Россия XX века, будучи экономически отсталой по сравнению со странами Западной Европы, была несравненно более развитой индустриально, чем Франция или Германия 1848 г. Донбасс, Бакинский нефтяной район, Урал, сталелитейные заводы Юга, текстильный район Центральной России опоясывали крестьянскую Россию и в решительную минуту стали во главе народной революции во всех частях страны. Неслыханно острый процесс концентрации промышленности создал в течение 2 - 3 десятилетий сплоченные кадры фабричных рабочих, а политический гнет был благоприятствующим фактором для усвоения пролетариатом классовой с.-д. идеологии.
*71 Сибирский Союз РСДРП - возникший в 1901 году, ввиду преобладания в нем "экономистов", фактически не руководил работой социал-демократических организаций Сибири.
В конце 1902 года Сибирский Союз решительно отметает от себя "экономизм" и начинает более активно руководить местными организациями. В конце июля 1903 г., когда Сибирский Союз РСДРП делегировал на II съезд РСДРП Л. Д. Троцкого и Мандельберга, в Иркутске состоялась I конференция Союза (съехались 3 представителя от Иркутского комитета, 1 от Читинского). От Союза были Гутовский и Богословский. Конференция решительно присоединилась к позиции "Искры". Была признана необходимость построения общесибирской социал-демократической организации на началах строгого централизма.
В начале японской войны Союз выпустил около 100.000 прокламаций, разъяснявших смысл войны, затеянной царизмом. В конце 1904 года Сибирский Союз РСДРП начал развертывать свою работу; он ведет энергичную агитацию против войны, призывая к всеобщей стачке. В Томске Союз развернул небывалую до того времени работу: среди рабочих, студенчества и населения неустанно велась устная и письменная агитация. События 9 января дали толчок к решительным действиям. Однако, организованная Союзом в Красноярске политическая стачка железнодорожных рабочих и выступление рабочих в Томске потерпели поражение, вследствие общей слабости социал-демократического движения в Сибири.
|
|
В июне 1905 года в Томске состоялось II конференция Сибирского Союза РСДРП. Эта меньшевистская конференция подтвердила лозунг всеобщей политической стачки против войны. В начале июля в тылу армии вспыхнула читинская жел. дор. забастовка. Закончившись с некоторыми экономическими завоеваниями, забастовка перекинулась в Слюдянск и Иркутск.
В августе началась грандиозная красноярская забастовка, сопровождавшаяся громадными митингами. Начавшиеся репрессии вызвали еще более сильное движение, и красноярская стачка августа 1905 года выросла в крупное политическое событие.
Забастовка перекинулась и за Красноярск (в Боготол и Тайгу, перейдя далее на западный участок дороги). В июле Сибирский Союз РСДРП, углубляя работу среди железнодорожных рабочих, создал чисто пролетарский союз железнодорожников. Все депо Забайкальской ж. д. по обе стороны Читы обслуживались литературой и специальными листками союза. Были заведены связи со всеми войсками, расположенными в Чите. Позднее, во время октябрьской всеобщей забастовки, Союз также развернул интенсивную работу.
*72 План Владимира Романова - дяди Николая II, сводился к тому, чтобы не пустить пригороды, рабочие районы в центр города. Для этого солдат всеми способами уверяли, что рабочие хотят разрушить Зимний дворец и убить царя. На всех мостах и главных улицах, ведущих к Зимнему дворцу, должна была стоять сильная охрана. Главным местом военных действий явились площади у мостов. Вся подготовка к бойне 9 января, все руководство ею принадлежало Владимиру Романову.
|
|
*73 Фридрих-Вильгельм IV - король прусский (1795 - 1861), вступил на престол незадолго до революции 1848 г. В первые годы своего царствования заигрывал с либерализмом, объявил амнистию многим политическим преступникам и смягчил цензурный режим. Однако, подъем общественного движения в 40-х годах толкнул его на путь его реакционного предшественника. Когда разразилась революция 1848 г., король сперва не хотел идти ни на какие уступки и лишь под давлением масс был вынужден согласиться на некоторые реформы. В 1849 г. франкфуртское национальное собрание предложило королю корону объединенных германских государств, но он отказался, заявив: "Гогенцоллерн не может принять корону из рук революционного собрания".
