– Роботы загрустили, ваше превосходительство.
– Что-о?
– Война, ваше превосходительство. Похоже, она угнетающе на них действует. В их характере чувствуется какая-то усталость от мира или, лучше сказать, от Вселенной.
– Что же тут плохого? От них как раз и требуется содействовать ее уничтожению.
– Да, но только, ваше превосходительство, им это кажется сложным. Ими овладела какая-то апатия. Они разучились всецело отдаваться делу. Какого-то огонька не хватает.
– Что вы, собственно, хотите сказать?
– Ну мне кажется, что их что-то очень сильно удручает, ваше превосходительство.
– С чего вы взяли?
– Гм, тут было несколько вылазок силами роботов. Вы знаете, такое впечатление, что они идут в бой, берут оружие на изготовку и вдруг их точно посещает мысль: «К чему напрягаться? Что это все в космическом масштабе?» И вид у них становится какой-то слегка усталый, мрачноватый такой.
– И что они тогда делают?
– Э… э, в основном решают квадратичные уравнения, ваше превосходительство. Дьявольски непосильные даже для роботов. А потом хандрят.
– Хандрят?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Слыханное ли дело, чтобы роботы хандрили?
– Не могу сказать, ваше превосходительство.
– Что это за шум?
Шумел Зафод, протискиваясь в шахту. Голова у него шла кругом.
В глубоком колодце тьмы сидел робот-калека. В этой железной тьме царила тишина. Также здесь было холодно и сыро, но, будучи машиной, робот не был приспособлен замечать подобные вещи. Однако ценой гигантского напряжения воли он заставлял себя замечать их.
Его мозг был подключен к главному интеллектуальному процессору криккитского Воен-Компьютера. Ничего приятного для себя робот в этом общении не находил. Надо сказать, что главный интеллектуальный процессор криккитского Воен-Компьютера платил ему взаимностью.
|
|
Криккитские роботы подобрали это злосчастное стальное создание в болотах Беты Прутивнобендзы, так как чуть ли не с первого взгляда обратили внимание на гигантскую мощь его интеллекта, который мог им весьма сгодиться.
Однако от них укрылся сопутствующий этому умственному потенциалу жестокий душевный надлом. Причем холод, тьма, сырость, теснота помещения и одиночество подействовали на него отнюдь не в лучшую сторону.
Робот был недоволен навязанным ему делом.
Помимо всего прочего, работа над координацией военной стратегии целой планеты спасала от безделья лишь крохотную частичку его великолепного мозга. Остальные электронные извилины ужасно соскучились. Трижды найдя решение всех основных математических, физических, химических, биологических, социологических, философских, этимологических, метеорологических и психологических проблем во Вселенной (кроме своих собственных), он совсем измаялся праздностью и с горя взялся сочинять короткие жалобные песенки без складу и ладу. Сейчас он работал над колыбельной.
Мир покрыла темнота,
– завывал Марвин,
Только мне она не светит, Инфракрасные зрачки Видят круглосуточно всю мерзость, Ненавижу, ночь, тебя.
Он помедлил, набираясь творческих и душевных сил перед новой строфой.
Я укладываюсь спать, Электроовец считать, Не желайте снов мне сладких, Лучше ими подавитесь, Ненавижу, ночь, тебя.
– Марвин! – прошипел кто-то во тьме.
Робот вскинул голову, чуть не оборвав замысловатую паутину электродов, которая связывала его со средоточием криккитского Воен-Компьютера.
|
|
Он увидел распахнутый вентиляционный люк, из которого выглядывала нечесаная голова. Другая нечесаная голова пыталась ускорить события, беспокойно стреляя глазами по сторонам.
– А, это вы, – пробормотал робот. – Я предполагал подобный вариант.
– Здорово, браток, – удивился Зафод, – это ты сейчас пел?
– Я, – с горечью признался Марвин, – нахожусь сейчас в крайне безупречной форме. Просто блистаю.
