АННА. Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах, боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорее, поскорее воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
АКУШЕРКА. Анна Аркадьевна, он приехал. Вот он!
Анна смотрит на Каренина, но не видит его.
АННА. Какой вздор! Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Мериет попросить с ним лечь.
КАРЕНИН. Так надо?
ДОКТОР. Что надо?
КАРЕНИН. Кончается?
ДОКТОР. Мы не знаем.
Анна вдруг видит Каренина.
АННА. Нету, нет, я не боюсь его, я боюсь смерти. Алексей, подойди сюда. Я тороплюсь оттого, что мне некогда, мне осталось жить немного, сейчас начнется жар, и я ничего уж не пойму. Теперь я понимаю, и все понимаю, я все вижу.
Каренин пятится.
АННА. Алексей, поди!
Каренин подходит. Анна хватает его за руки.
АННА. Подожди, ты не знаешь… Постойте, постойте… Да, да, да. Вот, что я хотела сказать. Не удивляйся мне. Я все та же… Но во мне есть другая, я ее боюсь – она полюбила того, и я хотела возненавидеть тебя и не могла забыть про ту, которая была прежде. Та - не я. Теперь я - настоящая, я вся. Я теперь умираю, я знаю, что умру, спроси у него. Я и теперь чувствую, вот они, пуды на руках, на ногах, на пальцах. Пальцы вот какие – огромные! Но это все скоро кончится… Одно мне нужно – ты прости меня, прости совсем! Я ужасна, но мне няня говорила – святая мученица – как ее звали? – она хуже была. И я поеду в Рим, там пустыня, и тогда я никому не буду мешать, только Сережу возьму и девочку… Нет, ты не можешь простить! Я знаю, этого нельзя простить! Нет, нет, уйди, ты слишком хорош!
|
|
Толкает Каренина одной рукой, другой – держит. Каренин умоляюще глядит то на доктора, то на акушерку.
КАРЕНИН. Я не могу это!
Вдруг садится на колени. Анна обнимает его голову, гладит. Каренин рыдает.
АННА. Вот он, я знала! Теперь прощайте все, прощайте!.. Опять они пришли, отчего они не выходят?.. Да снимите же с меня эти шубы!
Отталкивает Каренина. Доктор укрывает ее. Входит Вронский.
АННА (глядит на Вронского). Помни одно, что мне нужно было одно прощение, и ничего больше я не хочу… Отчего ж он не придет? Подойди, подойди! Подай ему руку.
Вронский подходит, закрывает лицо руками.
АННА. Открой лицо, смотри на него. Он святой! Да открой, открой лицо! Алексей Александрович, открой ему лицо! Я хочу его видеть.
Каренин отводит руки от лица Вронского.
АННА. Подай ему руку. Прости его.
Каренин берет Вронского за руки, крепко сжимает их.
АННА. Слава богу, слава богу, теперь все готово. Только немножко вытянуть ноги. Вот так, вот прекрасно. (Глядит на обои.) Как эти цветы сделаны без вкуса, совсем не похоже на фиалку. Боже мой, боже мой! Когда это кончится? Дайте мне морфину. Доктор! Дайте же морфину. Боже мой, боже мой!
Вронский снова закрывает лицо. Каренин затыкает уши и выходит из спальни. Сидит на стуле в коридоре. В спальне воцаряется тишина. Выходит доктор.
|
|
КАРЕНИН. Кончилась?
ДОКТОР. В беспамятстве…
Из спальни выходит Вронский. Стоит возле Каренина, не зная, что делать дальше. Каренин не смотрит на него. Проходит несколько минут.
ВРОНСКИЙ. Алексей Александрович, я не могу говорить, не могу понимать. Пощадите меня! Как вам ни тяжело, поверьте, что мне еще ужаснее.
КАРЕНИН. Я прошу вас выслушать меня, это необходимо. Я должен вам объяснить свои чувства, те, которые руководили мной и будут руководить, чтобы вы не заблуждались относительно меня. Вы знаете, что я решился на развод и даже начал это дело. Не скрою от вас, что, начиная дело, я был в нерешительности, я мучился, признаюсь вам, что желание мстить вам и ей преследовало меня. Когда я получил телеграмму, я поехал сюда с теми же чувствами, скажу больше – я желал ее смерти. Но я увидел ее и простил. И счастье прощения открыло мне мою обязанность. Я простил совершенно. Я хочу подставить другую щеку, я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан, и молю бога только о том, чтоб он не отнял у меня счастье прощения! Вот мое положение. Вы можете затоптать меня в грязь, сделать посмешищем света, я не покину ее и никогда слова упрека не скажу вам. Моя обязанность ясно начертана для меня – я должен быть с ней и буду. Если она пожелает вас видеть, я дам вам знать, но теперь, я полагаю, вам лучше удалиться.
Вронский не двигается.
КАРЕНИН. Идите теперь…
Вронский стоит.
