Тактические выводы съезда еще более поражают своей нищетой. Если не считать предложения профессорам заниматься распространением знаний по основным вопросам конституционного права, то останется одна чисто отрицательная тактическая директива: профессора отныне отказываются каким бы то ни было образом поддерживать практику полицейско-бюрократического воздействия на учащееся юношество.
Мы уже сказали, что союз инженеров сложился около того же времени, что и союз профессоров. Периодические возмущения пролетариата, вызываемые общим социально-правовым укладом и приводящие к сложным коллизиям капитала, труда и власти, все чаще и чаще ставили инженеров, находящихся, по образному выражению юго-западной группы, между молотом капитала и наковальней труда, в безвыходное положение и лишали их условий "спокойной и достойной работы". Таким образом, несомненно, что общественно-профессиональные условия, страшно отягчившиеся "грубой междоусобной войной труда и капитала", заставили инженеров понять полное "несоответствие новых экономических устоев с обветшалыми политическими формами". Борьба за создание условий спокойной и достойной работы превратилась в борьбу за конституционные гарантии государственной жизни. Для борьбы за эти гарантии 5 декабря образовался в Петербурге союз инженеров и техников разных специальностей. Задачи, которые он себе ставил, меньше всего отличались определенностью: 1) изучение социальных условий, в каких работает русская промышленность, 2) изыскание и проведение в жизнь улучшения этих условий (sic!)*. Союз, по-видимому, мечтал вначале легализоваться, так как весь декабрь бюро занималось разработкой каких-то основ деятельности союза, но нагрянувшие январские события, как объясняет обстоятельный доклад бюро ("Право", N 11), не позволили ждать выработки какого-нибудь устава, и союз решил считать себя фактически существующим. Дальнейшая практика упрочила этот метод, так как для всех стало ясным, что легализованные общества имеют пред неосвященными, но фактически существующими лишь ту привилегию, что могут быть по произволу закрыты администрацией.
|
/* Возможно, впрочем, что эта сугубая неопределенность, не только содержания, но и формы, сознательно учинена "страха ради цензорска". Мы должны оговориться, что все наши цитаты сделаны не по подлинным документам, но по их нередко подчищенным воспроизведениям в прессе. За всякие поправки мы были бы крайне обязаны. Эти данные нужны будут будущему историку нашего замечательного времени./
Январские события временно оживили деятельность союза. Он оказывал материальную помощь раненым и семьям жертв 9 января, затем взял на себя инициативу в устройстве столовых для пролетарских детей, голодом которых их отцы оплачивают свою борьбу за лучшее будущее для новых поколений...
Мы уже знаем об интересной записке союза по поводу действительных причин рабочего движения, представленной через г. Витте комитету министров. Союз постановил поддерживать своих пострадавших членов и выразил принципиальное порицание инженерам, выполняющим полицейские функции выуживания "неблагонадежных" рабочих. Далее, когда затея с комиссией сенатора Шидловского закончилась жалким фиаско, благодаря принципиальной настойчивости и образцовой выдержке представителей петербургского пролетариата, и когда власти стали срывать сердце на отдельных выборщиках, подвергая их всяческим карам, вплоть до побоев, союз инженеров публично протестовал против чисто провокаторской роли, разыгранной г. Шидловским. Если еще упомянуть о протесте союза по поводу бакинского диавольского шабаша, подготовленного полицейски-разбойничьей политикой кавказской администрации, то мы получим более или менее полный очерк деятельности союза за этот первый период.
|
Юго-западные инженеры, умудренные, по собственной рекомендации, значительным жизненным опытом, достаточно дисциплинированные своими научными познаниями (и солидными окладами?) и гарантированные поэтому от всех необдуманных и незрелых решений, обещали "в самом непродолжительном времени выступить с солидно-мотивированными заявлениями и ходатайствами как перед представителями местной власти, так и перед высшими правительственными органами страны".