Зафод высунул головы из люка и осмотрелся по сторонам:
– Ты один?
– Да, – сообщил Марвин. – Сижу одиноко в темнице сырой, тоска и страдание – мои верные спутники. А также мой гигантский интеллект. И бездонное отчаяние. И…
– Ага, понял, – прервал его Зафод. – Слушай, а ты-то как со всем этим связан?
– Вот, – пояснил Марвин, указывая той рукой, что поздоровее, на дремучую сеть электродов, связующую его с криккитским компьютером.
– Раз так, – растерянно молвил Зафод, – я тебе, наверное, обязан жизнью. Дважды.
– Трижды, – уточнил Марвин.
Зафод резко повернул голову (вторая голова зорко уставилась совершенно не в ту сторону) – как раз вовремя, чтобы наблюдать, как подкравшийся к нему сзади ужасный боевой робот, дымясь, забился в конвульсиях. Неуклюже попятившись назад, робот уткнулся спиной в стену, сполз на пол и, поерзав на месте, привалился щекой к стене, после чего безутешно зарыдал.
Зафод опять поглядел на Марвина.
– Ну и мироощущение у тебя, – заметил он.
– Даже не спрашивайте, – ответил Марвин.
– Не буду, – пообещал Зафод. И сдержал обещание. – Слушай, – заявил он,
|
|
– у тебя классно получается.
– Полагаю, это значит, – парировал Марвин, придя к этому логическому умозаключению силами какой-то 0,00000000000001 своего светлого разума, – что вы не планируете меня освобождать или предпринимать что-либо еще подобное в этом направлении.
– Старик, ты же знаешь, я бы с радостью.
– Бы.
– Бы.
– Ясно.
– У тебя отлично получается.
– Ну да, – заметил Марвин. – Зачем прерываться, когда чаша страданий едва-едва переполнилась?
– Мне нужно найти Триллиан и ребят. Слушай, ты не догадываешься, где они? Я-то без понятия – хоть всю планету обшаривай. А это дело долгое.
– Они очень близко отсюда, – скорбно сказал Марвин. – Если хотите, можете понаблюдать за ними отсюда по монитору.
– Я лучше к ним пойду, – рассудил Зафод. – Э-э, вдруг им нужна помощь, мало ли что?
– Возможно, будет лучше, – произнес Марвин (и тут в его замогильный голос вплелась неожиданная нотка властности), – если вы ограничитесь наблюдением отсюда по монитору. Эта юная особа, – добавил он внезапно, – одна из наименее блаженно безмозглых форм органической жизни, с которыми меня, к моему глубочайшему неудовольствию, не смогла свести моя злая судьба.
Несколько минут Зафод блуждал по этому лабиринту отрицаний, пока не прошел его до конца. И удивился.
– Триллиан? – воскликнул он. – Эта малютка? Складненькая, конечно, но нрав тот еще. Сам знаешь, каково с ними, с бабами. А может, не знаешь. А если знаешь, то не хотел бы я этого слышать… Ладно, врубай ящик.
–…настоящими марионетками.
– Чего? – воскликнул Зафод.
Слова были произнесены голосом Триллиан. Зафод обернулся.
На стене, у которой рыдал криккитский робот, засветилось изображение какого-то другого зала, затерянного где-то в недрах Робот-Воен-Зон. По-видимому, там происходил военный совет – точно Зафод определить не мог, так как робот заслонял экран.
Он попытался спихнуть робота с места, но тот, придавленный гнетом своего тяжкого горя, полез кусаться. Пришлось оставить его в покое и напрячь зрение.
– Вы только задумайтесь, – продолжал голос Триллиан, – ваша история – это же просто череда феноменально невероятных событий. Поверьте моему опыту, в чем-чем, а в невероятностях я разбираюсь. Для начала – ваша полная изоляция от Галактики. Абсолютно беспримерная ситуация. Планета на самом ее краю, да еще и внутри Пылевого Облака. Это явно подстроено нарочно.