КАРЕНИН. Идите…
Вронский идет по коридору. Скрывается за поворотом на лестницу. Каренин оборачивается на то, место, где только был Вронский. Смотрит в пустоту. Долго смотрит. Раздается глухой хлопок выстрела. Каренин отворачивается от источника выстрела. По лестнице вбегает швейцар.
|
|
ШВЕЙЦАР. Стрелялся! Граф только стрелялся! В передней! В грудь!
Каренин затыкает уши. Смотрит в пол. Бегут доктор, акушерка, еще люди. Все что-то кричат. Каренин сидит не шелохнувшись. Люди скрываются в передней. Из комнаты выходит Сережа, идет по коридору мимо Каренина. Каренин поднимает на него глаза.
КАРЕНИН. Не надо туда ходить, Сережа.
СЕРЕЖА. Что там такое?
КАРЕНИН. Все такое, Сережа, закончилось…
СЕРЕЖА. Что же закончилось?
КАРЕНИН. Беда закончилась, Сережа, беда…
Прижимает Сережу к себе, плачет.
Глава 16
Дом Карениных. Детская комната. Каренин держит в руках ребенка. Рядом Сережа и нянька.
КАРЕНИН. Вот, Сережа, ты был такой же маленький.
СЕРЕЖА. Не был.
КАРЕНИН. Как же не был?
СЕРЕЖА. А ты был?
КАРЕНИН. Я такое уже не помню, Сережа.
СЕРЕЖА. Я тоже такое не помню.
КАРЕНИН. Почему же ты не помнишь? Тебе нельзя не помнить.
СЕРЕЖА. А я не помню.
КАРЕНИН (няньке). Чего она так исхудала?
СЕРЕЖА. Где исхудала?
НЯНЬКА. Я думаю, что кормилица не годится, сударь.
СЕРЕЖА. Где исхудала?
Каренин показывает ему ребенка.
КАРЕНИН. Вон, какая худая. (Няньке.) Отчего вы думаете?
НЯНЬКА. Молоко не годится.
СЕРЕЖА. Кислое?
КАРЕНИН. Кислое разве?
НЯНЬКА (усмехается). Какое ж кислое – пустое.
СЕРЕЖА. Это какое – пустое?
КАРЕНИН. Так что же вы не скажете?
НЯНЬКА. Кому ж сказать? Анна Аркадьевна нездоровы все.
СЕРЕЖА. Это какое – пустое?
КАРЕНИН. Это, Сережа, когда не сытное.
СЕРЕЖА. Невкусное?
КАРЕНИН. И невкусное.
СЕРЕЖА. Так молоко все невкусное.
КАРЕНИН (няньке). Надо доктора попросить осмотреть кормилицу.
НЯНЬКА. Кто ж попросит?
КАРЕНИН. Спит.
СЕРЕЖА. А доктор вкусным сделает?
КАРЕНИН. Ты, Сережа, не шуми слишком. Разбудишь маленькую. Доктор, да, сытным сделает.
СЕРЕЖА. А вкусным?
Ребенок начинает мякать.
КАРЕНИН. Я потом тебе расскажу, Сережа.
Каренин качает ребенка, что-то напевает. Нянька уводит Сережу из комнаты. Каренин качает ребенка, пока тот не замолкает. Каренин опускает его в кроватку. С нежностью смотрит. Нагибается, целует. Входит нянька. Каренин делает вид, что не целовал, а только укладывал.
КАРЕНИН (шепотом). Я доктору скажу о кормилице.
Нянька кивает.
КАРЕНИН. Там пришел кто-то?
НЯНЬКА. Княгиня Тверская…
Каренин кивает, на цыпочках выходит из детской. Идет к комнате Анны. Слышны голоса:
БЕТСИ. Если б он не уезжал, я бы поняла твой отказ и его тоже. Но твой муж должен быть выше этого…
АННА. Я не для мужа, а для себя не хочу. Не говори этого!
БЕТСИ. Да, но ты не можете не желать проститься с человеком, который стрелялся из-за тебя…
АННА. От этого-то я и не хочу.
Каренин, кашлянув, входит.
БЕТСИ. А! Я очень рада, что вы дома. Вы никуда не показываетесь, и я не видала вас со времени болезни Анны. Я все слышала – ваши заботы. Да, вы удивительный муж.
КАРЕНИН. Никаких забот нет. Я привычен со времен Сережи. (Анне.) Все не лучше?
АННА. Мне кажется, лучше.
КАРЕНИН. У тебя как будто лихорадочный цвет лица.
БЕТСИ. Мы разговорились с нею слишком. Я чувствую, что это эгоизм с моей стороны, и я уезжаю.
АННА. Нет, побудьте, пожалуйста. Мне нужно сказать вам… (Каренину.) Нет, вам. Я не хочу и не могу иметь от вас ничего скрытого. Бетси говорила, что граф Вронский желал быть у нас, чтобы проститься пред своим отъездом в Ташкент. Я сказала, что я не могу принять его.