К сожалению, нам совершенно неизвестно, каковы были реальные плоды для счастья и благоденствия юго-западной России от этой патентованной в своей зрелости политической тактики, состоящей в представлении солидно-мотивированных ходатайств достаточно дисциплинированными ходатаями.
22-24 апреля на делегатском съезде*120, сперва заседавшем в Петербурге, а затем вынужденном se retirer sur le sol hospitalier de Finlande (отступить на гостеприимную почву Финляндии, как значилось в приветственной телеграмме, посланной обществу финляндских инженеров), союз получил всероссийскую организацию - в его состав вошло около 3.000 человек - и выработал так называемую платформу... Всенародное Учредительное Собрание, предоставление избирательного права женщинам, право на национальное самоопределение, гарантируемое конституцией, немедленное провозглашение публичных прав - такова политическая часть "платформы". Основными задачами рабочего законодательства съезд провозгласил: прогрессивное уменьшение (sic!) рабочего дня до 8 часов и государственное страхование рабочих. Съезд признал, далее, необходимой коренную аграрную реформу, но совершенно не определил ее оснований.
|
Тактические резолюции союза имеют по преимуществу отрицательный характер: признано несовместимым с достоинством инженера обращение к вооруженной силе при конфликтах труда с капиталом, исключение рабочих по полицейским спискам, репрессии за празднование 1 мая и пр. и пр.
Из докладов, чтение которых предшествовало выработке программных резолюций, выяснилось, как гласит отчет о первом заседании, что союзы всюду возникали под влиянием вестей из столицы и особенно после 9 января. Находим необходимым это не только отметить, но и подчеркнуть.
Предварительный съезд столичных и провинциальных журналистов 3-4 марта 1905 г., который нам уже известен по своей резолюции относительно совещания гофмейстера Булыгина, подготовил посредством избрания бюро первый всероссийский съезд журналистов, заседавший в Петербурге с 5 по 8 апреля и положивший основание союзу российских писателей. На первом же заседании наметились, по классификации "Новостей"*121, два противоположных течения: более умеренное и более радикальное, причем восторжествовало первое. В красиво построенной речи г. Короленко*122 демонстрировал не "более умеренное", но более, чем умеренное течение русской демократии.
Г. Короленко нарисовал свое тревожное настроение - и нарисовал в таких характерных красках, что мы не подобрали бы для этого настроения другого имени, как политическая жуть. Снизу катится что-то большое, темное, гневное, рокочущее - и наступает все ближе и ближе... Сверху укрепилось что-то тупое, жестокое, бессмысленное и не хочет уступать... А мы, либеральная печать, стоим меж этих двух надвигающихся сил, - и гложет нас, гложет предсмертная тоска... Сдержим ли? Или не сдержим? И тогда "оно" всей тяжестью навалится на нас и раздавит наши бедные, мягкие, жирондистские*123 души...
Такое же настроение, - вспоминает оратор, - было и перед освобождением крестьян. Но тогда условия сложились благоприятно... для кого?.. Тогда прогрессивным элементам общества в союзе с прогрессивными элементами бюрократии удалось разрешить важнейшую задачу того времени. И все страхи, вся накопившаяся взаимная ненависть, все угрозы исчезли, как ночные тени, перед веянием света и свободы. А теперь? Союз печати с бюрократией, к несчастию, невозможен, потому что бюрократия цепко держится за свои привилегии. Бюрократия даже не понимает того, что в сущности либеральная печать является устоем порядка, ибо она сеет в обездоленных массах спасительную надежду - надежду на реформу сверху. А надежда заменяет отчаяние ожиданием. Но сбудется ли надежда? Или обманет и тем закалит отчаяние? Хватит ли у "современного поколения" сил для разрешения задачи и предотвращения катаклизма? Или же на нас надвинется то грозное, что зреет внизу?.. Вот в чем тревожный вопрос. Очень красиво и правдиво пела жирондистская душа писателя-художника о предреволюционной политической жути русской демократии. Встреченная "дружными аплодисментами" речь г. Короленко стоит, в своем роде, десятка демократических "платформ".