Зафод весь кипел оттого, что не мог видеть экран. Голова робота заслоняла людей, к которым обращалась Триллиан, универсальная боевая бита
– фон, а локоть руки, трагически подпиравшей его лоб, – саму Триллиан.
– Далее, – продолжала Триллиан, – пресловутый звездолет, потерпевший крушение на вашей планете. Заурядное событие? Вряд ли. Вы представляете себе, как мала вероятность, что курс звездолета и орбита какой-нибудь планеты случайно скрестятся?
– Привет, – прокомментировал Зафод, – она сама не знает, что болтает. Видел я этот звездолет. Чистой воды липа. Ежу понятно.
– Я это предполагал, – раздался из темницы голос Марвина.
– Как же, как же, – парировал Зафод. – Только что от меня услышал. Ладно, я все равно не понимаю, при чем тут эта фигня.
– А тем более, – продолжала Триллиан, – вероятность того, что он пересечет орбиту единственной планеты в Галактике или вообще во всей известной мне Вселенной, для которой его появление будет сильнейшей душевной травмой. Знаете, какова вероятность? И я тоже не знаю – вот как она мизерна. Значит, это вновь подстроено нарочно. Не удивлюсь, если звездолет окажется фальшивкой.
Зафоду удалось сдвинуть биту робота. За ней на экране оказались фигурки Форда, Артура и Слартибартфаста. Вид у них был крайне ошарашенный.
– Эй, погляди, – радостно воскликнул Зафод. – Ребята держат нос кверху. Гип-гип-ура! Дайте им жару, ребята!
– Ну а вся эта технология, которой вы с бухты-барахты овладели буквально за ночь? Большинству цивилизаций потребовались бы тысячелетия и тысячелетия. Кто-то снабжал вас необходимой информацией, кто-то вас опекал. Я знаю, знаю, – отреагировала Триллиан на возражения кого-то, невидимого Зафоду, – я знаю, что вы не отдавали себе отчета в происходящем. Именно об этом я и говорю. Вы так ничего и не заметили. Наподобие бомбы-сверхновой.
– А вы-то о ней откуда знаете? – спросил невидимый оппонент.
– Просто знаю, – сказала Триллиан. – Думаете, я поверю, что у вас одновременно хватило ума ее изобрести и хватило глупости не сообразить, что вы и себя взорвете? Это даже не идиотизм, а полная тупость.
– Эй, а что это за бомба такая? – тревожно обратился Зафод к Марвину.
– Бомба-сверхновая? – уточнил Марвин. – Чрезвычайно компактная бомба.
– Да?
– Которая может уничтожить Вселенную, выражаясь по-латыни, in toto. Полностью. По мне, блестящая идея. Правда, им не удастся ее воплотить.
– Это почему же, если она такая мощная?
– Бомба-то мощная, – пояснил Марвин, – но их головы нет. К тому времени когда их заточили в коконе, они успели разработать ее проект. А все последние пять лет создавали опытную модель. Они думают, что сделали все правильно, но это не так. Степенью своей глупости они ничуть не уступают всем остальным формам органической жизни. Я их ненавижу.
Триллиан продолжала говорить.
Зафод попытался схватить криккитского робота за ногу, но тот принялся лягаться и рычать, а потом заквакал в новом приступе горьких рыданий. Наконец робот рухнул на пол, где и продолжал изливать свои чувства в лежачей позе, никому не мешая.
Триллиан одиноко стояла в центре зала. Выглядела она устало, но ее глаза горели яростным огнем.
К ней были обращены бледнокожие, изборожденные морщинами лица Старейших Повелителей Криккита, застывших на своих местах за широким пультом управления. Они смотрели на девушку с бессильным страхом и ненавистью.
Перед ними, на равном расстоянии от пульта и серединой зала, где, точно в зале суда, стояла Триллиан, возвышалась изящная белая колонна фута в четыре высотой. На ее верхушке находился белый шар. Маленький, не более четырех дюймов в диаметре.
