Симина Г.Я.
Собраны и записаны Г. Я. Симиной
СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО,
197 5
РФ
С37
Вошедшие в сборник сказки собраны и записаны Г. Я. Симиной во время диалектологических экспедиций на Пинежье (1958—1974 гг.). В большинстве случаев сказки записывались на магнитофонную ленту, что позволило сохранить особенности языка и стиля сказителей-пинежан.
Именно в силу их достоверности, сказки представляют интерес как для языковедов, изучающих русские народные говоры, так и для фольклористов, исследующих памятники устного народного творчества. А обилие чисто местного элемента в сказках, наличие ярких черт быта и материальной культуры дореволюционного прошлого крестьян делает книгу нужной для этнографов и для историков.
«Пинежские сказки» заслуживают также внимания читателей, интересующихся произведениями народного творчества.
Фольклорная и диалектологическая редакция кандидатов филологических наук Л. В. Федоровой и Л. П. Комягиной
(g) СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, 1975 г.
Предисловие Федора Абрамова 4
Г. Симина. О современной пинежской сказке б
Сказки А. М. Мамоновой (д. Кучкас) 15
1. Про зверя Лань (Ук. 707) 17
2. Про ежика (Ук. 425 частично) 21
3. Два брата (Ук. нет) 25
4. Об обмененной девушке (Ук. нет) 28
5. Про богатыря Олега (Ук. нет). 32
6. Мужик и медведь (Ук. нет) 33
Сказки А. А. Меньшиной (д. Нюхча) 37
7. Иванушко-промышленник (Ук. нет) 39
Сказки В. Ф. Мерзлой (д. Сура) 43
8. Гордюм-царевич (Ук. 707) 45
9. Про Безручку (Ук. 706) 50
Сказки А. Е. Варзумовой (д. Горушка) 55
10. Про Машеньку (Ук. 480 С) 57
Сказки А. В. Поликарповой (д. Кеврбла) 59
11. Царь морской, страх людской (Ук. 313 А и С). 61
12. Про Аннушку-красавицу (Ук. 400 В) 67
|
13. Клеточка-самолеточка (Ук. 510 А) 72
14. Царевиа-лягушка (Ук. 460 А, 530, 402) 75
15. Про царя Костыля (Ук. 530 и др.) 81
16. Про Верзилу (Ук. 650 А) 86
17. Про медведя и трех сестер (Ук. 311) 89
18. Про Любиму охоту (Ук. 502 и др.) 91
19. Про бабушку-задворенку (Ук. 564) 94
20. Про золотое яблочко да наливное блюдечко (Ук. 780). 95
21. Про мачеху Ягабову (Ук. вар. 480 В) 96
22. Про Морозку (Ук. вар. 480 В) 99
23. Про Зайку да Лиску (Ук. 43) 101
24. Медведь и старуха (Ук. 160 1) 103
25. Про петушка (Ук. 715) 104
26. Про мертвеца и про Яна-Ивана (Ук. нет) 105
27. Про еретика (Ук. нет) 107
28. Про странника (Ук. нет) 108
29. Про старика и Снежурочку (Ук. нет) 109
30. Про разбойников и их сестру (Ук. нет) 110
31. Про ленивую жёнку (Ук. 1370 1).' Ш
32. Про Окуляху да Деяху (Ук. 1696) 112
Сказки Ф. К. Бессоновой (д. Ваймуша) 117
33. Гордая невеста (Ук. 900) 119
Сказки У. И. Вальковой (д. Цёркова Гора) 123
34. Про овечку-серёбрянку (Ук. 123, 450) 125
Сказки И. М. Кормачёвой-Лысцевой (д. Кеврола) 129
35. Про птичку Никонорку (Ук. 510 В) 131
36 Про Ивана, сына купеческого (Ук 300 А, 532) 137
37 Иванушко и братья (Ук 707). 150
38 Когда хошь позориться, смолоду или под старость?
(Ук 931).,, 154
Сказки С. К. Фофановой (д Пестенниково) 159
39 Про Ольшанка (Ук 327 С) 161 Сказки М. Н. Савиной (д Марьина Гора) 165
40 Иванушко-запёчельник (Ук 530) 167
41 Кобылья голова (Ук 425) 170 Сказки А. П. Кобелёвой (д Юбра) 173
42 Про коровушку-белодоюшку (Ук 511) 175 Сказки М. А. Каршиной (д Матвера) 179
43 Про Илью Муровца (Ук 650 1) 181 Сказки Д. И. Пашковой (д Березняк) 185
44 Про Ивана, сына крестьянского (Ук 567, 532, 300 А) 187
45 Про Марфу Прекрасную (Ук 403 А). 196 Сказки А. М. Тихоновой (д Подрадье) 201
46 Про бабушку и овечек (Ук 161) 203
47 О коте, дрозде и пеунке (Ук 61, 2) 207
|
48 Разбойники-сваты (Ук 955). 209 Сказки М. П. Постниковой (д Вальтево) 211
49 Про Болдушу (Ук 1132) 213 Сказки Г. П. Сивковой (д Чучепога) 215
50 Липутушко (Ук 700) 217 Словарь диалектных слов. 219
Книга — и это непреложный факт — прочно вошла в быт наших людей. Не буду говорить о городе. Но загляните хотя бы в сегодняшнюю северную деревню. В редком доме вам не попадется полка с книгами, а то и библиотека. Русская и переводная классика, роман-газета, научная фантастика, детектив, стихи... — всего понемногу найдете там. И только одного, пожалуй, не найдете — сборника русских народных сказок.