Но съезд все же не ограничился поэтической исповедью и принял предложение г. Милюкова, считающего себя, как известно, реалистическим политиком, выработать основы программы и тактики.
При обсуждении политической платформы возникло разногласие насчет предоставления избирательных прав женщинам, - но "подавляющим большинством голосов этот вопрос был разрешен в положительном смысле".
Аграрный вопрос был разрешен съездом более широковещательно, чем определенно, и более великодушно, чем глубоко. Союз писателей поставил себе задачей "стремление к осуществлению (как осторожно!) такой экономической политики, в результате которой весь земельный фонд страны был бы предоставлен в распоряжение трудящегося населения (как смело!)". Всякий, кто будет отстаивать добавочное наделение с выкупом, организацию переселений и другие не бог весть какие радикальные меры, будет чувствовать себя в курсе "стремлений к осуществлению" каучуковой аграрной программы. Немудрено, что к этой резолюции, столь робкой и столь "смелой" в одно и то же время, присоединилось больше 80 голосов, т.-е. все, кроме марксистов, которые воздержались (?), надо думать, из брезгливости к формулам, которые обещают все и ничего. За национализацию земли одновременно с государственным преобразованием высказалось уже только 54 голоса. Мы не будем здесь подвергать детальной критике творчество буржуазной демократии в области аграрного вопроса, - ниже мы сделаем это в другой связи.
Глубокой поучительности полны заключения гг. российских писателей по рабочему вопросу. Единогласно съезд высказался за государственное страхование рабочих, за урегулирование (а не уничтожение!) ночного труда, за ограничение (а не безусловное воспрещение!) детского труда. Вопрос о немедленном введении 8-часового рабочего дня вызвал разъединение: соответственная резолюция была принята лишь 50 голосами против 42, при 6 воздержавшихся. Тогда предложили другую резолюцию, требующую немедленного введения 8-часового рабочего дня лишь для тех производств, где он "возможен по техническим условиям в настоящее время", и принятия надлежащих мер для введения его "в ближайший срок" во всех других производствах, но и за эту резолюцию голосовало лишь 52 против 49.
Тогда было внесено предложение: ввести в платформу союза писателей не только законодательную охрану трудящихся, но и "содействие пролетариату в его борьбе за политическое и экономическое освобождение и стремление к обобществлению орудий производства". Да, да, ни больше, ни меньше! И что же? Социалистическая программа, потому что ведь это социализм, господа! - была установлена "подавляющим большинством голосов" писателей. Случилось это в вечернем заседании всероссийского съезда 6 апреля в лето от Р. Хр. 1905...
Итак, после 6 апреля 1905 г. "подавляющее большинство" русской печати стало на службу социализму. Удивительное дело, как этого никто даже и не заметил! Мы лично всегда очень внимательно следим за русской журналистикой и должны признаться, что только теперь, изучая все политические декларации русской интеллигенции за последний год, мы узнаем о такой великой и в то же время крайне дешевой победе международного социализма на нашей родине... Подавляющим большинством было санкционировано стремление к обобществлению орудий производства. Жаль, очень жаль, что по этому вопросу не было произведено поименного голосования. Так, для нас остается сокрытым поведение хотя бы делегата "Вестника Европы". Или г. Слонимский*124, великий марксоборец, перешел к идеям коммунизма? А г. Милюков? А г. Короленко? А "Русские Ведомости"? "Мы все - социалисты", - повторили они 6 апреля знаменитые гладстоновские*125 слова. Все - и даже "Биржевые Ведомости"*126, так красноречиво отстаивающие наряду с платформой союза платформу г. Витте! Впрочем, тут нет даже и противоречия: "Московские Ведомости", которые всерьез думают, что "они все - социалисты", не так давно писали, что кого-кого, а уж г. Витте никто, разумеется, не заподозрит в отрицательном отношении к социалистическим идеям.