БЕТСИ. Вы сказали, мой друг, что это будет зависеть от Алексея Александровича…
АННА. Да нет, я не могу его принять, и это ни к чему не… Одним словом, я не хочу…
БЕТСИ. Она совсем не так сказала, Алексей Александрович. И я полагаю, что именно вы…
КАРЕНИН. Благодарю вас, княгиня, за ваше участие и советы. Но вопрос о том, может ли или не может Анна принять кого-нибудь, она решит сама.
БЕТСИ. Я все поняла. Я пойду.
Каренин поклонился. Бетси поцеловала Анну и вышла. Долгая тяжелая пауза.
КАРЕНИН. Я очень благодарен за твое доверие ко мне. И очень благодарен за твое решение. Я тоже полагаю, что так как он едет, то и нет никакой надобности графу Вронскому приезжать сюда. Впрочем…
АННА. Да уж я сказала, так что же повторять? Не будем никогда говорить про это…
КАРЕНИН. Я предоставил тебе решить этот вопрос, и я очень рад видеть…
АННА. Что мое желание сходится с вашим?
КАРЕНИН. Да, и княгиня Тверская совершенно неуместно вмешивается в самые трудные семейные дела. В особенности она…
АННА. Я ничему не верю, что об ней говорят. Я знаю, что она меня искренно любит.
Помолчали.
КАРЕНИН. Я сейчас пошлю за доктором.
АННА. Я здорова, зачем мне доктора?
КАРЕНИН. Нет, маленькая худа, и говорят, у кормилицы молоко постное.
АННА. Для чего же ты не позволил мне кормить, когда я умоляла об этом? Все равно - она ребенок, и его уморят…
КАРЕНИН. Анна…
Сел на колени, взял ее за руку. Анна не смотрит на него.
КАРЕНИН. Анна.
АННА. Что?
КАРЕНИН. Анна…
Пытается лечь рядом с ней, втискивается на тот краешек кровати, что остался от нее. Анна не двигается, смотрит в потолок.
КАРЕНИН. Анна…
АННА. Я не хочу…
КАРЕНИН. Я немного полежать… Я устал…
АННА. Я не хочу…
Каренин падает с кровати, с трудом поднимается. Смеется. Анна смотрит на него как на дурака.
Глава 17
Зал дворца. Толпа аплодирует. Каренин, ворочая всем тазом и тупыми ногами, выходит вперед. Звучит музыка. Старичок-генерал вешает ему на грудь «Александра Невского». Каренин улыбается, кланяется. Аплодисменты. Каренин идет обратно. Его хлопают по плечу, жмут руку, пытаются потрогать орден. Каренин держится гордо и величаво. К нему подбегает человек. Вручает записку. Каренин читает. Улыбка сходит с лица Каренина. Он идет через зал, на улицу, садится в карету.
КАРЕНИН. Домой.
Карета трогается. Каренин жадно смотрит по сторонам на протяжении всего пути. Подъезжают к дому, Каренин взбегает по лестнице, швейцар отворяет ему дверь, заходит следом.
КАРЕНИН. Где барыня?
ШВЕЙЦАР. Уехали… Собрались и уехали…
КАРЕНИН. С кем?
ШВЕЙЦАР. Граф Вронский приезжали.
КАРЕНИН. Куда?! Говори!
ШВЕЙЦАР. В Италию говорили…
Каренин сел, тяжело дышит.
КАРЕНИН. А маленькая что?
ШВЕЙЦАР. С собою взяли.
КАРЕНИН. А…
Тут по лестнице спускается Сережа. Останавливается посреди передней.
СЕРЕЖА. Мама что же надолго уехала?
КАРЕНИН (швейцару). Уйди.
Швейцар уходит. Каренин молчит.
СЕРЕЖА. Чего ты не отвечаешь мне про маму?
Каренин не отвечает, смотрит в пол. Сережа подходит.
СЕРЕЖА. Чего же молчишь? Куда она уехала?
Каренин поднимает на него глаза, полные ненависти.
КАРЕНИН. Ты кто такой, негодник?!
СЕРЕЖА. Я не негодник, я – Сережа.
КАРЕНИН. Ты что же от меня хочешь?! Вы что же от меня хотите?! Вы чего себе надумали?! Вы зачем меня топчите?! Я старик! Я старик! Я старик!
Сережа пятится.
КАРЕНИН. Нет! Не ходи! Подойди! Говори мне!
Сережа замер на месте, его трясет.
КАРЕНИН. Говори мне! Отвечай! Отвечай мне!
Ползет на коленях к Сереже.
КАРЕНИН. Отвечай мне! Говори! Отвечай мне!
Бьет Сережу по щеке.
КАРЕНИН. Отвечай мне! Отвечай мне!
Бьет. Сережа не шевелится, но и не плачет.
КАРЕНИН. Отвечай мне!
Бьет еще. Закрывает лицо руками, рыдает. Сережа обнимает его голову, гладит её.
Глава 18
Дом Каренина. Кабинет. Каренин сидит перед пустым листом бумаги. Покачивается, как в прострации. Входит Лидия Ивановна.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я получила вашу записку, друг мой. Я все знаю. Я все слышала. Вы не должны отдаваться горю. Горе ваше велико, но вы должны найти утешение.