*74 Иосиф II - немецко-римский император (1765 - 1790), один из наиболее типичных представителей так называемого "просвещенного абсолютизма". Из его многочисленных реформ наиболее замечательны: отмена крепостного права (сначала в Богемии, а затем и в других провинциях) и введение относительной свободы вероисповеданий. Преобразовательная деятельность Иосифа II, стремившегося возродить государство путем реформ сверху, с высоты самодержавного престола, натолкнулась не только на ожесточенное сопротивление феодальных и клерикальных кругов, но не могла удовлетворить и те общественные элементы, в пользу которых он боролся против реакции (так, напр., в 1784 г. вспыхнуло восстание валамских крестьян). В конце своего царствования Иосиф II вел безуспешную борьбу с революционным движением в своих бельгийских владениях, закончившуюся полным отхождением Бельгии от императорского правительства.
|
|
*75 Адлер, Виктор - известный австрийский политический деятель (род. в конце 60-х годов пр. столетия). Вначале был радикалом, затем в средине 80-х годов стал социал-демократом. Адлер является одним из основателей австрийской социал-демократической партии. В начале своей социал-демократической деятельности он вел ожесточенную кампанию за избирательное право австрийских рабочих. Вся деятельность австрийской социал-демократии в течение двух-трех десятилетий проходила под его политическим руководством. Одновременно Адлер играл видную роль во II Интернационале. В исторической полемике между ревизионистами и ортодоксальными марксистами Адлер занял колеблющуюся позицию. В вопросах тактических, на конгрессах II Интернационала, он неоднократно поддерживал реформистские группы - Жореса и др. Вполне естественно, что в 1914 г. В. Адлер переходит окончательно на сторону социал-патриотизма. 4 августа 1914 г. Адлер голосует в рейхстаге за военные кредиты. Не во всем соглашаясь с развившейся во время войны ультрашовинистической агитацией с.-д. фракции, Адлер в общем и целом мирился с ней.
II. Между девятым января и октябрьской стачкой
1. Капиталистические либералы и интеллигенция в начале революции
КАПИТАЛ В ОППОЗИЦИИ
I. Капитал и либеральная программа
Тяжелым ударом для правительственной реакции был тот факт, что промышленная, торговая и финансовая буржуазия высказалась за конституцию. Биржевые общества, промышленные съезды, так называемые "совещательные конторы" и прочие организации капитала вотировали недоверие самодержавно-полицейской государственности и заговорили языком европейского либерализма. Городской купец показал, что в деле оппозиции не уступит "просвещенному помещику". Думы не только присоединялись к земствам, но подчас становились впереди их; подлинно-купеческая московская дума выдвинулась в передний ряд.
Озадаченная реакционная пресса на первых порах попыталась представить этот неожиданный факт купеческой причудой, своего рода разбитием стекол в государственном заведении отечественной самобытности. Предполагалось, что купец, успокоившись, снова войдет в прежнюю колею. Но купец не успокаивался. Суворин*76 укоризненно писал: "и ты, Брут!?"*77 и с сокрушением вспоминал крылатое слово Пушкина: "все изменилося под нашим Зодиаком"...
- "А кто тебе, козлиная борода, сплутовать помог?" - обращается реакция к купцу со старой укоризной городничего. - На кого ты руку подымаешь? - Но, к счастью или к несчастью, в политике еще скорее, чем в частном обиходе, старая хлеб-соль забывается. Политические отношения никогда не определяются чувствами благодарности. Классовый интерес является здесь единственным господином положения. И само "Новое Время" в своем реакционном стремлении скомпрометировать либерального купца сделало попытку нащупать классовый нерв в его либерализме.