Что же, интерес к сказке пропил на Руси? Нет спроса на неё?
Спрос огромный. Сказок в продаже нет.
Подчас встречаются люди, которые подводят даже некий «теоретический» базис. Дескать, время сказки прошло безвозвратно. Дескать, смешно и нелепо в век космических ракет и спутников слушать и читать замшелые россказни о коврах-самолетах, о ска- тертях-самобранках и т.д. и т.п. Научная фантастика — вот сказка наших дней.
Разумеется, научная фантастика заняла свое место в круге чтения современного человека. Но заменяет ли эта молодая, энергичная особа хоть в какой-либо мере древнюю старуху-сказку?
Конечно, нет.
В сказке — душа и сердце народа, его ум и вековечная мудрость, все причуды, все грани национального характера. И сказка— это слово. Слово всегда живое, самобытное, поражающее предельной простотой и вместе с тем неповторимой игривостью и выдумкой.
В последние годы у нас много и не без пользы говорят о бережном отношении к природной среде. Но разве забота о духовных сокровищах нации, их разумное использование менее важное дело?
|
Сказка должна войти в каждый дом — вот насущная задача. И будем надеяться, что за настоящим сборником последуют еще и еще сборники.
Существенная особенность этого сборника /а. что сказки, представленные в нем, записаны в наши дни, что называется, на корню. А записала их и собрала воедино Галина Яковлевна Симина, доцент Калининградского университета, которая вот уже полтора десятка лет — в одиночку и со студентами-практикантами — неутомимо и плодотворно изучает пинежский говор, его лексику и синтаксис, с удивительной полнотой сохранившие речевую культуру древней поры русского языка.
На Пинежье Галина Яковлевна давно стала своим человеком. И мне хочется от своего имени, от имени моих земляков сказать ей большое русское спасибо. Спасибо за ее труды, за ее самоотверженное служение русской культуре.
Федор Абрамов
Сказки — своеобразные художественные произведения, творимые народом и устно передаваемые из поколения в поколение
При почти полной неграмотности крестьян в дореволюционной деревне сказки да песни были единственным выходом в мир поэзии, народной фантазии и мечты В долгие вечера при свете лучины за прялкой тянулся неторопливый рассказ о далеких сказочных странах, о добрых и злых людях, о том, как зло неизбежно в конце концов побеждается добром В дни великого поста, когда петь песни считалось грехом, сказки да духовные сказания оставались единственным развлечением деревенской молодежи.
Но сказка — не просто развлечение Велико ее воспитательное значение. Она — средство нравственною самоутверждения народа.
Оказывание сказок — процесс творческий Всякий раз сказка не только воспроизводится сказителем, а в чем-то и варьируется: происходит обогащение ее дополнительными местными деталями быта, расцвечивание элементами юмора, сатиры. Проявляются в какой- то мере и автобиографические черты, характер рассказчика Сказительница по ходу сказки то смеется над оказавшимся в смешном положении персонажем, то плачет над горькой участью героя, попавшего в беду
Волшебные сказки рассказываются особенно серьезно и вдумчиво, сказки о животных — снисходительно, а сказки-анекдоты — со смехом, с юмором. В этого рода сказках наблюдаются элементы драматизирования, рассказ ведется в лицах, имитируется язык персонажа: «вяк-вяк-вяк, дедушко ёдё, Наташкины косточки в мешочке везё, а косточки шарча-шабарча»; «вы-вы-вы, едут хрестья- ны шары по шары»; волк на деревянной ноге «кычйр-кычир кы- чиркает»; петух кричит: «ко-ко-ко, я всем голова!»
Исполнителями сказок выступают люди старшего поколения. Молодежь старинных народных сказок уже не знает, хотя слушает их с большим интересом и искренне переживает вместе с героем Иваном, сыном крестьянским, его удачи и неудачи, следит за запутанными сюжетными линиями повествования.