КАРЕНИН. Я разбит, я убит, я не человек более! Я поднял руку на сына! Положение мое тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом себе не нахожу точки опоры.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы найдете опору, ищите ее не во мне, хотя я прошу вас верить в мою дружбу. Опора наша есть любовь, та любовь, которую Он завещал нам. Бремя Его легко. Он поддержит вас и поможет вам.
КАРЕНИН. Я слаб. Я уничтожен. Я теперь ничего не понимаю.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Друг мой, не вы совершили тот высокий поступок прощения, которым я восхищаюсь и все, но Он, обитая в вашем сердце.
КАРЕНИН. Силы человека имеют пределы, графиня, и я нашел предел своих. Целый день нынче я должен был делать распоряжения, распоряжения по дому, вытекавшие из моего нового, одинокого положения. Прислуга, гувернантка, счеты… Этот мелкий огонь сжег меня, я не в силах был выдержать. За обедом… я вчера едва не ушел от обеда. Я не мог перенести того, как сын мой смотрел на меня. Он не спрашивал меня о значении всего этого, но он хотел спросить, и я не мог выдержать этого взгляда. Он боялся смотреть на меня …
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я понимаю, друг мой. Я все понимаю. Помощь и утешение вы найдете не во мне, но я все-таки приехала только затем, чтобы помочь вам, если могу. Если б я могла снять с вас все эти мелкие унижающие заботы… Я понимаю, что нужно женское слово, женское распоряжение. Вы поручаете мне?
КАРЕНИН. Я вам поручаю…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Мы вместе займемся Сережей. Я не сильна в практических делах. Но я возьмусь, я буду ваша экономка. Не благодарите меня. Я делаю это не сама…
КАРЕНИН. Я не могу не благодарить.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили. Стыдиться того, что есть высшая высота христианина – кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь.
Замолчала. Шепотом молится. Каренин тоже что-то нашептывает в унисон ей. Лидия Ивановна закончила молитву, с решимостью взглянула на Каренина.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Теперь я приступаю к делу. Наперво нужно объявить Сереже главное, и вы должны при этом быть. Далее только в крайнем случае я обращусь к вам. Необходимо пригласить Сережу.
Каренин позвонил в звонок. Вошел лакей.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Пригласите Сергея Алексеича.
ЛАКЕЙ. Как угодно, графиня.
Выходит.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это необходимо объявить, чтобы ничего более не повело к вопросам с его стороны.
КАРЕНИН (почти испуганно). Что же вы хотите объявить ему?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы знаете о том, когда его пригласят, мой друг.
КАРЕНИН. Я не полагаю, что ему правильно знать правду.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Поверьте, образ матери останется для него непорочным.
Каренин хочет что-то сказать, но тут входит Сережа. Стоит у двери.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Здравствуйте, молодой человек.
СЕРЕЖА. Здравствуйте.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что же вы там встали и не проходите, молодой человек?
КАРЕНИН. Пройди, Сережа.
Сережа проходит, встает посреди кабинета.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы уже совсем взрослый молодой человек, так?
Сережа жмет плечами.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Необходимо отвечать, а не водить плечом. Это недостойно такого молодого человека.
КАРЕНИН. Ответь, Сережа.
СЕРЕЖА. Я не знаю.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А я вижу, что вы весьма взрослый молодой человек, и потому я буду говорить с вами как со взрослым.
Сережа жмет плечами.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не нужно водить плечом. Я хочу вас спросить: известно ли вам, что сделалось с вашей… маман.
СЕРЕЖА. Она уехала.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это не так, молодой человек. Я хочу вам сказать, что ваша маман не уехала. Ваша маман умерла…
Каренин вздрогнул.
СЕРЕЖА. Как же она умерла?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это, я полагаю, вам сообщит ваш папа. Скажите ему, как это было, Алексей Александрович. Молодой человек должен знать.
Смотрит на Каренина. Каренин шарит глазами по кабинету.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите ему, друг мой.
КАРЕНИН. Ты, Сережа… Я, Сережа… Мама… Маму… Она… поехала когда… Ее задавило поездом, Сережа…
СЕРЕЖА. Каким же поездом ее задавило?
КАРЕНИН. На станции…
СЕРЕЖА. На какой же станции?
КАРЕНИН. Там… (Показывает рукой за окно.) Там станция…
СЕРЕЖА. А как поезд задавить может?
КАРЕНИН. Я, Сережа, не знаю… Как-то может…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А вы, молодой человек, пойдите и подумайте, как поезд может задавить, а после спрашивайте.
СЕРЕЖА. Поезд никак задавить не может.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы что ли нам не верите?
СЕРЕЖА. Я не знаю…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но вот идите и подумайте.
Сережа стоит.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите, молодой человек.
Сережа, помедлив, выходит.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Уверяю вас, друг мой, он поверил… Но вы заметили, что он едва ли сожалеет об этой утрате. Дети чутко ощущают справедливость…
КАРЕНИН. Это жестоко.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не более жестоко, чем то, что пережили вы. Доверьтесь мне, Алексей Александрович, это только во благо. Мы должны, обязаны похоронить эту отвратительную женщину даже в наших и его мыслях. Ее более не должно быть. А теперь мы вас поедем лечить от вашего недуга.