Да, они все - социалисты! И те, которые высказывались против равноправия женщин, и даже те, которые голосовали против восьмичасового рабочего дня. Приняв столь внезапно социалистическую программу, эти смелые джентльмены разошлись по своим редакциям и снова взялись за свое тягло: кто продолжал защищать программу земских съездов, кто - программу г. Витте, никому еще, впрочем, неизвестную.
"Стремление к обобществлению орудий производства!.." - что же это все-таки означает? В том-то и суть, что это ничего не означает. Или, может быть, вернее будет сказать, это означает - сознательное или бессознательное - политическое шарлатанство.
Съезд заседал в такое время, когда даже г. Короленко пришлось признать, что "огромный контингент фабрично-заводского пролетариата уже сознал важность свободных политических форм" - и не только свободных политических форм, но и полной, т.-е. социалистической свободы от гнета капитала. Игнорировать пролетариат буржуазной демократии не приходится. Нужно, значит, дать место этому "огромному контингенту" на своей маленькой платформе. Восьмичасовой рабочий день? Конечно, это излюбленный лозунг пролетариата. Но ведь этот лозунг все-таки кое к чему обязывает. Тут имеешь дело прямо с цифрой: восемь часов, не больше и не меньше. Присягнуть на верность этому лозунгу значит создать для себя затруднение при обсуждении земских и промышленных программ, а также и никому еще неизвестной программы г. Витте. Но расписаться в "стремлении к обобществлению", - mon Dieu! - кого и к чему это обязывает? А между тем, это недурной козырь в борьбе с социал-демократией. Вы нас обвиняете в ограниченном буржуазном либерализме? Позвольте! мы вам сейчас покажем, - у бюро нашего союза в архиве спрятана наша программа, - так вот, если ее найти и прочитать, то из нее можно с несомненностью удостовериться, что 6 апреля 1905 года мы все клялись на перьях поддерживать "стремление к обобществлению орудий производства". Теперь понятно, почему все они социалисты... Для того, чтобы покончить с этим, прибавим, что в конце концов социально-экономические вопросы, в интересах единства, были вовсе исключены из платформы, и она оказалась чисто-политической.
По вопросу о тактике съезд признал наиболее целесообразным "прямой и активный" образ действий, и нам неизвестно, как примирилась с этим жирондистская жуть г. Короленко и тех, кто дружно аплодировал ему. Впрочем, прямой и активный образ действий исчерпывался, по мнению съезда, настойчивой агитацией в пользу немедленного созыва Учредительного Собрания, производимой путем цензурной и бесцензурной печати устройством сходок, собраний и народных митингов и, наконец, в частности, образованием ряда профессиональных союзов, с возможным объединением их деятельности в союзе союзов.
Насколько нам известно, никакого "прямого и активного" образа действий союз писателей, как таковой, не проявил. Но, может быть, можно было бы простить ему это или, по крайней мере, найти смягчающие вину обстоятельства, если б в своей газетной агитации члены его оставались верны хотя бы только принятым ими политическим директивам. Мы нашли бы для них, может быть, оправдание, если б они, не вступая самолично на путь "прямой и активной" борьбы, поддерживали бы такой образ действий в своей прессе или, по крайней мере, воздерживались от литературной агитации, направленной против прямого и активного образа действий. Но не было и этого! Не было ни одной либеральной газеты, которая бы служила своей программе иначе, как путем каждодневных нарушений ее. Не было ни одной газеты, которая воздерживалась бы от искушений занести руку на представителей "прямого и активного" образа действий! Мы утверждаем, и мы готовы принять вызов любой из наших либеральных и радикальных газет и доказать перед любым жюри, что повседневная политическая агитация всей нашей прессы, всей без исключения, стоит неизмеримо ниже даже тех политических принципов, которые представителями той же прессы признаются в торжественных декларациях. Наши оппозиционные газеты за работой отличаются одна от другой лишь степенью измены основным и элементарным принципам демократии.
