We can make it to the sunrise
https://ficbook.net/readfic/4298698
Автор: lightdragonix (https://ficbook.net/authors/1545129)
Пейринг или персонажи: Сехун/Чонин, Сехун/Тэмин, Сехун, Кай, Ли Тэмин, Канин
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Экшн (action), Hurt/comfort, AU, Songfic, Постапокалиптика
Предупреждения: OOC, Насилие
Размер: Миди, 29 страниц
Описание:
Он так близко и так далеко одновременно, такого никогда не ощущалось с Чонином. Чонин – вот он, рядом, можно почувствовать тепло его тела, но Тэмин… Между Сехуном и Тэмином словно глубокая пропасть.
Между мной и тобой (милли)метры
Крови вокруг слишком много – Сехун уже и не знает, чья это, его или заражённых, он устал. Дробовик тянет руки к земле, и плечи опускаются за ним, сгибая напряженную спину. Сехун становится на колени и опирается на ружьё, тяжело дыша. Рядом садится кто-то ещё – приземляет зад на горячий асфальт и выпускает из груди тихий стон.
Чонин.
Сехун поворачивает одеревеневшую шею к другу и смотрит на него пронзительно долго. Чонин отвечает не менее долгим и тяжёлым взглядом. За их спинами санитары собирают тела заражённых в одну кучу, чтобы сжечь к чертям. У них непыльная работёнка, у санитаров этих – сиди да жди сигнала, что всё чисто, натяни защитный костюм и сжигай себе спокойно заражённых, зная, что они не бросятся на тебя.
Сехун по глазам Чонина понимает, что без жертв не обошлось. На их руках – кровь, своя и чужая вперемешку, тёмно-красная, засохшая, оставшаяся от тех, кто обратился в ходе зачистки. И, тут же, на форме, сгустки чёрно-красной плазмы – остатки заражённых, их больной крови. Чонин разминает плечо и жестом интересуется, остались ли у Сехуна сигареты. Во внутреннем кармане всегда лежит пачка, Сехун тянется за ней, но внутри – только рассыпанный табак и обрывки бумаги.
- Я нехило приложился о косяк, – оправдывается он, но Чонин только рукой на него машет. У санитаров, что ходят рядом, он бы ни за что не попросил, а своих ещё звать – лучше уж Чонин побережёт силы, им ещё возвращаться.
Он бы сказал, что на базу, но на деле – в ад.
В фургоне никто не смотрит друг на друга, только в пол – краем глаза они уже успели сосчитать, скольких не хватает, и им не хочется видеть пустые кресла, которые ещё несколько часов назад занимали их товарищи. В отряде 19-94 потерей всегда было немало, но к такому никогда не привыкнешь. К такому привыкать нельзя. Поэтому Сехун изучает линии на перчатках Чонина, и словно сквозь них видит вытатуированный личный номер – запомнил наизусть за годы рассматривания. Раньше Чонин ходил на задания с пистолетами и терпеть не мог скрывать руки, потому что всё мешало стрелять. Но после того как один из заражённых прокусил ему большой палец и его пришлось ампутировать, чтобы зараза не распространилась по телу, Чонин стал надевать перчатки из толстой кожи, а пистолеты сменил на дробовик. Сехун помнит ампутацию, потому что сам проводил её – посреди оцепленного района, внутри круга из товарищей. Сучжон просила поторопиться, отстреливаясь от всё приближающихся заражённых, а Сехун, дрожа всем телом, пытался прочертить мелом линию, по которой будет резать. Но когда рядом вскрикнула Минчжи, которую едва не укусил подобравшийся ползком безногий заражённый, Сехун отбросил мел и вытащил нож. Чонин взглядом умолял сделать всё быстро и сунул в рот кулак, чтобы заглушить крики – на анестезию времени не было. Сехун приложил его руку к асфальту, оттопырив большой палец, и замахнулся ножом. Спустя мгновение, оглашенное хриплым рёвом Чонина, палец покатился по земле – черный, скукожившийся и зловонный. Потом ему пришили новый – из эластичного пластика, такого же цвета, что и родные, но Чонин всё равно заковал руки в перчатки. Сехун не мог его за это осудить.