"Предприниматели... хорошо понимают, - писал московский корреспондент Суворина, - что царство денег, буржуазии и полное порабощение народа, крестьянской массы, как потребителя и как рабочей силы, наступят у нас с момента ограничения самодержавия и введения западно-европейской конституции... При конституции, всегда и везде пляшущей по дудке буржуазии, - говорит автор далее, - правильное и основательное разрешение крестьянско-земельного вопроса станет немыслимым: капиталу нужен не обеспеченный землей крестьянин-домохозяин, а безземельный батрак, дешевый фабричный рабочий. Вот почему новый купец-либерал, помноженный на прислуживающего ему адвоката-радикала, готов подписаться под какой угодно петицией, до всеобщей подачи голосов и равноправия евреев включительно". ("Новое Время", NN 10444 и 10464). Мы не станем останавливаться на реакционной наглости, с которой публицист "Нового Времени" берет под свою защиту мужика и безземельного рабочего от угрожающего им при конституции "полного порабощения"... "Новое Время" закрывает свои бесстыжие глаза на тот факт, что при самодержавном царе рабочий вопрос разрешается массовыми истреблениями пролетариата, а земельная нужда крестьян повсеместно удовлетворяется посредством экзекуций и драгонад... Нововременский публицист прав, однако, в том смысле, что конституционное государство не только не противоречит интересам капитала, но, наоборот, явилось бы наиболее полным и непосредственным их выражением.
Развитие капиталистических отношений порождает необходимость в таком гражданском правопорядке, который облегчал бы подвижность товаров, в том числе и главного товара - рабочей силы. Рынок безличен, и для того, чтобы он функционировал плавно, без лишних трений, он нуждается в законе, равном для всех. Применение закона, дабы последний не оставался пустым звуком, должно быть поручено самостоятельному, "нелицеприятному" суду.
Таким образом, на почве элементарнейших потребностей купли-продажи, найма рабочей силы, борьбы за расширение внутреннего рынка торгово-промышленный капитал неизбежно приходит на известной стадии своего развития к программе либерального гражданского порядка. Свобода передвижения, уничтожение сословных ограничений, равноправность, равенство пред судом, гласность - все эти условия гражданского обихода становятся в такой же мере необходимы капиталу, как железная дорога, транспортная контора и учреждения кредита. Прежде чем подойти к вопросу о формах государственной власти, буржуазно-капиталистический либерализм естественно выдвигает программу реформ гражданского правопорядка. В течение 80-ых и 90-ых годов, т.-е. в эпоху крайне интенсивного развития русского капитализма, либеральная пресса с удивительной неутомимостью и ограниченностью популяризовала отдельные требования "нормального гражданского правопорядка". Она создала при этом своего рода культ "эпохи великих реформ", т.-е. того периода, когда правительство Александра II*78 сделало довольно широкую попытку усвоить деспотическому государству гражданский правопорядок, выработанный странами старой капиталистической культуры.
Дальнейшая законодательная деятельность и рядом с нею административная практика самодержавной бюрократии представляют картину естественных усилий абсолютизма извергнуть или, обезвредив, ассимилировать все элементы инородной правовой культуры. Эта борьба абсолютизма за самосохранение, все более и более враждебная коренным потребностям товарного производства и товарного обмена, неизбежно возбуждала и питала капиталистическую оппозицию.
Указ 12 декабря 1904 г. представляет собою новую попытку абсолютизма, на этот раз безнадежно-запоздалую, пойти навстречу "потребностям страны", не останавливаясь перед "внесением в законодательство существенных нововведений", но всецело оставаясь при этом на почве "незыблемости основных законов империи".