Наиболее шумно произошло, несомненно, образование всероссийского союза медицинского персонала. Образование это произошло на пироговском съезде, собравшемся не только без разрешения администрации, но и вопреки ее прямому запрещению. В конце концов центральные власти санкционировали съезд, уже фактически заседавший.
Резолюция пироговского съезда 20 марта, легшая в основу медицинского союза, как его "платформа", стоит неизмеримо выше всех других "союзных" программ по определенности и полноте демократических требований.
Пироговский съезд, как мы уже знаем, требует немедленного прекращения войны и перехода полиции в руки органов самоуправления, как мер, которые должны быть осуществлены еще до созыва Учредительного Собрания; это последнее, как и органы самоуправления, должно быть организовано на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права без различия пола. Учредительное Собрание должно передать верховную власть законодательному собранию, избранному на тех же началах и образующему одну палату. Отметим здесь, что мы не знаем другого открытого голоса из рядов демократии в пользу однопалатной системы; все съезды и союзы до сих пор вовсе обходили этот кардинальный вопрос; что же касается прессы, то она либо откровенно присоединялась к земской и освобожденческой конструкции двух палат, либо, как "Сын Отечества", виляла в этом вопросе, страха ради земска, притворялась, что ей неясны демократические преимущества одной палаты. Далее, резолюция пироговского съезда требует, чтобы первое же собрание, т.-е. Учредительное, помимо организационно-конституционных работ и кроме установления всеобщего бесплатного обучения и отделения церкви от государства провело основные финансовые, аграрные и фабрично-законодательные реформы: введение подоходно прогрессивного налога; обеспечение землею трудящихся за счет государственных, удельных, монастырских и частновладельческих земель; установление 8-часового рабочего дня во всех сферах труда, минимума заработной платы и государственного страхования рабочих.
Задачу возникающего союза резолюция видит в энергичной (иначе: "прямой и активной") борьбе рука об руку с трудящимися массами против современного государственного строя для полного уничтожения его и замены свободным строем через посредство Учредительного Собрания.
В резолюции можно указать на один крайне серьезный пропуск, имеющий далеко не одно только формальное значение: это умолчание о необходимости уничтожения постоянной армии и замены ее всенародным вооружением, т.-е. милицией. И отсюда надлежит сделать тактический вывод о необходимости немедленно приступить к осуществлению этого коренного требования демократии организованными силами и "рука об руку с трудящимися классами", так как без этого "энергичная, прямая и активная" борьба за народовластие грозит остаться украшением бумажных постановлений, не внушающих доверия и уважения ни тем, кто их пишет, ни тем, кто их читает.
Закрытие пироговского съезда произошло так же шумно, как и его открытие. Мы приведем здесь сцену закрытия в живописном воспроизведении "Московских Ведомостей".
"Оглашены были официальным характером политические резолюции, выработанные на частном совещании врачей 20 марта... Все резолюции принимались при оглушительных рукоплесканиях. Члены съезда и публика единогласно постановили принять все меры к самому широкому распространению в стране всех резолюций съезда. Председательствующий вносит заявление группы врачей об учреждении всероссийского союза медицинского персонала для борьбы против существующего государственного строя и для содействия скорейшему введению конституционного образа правления. Предложение встретило единодушное сочувствие врачей и публики, что было выражено поднятием рук. При обратной проверке из 3.000 присутствующих никто руки не поднимал. Затем была прочитана вице-президентом пресловутого сельскохозяйственного общества А. В. Тесленко*127 возмутительная резолюция отдела ветеринарных врачей, повторявшая в более резких выражениях уже принятые постановления. Врач Д. Я. Дорф читает от имени какого-то студенчества настоящую прокламацию, которая заканчивается словами: "долой самодержавие!". Это заключение подхватывается присутствующими студентами и многими лицами из публики, и зал консерватории оглашается кликами: "долой самодержавие! да здравствует республика!". Когда неистовство "неучащейся" молодежи утихло, председательствующий заявляет, что съезд исполнил свою задачу, и закрывает заседание. Снова раздаются рукоплескания и возмутительные возгласы. Многим казалось непонятным, почему съезд закрывается (раньше назначенного администрацией времени). Д. Я. Дорф разъясняет: "Мы сами открыли съезд - мы сами закрываем". Сотрудник "Московских Ведомостей" не вынес этого зрелища и ушел с собрания.