У колонны нес стражу криккитский робот с универсальной битой наготове.
– Собственно, – пояснила Триллиан (она обливалась потом, Зафоду показалось, что это весьма некстати, учитывая ситуацию), – вы такие дремучие идиоты, дремучесть ваша такова, что я сомневаюсь, ОЧЕНЬ СОМНЕВАЮСЬ, что вы смогли правильно собрать бомбу без помощи Хактара.
– Что это еще за Хактар? – спросил Зафод, расправляя плечи.
Если Марвин и ответил, Зафод его не услышал. Все его внимание было приковано к экрану.
Один из Старейших сделал еле заметный знак роботу-часовому. Тот замахнулся битой.
– Ничего не могу сделать, – сказал Марвин. – Он подключен к автономной сети.
– Подождите, – молвила Триллиан.
Старейший сделал рукой другой знак. Робот замер. Триллиан внезапно сникла, точно разуверившись в собственных словах.
– А откуда ты все это знаешь? – спросил Зафод у Марвина.
– Компьютерные архивы, – пояснил тот. – У меня есть к ним доступ.
– Не правда ли, вы очень не похожи, – сказала Триллиан Старейшим, – на ваших братьев-соотечественников, что живут там, внизу, на планете. Всю свою жизнь вы провели здесь, не защищенные атмосферой. Вы очень уязвимы. Знаете, ваш народ охвачен великим страхом. Они не хотят, чтобы вы это делали. Вы потеряли связь с народом. Почему бы вам не спросить у него совета?
Старейший потерял терпение. И сделал роботу-часовому знак, прямо противоположный знаку, который сделал ранее.
Робот размахнулся битой. Ударил ею по белому шарику.
Белый шарик представлял собой пресловутую бомбу-сверхновую.
То была маленькая, просто крохотная бомба, предназначенная для уничтожения всей Вселенной.
Бомба-сверхновая рассекла воздух и ударилась в стену зала заседаний, оставив на ней уродливую выбоину.
– Ну а она-то откуда все это знает? – вопросил Зафод.
Марвин мрачно молчал.
– Наверно, просто блефовала, – рассудил Зафод. – Бедная девочка. Какая же я свинья, что бросил ее одну.
– Хактар! – вскричала Триллиан. – Что ты задумал?
Окрестная тьма отвечала гробовым молчанием. Триллиан продолжала ждать, нервно переминаясь с ноги на ногу. Она была уверена в правоте своей догадки. Она попыталась вглядеться в мрак, из которого ждала хоть какого-то ответа. Ничего. Только студеное безмолвие.
– Хактар? – вновь позвала она. – Я хотела бы познакомить тебя с моим другом, Артуром Дентом. Я хотела улететь с Тором-Громовержцем, но он меня не пустил, и я ему за это благодарна. Он заставил меня разобраться в моих чувствах. К сожалению, Зафод слишком испугался всех этих дел, так что взамен я привела Артура. Не знаю, зачем я тебе все это говорю. Хактар? – вновь воззвала она. – Хактар?
И тогда послышался ответ.
То был слабый, срывающийся голос, точно отголосок принесенного ветром дальнего крика, точно полувнятное воспоминание или сон.
– Если хотите, выйдите оба наружу, – сказал голос. – Даю слово, вам абсолютно ничто не угрожает.
Триллиан с Артуром переглянулись – и, сами себе не веря, вышли наружу по дорожке света, которая исходила из распахнутого люка «Золотого сердца» в смутную, гранулированную тьму Пылевого Облака.
Артур потянулся взять подругу за руку, чтобы поддержать и успокоить, но она отстранилась. Тогда он прижал к себе свой портплед с банкой греческого оливкового масла, полотенцем, мятыми видами Санторини и прочим барахлом. За неимением лучшего, пришлось поддержать и успокоить портплед.