Если б государственная практика самодержавия могла быть хоть сколько-нибудь примирена с либеральной программой гражданских отношений, торгово-промышленная буржуазия была бы надолго удовлетворена. Но остается несомненным - как ни истрепала либеральная пресса эту мысль - что самодержавный строй, т.-е. иерархическое господство безответственной бюрократии, совершенно непримирим с законностью, гласностью, независимостью суда и гражданским равноправием. Именно поэтому капиталистическая оппозиция, исходя из программы гражданского равноправия и отнюдь не сходя с почвы своих классовых интересов, должна была от требования реформ перейти к требованию реформы. Народное представительство, орган законодательства и контроля, выдвигается, как необходимая гарантия прочного гражданского правопорядка, на передний план. Фабрикант и купец становятся конституционалистами.
II. "Внутренний рынок" требует парламентаризма
Для того, чтобы нащупать классовые основы либеральной программы представителей капитала, достаточно рассмотреть записки и петиции промышленных съездов, "совещательных контор", биржевых и кредитных обществ и, наконец, адреса купеческих дум. Все эти документы поражают деловым реализмом и политической прозаичностью. Тут нет ни абстрактных деклараций, ни политического сентиментализма, ни той неопределенной романтики, которая ничего не прибавляет к программе по существу, но маскирует ее классовые грани. Ничего подобного! Аргументация целиком ведется от интересов и нужд промышленности, торговли, кредита, - от них исходит и к ним возвращается.
Открытое оппозиционное выступление торгово-промышленного капитала в широких размерах начинается после 9 января.
Фабриканты и заводчики Москвы и московского района очень выразительно формулировали после повсеместных январских стачек свое политическое credo, нашедшее вскоре сочувственный отклик в собрании петербургских фабрикантов. "Несомненно, - гласит московская записка*79 - что промышленность находится в теснейшей связи с устойчивостью правовой организации страны, с обеспечением свободы личности, ее инициативы, свободы науки и научной истины, просвещением народа, из которого она вербует рабочие руки, тем менее продуктивные, чем они невежественнее". "Отсталостью, как прямым последствием непрочного правового порядка, поколеблено положение России на мировом рынке, и отодвинута ее роль, как страны промышленной, на второстепенный план". Наконец, "нельзя не признать, - гласит записка, - что на положение промышленности и благосостояние рабочих оказывает вредное влияние расстроенное финансовое хозяйство страны, для урегулирования которого необходимо участие общественного элемента в обсуждении бюджета".
Записка с.-петербургской конторы железозаводчиков, повторив цитированные соображения московской записки, говорит: "До сих пор русскому промышленнику не дано было принимать деятельного участия в развитии русского народного хозяйства, хотя бы потому, что проявление частной промышленной инициативы у нас крайне стеснено. Акционерное дело, железнодорожное строительство, земельный, городской и коммерческий кредит - все это в России продукт правительственного усмотрения"...
"Никакое предприятие, - говорит докладная записка могилевского общества взаимного кредита, - не может быть самодовлеющей силой; его успех зависит не только от правильной постановки дела, но также от рынка, от обеспеченности потребителя, от существующего правопорядка... от положения прессы... от устойчивого экономического порядка, гарантирующего спокойное эволюционное развитие без крахов, колебаний, без вооруженных восстаний и насильственных действий"... При нынешних же условиях "эволюционное" развитие невозможно. Хозяйство падает. Обрабатывающая промышленность, "несмотря на сильнейший протекционизм", остается на низком уровне. "Напряжение, которое при участии некоторых кредитных учреждений, - продолжает интересная записка могилевского кредитного общества, - было сделано в последние два десятка лет нашей индустрией и казавшееся ее расцветом, привело только к полному разорению слишком смелых предпринимателей и грандиозному краху и сильнейшему падению, а в иных случаях и полному обесценению многих дивидендных и фондовых бумаг". Кровавая война на Дальнем Востоке еще усугубила тяжесть этого положения. "Наши процентные бумаги, даже государственная рента, стремительно упали еще ниже, промышленность и производство почти совсем замолкли, кредит и доверие совершенно иссякли".