КАРЕНИН. Я не болен.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Еще как больны. Но ваш недуг исцелим. Мы едем к Ландо.
КАРЕНИН. Что такое Ландо?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Как, вы не знаете Жюля Ландо, знаменитого Жюля Ландо, ясновидящего? Вот, что происходит от жизни в затворниках: вы ничего не знаете. Ландо был приказчиком в магазине в Париже и пришел к доктору. У доктора в приемной он заснул и во сне стал всем больным давать советы. И удивительные советы. Теперь он здесь и весь свет на него молится. Графиню Беззубову вылечил, и она так полюбила его, что усыновила.
КАРЕНИН. Усыновила?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Усыновила и теперь он не Ландо больше, а граф Беззубов. Но он не любит этого титула и потому для нас он - Ландо, и потому мы едем к Ландо. Собирайтесь, Алексей Александрович.
КАРЕНИН. Я полагаю…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ничего не желаю слышать. Собирайтесь…
Каренин покорно вышел из-за стола. Пошел за Лидией Ивановной.
Глава 19
Пустая зала в доме Ландо. Ландо на стуле сидит в самом его конце. Лидия Ивановна и Каренин входят почти на цыпочках.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА (шепотом). Пойдите и дайте ему руку, друг мой.
КАРЕНИН. Что же я скажу ему?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ему не нужно ничего говорить, он все знает за нас…
КАРЕНИН. Лидия Ивановна…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите…
Каренин пошел к Ландо на прямых ногах. Встал рядом. Ландо не глядит на него. Каренин стоит.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Руку… Дайте ему вашу руку…
Каренин оборачивается на нее. Показывает правую, а затем левую руку. Лидия Ивановна показывает левую. Каренин протягивает Ландо левую руку. Ландо не берет. Руки его лежат на коленях, а глаза закрыты.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Подложите… подсуньте…
Каренин подсовывает руку под ладонь Ландо. Ландо хватает пальцы Каренина, тот вздрагивает.
ЛАНДО. Что за вздор! Что за бессмысленный вздор ты говоришь!
КАРЕНИН. Я ничего…
ЛАНДО. Нет, это правда. Что, что правда? Что я умру. Я видела сон.
Каренин бледнеет.
ЛАНДО. Сон? Да, сон. Давно уж я видела этот сон. Я видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то, ты знаешь, как это бывает во сне. И в спальне, в углу, стоит что-то. Ах, какой вздор! Как можно верить… И это что-то повернулось, и я вижу, что это мужик с взъерошенною бородой, маленький и страшный. Я хотела бежать, но он нагнулся над мешком и руками что-то копошится там… Он копошится и приговаривает по-французски, скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le petrir…» И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: родами, родами умрете, родами, матушка… И я проснулась… Какой вздор, какой вздор!
На минуту замолчал. Каренин начал освобождать руку.
ЛАНДО. Я дурная женщина, я погибшая женщина, – думала она, – но я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его, мужа, пища – это ложь. Он все знает, все видит, что же он чувствует, если может так спокойно говорить? Убей он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие…
Затих. Каренин с надеждой поглядел на Лидию Ивановну. Она сделала жест, что еще не все.
ЛАНДО. Боже мой! Прости меня! Все кончено. У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.
Ландо отбросил руку Каренина. Тот схватил ее, словно она побывала в кастрюле с кипятком. Ландо открыл глаза.
ЛАНДО. Будет известие… Идите…
Каренин, держась за руку, покорно пошел к Лидии Ивановне.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что он сказал?
КАРЕНИН. Будет известие.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что же за известие? Это только сказал?
КАРЕНИН. Будет известие.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это что-то значит…
КАРЕНИН. Будет известие…
Валится в обморок.
Глава 20
Дом Каренина. Комната Сережи. Сережа сидит за партой. Каренин против него – за столом.
КАРЕНИН. Ты гулял сегодня хорошо?
СЕРЕЖА. Да, весело было.
КАРЕНИН. А урок ты выучил?
СЕРЕЖА. Это который урок?
КАРЕНИН. Который я тебе давал.
СЕРЕЖА. Значит выучил.
КАРЕНИН. И рассказать сможешь?
Сережа помолчал.
КАРЕНИН. Так сможешь рассказать?
СЕРЕЖА. Смогу… А который урок?
КАРЕНИН. Тот, что я тебе давал.
СЕРЕЖА. Я не помню, который ты мне давал.
КАРЕНИН. Как же не помнишь? Ты его выучил?
СЕРЕЖА. Выучил, но забыл - который.
КАРЕНИН. А как же ты его выучил, если забыл?
СЕРЕЖА. Я сначала выучил, а после забыл.
КАРЕНИН. Я тебе, Сережа, про Еноха давал, помнишь?
СЕРЕЖА. Про Еноха выучил.