Среди пинежских сказительниц есть несомненно народные таланты, поэтические натуры К их числу следует отнести, например, жительницу деревни Кевролы Акулину Владимировну Поликарпову, которая рассказала нам 26 сказок и побывальщин И хотя они неравноценны в художественном отношении, мы публикуем почти все, чтобы показать объем и состав сказочного репертуара пинеж- ских сказительниц
Большое количество сказок и вариантов их рассказала Анна Макаровна Тихонова из деревни Подрадье, Анна Мииеевна Мамо- ьова из деревни Кучкас и др
За шестнадцать лет нашей экспедиционной работы на Пинежье (1958—1974) нам встречались многие сказочницы, преимущественно женщины преклонного возраста Некоторые из них уже умерли, но наши записи, произведенные от них в свое вре»1я, останутся бесценным свидетельством прошлой духовной культуры русского народа
Как собирался материал’
Сказки записывались нами во время диалектологических- экспедиций При сборе диалектного материала сам собою шел в руки и драгоценный фольклорный материал У нас накопилось много записей, составивших собрание пинежских сказок, которое и предлагается в настоящей книге
Записи пинежских сказок производились и прежде многими собирателями II В Карнауховой опубликованы «Сказки и предания Северного края» (М, «Академия», 1934), записанные ею в 1929 году в некоторых деревнях Пинежского района Изданы сказки, записанные в 1927 году на Пинежье А И Никифоровым (Северно- русские сказки в записях А И Никифорова М —Л, АН СССР, 1961) Пинежские сказки представлены и в книге Н И Рождественской «Сказы и сказки Беломорья и Пинежья» (Архангельск, 1941)
Однако этими изданиями ни в какой мере не исчерпывается все богатство фольклорного сказочного материала, бытующего еще и сейчас на Пинежье Сказки, записанные нами в 50—60-х гг, во многом отличаются от сказочных текстов в записях прошлых лет Отличие прежде всего в том, что у нас в большинстве случаев магнитофонные записи сказок, фиксирующие подлинную речь и интонации сказочника и отражающие языковое своеобразие и естественное течение рассказа В этом преимущество данного собрания пинежских сказок
При некоторой общности сказочных сюжетов (например, «Мачеха и падчерица», «Золушка», «Безручка», «Незнайка» и т п) полного текстового совпадения со сказками предшествующих лет в наших записях нет Отмечается своеобразие современных записей сказки и в ее структуре, и в отдельных частных элементах сказочного повествования Легко, например, устанавливаются различия при сопоставлении с записями сказок, опубликованных И В Карнауховой Проследим это в текстах сказки «Про Царя морского, страха людского» (у И В Карнауховой — про Водяного) У нас героиня сказки Думослава — утица, у Карнауховой — куница Различны задачи, которые поставил перед героем Царь морской у нас — «построить к утру-свету церковь», «сплести канат из песку», у Карнауховой — «вспахать и засеять поле», «выбрать невесту» и др Своеобразны сказочные формулы- у нас — «Припа- ди-ко ко сырой земли», у И В Карнауховой — «Ляг брюшком, по- слухай ушком» Различаются некоторые отдельные мотивы у нас — голубь вылетел из-за пазухи Думославы, что более реалистично, у Карнауховой — из пирога вылетели голубь да голубка и этим напомнили герою о царевне Голубь в нашей сказке говорит слова «Буду-буду, не забуду», а у И В Карнауховой ничего не говорит Существенно отличаются и сказки на сюжет «подмененной жены» У Карнауховой желания героев исполняют два казака, а в нашем тексте все это делают сын Гордюм да Сучка прядочка (у Карнауховой — Марфа Прекрасная)
Нет необходимости дальше продолжать сопоставления Любой из заинтересованных исследователей увидит существенные различия между сказками, представленными в нашем собрании, и сказками, опубликованными в предыдущих изданиях
Нами произведена сверка пинежских сказок с «Указателем сказочных сюжетов» Аарне-Андреева[1], а также с указателями, предложенными В Я Проппом[2] При этом обнаружилось, что наряду со многими общеизвестными сюжетами в наших материалах имеются сказки, не отмеченные в указателях Таковы сказки про Яна- Ивана, про Ивана-промышленника, про Коровушку-белодоюшку, про еретика и др
Всего в нашем собрании пинежских сказок представлено пятьдесят текстов Большинство из них — волшебные сказки
По-прежнему господствует на Пинежье сказка «классического» типа долгая, с обстоятельным рассказом приключений героя, с соблюдением «тройственности» событий Охотно используется в ней диалог, чем достигается живость рассказа, артистичность испол нения Продолжается сказочная традиция, отмеченная А И Никифоровым «Пинежане не любят новеллистической сказки, они жи вут еще целиком симпатиями к волшебной сказке»3. И действительно, в нашем пинежском собрании почти совсем не представлены сказки-анекдоты нет сказок о глупом черте, нет анекдотов про ловких жен и т п Можно указать лишь сказку про Окуляху да Деяху, сказку о дурне-медведе и сказку о петушке.