Выгоды бешеного протекционизма, падающие не на промышленность, а на небольшую группу привилегированных хищников-монополистов, не могут примирить капитал с прогрессивно-растущей внутренней анархией, - и одна отрасль промышленности за другой переходит в оппозицию. "И ты, Брут?" - вопит цезарь "Нового Времени", видя, как московские мануфактуристы-старообрядцы, хранители древнего благочестия, прикладывают свои руки к конституционным "платформам". Но уже ничто не остановит мануфактурного Брута. Он идет в первом ряду капиталистической оппозиции. Мануфактура, работающая на массового потребителя и наиболее зависящая от покупательной силы населения, гораздо непосредственнее отражает на себе общее расстройство хозяйственной жизни и культурный застой. Вот почему московская дума и московский биржевой комитет, так тесно связанные с мануфактурной промышленностью, оказываются наиболее способными к восприятию политических обобщений. "Народное благо" для них не простой оборот речи, нет, это - реальность, это - внутренний рынок. Подобно московским, петербургские мануфактуристы очень трезво указывают на связь между хлопчатобумажным рынком и программой широких государственных реформ. Их докладная записка министру финансов напоминает, что петербургские фабриканты неоднократно делали представления министру финансов о тяжелом состоянии такой важной отрасли промышленности, как хлопчато-бумажное производство. "Покупательная способность населения, - говорит записка, - видимо истощена, и вынужденное (пошлиною на хлопок) высокое состояние цен на хлопчато-бумажные изделия встречается с крайним ослаблением спроса. Петербургские мануфактуры работают последние годы с ничтожною прибылью и даже в убыток; три из них в самое последнее время погибли".
Металлургическая промышленность гораздо более аристократична, она интимнее связана с казенными заказами, и ей труднее оторваться от бюрократической пуповины. Она консервативнее. Но и ее толкнула в оппозицию логика ее собственного развития. Казенные заказы не могли поспевать за потребностью металлургической промышленности в рынке. Произвол в распределении казенных заказов раздражал отдельные группы металлургов, а внезапное сокращение этих заказов загоняло металлургов в тупик. Благодетельная зависимость от министра финансов превращалась в удавную петлю. Это положение отчетливо констатирует "контора" железозаводчиков в своей записке. "После того, - говорит она, - как русская железная промышленность перестала быть, главным образом, поставщицей по казенным заказам, после того, как русскому железному промышленнику пришлось усиленно искать сбыта своим товарам среди частных потребителей, неустроенность нашей народной жизни, с крайне слабой потребительной способностью страны, стала для русского железного промышленника очевидным и крайне тягостным явлением". Можно ли выразиться яснее? "Неустроенность народной жизни", нищета, бесправие и одичание масс стали для металлургов "тягостным явлением" лишь тогда, когда им пришлось искать сбыта своим товарам среди частных потребителей.
Столь же ясно формулирует эти мысли цитированная выше коллективная "докладная записка с.-петербургских заводчиков и фабрикантов господину министру финансов" (от 31 января 1905 г.). "Промышленное оживление конца прошлого десятилетия, - жалуется записка, - быстро сменилось общим кризисом и угнетенным состоянием, с полной очевидностью выяснившими, что промышленность не может процветать там, где народ бедствует, что здоровый рост промышленности зависит, прежде всего и главнее всего, от покупательной способности населения. Поощряемая казенными заказами и приливом иностранных капиталов, металлическая промышленность быстро пришла к выводу, что будущее и даже настоящее зависит от потребления железа населением". Что же касается этого последнего вопроса, продолжает записка, то "созванный министерством финансов специальный съезд о мерах к усилению потребления железа населением хорошо выяснил, что такое потребление предполагает непременным условием поднятие народного благосостояния, распространение образования, развитие промыслов, коренное изменение условий жизни сельского населения, ныне приниженного, хозяйственно истощенного, бедного". "Металлическая промышленность в среднем удовлетворяется 2-3 процентами на капитал, - уверяет записка, - и только некоторые заводы, благодаря вызванным войною казенным заказам, обнаруживают временное благополучие".