КАРЕНИН. И рассказать сможешь?
СЕРЕЖА. Смогу.
КАРЕНИН. Ну и расскажи раз так…
Сережа качается на стуле.
КАРЕНИН. Что-то не видно, чтобы выучил.
СЕРЕЖА. Я выучил, что Бог забрал Еноха живым на небо…
КАРЕНИН. И что же?
СЕРЕЖА. А почему тогда мама умерла? Она разве хуже Еноха?
Каренин выпрямился.
СЕРЕЖА. Дурные только могут умереть, но хорошие все могут быть как Енох.
КАРЕНИН. Это, Сережа, сложный вопрос.
СЕРЕЖА. В чем же сложный?
КАРЕНИН. В том и сложный, что мы не можем знать, кто дурной, а кто хороший.
СЕРЕЖА. Почему же не можем? Разве мама дурная?
КАРЕНИН. Мама, Сережа, она… не дурная…
СЕРЕЖА. Чего же она тогда умерла?
КАРЕНИН. Потому как умереть и не дурные могут…
СЕРЕЖА. Почему же Еноха живым взяли, а маму не взяли?
КАРЕНИН. Это, Сережа, только Бог решает. Вот для того и нужно писание учить, чтобы заслужить.
СЕРЕЖА. Значит, мама не учила?
КАРЕНИН. Почему же – учила.
СЕРЕЖА. Плохо разве учила?
КАРЕНИН. Полагаю, хорошо учила.
СЕРЕЖА. Чего же не взяли?
КАРЕНИН. Я этого, Сережа, не могу знать.
СЕРЕЖА. Зачем же тогда учить, если не возьмут?
Каренин вздохнул. Тут на счастье Каренина вошла Лидия Ивановна в наряде.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Молодой человек, я украду вашего отца. Алексей Александрович нам надо поговорить.
Каренин поспешно встал.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Пойдемте в кабинет.
Они вышли в коридор.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нам надо поговорить о грустном для вас деле. Я все бы дала, чтоб избавить вас от некоторых воспоминаний, но другие не так думают…
КАРЕНИН. Он только спрашивал о матери, я не знал, что ответить. Вы спасли меня.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я получила от нее письмо. Она здесь, в Петербурге…
Заходят в кабинет.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Она хочет видеть сына.
Каренин помолчал.
КАРЕНИН. Я не полагаю, чтоб я имел право отказать ей.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Друг мой! Вы ни в ком не видите зла!
КАРЕНИН. Я, напротив, вижу, что все есть зло. Но справедливо ли это?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нет. Есть предел всему. Я понимаю безнравственность, но я не понимаю жестокости к вам! Как оставаться в том городе, где вы? Нет, век живи, век учись. И я учусь понимать вашу высоту и ее низость.
КАРЕНИН. Я все простил и потому не могу лишать ее того, что есть потребность любви для нее – любви к сыну…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но любовь ли это, друг мой? Искренно ли это? Положим, вы простили, вы прощаете… но имеем ли мы право действовать на душу этого ангела? Он считает ее умершею. Он молится за нее и просит бога простить ее грехи… И так лучше. А тут что он будет думать?
КАРЕНИН. Я не думал об этом.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Если вы спрашиваете моего совета, то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я, не колеблясь, не советую, и, если вы разрешите мне, я напишу к ней.
КАРЕНИН. Напишите… Ваше право.
Вышел из кабинета.
Глава 21
Казанский собор. Толпа людей. Только закончилась пасхальная служба. Каренин и Сережа возле колонны. Каренин поправляет на Сереже костюмчик.
СЕРЕЖА. Знаешь, о чем я лишнее, не в счет, помолился?
КАРЕНИН. Откуда ж мне знать. Чтоб учиться лучше?
СЕРЕЖА. Нет.
КАРЕНИН. Игрушки разве?
СЕРЕЖА. Не это. Отличное, но секрет! Когда сбудется, скажу. А ты о чем молился?
КАРЕНИН. Я… Да о чем же я молился?.. Так, как все, и молился.
СЕРЕЖА. А я, как все, и про другое. А ты про другое молился?
Увидел незнакомую икону.
СЕРЕЖА. А это которая икона?
КАРЕНИН. Это…
К ним подходит женщина в платке.
ЖЕНЩИНА. Алексей Александрович, прошу!
Каренин оборачивается – это Анна. Каренин делает шаг в сторону. Смотрит в колонну. Анна садится на корточки за Сережей.
АННА. Сережа!
Сережа оборачивается.
АННА. Сережа! Мальчик мой милый!
СЕРЕЖА. Мама!
Бросается ей на шею. Обнимаются, целуются.
СЕРЕЖА. Я знал. Нынче Пасха. Я знал, что ты придешь. Я молился только про это.
Анна мнет его, плачет.
СЕРЕЖА. О чем же ты плачешь, мама? Мама, о чем ты плачешь?
АННА. Я? Не буду плакать… Я плачу от радости. Я так давно не видела тебя. Я не буду, не буду…
СЕРЕЖА. Вот и папа тут… Папа!