Пинежские сказки характеризуются своими стилевыми особенностями Сказке обычно предшествует присказка, свойственна по стоянная формула зачина и концовки, что, несомненно, идет от древних традиций устного повествования, часто ог скоморошины Например, сказка, рассказанная Д И Пашковой, племянницей М Д Кривополеновой, начинается так «В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем, жил царь Картауз, надел на себя арбуз, на конец огурец, и вышел прекрасный молодец Это не сказка, а присказка, сказка вся впереди»
Некоторые сказки заканчиваются присказкой концовкой Напри мер «Вот и сказке конец, да селёменной хлевец, во \левце то было пятеро овец да шестой жеребец, побежал по овец, по рябиновы по санки, по рябиновый батог Там пиво текло, по устам пробежало, в рот не попало, на бор убежало, под пень, под кокору, я не знаю, под котору» Или «Я там была на свадьбе у них, куст видала, яблоками чествовали, пива наварили, я худо пила-то, в рот ие попало, все протекло нимо», «Я у них была, пиво из красного ковша пила, по рылу бежало, в рот не попало» и т п А наиболее обычная концовка звучит так «Стали жить да поживать, и топе- ря живут, и нас переживут»
Поэтика пинежских сказок характеризуется и традиционными приемами тавтолоши Многочисленны словосочетания типа «зату- жился-запечалился», «покупать-закупать», «поит-кормит», «хитёр- мудёр», «плачё-рыдае», «не тужи да не плачь», «к утру-свету», «ох как спал, как в пору встал», «сядь да поешь, ляг да поспи» и т п
Иногда в подобных парных сочетаниях используется слово, лишенное смысла, нужное только для рифмы Вот хотя бы здесь «Где болота дыбучп, леса дремучи, нынче там тишь да башь, божья благодать» — что такое «башь»? Встречается такая звукозапись, как «трень-брень, трень-брень», что создает необходимую музыку при исполнении сказки
К стилистическим особенностям сказочного жанра следует отнести ясно выраженную тенденцию к обобщению Из века в век воз растала обобщающая сила сказки Обобщенный характер сказоч ного повествования проявляется и в пинежских сказках Прежде всего, это обилие неопределенных местоимений Таковы сказочные зачины «Не в котором царстве, не в котором государстве »; «В таком-то царстве, в таком-то государстве жар птица есть», «А оно (солнце) сказало «Из такого-то царства, из того то государства надо таку-то царевну достать»
Нет в сказках и точных названий мест Обычно дается только обобщенное нарицательное существительное город, деревня, яр моньга
Как во всякой сказке, в пинежских сказках не индивидуализированы имена персонажей Преобладают имена нарицательные, создающие обобщенные характеристики действующих лиц по социальному положению (мужик, крестьянин, купец, сын купеческий, царь, царевич), по возрастному признаку (старик, старуха, парне чок, девушка), по семейным связям (отец, мати, бабушка, жёнка, брателко, сестричушка, дочи, падчерица, мачеха), по профессии (башмачник, дровяник, водяник, корабельщик, сапожник, сенник, черепан)
Характеристики часто выступают как прозвища, краткие приложения к имени собственному Сучка-прядочка, Кок с локоток, Сивко-Бурко, Бабушка задворенка, Овечка серебрянка, Коровушка- белодоюшка
Персонаж называется просто по прозвящному имени-характери стике Верзидо богатырь, Костыль-царь, Незнайко (говорит только одно слово «не знаю»), Снежурочка (снежная кукла), Ольшанко (варианты Ольханко, Леханко) — человек, сделанный из дерева ольхи1
Канонические личные имена настолько обычны, однообразны в сказкак, чго выполняют гоже обобщенную функцию наравне с на рицательным именем-прозвищем Иван-царевич, Иван, сын купеческий, Иван, сын крестьянский Всякий сказочный положительный герой— Иван! Сказочные героини названы обычно в уменьшительно- таскательной форме Аннушка, Машенька, Маршунька Иногда к собственному имени присоединяется постоянный эпитет Аннушка красавица, Марфа Прекрасная и т п
Имя персонажа служит и средством авторской оценки Так, в функции осудительной, сатирической представлены имена в форме полуимени Окуляха, Деяха, Балдуша
Чем обусловлена указанная тенденция к предельной обобщенности сказочного жанра> Думается, что это вытекает из самой основной функции сказки «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок» (Пушкин) Сказки выполняют роль нравоучительной повести, это, по определению Ю М Соколова, «традиционная крестьянская педагогика» Для решения подобной дидактической задачи нет необходимости подчеркивать единичное, конкретное явление, точное место и время действия В сказке действует обрат ная тенденция