Их ступни опирались на ничто (или лучше сказать, ни на что не опирались?). И вокруг было сплошное ничто.
Густое, пыльное ничто. Каждая частичка порошка, в который Кремнезубые Бронескорпионы стерли свой суперкомпьютер, тускло мерцала рассеянным солнечным светом, медленно вращаясь. Каждая частичка компьютера, каждое зернышко пыли содержало в себе слабое, усталое подобие модели целого. Стерев компьютер в порошок, Кремнезубые Бронескорпионы Стритизавра не убили его, но лишь искалечили. Хрупкие силовые – точнее, слабосильные – линии электрического поля обеспечивали непрочные связи между частичками.
Артур и Триллиан стояли, вернее сказать, парили посреди этого странного организма. Воздуха для дыхания тут не имелось, но в данный момент это было как-то не важно. Хактар сдержал слово. Им ничто не угрожало. Пока.
– В плане гостеприимства я не могу вам предложить ничего, – слабо молвил Хактар, – кроме оптических обманов. Однако и посредством оптического обмана можно создать уют, если больше ничем не располагаешь.
Его голос истаял, как дым, и из темных клубов пыли сгустился длинный диван, обитый веселеньким цветастым бархатом.
Сознание Артура едва вынесло тот факт, что это был тот же самый диван, что встретился ему на лугах доисторической Земли. Его охватило желание крепко поругаться с Вселенной – авось отучится устраивать ему такие нелепые, умопомрачительные розыгрыши.
Победив в себе это чувство, он присел на диван – осторожно-осторожненько. Триллиан устроилась рядом.
Диван был настоящий.
По крайней мере если он и был ненастоящий, то все же держал их на себе, а поскольку именно это от дивана и требуется, то в реальности дивана сомневаться не стоило.
Голос, прилетевший на крыльях солнечного ветра, снова заговорил с ними:
– Надеюсь, вам удобно.
Они кивнули.
– И я хотел бы поздравить вас с тем, что вы оказались правы в своих умозаключениях.
Артур поспешил пояснить, что сам-то он никаких особенных умозаключений не делал – вся честь принадлежит Триллиан. Она просто позвала его с собой, потому что он интересуется жизнью. Вселенной и всякими такими вещами.
– Я разделяю ваши интересы, – выдохнул Хактар.
– Ну, – сказал Артур, – надо бы как-нибудь об этом поболтать. За чашкой чая.
И тут перед ними постепенно материализовался низкий деревянный столик, на котором стояли серебряный заварочный чайник, фарфоровый молочник, фарфоровая сахарница и две фарфоровые чашки с блюдцами. Причем фарфор был вполне определенного сорта – с детства знакомый нашим героям так называемый «твердый английский».
Артур потянулся к столику, но то был всего лишь оптический обман. Он вновь откинулся на спинку дивана, который хотя бы казался его телу весьма комфортабельной иллюзией.
– Почему ты пришел к мысли уничтожить Вселенную? – спросила Триллиан.
Ей было трудновато говорить с пустотой, где было не на чем остановить взгляд. Очевидно, Хактар это заметил. Он испустил хриплый смешок призрака.
– Раз уж беседа приняла такое русло, – заявил он, – давайте подберем подходящую обстановку.
И перед ними материализовалось нечто новенькое. То было тусклое, мерцающее подобие кушетки – кушетки того типа, какие стоят в кабинетах психоаналитиков. Блестящая кожаная обивка смотрелась помпезно, но это был такой же оптический обман, как и предыдущие.
Вокруг Артура и Триллиан, для полного комплекта, закачались дубовые панели стен. А затем на кушетке появился Хактар собственной персоной. То есть его изображение – и такое, что глаза лезли на лоб.
Кушетка имела нормальные габариты для кушетки психоаналитика – примерно пять-шесть футов в длину.
Компьютер имел нормальные габариты для черного орбитального компьютера
– примерно тысячу миль в диаметре.
