. Оно было на половину окрашено его кровь в красный. Он все так же гладил каменными пальцами дочку и жену.
- Папа вернется. Честно. Скоро папа вернется. Все будет хорошо, обещаю. Я вернусь, - лихорадочно повторял он.
Труп Рудольфа Тихля так и не был обнаружен. Лишь фотография, перепачканная в крови.
«Ни шагу назад!»
IV
… «Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас — это значит обеспечить за нами победу»… - Отрывок из текста приказа номер 227 (Ни шагу назад!). Иосиф Сталин.
Меня зовут Геннадий Евгеньевич Степанов. Я рядовой сто сорок девятой отдельной стрелковой бригады. Нас еще называют Гороховцами. Может быть, слышали о нас? Нет. Ну, тогда расскажу.
Помню как сейчас. Август. Нашей бригаде было приказано наступать в сторону посёлка в районе Тракторного завода. Позже его назовут Спартановкой. А что такое бригада? Это человек тысяча не меньше. И танки еще с нами, словно мастодонты. Идут, рычат, как медведи голодные. Жуть, одним словом. А мы пешком. Впереди только поля да поля.
Вдруг видим, столб дыма к небу поднимается. Нам сразу лечь приказали, чтоб видно не было. Танки моторы поглушили и тоже стоят, не шевелятся. Пролежали мы так минут пятнадцать. И тут наш командир встал на танк и начал:
- Товарищи солдаты! Враг окопался в этом поселке и думает, что он истинный хозяин нашей Родины. Он жжёт дома, убивает семьи, морит голодом ваших земляков в концлагерях! Фашистские гады думают, что им все дозволено! Так давайте покажем, что это совершенно не так! Если они так уж хотят получить Железный крест, то они его получат! На могилку! Ибо кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет. Вперед товарищи! За Родину! За Сталина!
Раздалось грозное «Ура». Все как один подскочили с места и ринулись на врага. И я там же. В этой толпе. Бегу, штык наперевес и кричу. А крик наш постепенно переходит, в какое-то утробное «А». Такое громкое, что танков не слышно. Такое грозное, что немцы сначала не поняли, что происходит. Такое единое, что и погибать уже не страшно.
И тут слышу - пулемет запел. А я бегу. И не боюсь. Никто не боится. Вдруг вижу, что-то рвануло на немецкой позиции. А это танки наши. И так меня это воодушевило, что я с еще большим рвением бегу. И кричу. И не боюсь ведь ее. Смерти.
Неожиданно вижу, немец из окопа выскочил. Второй. Третий. «Тоже в атаку бегут» - пролетело у меня в голове. Добежал до одного из них и штыком его в пузо. Да с такой силой, что аж с ног гада сбил. Он орет, а я только сильнее в него штык загоняю. Уж мушки не видно, а я все жму и жму. Сколько ненависти у меня тогда было. И тут ко мне подлетел другой немец и как даст мне прикладом в рожу. У меня искры из глаз и потемнело все. Очнулся быстро. Смотрю, немец, которого я штыком пропорол, уже не двигается. А рядом с ним другой лежит, что меня прикладом приложил. Закричать хочу, а в челюсти боль страшная. Схватился за нее руками, а она висит, и рот открыт. Выбил гад. Сижу и только глазами хлопаю. В сторону повернулся, а там наш комиссар с лопаткой в одной руке и пистолетом в другой. Он всегда говорил, что для солдата сразу после винтовки, лучшим другом является саперная лопатка. Хоть капусту нашинковать, хоть немца. Меня увидел и сюда. Упал на колени, за голову меня взял, посмотрел, на кулак плюнул и как двинул в обратную сторону. Опять искры из глаз, темно, боль страшная, ору. Опомнился. Кричать могу. За челюсть руками, а она на месте. Это он мне так ее вправил.
Я вскочил с места и к винтовке. На силу ее вытащил и опять в атаку. Это ж только в фильмах у немцев автоматы, а тогда у них только винтовки были. Из нее много не постреляешь, поэтому то и не страшно было, что застрелят. Вообще страшно не было.
Слышу рычание. Как медведь голодный под ухом. Голову повернул, а там монстр настоящий. Пашка Синицын. Лоб здоровый, метра два в высоту, рожа перекошенная, на подбородке слюна висит и кричит. Хотя криком это назвать трудно. Рычал он, как зверина. Немца на штык посадил и как перекинет через себя, ровно пушинку. Я видел, как крестьяне так сено перекидывали. Другому сапогом в грудь ударил. Так этот немец, на добрый метр улетел. Третий прикладом получил, да так, что намертво упал. А Паше мало. Как заорет и дальше побежал.
А потом как слышу:
- Хлопцы, бежит немец! Сдюжим! К церкви бежит! Гони их поганым сапогом! Ура!
Так и погнали немца из поселка этого. Далеко угнали. Чтоб наверняка. Пытались они вернуть его, да только мы там намертво окопались. Не пустили гадов. До самого конца сидели. Ни танки нас турнуть оттуда не смогли, не самолёты, не пехота.
Вот так мы и освободили Спартановку от фашисткой гадины. Сколько хат спалили, людей постреляли, скотины заморили. Они успели поплатиться за каждую отнятую жизнь. Как сказал наш командир - «Получили железный крест на могилку»
С этого дня группа советских войск в Спартановке в документах стала называться группой Горохова, и сражалась до января 1943 года, когда было сломлено сопротивление окруженных немцев.
V
«Наши солдаты мужественно защищают каждое здание, каждый метр родной земли. В одной из контратак отряд комполка майора Савкина попал в отчаянное положение, их окружили враги, они бились до последнего патрона и погибли, как герои, но не сдались» - Виктор Осмоловский. 351-й стрелковый полк
Моё имя Григорий Полянин. Я последний выживший из отряда майора Савкина. Если вы это читаете, то мне уже не помочь. Немцы прижали нас в одном из зданий. Товарищ майор и остальные остались на втором и третьем этаже. Я успел подняться на четвертый этаж, но бежать некуда. До этого немцы боялись подойти к нашей позиции на расстоянии выстрела, но сегодня ночью они каким-то образом пробрались в дом и убили двух наших. Сорокина и Токарева. Остальные в этот момент спали. Проснулись мы, когда было слишком поздно. Они уже заняли весь первый этаж. К рассвету, из десяти человек нас осталось четверо. Я, товарищ майор, пулеметчик Семёнов и рядовой Носков. Проклятые фрицы загнали нас в угол. Семёнова тяжело ранили. Отчаявшись, он подорвал себя гранатой вместе с несколькими гитлеровцами. Носков попытался прорваться при помощи немецкого автомата, но у него не вышло. Майор Савкин застрелился, чтобы не попасть в плен к врагу. Я поднялся на четвертый этаж, но мне прострелили бедро и я истекаю кровью. Напоследок я успел прихватить пистолет майора. Ему он все равно уже не к чему, а мне напоследок сгодиться. Я уже слышу как они поднимаются по лестнице.
Прощайте и простите меня за все, пожалуйста, мама, сестренка и отец. Я всех вас очень люблю. Немецкая гадина не пройдёт. Мы её не пустим. Победа будет за нами!
Письмо Полянина позже было обнаружено советскими солдатами и передано семье. За проявленную храбрость и мужество, бойцы отряда Савкина были награждены Орденом Красного Знамени. Посмертно.