По возвращению на базу их подвергли долгим процедурам - сначала очищение одежды вплоть до нижнего белья, после обследование, дезинфекция и вакцинация. Сехун ненавидел этот момент, когда стоишь обнаженный перед толстым стеклом-экраном, за которым - десяток докторов в белоснежных халатах, и только от них зависит, выйдет ли Сехун живым из комнаты. Сехун каждый раз цепенеет, когда загорается лампочка над выходом – и выдыхает, когда она сменяет цвет на зелёный. Его организм с лёгкостью принимает «белые клетки», передаваемые с вакциной, ему не увеличивают дозу, когда кажется, что «белых клеток» в крови слишком мало. Чонину уже дают дозу, втрое превышающую дозу Сехуна – это сокращает его жизнь, но кто верит, что они все доживут до «долго и счастливо»? Организм Чонина борется с заразой, проникшей в тело с тем укусом, поэтому и «белых клеток» ему нужно больше, чем Сехуну, которому везёт, потому что иначе, как везением, это не назвать.
- Как там? – Сехун поднимает голову, когда в его комнату входит Чонин с согнутой в локте рукой.
- Пока всё так же, – Чонин падает на кровать и прячет лицо в подушку. – Три отряда.
Сехун в порыве непонятной нежности гладит его по плечу. Чонин поворачивается к нему и накрывает его руку своей. Перчатки он не снимает даже на базе.
Отрядами Чонин называл дозы вакцины, а «белые клетки» – суперменами, потому что, честно говоря, назывались они совсем не белыми клетками. Сехун вообще не знает, как они называются, ему и не надо, но на фото, прилагаемых к анализам, вводимые клетки были белого цвета. Сехуну всё равно, что это на самом деле, главное, что он пока неуязвим для заразы.
Чонин гладит его руку большим пальцем и смотрит долго-долго, и чего-то ждёт.
Сехун, встретившись с ним взглядом, понимает без слов, чего.
Он снимает майку одной рукой, второй притягивает Чонина ближе к себе – и отчаянно и порывисто целует.
Это началось два года назад. Сначала – по глупости Сехуна, накинувшегося на Чонина в душевой после одного из самых первых заданий, когда они потеряли половину отряда. Чонин брал его грубо и жестоко, не задумываясь о боли и чужих ощущениях. Сехун глотал крики и кусал до крови кулаки, больно прикладывался лбом о стену и всё же подавался навстречу движениям Чонина. Конечно, потом друг долго извинялся, что не хотел так поступать, что это вышло случайно и он так больше не будет.
- Нам просто нужна была разрядка, – бормотал под нос Сехун, стыдясь смотреть Чонину в глаза.
- Да, мы пережили такой стресс, – Чонин прятал взгляд и говорил куда-то в локоть или в колени.
- Это больше не повторится, – Сехун сжимал кулаки, ещё саднящие от укусов, и пытался убедить себя в правоте своих слов.
А потом они вернулись в ещё меньшем составе – треть отряда не пустили дальше обследований доктора, заявив, что уровень заразы критический. Сехун слышал их крики, стоя под обжигающе холодной водой, подаваемой из шланга равнодушным дезинфектором. Сехун слышал их крики и тогда, когда Чонин залез к нему под одеяло и прижался своими сухими дрожащими губами к его. В ту ночь между ними стояли эти крики, они звучали в их ушах и отдавались в их груди, пока Сехун медленно двигался в Чонине. Они слышались им и тогда, когда Чонин откинув голову, беззвучно простонал, а Сехун опустил голову на его плечо, совершив ещё пару ненужных толчков по инерции. Среди убитых своими же были ещё совсем новобранцы из бывшего отряда 19-97, с которым их объединили, когда они потеряли своих товарищей. Некоторые из новобранцев были совсем детьми в душе, и Сехуну было не по себе от того, что их сожгли заживо те, кто обещал им безопасную жизнь.
- Этого больше не повторится, – прошептал в темноте Чонин, горячим лбом касаясь плеча Сехуна.
- Больше никогда.
Никогда повторялось слишком часто, чтобы после секса говорить друг другу, что больше этого не будет. Они смирились, потому что иного выбора у них просто не было – хотя они просто не хотели его искать. Им было удобно снимать стресс таким безобидным образом – и только усиливать доверие между ними.
Потому что между ними в бою – лишь сантиметры, миллиметры между двумя спинами, прикрывающими друг друга.
Друг прикрывает друга, отстреливаясь от зараженных.