Каренин смотрит в колонну.
АННА. Я знаю, Сережа. Я видела его.
СЕРЕЖА. А ты чего же в этом?
Стянул с нее платок. Поглядел, снова обнял.
СЕРЕЖА. Мама, душечка, голубушка!
АННА. Но что же ты думал обо мне? Ты не думал, что я умерла?
СЕРЕЖА. Никогда не верил.
АННА. Не верил, друг мой?
СЕРЕЖА. Я знал, я знал! А где ты была?
АННА. Я была… Милый, милый Кутик! Ты не забудешь меня?!
СЕРЕЖА. Не забуду…
АННА. Ты…
Прижалась к нему.
СЕРЕЖА. Почему же ты папу не обнимешь?
АННА. Папу я обниму, обниму…
СЕРЕЖА. Вот же он и стоит.
АННА. Да, да.
СЕРЕЖА. Папа! Мама же пришла!
АННА. Потом, потом, Сережа. Сережа, друг мой, люби его, он лучше и добрее меня, и я пред ним виновата. Когда ты вырастешь, ты рассудишь.
Каренин не удержался и глянул на нее.
СЕРЕЖА. Лучше тебя нет!..
АННА. Душечка, маленький мой! Люби его…
Каренин заметил, что к ним идет Лидия Ивановна с куличом. Каренин покашлял. Анна повернула к нему заплаканное лицо.
КАРЕНИН (не глядя Анне в глаза). Лидия Ивановна сейчас будут.
Анна кивнула, вынула два крашеных пасхальных яйца. Одно дала Сереже.
АННА. Возьми это, Кутик. Это мама…
Сережа взял яйцо. Анна встала, протянула второе яйцо Каренину.
АННА. Это вам… Возьмите.
Каренин, не глядя на нее, принял яйцо.
АННА. Прости меня за все. Обещаю, ты меня более не увидишь.
Накинула платок и зашла за колонну. Каренин сделал шаг за ней, но остановился. Сережа заревел. Каренин прижал его к себе. Подошла Лидия Ивановна.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вот вы где! А я ищу, ищу… Чего это случилось?
Каренин отворачивается от нее, так как у него мокрые глаза.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Алексей Александрович, что у вас произошло?
КАРЕНИН. Он… ногу ему отдавили при давке.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. И что же за беда, молодой человек? Ну отдавили, ну и пройдет. А вы чего же замолкший, Алексей Александрович.
КАРЕНИН. Служба…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Да, служба умиротворяет, это воистину. Пойдемте же разговляться, поговели, и Христос с ним.
КАРЕНИН. Мы сейчас будем, Лидия Ивановна…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Жду вас в карете.
Пошла с куличом на улицу, не удержалась, отломила кусочек, сунула в рот.
Глава 22
Дом Каренина. Кабинет. Каренин и Лидия Ивановна пьют кофей.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Хорош был ужин. Вполне хорош, мой друг. Во всей вере для меня самое тяжелое бывает - это посты. И уж сколько грешных мыслей за пост ни прогонишь. Господи, прости. А Сергей Алексеич что-то нынче и невесел, и хмурится все.
КАРЕНИН. То ногу ж ему отдавили…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Да он ногу-то и не помнит уже. А хмурится и хмурится все. Но сердце… Я вижу в нем сердце отца, и с таким сердцем ребенок не может быть дурен. Вы что-то тоже сегодня невеселы, Алексей Александрович. Такой праздник, а вы в задумчивости. А у меня новость для вас хорошая в запасе.
КАРЕНИН. Лидия Ивановна, я новостей не хочу…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Поверьте мне, новость весьма хороша… Я бы и раньше, да все Сергей Алексеич рядом.
Каренин, поняв, что за новость, поднял на нее глаза.
КАРЕНИН. В чем же новость?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Новость хороша. Я через своих знакомых разведала и узнала, что эти… отвратительные люди кончили свои дела и нынче уезжают. Хороша вам новость?
КАРЕНИН (безразлично). Хороша…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Только новость-то не вся, а полновости.
КАРЕНИН. Что же еще?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Сказали еще, что не пожилось им, что она его ревностью измучила, а он и не рад уже, и все сторонится ее теперь, и больше не нужна она ему.
КАРЕНИН. Это их только дело.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это, я понимаю, есть расплата за грех и ту жестокость, которую они для вас сделали. Божья милость, она только на праведников распространяется. И любви только праведники достойны. А то, что они придумали любовью – это лишь безнравственность. Вот вы человек достойный и настоящий. Только такой, как вы, любви и достойны. И то, что эта отвратительная женщина отвергла вашу любовь, говорит, что она недостойна любви вообще…
КАРЕНИН. Всякий достоин.
Пауза.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА (тяжело задышала). Всякий достоин, да не всякому дано.
КАРЕНИН. Кому не дано, тот сам виновен.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. В чем же вы виновны?
КАРЕНИН. Во многом виновен. Во лжи виновен. В подлости.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. В чем же подлость ваша?
КАРЕНИН. В малодушии...