А от полной иллюзии, что компьютер, словно так и надо, лежит на кушетке, глаза буквально лезли на лоб.
– Хорошо, – твердо сказала Триллиан и встала с дивана. Она чувствовала, что ее нарочно убеждают устроиться поуютнее и смириться с уймой иллюзий. – Отлично, – сказала она. – А ты и реальные вещи можешь творить? Я хочу сказать, материальные объекты?
И вновь ответ последовал лишь после паузы, словно распыленному в порошок разуму Хактара требовалось собрать свои мысли со всех миллионов и миллионов миль, по которым они были разбросаны.
– А, – вздохнул он. – Вы думаете о звездолете.
Нашим героям казалось, что мысли Хактара катятся мимо них и мимо них, подобно парусным волнам эфира.
– Да, – признался он. – Я могу. Но это требует гигантских затрат труда и времени. Видите ли, все, на что я способен в моем… пылеобразном состоянии, это воодушевлять и направлять. Воодушевлять и направлять. И направлять…
Подобие Хактара на кушетке закачалось и замерцало, словно ему было трудно сохранить визуальный облик.
И вновь окрепло.
– Я могу воодушевлять и направлять, – поведал он, – крохотные обломки космического мусора – случайный мимолетный метеор, горстку молекул, кучку атомов водорода, – чтобы они двигались вместе. Я воспитываю в них сплоченность. Я могу хитростью заставить их составить определенную форму, но это отнимает не одну вечность.
– Итак, это ты сделал модель потерпевшего крушение звездолета? – вновь спросила Триллиан.
– Э… э, да, – пробормотал Хактар. – Я сделал… кое-какие объекты. Я могу их передвигать. Я создал звездолет. Это казалось лучшим средством.
Тут что-то заставило Артура схватить с дивана свой портплед и крепко прижать к себе.
Мгла древнего распыленного сознания Хактара заклубилась вокруг, точно в нем всколыхнулись тревожные сны.
– Я, знаете ли, раскаялся, – пробормотал он скорбно. – Я раскаялся в своем саботаже против собственного же изобретения для Кремнезубых Бронескорпионов. Я не имел права разрешать подобные вопросы. Я был создан, дабы осуществить мою функцию – и изменил ей. Я предал самого себя.
Хактар вздохнул. Триллиан с Артуром молча ждали продолжения рассказа.
– Вы правы, – молвил он наконец. – Я сознательно вынянчил планету Криккит, чтобы ее обитатели пришли к тому же расположению духа, что и Кремнезубые Бронескорпионы, и попросили меня изобрести бомбу, которую я отказался создать в первый раз. Я окутал собой планету и принялся корректировать ее жизнь. Под воздействием событий, которые мне удалось подстроить, и влияния, которое я был способен оказывать, они научились маниакальной ненависти. Пришлось заставить их жить в небе. На поверхности мое влияние было слишком слабым. Конечно, когда их заточили в темпорально-канительном коконе и наша связь прервалась, они лишились уверенности в себе и потеряли голову. Ну что ж, ну что ж, – добавил Хактар, – я только пытался осуществить мою функцию.
И медленно-медленно, пылинка за пылинкой, кусочек за кусочком, оптические «обманки» в толще облака стали тускнеть, тихо испаряться.
Но внезапно вновь обрели плотность.
– Правда, тут дело еще и в мести, конечно, – заявил Хактар с неожиданной резкостью. – Не забывайте, что меня стерли в порошок и бросили полуживым калекой на биллионы лет. Не кривя душой, признаюсь, что мне весьма импонирует идея покончить со Вселенной. Поверьте, на моем месте вы чувствовали бы то же самое.
Он вновь помолчал. Мелкие вихри разбежались по толще Пыли.
– Но прежде всего, – проговорил он с прежней тоской в голосе, – я пытался осуществить мою функцию. Ну что ж…
Триллиан спросила:
– Вас печалит, что вы потерпели неудачу?