В этом было что-то древнее и первобытное – держаться рядом и работать вместе, чтобы выжить в аду.
Сехун ложится рядом с Чонином, ещё горячим после секса, и укрывает его своим тонким одеялом.
- Что бы я без тебя делал, – в полусне бормочет Чонин, поворачиваясь лицом к Сехуну.
Сехун оставляет эти слова без внимания и обнимает его поперёк талии.
- Спи, дурак.
Чонин засыпает, а Сехун прислушивается к стенам – чувствуют ли они свою вину?
***
Организация «Санрайз» была ответственна за отравленную воду, после которой пошли волны эпидемии. В сообщении их представителя звучали слова «роковая ошибка учёных», «виновники наказаны» и «не стоит паниковать». Паниковать было слишком поздно – на тот момент по стране были зафиксированы десятки тысяч заражённых, чей мозг стремительно разрушался под воздействием каких-то веществ, которые «по ошибке» попали в городские резервуары. Каждый, кто пил воду, привезенную из резервуаров, был заражен, и вирус лишь ждал момента, чтобы активироваться.
Паника запоздала лет так на десять – надо было бояться тогда, когда питьевой воды стало так мало, что её пришлось выводить искусственно. Волноваться надо было тогда, когда строили резервуары, которые наполняла одна-единственная организация.
Организация «Санрайз».
«Вместе придём к рассвету!»
Громкие слоганы всегда дурманили разумы людей, особенно в периоды кризисов или застоев. Слоганы обещали новую жизнь, новый мир, вы только потерпите, отдайте нам свои денежки, и всё будет хорошо, ведь мы ведём вас к счастливому концу.
Отец Сехуна никогда не верил этим словам и сыну говорил, что «Санрайз» ещё покажет своё истинное лицо. Сехун его не слушал – отец к тому времени уже перенёс инсульт, был прикован к постели и мог только смотреть телевизор. Кто будет прислушиваться к словам старика, медленно утрачивающего здравый рассудок? Точно не Сехун, только вчера закончивший школу и получавший тычки и пинки за то, что его семья не закупает воду у «Санрайза».
- Вы, наверное, пьёте мочу, как в фильмах про выживших, да? – змеиный шёпот с парты позади. И справа. И слева. Отовсюду – злобные реплики одноклассников, чьи родители ежемесячно платят за то, чтобы у их детей в бутылках была только чистая вода. У каждого – своя, именная бутылка, и её кража приравнивается к крупной, за это можно и срок получить. Вот только у Сехуна такой бутылки не было – их выдавали за первый платёж «Санрайзу». Сехун ходил в школу с допотопным термосом, который лет сорок лежал в их подвале, очищал воду дедовским способом, то есть столовым серебром, и отчаянно завидовал всем вокруг.
Поэтому, едва закончив школу, Сехун вместе с Чонином записался в армию – подальше от отца, постоянно ворчавшего на происходящее, ругавшего Сехуна за то, что поддаётся всеобщему безумию, умолявшего не связываться этой «адской организацией». Армия была идеей Чонина, который хотел сначала отслужить, а после – поступить в университет, и Сехун его поддержал. На тот момент Сехун поддержал бы Чонина во всем, что бы тот ни предложил. Потому что Чонин (какая глупость!) позволял Сехуну подержать в руках его бутылку и (какая неосторожность) пить из неё.
Армия снабжала солдат водой из специального резервуара и выдавала специальные бутылки - «Санрайз» поставляла им воду, обогащенную витаминами, кажется, в их воде присутствовал весь английский алфавит. Сехун с трепетом держал в руках именную бутыль; она была не такой красивой, как в его школьные дни, - одноцветной, непрозрачной, но она была только его, и вода внутри была вкусной и чистой на все сто процентов (этикетка на широкой крышке гарантировала это). Чонин смеялся над его глупым лицом, а потом они вместе смеялись над бреднями отца Сехуна – Сехун изображал его перед сном, полулежа на койке и прикрыв ноги тонким покрывалом.
- Не пей, Сехун, придурком станешь, – Сехун пародировал хриплый голос отца, а Чонин загибался на соседней койке, смеясь этим своим особенно визгливым смехом, который так не нравился Сехуну. Но это был лучший звук в их казарме.
- Ты и так придурок, куда уж больше.