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нисколько я в вас малодушия не увидела, вы напротив человек большой душевной организации.
КАРЕНИН. Это только в сравнении с другими мелкими душами.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Для меня это не так.
КАРЕНИН. Это ваше право.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. В чем же я виновна тогда, Алексей Александрович? Впрочем, я имею любовь. (Голос ее сильно задрожал.) К вам имею любовь…
КАРЕНИН. Я знаю ваше ко мне отношение и благодарю вас за него.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это другое отношение, что вы знаете. Любовь моя к вам не дружеская…
Каренин поднял взгляд.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Любовь моя к вам самая естественная…
КАРЕНИН. Что же это значит?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что я вас люблю - значит…
Встала, сделала шаг к Каренину. Каренин тоже встал. Сделал шаг от Лидии Ивановны.
КАРЕНИН. Лидия Ивановна…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы знаете: я только месяц была замужем.
КАРЕНИН. Прошу вас…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА (плачет). Жизнь прошла… Ничего нет…
КАРЕНИН. Лидия Ивановна…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Сегодня такой праздник, а я люблю вас… Скажите мне.
КАРЕНИН. Лидия Ивановна…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите мне. Я же вам сказала.
Каренин молчит.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите мне.
КАРЕНИН. Я не могу быть для вас… Я не могу любить вас.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ну вот, а обвиняли себя в малодушии. Я знаю, почему вы не можете… Я видела сегодня ее и вас видела… Вы были хороши в своей любви к ней. Я видела вас. Я завидовала ей. Если б вы были с ней хороши так с самого вашего начала, то ничего бы не случилось. Поверьте мне.
Молчат.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Надеюсь, наши дружеские отношения сохранятся?
КАРЕНИН. Ничего не изменилось.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я могу и впредь быть вам помощницей?
КАРЕНИН. Я буду только рад.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Тогда, полагаю, это все, что я имела вам сказать.
КАРЕНИН. Я могу пойти?
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите, мой друг.
Каренин, шатаясь, выходит в коридор, идет вдоль стенки. Останавливается перед комнатой Сережи. Стоит, прислушивается. Тихонько заходит. Сережа лежит в темноте с открытыми глазами, разглядывает подаренное Анной яйцо. Оборачивается на Каренина.
СЕРЕЖА. Папа?
КАРЕНИН (подходит). Да, я, Сережа.
Садится на кровать.
КАРЕНИН. Что же ты тут делаешь без свечки?
СЕРЕЖА. Маму смотрю.
Показывает яйцо.
КАРЕНИН. И видно тебе без свечки?
СЕРЕЖА. Мне без свечки виднее. А где твое?
КАРЕНИН. Мое? Мое здесь.
Вынимает из кармана яйцо.
СЕРЕЖА. Покажи.
Каренин дает ему яйцо. Сережа сравнивает их.
КАРЕНИН. А мы даже и в битки не поиграли.
СЕРЕЖА. Без мамы и не поиграли.
КАРЕНИН. Давай сейчас и поиграем.
СЕРЕЖА. А можно мамиными играть?
КАРЕНИН. А почему же нельзя? Она на то и дала.
СЕРЕЖА. Раз на то, тогда поиграем.
Отдает Каренину яйцо. Каренин выставляет его в руке.
КАРЕНИН. Ты вот и бей.
СЕРЕЖА. Почему же я?
КАРЕНИН. Я ж старый совсем, не вижу ничего.
СЕРЕЖА. Совсем не видишь?
КАРЕНИН. Совсем не вижу. Совсем старый.
Сережа смеется. Каренин тоже.
СЕРЕЖА. Вот я сейчас ударять буду.
КАРЕНИН. Ударяй.
Сережа бьет, смотрит на свое яйцо. Каренин ощупывает свое.
КАРЕНИН. Чья же взяла? Твоя взяла - мое поломано.
СЕРЕЖА. И мое поломано. Покажи-ка свое.
Каренин дает яйцо.
СЕРЕЖА. И вправду поломано…
КАРЕНИН. Это, Сережа, значит - победила дружба.
СЕРЕЖА. Кого же победила?
КАРЕНИН. Недружбу. Хочешь, я с тобою лягу?
СЕРЕЖА. Хочу.
Двигается к стенке. Каренин ложится рядом, Сережа укрывает его одеялом. Долго молча лежат.
КАРЕНИН. Ты, Сережа, мне скажи… Ты с мамою больше хочешь или со мною?..
Пауза.
СЕРЕЖА. С двумя чтобы, хочу.
КАРЕНИН. С двумя никак нельзя, Сережа.
СЕРЕЖА. Почему же?
КАРЕНИН. Так Богу угодно.
СЕРЕЖА. Если он с двумя не хочет, то я и отвечать тогда не стану.
КАРЕНИН. Можешь пока и не отвечать. Но потом, Сережа, надо будем мне сказать. Скажешь, Сережа? Потом… Скажешь мне, Сережа…
Сережа не отвечает. Каренин поворачивается к нему. Сережа спит. Каренин закрывает глаза.
***