Как не вспомнить январских съездов 1904 года! Как не вспомнить того музыкального финала, в котором бесследно утонули оппозиционные резолюции пироговского съезда! Предполагалось, как известно, пред заключением съезда (1904 г.) прочесть вслух и пробаллотировать выработанные за кулисами резолюции, но едва приступили к делу, как с хор бешено грянул предупредительно заготовленный военный оркестр. Как гулко, уверенно и нагло гудели, ревели, ухали и завывали трубы, литавры и барабаны г-на Плеве! Разнузданным ревом патриотически-камаринской мелодии заглушались робкие конституционные голоса. Пьяные от муштры, от собственных звуков, а, может быть, и от вина, солдаты дули изо всей силы легких и барабанили со всего размаха рук; кошмарный хаос звуков терзал атмосферу, а бедные делегаты столичной и провинциальной смуты, точно оплеванные, точно подвергнутые телесному истязанию, крались наружу из этого музыкального ада... То было в январе 1904 г. В марте 1905 г. еще не иссяк, конечно, порох в пороховницах абсолютизма. Но уж прошлогодней исступленной самоуверенности под аккомпанемент победных звуков не осталось и следа.
Вспоминается рассказ Достоевского про музыкальную фантазию на рояле на тему франко-прусской войны*128. Эта фантазия начинается могучими звуками марсельезы. А потом откуда-то из-за угла примешивается к ним пискливый голос пошлейшего вальса "Mein lieber Augustin"... Борьба между двумя мелодиями растет, растет... марсельеза угасает, вальс крепнет... наконец, звуки марсельского гимна совершенно тонут в волнах разухабистого вальса, этого музыкального апофеоза торжествующей солдафонско-мещанской силы.
Но бывает, как видим, и иначе. Угарная симфония произвола носится по градам и весям несчастной страны, и кажется ей, что царствию ее не будет конца. Но вот навстречу азиатскому реву бросаются грудью молодые тона марсельской песни. Бешено ухает солдатская мелодия, как исступленные грохочут казенные барабаны и хоронят марсельезу, точно последнюю речь приговоренного к смерти. Но не смиряется песня свободы. Растет и крепнет и набирается металла ее голос. Вот уж он звучит, как могучий набат всенародной тревоги. Скоро-скоро пронесется он, как торжествующий звон победы.
V. Кульминационный пункт и возвращение в лоно либерализма
Подъем, произведенный в интеллигенции событиями 9 января, сказывался во всем: и в содержании требований, и в их форме, и в самом тембре политического голоса. Но непосредственный виновник этого небывалого подъема, пролетариат, скоро стал тускнеть в сознании интеллигенции и терять обаяние январских дней. Правда, стачка мчалась по Руси, как пожар по американским прериям. Но после 9 января, после этого страшного боевого крещения передовых рядов, простая мобилизация остальной армии уже не могла производить того впечатления. К стачке привыкали. Ее то порывистый, то затяжной характер стал простым серым фоном освободительного движения. И хотя пролетариат остался неприкосновенным, как аргумент, в резолюциях и в увещаниях либеральной прессы по адресу реакции, но, как мы уже отметили выше, вера в него снова падала. Могучая борьба пролетариата в Варшаве, Лодзи, Риге и на Кавказе, правда, импонировала интеллигенции, но борьба эта носила окраинный, провинциальный характер и решающего значения иметь не могла.