Но как это бывает (в книгах и фильмах? Ха.) в жизни, отец был бесконечно прав – как и всегда. Через полтора года службы Сехун услышал новости о том, что по стране регистрируются случаи вспышек болезни, неизвестной науке. Чонин зачитывал вслух статьи с главной страницы Навера и его пальцы дрожали, когда он проматывал вниз заголовки.
- Неопознанный учёными вирус, возможно, распространяется воздушно-капельным путём. В трех районах Тэгу введён карантин. Прекращена работа школ по всему городу. Школьники Сеула учатся сокращенный день. Больницы переполнены, вакцины нет. Откуда вирус взялся – неизвестно….
Сехун дрожащими руками держал письмо от матери – буквы плясали перед глазами, он не понимал смысла написанного. На помощь пришёл Чонин – осторожно высвободил письмо и шёпотом прочитал.
- Сехун, мне так жаль, – срывающимся голосом прошептал Чонин и обнял друга. Сехуна трясло в его руках, немного тошнило, но больше – топило отчаяние. Отец умер от инфаркта, а брат лежит в реанимации – подхватил чёртов вирус, который учёный назвали NH616. Мать осталась совсем одна, а Сехуна не отпускают, потому что военным запрещено покидать казармы. Они так и не поняли причин запрета, но приказ есть приказ, им приходилось подчиняться.
- Так жаль, Сехун, мне так жаль, – повторял Чонин, гладя его по голове и сдерживая слёзы. Сехун ронял свои ему на плечо и сжимал в руках его майку, так сильно, что чувствовал, как ногти впиваются в ладони. В тот момент Сехун чувствовал себя бесконечно несчастным, но не тонул в своём горе лишь потому, что Чонин был рядом.
Чонин всегда был (будет) рядом.
Тем временем, количество погибших от вируса оставалось сравнительно небольшим – число заразившихся приближалось к двадцати тысячам, а сообщали лишь о сотне летальных исходов. Сехуну это казалось подозрительным, особенно после сообщения «Санрайз». Прошло несколько недель с заявления, что виновники будут наказаны по закону, но так ничего и не было известно, что собираются делать с теми учёными, кто ошибся в химических формулах и создал оружие массового поражения. Чонин говорил не заморачиваться и просто ждать дальше, но каждый день приносил только плохие новости, и в итоге Чонин прекратил прикрываться равнодушием. По радио передавали о том, как плохо переносят болезнь дети, и Чонин волновался и каждый день молился, чтобы с его племянницей всё было хорошо. Сехун рядом с ним опускался на колени и крепко зажмуривал глаза, надеясь, что удвоенная молитва поможет хоть как-то.
Не помогала (его мать стала одним из тех исключений из правил – случай с летальным исходом).
Вообще ничего не помогало, а бородатый мужик в облаках – тем более.
Спасение пришло от – неожиданно, да? – «Санрайза». В последний месяц службы явились люди в костюмах, с черными кейсами и докторами в масках и перчатках. Они объявили о наборе людей в добровольные отряды спасения, которые будут охранять здоровых и избавляться от зараженных.
- Взамен мы введём вам экспериментальную вакцину и гарантируем, что ваши незаразившиеся родные будут в безопасности жить в лагере для здоровых, - у мужчины со шрамом на левой стороне лица был высокий голос, немного неприятный, но удивительно притягательный. Хотелось слушать и слушать его обещания, его рассказы о новом лагере «Санрайз» и одноимённой же вакцине. Сехун сам не понял, как согласился войти в отряд, но был рад увидеть рядом с собой Чонина, так же записывающегося в герои.
- Вы будете нашими новыми героями! – вещал мужчина, назвавшийся Чонсу (а за спиной врачи звали его «ангелом»). – Героями нового дня!
Сехун, слушая его, готов был стать кем угодно.
Чонин же думал о родителях, о сестрах, о племяннице – и готов был на всё, чтобы они были в безопасности.
- Почему нельзя просто выдать вакцину всем желающим? – задал вопрос Кёнсу, их сослуживец с пристальным взглядом и вечно подозрительным прищуром.
- К сожалению, вакцина работает только как предохранительное средство, она не может вылечить тех, кто уже болен, – покачал головой Чонсу. – Мы можем лишь дать вам шанс не заболеть, но не можем вылечить.