В этом стремлении дать предельное обобщение сказочный жанр в какой-то мере сближается с пословицей Так, в некоторых сказках в концовке приведены прямые пословицы «Обижены дети не живут бедно», «Добрые люди радуются, а злые завидуют» и др Все, что не отвечает цели «всеобщности», в сказке (как и в пословице) отсутствует Нет в сказке и элементов украшательства, нет пейзажа Описания природы замедлили бы изложение сказочного действия и отяжелили бы сказку, лишив ее основного назначения — действенности нравоучительного рассказа Именно это и произошло в «Сибирско-русских сказках, записанных М В Крас- ноженовой»1, например, в сказке «Безручка», а также в публикациях записей XIX века
Не представлены в пинежских сказках и элементы психологизма, нет в них углубления в духовный мир персонажей, нет анализа душевных побуждений Переживания героев выражаются лишь через показ их поступков Вот как рассказывается о том, что Иван- царевич полюбил девушку «Ох, уж как пондравилась мне эга девица Тут он стрецят ей, гулят с ей, ходит и всяко Он тут уж вовсе с ей заходил, кольцо ей дал да »
Значительность переживания выражается обычно фигурой повторения Например «Шла, шла, шла, ходила, ходила, ходила, у башмаков подочвы выдержала — вот колько ходила время», «Ревела, ревела, крицяла, крицяла, крицяла — не воротился», «Девушка его колола, колола, колола — никак не разбудить, заплакала»
Нет в сказках и развернутых портретов персонажей, кроме са мых общих характеристик «Она така прекрасна, така красавица», «А такая красавица была, тут срисовали то ей уж, и все было, всяко», «Иван, сын купеческой, такой стал порато хорошой да красивой, дак нигде по свету-свету не найти таких Иванов, да уж всем-то вышел», «Иван, сын купеческой, такой стал порато цистой да нарядной, большой да толстой, такой молодець1», «Она уж и вовсе прекрасна, страшно кака», «Коль уж сама-то красива1» Как видим, подробности портрета начисто отсутствуют, даны лишь персонажи-маски, традиционные носители добра или зла
Однако при всей обобщенности сказочного повествования можно легко узнать, где бытует данная сказка, кто ее творец и рассказчик В любой современной сказке отчетливо проявляются местные черты сказочник оснащает свой рассказ тем, что он знает и видит вокруг Так, в сказочном «царском дворце» он, как и в крестьянском доме, помещает избы «Иван-царевич в другой избы лежит» Не случайно появляется во дворце и передызье «Иван-царевич намазал смолой передызье, чтобы девушка ульнула, оставила тюфлю» Между тем передызьем называют сени крестьянского дома только в верховьях реки Пинеги и в некоторых других северных районах, это — черта местного быта Специфически севернорусской является и водолейка «Он (Деяха) схватил лошадь-ту да на водолейку завел, да мох от белой пехат в желобок-от там да в катцю» Именно на Севере в старину в стенку дома вдалбливался деревянный желоб, в который прямо с улицы в кадку в избе наливали воду Только на севере, в тундре, кормят коров мхом-ягелем, как в сказке «Мужик белой мох везет ведь мох-от нать в ушаты класть да коровы заваривать, парево налаживать» Или вот в другой сказке «Женка с подгорьем идет» А подгорье — выстиранное и выполосканное в реке белье — слово тоже специфически северное И то, что «мужик репу сеет», это тоже реальная черта крестьянской жизни на Севере в прошлом в пинежских деревнях картошки не знали до войны 1914—1917 гг, поэтому репа была основным продуктом питания, и из нее приготовляли паренки, печенки.
Только на севере употребительно и название входной двери в дом—воротца, ворота, встречающееся в сказках «Иван пришел, избушка маленька, воротца худы»
Отражаются также в сказках деревенские обычаи, черты быта Так, чай в современном крестьянском доме—лучшее угощение И в сказке «Пришел в гости, мати согрела самовар, у матери уж самовар кипит» А чтобы уснуть, Иван просит царевну «покочкать в головы, поискать вошок» — бытовая деталь из дореволюционной крестьянской жизни
В пинежских сказках широко показаны труд крестьянина, его занятия и промыслы Например, «Отець сделал лодочку и веселыш- ко», «Отець пошил корббоцку», «пришил к ей почабоцку» (коробочка — небольшая корзинка, сшитая из целого куска бересты, поча- бочка, почабка — ручка у такой коробочки)
Северянину нужно много дров, чтобы протопить избу зимой Поэтому и сказочные персонажи ходят в лес «дровца рубить»: «Овечка серебренка накормила, напоила своих деточек и пошла на бор дровца рубить», «Кот да Дрозд пошли в лес дровца рубить», «Зайка пошел топить печь, кашу варить», «Медведь сидит в избушке, топит»
Рисуется в сказках образ труженицы девушки Медведь заставляет девушку ткать, проверяет ее умение и трудолюбие «Садись за красенцы, выткешь, дак замуж возьму» А Морозко просит девушку связать рукавички, сшить рубашку и т п В этом проявляются народные идеалы девушка должна быть вежливой, послушной и трудолюбивой Именно такая девушка награждается счастьем и достатком
Показаны в сказках старинные обычаи «вежества» и гостеприимства: «Гостя нать напоить-накормить да в постель повалить, тогда и вести спрашивать». Использованы в них приветственные формулы: «Сядь да поешь, ляг да поспи».