Промышленники и заводчики отсталого Урала присоединяются к записке совещательной конторы железозаводчиков. "В России нет ни твердо обеспеченного правопорядка, ни гражданской свободы, - говорят они, - и в этом лежит главная причина тех неурядиц, которые приходится переживать нашей промышленности". "Отсталость законодательства особенно отражается на подвижной и чуткой промышленности. Так, реформа акционерного закона стоит на очереди более 30 лет, пересмотр паспортной системы потребовал 45 лет и до сих пор еще не закончен в самой важной своей части - отмене паспортов. Издание нового вексельного устава было плодом 12 комиссий на протяжении 55 лет. Развязка поземельных отношений на Урале растянулась на полстолетия". К бессмысленным законам присоединяются произвольные циркуляры. Непостоянство экономической политики порождает крайнюю неустойчивость многих предприятий. "Протекционизм, - заявляют уральцы, - полезен при подобающей политической обстановке и экономической свободе, как в Соединенных Штатах, при постоянной же опеке он приносит только вред. Главный тормоз в развитии русской промышленности - это отсутствие внутреннего рынка"... Политические выводы уральских промышленников те же, что и у конторы железозаводчиков.
Съезд деятелей цементной промышленности 25 марта принял составленную его бюро принципиальную записку для представления в совет министров. Записка указывает на кризис, которому, в числе других отраслей промышленности, подверглась и цементная, распространяется об общих причинах угнетенного состояния промышленности и приходит к выводу о необходимости "коренных реформ, чтобы обеспечить нашей родине возможность сохранить достойное положение среди других держав".
Не только мануфактуристы и металлурги, даже сахарозаводчики, эти излюбленные дети государственного протекционизма, вступили в лице своих "передовых" элементов на путь либеральной оппозиции. Обширная записка, оживленно обсуждавшаяся в Киеве, в феврале 1905 г., представителями сахарной промышленности, останавливается на опасностях, которыми современное состояние страны грозит сахарной промышленности. "Положение сахарной промышленности в настоящее время, несмотря на крайне низкий спрос населения, вынуждающий к убыточному вывозу заграницу, все же не может быть признано неблагоприятным, поскольку оно определяется условиями, непосредственно лежащими в сахарном деле. Но тесная связь, существующая между отдельными сторонами народной жизни, не позволяет надеяться, чтобы сахарная промышленность осталась незатронутой тем процессом всеобщего брожения, которым охвачена Россия... Со стороны сбыта она (сахарная промышленность) непосредственно заинтересована в благосостоянии широких народных масс, являющихся главным потребителем производимого сахарозаводчиками продукта... Отсутствие свободы слова и печати, свободы собраний и союзов - этих неотъемлемых прав всякого гражданина во всякой культурной стране - не только удручающе отражается на личной нашей жизни, но также, вселяя апатию и ограничивая интеллектуальный кругозор деятелей промышленности, вне всякого сомнения, не дает развернуться во всей мощи производительным силам страны".
Металлурги, мануфактуристы, цементщики, сахаровары, биржевики, купцы, финансисты выражают одни и те же требования одним и тем же языком. Борьба разных отраслей капитала между собой за милости и даяния министерства финансов отодвигается назад общей потребностью в обновлении гражданского и государственного порядка. На место простых идей: концессия и субсидия - или наряду с ними - становятся более сложные идеи: развитие производительных сил и расширение внутреннего рынка. Либеральный режим становится для капитала классовой потребностью.
III. Рабочие толкают капиталистов на путь оппозиции
Автоматический рост промышленности привел капиталистическую буржуазию в столкновение с сословно-полицейским строем. Но особую остроту эти столкновения получили благодаря тому, что пришла в движение живая производительная сила промышленности - пролетариат.