Приближение 1 мая снова повысило и концентрировало внимание интеллигенции к пролетариату. Либеральная пресса посвятила международному рабочему празднику целый ряд статей. Она доказывала, что праздник рабочих, это - праздник мира, манифестация солидарности; что во всем мире этот день проходит без жертв; что со стороны русского правительства было бы "неразумно", "нецелесообразно" и, наконец, "несправедливо" превращать праздник братства в кровавую баню. Мы не сомневаемся, что эта аргументация должна была показаться генералу Трепову совершенно неотразимой. "Новости", в которые набились радикальные сотрудники - при старой, однако, редакции - и, таким образом, придали этой газете чуть не львиный зад при совершенно не львиной голове, "Новости" писали, что "все же" лучше бы воздержаться от празднования 1 мая, ибо могут быть жертвы, а между тем "мы" можем достигнуть пристани и без новых кровавых усилий, так как за нас работает "естественный ход вещей". Что такое этот "естественный ход вещей", из которого выключалась сознательная политическая борьба, газета так и не сказала. Так или иначе, внимание либерального общества снова было возбуждено пролетариатом. Нетерпеливым стало казаться, что он опять выступит и положит конец мучительному кризису.
Неудача первомайского выступления, на причинах которой мы здесь не будем останавливаться, резко понизила доверие интеллигенции к зрелости и силе пролетариата. В такой момент, когда он так нужен, когда его ждут с таким болезненным напряжением, - его нет! Разочарование имело острый характер с оттенком какого-то злорадства, хотя, конечно, оно прямо и не было выражено в либеральной прессе.
Оно резко сказалось зато в новой переоценке собственных сил. От нервного "обожания" пролетариата к нетерпеливому разочарованию переход был очень скор; от разочарования в "зрелости народа" к преувеличенной самооценке - еще скорее. Интеллигенция сравнивала свою импульсивность, способность быстро сбегаться на "шум" с этими медлительными и тяжелыми раскачиваниями массы, - и она снова готова была признать за собой громадное преимущество.
На этой психологической почве идея "Союза Союзов" приобретает хотя и неясные, но огромные очертания. Правительство идет к обещанному представительству путем военной диктатуры. Народ, как оказывается, не достаточно созрел, чтобы дать отпор. В таком случае интеллигенция берет дело в свои руки.
К началу мая уже сложились, не считая земского союза, т.-е. организации земцев-освобожденцев, союзы: академический, инженеров, адвокатов, агрономов и статистиков, врачей, ветеринаров, фармацевтов, железнодорожных служащих, журналистов, женского равноправия, равноправия евреев, учителей, конторщиков и бухгалтеров. В мае образовался союз крестьянский*129. В начале мая союзы приступили к взаимному объединению.
Рисовалась такая заманчивая картина: союз земцев, опора и надежда, объединится с союзами интеллигенции; затем к ним примкнут союзы крестьянский и рабочий; эта могучая сеть, охватив всю страну, создаст Союз Союзов, как свой центральный орган. Тогда задача будет в сущности решена. Союз Союзов возьмет на себя функции несостоятельной комиссии гофмейстера Булыгина, выработает избирательный закон и созовет Учредительное Собрание. Таков был план, носившийся в головах наиболее отважных и в большей или меньшей мере разделявшийся всей рядовой массой демократических объединений.
8 и 9 мая в Москве произошел съезд делегатов от 14 перечисленных выше союзов*130, всего 54 делегата. Была прочитана сводка политических платформ всех 14 союзов, при чем выяснилось, что все они сходятся в основном требовании немедленного созыва Учредительного Собрания на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, хотя на съезде, как сообщал корреспондент "Новостей", резко определились те три общественно-политические течения, которые господствуют в настоящее время в русском обществе (очевидно, к.-д., с.-р. и с.-д.). Были выработаны общие федеративные нормы объединения автономных союзов, были приняты резолюции по поводу реакционно-самодурской тактики, проводимой либеральной московской думой и управой в отношении городских рабочих. В ответ от князя Голицына были получены, разумеется, самые успокоительные заверения. Потом разъехались.