Таким образом в сказках прослеживается отражение реального мира крестьянина, окружавшей его действительности. Сказочный, фантастический мир он строит по образу и подобию того, что он видит вокруг себя, с чем каждодневно сталкивается в своей жизни. В сказках, как и в религии, происходит, по словам классиков марксизма, фантастическое отражение в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в повседневной жизни, отражение, в котором земные силы принимают форму сверхъестественных.
Сквозь волшебное в пинежских сказках проглядывает вполне реальное. Например, традиционные сказочные персонажи: царь, царевич, царевна — все они по существу крестьяне, заняты крестьянской работой: «Царь посеял пшеницу», «И вдруг царь поехал по сено», Царь морской, страх людской самолично проверяет, топится ли терем у его дочери, царевны Думославы, сам бежит к ней под окно и спрашивает: «Что до такой-то поры у вас терем не топится? Что вы тут спитё-то, не выходите?»
Наделяются сверхъестественной силой самые обыденные предметы крестьянского обихода: волшебное лукошечко, чудесная коринка, говорящая сумка, полотуха, клеточка-самолеточка и др. Все это реальные предметы, но народная фантазия наделила их волшебной силой.
Этнографические реалии широко представлены в пинежских сказках. По ним можно изучать, во что одевались, что ели пинежские крестьяне, каковы были домашняя утварь и внутреннее убранство их избы: «Приходи ко мне обедать, опарка под пенкой, квасок молодой» (опара — излюбленное старинное кушанье из солода); «Сейчас иду, только житники ополю» (полоть жптники — придавать тесту круглую форму); «Колобки склал в котомочку»; «Наладь хлебов на дорогу»; «Склал все в шёлгйчик: пять боцек меду, пять боцек пива да пять мешков хлеба и пошел».
В наш реалистический век сказка все больше и больше насыщается элементами бытового повествования, и это не является показателем какой-то деградации сказки, не означает процессов ее исчезновения. Крестьяне, рассказчики сказок, включают в сказку бытовые детали, не нарушая сказочности повествования, волшебного вымысла. В современной сказке наблюдается тенденция к реализму сказочному: становятся необходимыми мотивировки поступков героев. Так, например, «Иван взял бочку заказал, сколотил, железные обручи наложил, и жёну и детей в бочку, да на море и опружил» — и тут же от себя сказительница добавляет: «Что уж, надо увезти от позору, куды таки дети?»
В поэтических вымыслах передаются реальные стремления людей, их отношение к окружающей действительности. В этом своеобразие современной пинежской сказки, тесно связанной с реальной жизнью.
В пинежских сказках нет призывов к религиозному смирению, нет надежды на божью милость; все удачи и подвиги сказочного героя достигаются им самим (или помощником), его трудом и сноровкой, а не божьим соизволением. В сказках проявляется философия оптимистическая, уверенность героя в своих силах.
Подчас герой сказки подвергается непомерным испытаниям. Но тот же крестьянский Иванушко, благодаря своей смекалке, уму и бесстрашию, преодолевает все препятствия и достигает цели, побеждает зло. Справедливость и добро торжествуют, и в этом огромное воспитательное значение сказки.
Веками устанавливались в народе представления о честности, порядочности. Нарушение этих неписаных этических законов жестоко карается сказочными средствами. Например, наказаны жёнки, которые «много молока кислого продавали да много воды в молоко подливали, дак им век переливать из колодца в колодец». Девкам, которые «из двора во двор ходили да много вестей переносили», предстоит «век из окна в окно глядеться». А мужик обречен век стоять и держать в руках огненный столб за то, что он «много денег взаймы давал да много прочентов брал».
Осуждается также неумение и нежелание делать крестьянскую работу. Например, «Цего ты умеешь делать?» — «Ницего не умею. Кружева вяжу да повышиваю колько». — «Ну, у меня того нету роботы, у меня надо грязну роботу делать: горшки, крынки из глины делать». При этом сказочница добавляет от себя: «А она делать ницего тако не може, и руки благородненьки таки», и в этом сквозит явное осуждение.