Этот класс гораздо раньше, чем класс так называемых работодателей, почувствовал и понял несовместимость капиталистического развития с режимом патриархального произвола и полицейской разнузданности. Жадная капиталистическая эксплуатация, с хищническими приемами первоначального накопления, поддерживаемая и охраняемая властной рукою государственного насилия, - русский пролетариат знает, что это такое! И он рано начал бороться. Каждое его движение заставало поднятую руку, вооруженную нагайкой или винтовкой. Полицейский порядок нуждался прежде всего в покое и неподвижности, а уже из международной полицейской литературы он мог узнать, что нет более подвижного и беспокойного класса, чем пролетариат. И абсолютизм не жалел для него ни ремня, ни свинца. Но если для абсолютизма нужна была прежде всего неподвижность пролетариата, живого или мертвого, то промышленной буржуазии нужен был прежде всего сам пролетариат. Мерами репрессий можно было стереть с лица земли сотни и тысячи рабочих, но нельзя было остановить стихийное движение класса. Наоборот, репрессии создавали новые поводы для недовольства и борьбы, значит и для новых репрессий.
Нормальный ход промышленной жизни прекратился. Производство совершалось как бы урывками, в промежутках между двумя волнениями. Но мало того, что самодержавие самым фактом своего существования толкает рабочих на путь непрерывных волнений, - специальные органы правительства оказывают нередко давление на отдельных фабрикантов, путем угроз вынуждая их идти навстречу требованиям рабочих. Наконец, создалась целая школа полицейской демагогии ("зубатовщина")*80, провоцировавшая рабочих на экономические столкновения с капиталом с целью отвлечь их от столкновений с государственной властью. И промышленникам волей-неволей приходилось проникнуться убеждением, что дальше так жить нельзя. Если во имя самосохранения абсолютизм терзает хозяйственную жизнь нации и ввергает промышленность страны в состояние хронической анархии, остается порвать с абсолютизмом. После всероссийской январской стачки 1905 года к этому заключению пришли капиталисты севера и юга, востока и запада, - хлопчатобумажники, железозаводчики и даже сахаровары.
"Русской промышленности, - жалуется январская записка московских фабрикантов, - часто приходится испытывать накопившееся неудовольствие занятых в ней рабочих, которое, при прочном правовом порядке, при равенстве всех перед законом, при неотъемлемых гарантиях неприкосновенности личности, при свободе коалиций и союзов различных групп населения, связанных общностью интересов, могло бы вылиться в спокойные законные формы борьбы, как это наблюдается в Западной Европе и Америке, где от этого промышленность не только не пострадала, но достигла, наоборот, такого расцвета, которого далеко еще не наблюдается в России". "Рабочие и крестьянские беспорядки, беспрестанно разъедающие русскую промышленность, нанося ей огромные убытки и широкой волной охватывающие то один, то другой район обширной России... наивно объяснять воздействием революционных элементов. Нет, общее неустроение государственной жизни, отсутствие политических прав... вот где следует искать главнейшей причины периодических рабочих волнений".
Январская записка железозаводчиков исходит из тех же соображений и приходит к тому же выводу: "рабочие, как и все русское общество, настолько уже политически созрели, что им, как и всему русскому обществу, в интересах промышленного роста империи, должны быть дарованы политические права и свободные учреждения". При этом записка поясняет, что "результат суждений железозаводчиков по рабочему вопросу бесспорно является голосом сотен миллионов рублей, вложенных в русское железное дело"...
Наконец, инженеры, эти непосредственные слуги капиталистической техники, под ударом тех же январских событий считают своим долгом выразить свое опасение, что "отечественная промышленность, ныне и без того находящаяся в исключительно тяжелых условиях, может быть поставлена в безвыходное положение, при котором участие в ней капитала и интеллигентного труда сделается совершенно невозможным". "На том уровне развития, - говорят они далее, - которого достигла русская промышленность, меры бюрократического попечения уже не в состоянии вносить успокоение в умы; напротив, своими постоянными колебаниями то в направлении односторонней защиты предпринимателя, то в сторону показной поддержки рабочих они порождают во всех слоях промышленного населения неуверенность и раздражение. Удовлетворение же основного требования рабочего класса, путем дарования широкой свободы союзов и собраний, предполагает проведение в жизнь начал общегражданской политической свободы".