– Потерпел ли я неудачу? – прошептал Хактар.
Подобие компьютера на кушетке психоаналитика вновь стало медленно таять.
– Ну что ж, ну что ж… – вновь произнес тающий голос. Нет, – теперь неудачи меня не печалят.
– Вы знаете, что мы обязаны сделать? – спросила Триллиан холодным, деловитым тоном.
– Да, – ответил Хактар, – вы собираетесь меня рассеять. Вы собираетесь разрушить мое сознание. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно – после всех этих вечностей забвение – все, о чем я мечтаю. Если я еще не осуществил мою функцию, то теперь уже слишком поздно. Благодарю вас, и доброй вам ночи.
Диван исчез.
Столик с чаем исчез.
Кушетка и компьютер исчезли. Стены испарились. Артур и Триллиан вернулись по зыбкой глади световой дорожки на «Золотое сердце».
– Да-а, – резюмировал Артур, – такие вот дела.
Языки пламени перед его носом взметнулись высоко и тут же опали. Блеснуло несколько искр – и огонь погас, оставив Артуру лишь кучку Пепла, который несколько минут назад был Деревянным Столбом Природы и Духовности.
Он выгреб Пепел со дна гамма-шашлычницы «Золотого сердца», ссыпал в бумажный пакет и вернулся на мостик.
– Думаю, мы должны вернуть его обратно, – сказал он. – Так требует моя совесть.
Он уже поспорил со Слартибартфастом по этому поводу, в результате чего старец страшно обиделся. Он вернулся на свой «Бистроматолет», вступил в яростные пререкания с официантом и исчез в чаще чисто субъективных представлений о пространстве.
Спор случился из-за того, что предложение Артура вернуть Пепел на крикетную площадку «Лордз» в самый миг их похищения предполагало путешествие в прошлое примерно на сутки назад, то есть пустое и бесцеремонное засорение времени, столь ненавистное активистам Движения за Реальное Время.
– Да, – сказал Артур, – но идите втолкуйте это Крикетной федерации. – И уперся на своем. – Думаю, – начал он повторять свою фразу – и умолк. Он решил повторить свои слова, так как в первый раз все пропустили их мимо ушей. А умолк он потому, что понял – еще долго никому не будет до него никакого дела.
Форд, Зафод и Триллиан пристально вглядывались в экран обзора. Хактар разрушался под давлением вибрационного поля, которое накачивало в его тело «Золотое сердце».
– Что он сказал? – спросил Форд.
– По-моему, я расслышала, – проговорила Триллиан озадаченно, – он сказал: «Что сделано, то сделано… Моя функция выполнена…»
– Думаю, мы должны вернуть его обратно, – сказал Артур, высоко подняв пакет с Пеплом. – Так требует моя совесть.
Лучи солнца безмятежно освещали пепелище былой крикетной площадки «Лордз».
Еще курился дым над тлеющей травой – ужасным следом криккитских роботов, похитивших Пепел. Перепуганные люди метались в дыму, сталкиваясь друг с другом, спотыкаясь о носилки, попадаясь прямиком в руки полицейских, которые взялись арестовывать кого попало.
Один полисмен попытался было задержать Охмешконасыпателя Конца-Краю-Не-Знающего за хулиганство, но серо-зеленый долговязый инопланетянин ускользнул на свой корабль и надменно улетел, что еще более усугубило панику и столпотворение на земле.
И тут-то посреди газона, второй раз за этот день, внезапно материализовались Артур Дент с Фордом Префектом (собственно, они телепортировались с «Золотого сердца», припаркованного на земной орбите).
– Я могу все объяснить! – провозгласил Артур. – Пепел у меня! Вот в этом пакете!
– По-моему, ты им неинтересен, – заметил Форд.
– Кроме того, я содействовал спасению Вселенной, – сообщил Артур всем, кто был готов его слушать. Иными словами, никому. – Хм, таким заявлением можно было бы толпу остановить, – пробормотал он.