Сказки являются важнейшим источником для изучения диалектного языка и истории общерусского литературного языка. В отличие от песен, в которых ритм и рифма диктуют обязательную стабильность исполнения, сохранение стихотворных элементов («Из песни слова не выкинешь!»), сказки свободно отражают народную речь, и не только поэтический склад ее, но и речь обиходную, разговорную на современном ее уровне. Сказка всякий раз как бы создается рассказчиком, и язык ее подвергается изменениям вместе с изменением жизни общества.
Вторжение в жизнь современного крестьянина новых условий труда и быта, овладение им грамотностью проявляются и в лексике сказок. В текст их вкрапливаются новые слова и выражения, что, однако, не разрушает традиционную ткань сюжета. Например, «Мати идё на вокзал плачё, рыдаё»; «На балхон подите, будут смотреть вас»; «Царь с короны сошел»; «Другой корабль флаг выкинул, приглашает». Или вот: «Палицу железну скуйте мне метра на три-четыре»,— говорит богатырь Верзило. А Иван, сын купеческий, своего вещего коня спрашивает: «А как мне выйти из положения, как мне взять эту девицу?» И тот ему отвечает: «А так выйди из положения...»
Основная же стихия языка сказок — диалектная. Многочисленны в них чисто местные слова и выражения: «Ягабова Маршунька полезла в право ухо, вылезла в лево, и така неража стала, что страшно глядеть»; «Нать нам робёнка сосмекать»; «Что мне тут галиться одному?»; «Море заколубалось»; «Пошел бы ветер да торох»; «Кака девица хвалёнка была».
Строгая прикрепленность сказки к определенной местности и к определенной социальной группе делает собранный нами материал ценным свидетельством духовной и материальной культуры пинеж- ской деревни в ее не очень далеком прошлом. Сказки — это памятник дореволюционной жизни и мировоззрения северного крестьянина. И необходимо усилить собирательскую деятельность, чтобы как можно полнее записать эти великолепные произведения устного народного творчества, сохранить их для науки.
При подготовке к печати пинежских сказок возник вопрос, как располагать материал. Так как в сказках наблюдается процесс контаминации различных сказочных мотивов, классификация их по жанрам и по сюжетам затруднительна и представляется ненаучной. Наличие талантливых и вдохновенных исполнителей, встреченных на Пинежье, подсказало нам организацию пинежских сказок именно по сказочникам. Последовательность в расположении сказок обусловливается географическим положением населенных пунктов по реке Пинеге: от границы Пинежского района — д. Кучкас вниз по течению реки.
По1 техническим причинам записи сказок приводятся в очень упрощенной транскрипции: отражены лишь важнейшие особенности диалектной севернорусской речи (ёканье, мягкое цоканье, твердость долгих шипящих и некоторые др.). Фонетические явления, совпадающие с литературным произношением, в них не фиксируются. Синтаксические конструкции, стиль и грамматические особенности текста обработке не подвергались.
Приношу глубокую благодарность рецензентам — старшему научному сотруднику Института этнографии АН СССР доктору филологических наук Б. Н. Путилову и доктору исторических наук члену ССП Э. В. Померанцевой за помощь в работе над этой книгой.
Г. Симина, доцент Калининградского университета кандидат филологических наук
А. М. МАМОНОВОЙ
а. кучкас
Анна Минеевна Мамонова родилась и всю жизнь прожила в деревне Кучкас (верховье реки Пинеги). Училась в местной школе, окончила два класса. Она вдова красного партизана. Детей нет (умерли маленькими).
Анне Минеевне Мамоновой восемьдесят лет, но она сохранила прекрасную па,мять и интерес к жизни. Она рассказала десять сказок, шесть из них вошли в сборник. Такие, как «Два брата» и «Про богатыря Олега», почерпнуты из школьных книг для чтения. Остальные — подлинно народные сказки, услышанные Анной Минеев- ной от бабушки полвека тому назад.
Не. включены в сборник сказки «Про мачеху и падчерицу» (Ук. № 480 В), «Про заиньку да лисаньку» (Ук. № 43), «Про хитрую лису» и «Про водяного».
I. ПРО ЗВЕРЯ ЛАНЬ
или вот хоть те муж да жёна, по-среднему вот ■•^“■жили. У них была доць. Доць была хороша, красива, добра. Вот ней стали жёнихй брать. Она за первых женихов не идет. А тут приехал один царя сын.
— Вот,— говорит,— за этого, отец, я пойду.
— Ну,— говорит,— пойди.
Вот она и к дарю вышла. Вышла к царю, а у царя слуг много, большо ведь царьство-то, хозяйство-то: всё слуги да прислужницы, варйхи да поварихи.
Ну ладно. Она вышла, тоже хорошенька красотой и всё, за богатого. А он везде розъезжат, этот осударь, за границей и везде.
Вот нута поварихи-те ней не стали-любить: нать бы вот от ней, как от одиой-то, мужа-та отнять. А он уехал. Она осталась беременна.
— Вот,— говорит,— пишите, кого она принесет, и мне,— говорит,— передавайте.
Уехал, о«а родила сына.
А пути ненавидят ней. Одна-та, котора за него жа- лат вытти-то, так написала письмо, говорит:
«У тя родился не кошка, не собака, не лягушка, а хто знат кто».
А он своей ца.рьской свиты написал:
«Куды, — говорит, — хотите, убирайте мою жену с этим детишшом, мне она не нать. Как я буду жить? Лягушка будё роста, ле мышка, ле хто ли». Вот оне написали, он так отписал: «Куды хотите».
Вот эта вся овита прежна-та, солдатня-та:
— А куды будём дёвать?
Одцн говорит:
— А давайте, там боцька есть на берегу большушша, дак ней в боцьку вот с нутим дётишшом посадим да и на морё отпустим.
Ну вот один солдат ей сказал, говорит:
— У тебя хто,— говорит,— родился?
Она говорит:
— Сын.
Посмотрели. А сын родился.
Они ней:
— Мы тебя,— говорят,— ладим в боцыку посадить. Осударю там. написано: что «хто зна, хто родился: мышка ли, кошка ли, лягушка ле». А он отписал: «Нать, — говорит, — моя жёна куды-то дёвать». Мы тебя,— говорят,— в боцьку с таким,— говорят,— с малю- тодьком, с маленьким, у пруди ишо. И вот,— говорят,—■ тебе даим шило. Может,— говорят,— где и выйдёшь
А так ницего на ней нету, ну платьишко только на плёцях. Ну что уж?
Она поплакала, поревела:
— Коли нать, так давайте садите.
Вот в боцьку посадили ей с дитем, детишшо у груди Вот эту боцьку покатило да покатило по морю; кацяло да кацяло и прикацялю к такой вот к горы. Ну и выбросило вот на берег эту боцьку. Она вот нуто как-то доставала, доставала доску шилом-то. И сама не знат где? Куды нас? Как? Прикацяло к берегу. И вот одну доску как-то достала, шилом копала и как-то вот и достала.
«Посмотреть, где я? На острове ли, где ли?».
Вот и другу сорвала.
А боцька волнами выхлёстнуло далёко на берег. И эти доски сорвала и вышла с дитем Посидела у моря на берегу, погоревала, поплакала, дитя пожаляла.
«Ну ладно, хоть детишшо со мной».
И вот и пошла на эту на гору. Поюмотряла — гора.
«Пойду на гору, там хоть лес есть, хоть елки да каки, может быть, ягодки есть да грибки. Хоть буду с дитем там погибать в лесу, на бору».
Вот это все подумала, поговорила, детишшо в оха- боцьку и пошла на гору. Посмотряла везде: морюшкю — только синь синёт! А нигде ницего нету. А эти суда ходят, далёко-то видать.
Ну вот она на горы опоселйлася, под ёлоцьку, сдела
ла вот такой шалашок, бугорку, приспособилась, чтобы было ей с дитем да легчи где. И вот ходит, дитя пова- лйт али у груди носит, а сама ягодки поберёт да гри- боцьки да.
«Ну ладно, уж буду этта и помирать».
Пожила колыко-то врамецька, это вот она живет да все плацёт да. Дальше идет большушшая, огромная, огромной, большой зверь.
«Ну вот, — думат, — и слава богу, по-прежному, смерть скоро. Эта уж нас съест».
Сидит с дитем, кацяётся в обе стороны.
Пришла и заговорила делавецьим голосом'
— Что за люди? Что за женшина сидит с робёнком?
— А это,— творит,— я.
— А хто ты?
— А была,— говорит,— царя жёна, да вот он у мня уехал за границу своё дело править, а злы люди написали, что у мня родился хто зна хто: не кошка, не собака, не лягушка. Он отписал: «Куды хотите дёвайте мою жёну». Вот меня заколотили в боцьку да отпустили на морё. Сюды вот и прикацяло. Я вот с берега вышла на гору, и живу я уж колько суток, питаюсь только ягодками, а дитя кормлю своей грудью.
А она и говорит:
— Ладно. Я пришла.
— Может быть, нас,— говорит,— ты и скушаешь, я нажилась боле, только обех нас скушай с дитем.
— Ладно,— говорит,— ты в этом ишо счастлива Ты счастлива, у тебя вперёд будё очастьё.
Вот она плачёт.
— Како счастьё! На таком живу на пустоплёсье.