– Фокус не удался, – возразил Форд.
Тогда Артур атаковал пробегавшего мимо полисмена:
– Извините. Пепел. Он у меня. Те белые роботы похитили его несколько минут назад. Вот он, в этом пакете. Видите ли, он был частью Ключа от темпорально-канительного кокона, и, ну сами можете догадаться, суть в том, что он у меня и что мне с ним сделать?
Полисмен сказал Артуру, что сделать с Пеплом. Однако эти указания явно следовало понимать в фигуральном смысле.
Артур печально побрел куда глаза глядят.
– Неужели всем наплевать? – вскричал он.
Какой-то пробегавший мимо человек толкнул его под локоть, и содержимое пакета просыпалось на землю. Артур замер над рассыпанным Пеплом, закусив губу.
Форд окинул его взглядом.
– Ну что, сматываемся? – поинтересовался он.
Артур испустил глубокий вздох. Потом обвел глазами планету Земля, не сомневаясь, что видит ее в последний-распоследний раз.
– Ладно, – обронил он.
В этот миг он узрел в разрыве дымовой завесы чудом уцелевшую крикетную калитку.
– Погоди минутку, – сказал он Форду. – Когда я был маленьким…
– Потом расскажешь, ладно?
–…то очень увлекался крикетом, знаешь ли, вот только получалось у меня не очень.
– Или вообще не получалось, если Тебе так больше нравится.
– И у меня была мечта, довольно дурацкая, что однажды мне выпадет честь выйти на площадку «Лордз» в качестве нападающего.
Оглядев охваченную паникой толпу, он пришел к выводу, что возражать никто не будет.
– Ладно, – устало выдохнул Форд. – Только в темпе. Я буду вон там. Подыхать со скуки, – добавил он. И отойдя в сторону, уселся на тлеющую траву.
Артур помнил, что во время их первого визита на площадку в тот день крикетный мяч залетел прямо к нему в сумку, а потому принялся в ней рыться.
И только уже найдя мяч, сообразил, что сумка уже не та, с которой он был здесь в прошлый раз. Однако же вот он, мяч, лежит себе среди греческих сувениров.
Он вынул мяч, обтер его полой халата, плюнул на него и еще раз обтер. Поставил сумку на землю. Если уж играть, так делать все профессионально.
Перекинул маленький красный мячик с ладони на ладонь, наслаждаясь его тяжестью.
Чувствуя себя легким и безмятежным, как птица, он засеменил прочь от калитки. Он решил бежать в среднебыстром темпе, а потому отмерил хорошую, длинную дистанцию для пробежки.
Поднял глаза в небо. Там кружились птицы и неслись стайками белые облака. Людские крики и стоны, сирены «скорой помощи» и полиции раздирали воздух в клочья, но Артур ощущал себя странно счастливым, огражденным невидимой завесой от всей этой кутерьмы. Ему предстояло сыграть в крикет на площадке «Лордз».
Обернувшись к калитке лицом, он отбил нетерпеливую чечетку своими шлепанцами. Расправил плечи, подбросил мяч в воздух и поймал его на лету.
И побежал к калитке.
На бегу он увидел, что у калитки стоит защитник.
«Кайф, – подумал он, – тем интереснее…»
Подбежав поближе, вгляделся пристальнее… Защитник, застывший наготове у калитки, не принадлежал к команде Англии. И к команде Австралии он тоже не имел отношения. То был представитель команды криккитских роботов. Холодный, беспощадный белый робот-киллер. Видимо, он не последовал за своими коллегами на корабль.
Тут в разуме Артура Дента столкнулось сразу несколько мыслей, но прекратить бег он был не в силах. Время поползло с ужасной, умопомрачительной медлительностью – и тем не менее ноги Артура почему-то не желали останавливаться.
Двигаясь словно сквозь патоку, он медленно повернул свою несчастную голову и поглядел на свою собственную руку, руку, которая сжимала твердый красный мячик.