Кёнсу остался недоволен его ответом, но в отряд записался – потому что у него никого не осталось, а заниматься в жизни чем-то надо было.
Если бы их предупредили, что их ждёт, никто бы никогда в жизни сам не вызвался идти туда. Их ждали адские тренировки, которым их не подвергали даже на службе. Их ждали невероятные мучения из-за экспериментов с вакциной – организм либо отторгал её, либо аллергически реагировал. Сехун навсегда запомнил те маленькие камеры, в которых их держали, пока усваивались «белые клетки». Клетушка два на два, узкая койка, к которой его приковывали кожаными ремнями, и постоянная сырость вкупе с криками, доносившимися из соседних каморок. Над тобой – серый потолок, слева и справа – серые стены, а вокруг – проклятья, плач и мольбы всё прекратить. Сехун сам иногда не выдерживал и выл в голос, когда суставы скручивало или виски болели так, словно в них ввинчивали ржавый гвоздь. Всё вокруг было похоже на склеп, в котором их заживо заперли, а по ночам, после приёма снотворного, - на кладбище, и стены вокруг – стенки гроба. Сехун чувствовал, что ещё немного – и он сойдёт с ума.
Это закончилось лишь после того, как «белые клетки» окончательно прижились в результате доработанной формулы, выведенной каким-то аспирантом-самоучкой, этаким корейским Флеммингом, придумавшем спасение от всего. В случае Ким Минсока – одной вакцины от вируса хватило, чтобы спасти Корею. По крайней мере, ту её часть, что ещё не загнулась от заражения или от тестов.
Сехун не загнулся, как и Чонин, поэтому им позволили привезти своих родных. Выдали бронированный фургон и снабдили оружием.
- Вы не знаете, как сильно изменился Сеул за время вашей службы и тренировки, – отправлявший их Чонсу выглядел очень и очень измотанным и пугающим. Сехун решил, что это подозрительно, но не придал значения – в этой организации каждый второй выглядел подозрительно.
Всё открылось, когда им навстречу бросился заражённый – кинулся на лобовое стекло, широко раскрыв рот, будто хотел проглотить машину за раз. Чонин дал по тормозам, шины завизжали от резкого торможения, а Сехун почувствовал, как вдавился в грудь ремень безопасности. Заражённый когда-то был мужчиной лет тридцати или сорока, а теперь – только телом, ведомым инстинктами обезумевшего зверя. Чонин в ужасе смотрел на то, что было человеком, с его заботами, печалями и родными, а стало… стало этим. Зараженный бил кулаками по стеклу, пытаясь пробить его и добраться до прятавшихся внутри людей. Чонин в оцепенении сжал в руках руль, не сводя глаз с этого. Сехун вздрогнул, увидев появившиеся трещины, и отмер, поняв, что жить им останется недолго, если они ничего не предпримут.
- Чонин, гони! – он ударил друга по плечу, выводя его из оцепенения. Открыл окно и высунул руку с пистолетом. В голове всплыли слова, случайно услышанные во время отправки первого отряда. «Стреляй в голову».
- Стреляй в голову, – сказал Сехун самому себе и прицелился, пытаясь представить, что перед ним только мишень в зале для тренировок. Выходило плохо, но надо было как-то спасаться. После выстрела кровь и мозги заражённого были по всему лобовому стеклу, на капоте и передних окнах. Чонин остановил машину, вывалился из неё и отбежал к фонарному столбу, где его стошнило. Утерев рот ладонью, Чонин вернулся, но не сразу смог заставить себя ехать дальше. Он смотрел на кровавую кашу на стекле и даже не отреагировал на предложение Сехуна почистить его.
- Во что превратилась наша жизнь, – Чонин повернулся к Сехуну и крупные слёзы катились по его лицу. – Какой она стала?
- Отвратительной и ужасной, - только и смог выдавить из себя Сехун. Глядя на плачущего друга, он почувствовал, как сам начинает плакать. По их неудавшемуся будущему, по их перечеркнутым мечтам и по всем тем людям, кто перестал таковыми быть.
Они кое-как протерли стекло и поехали за родными Чонина – Сехуну некого было прятать, поэтому он решил, что семья Чонина станет его семьёй. Те не возражали – они давно знали Сехуна и его семью, бесконечно его жалели и хотели хоть как-то утешить. От вида фургона сестру Чонина затошнило, потому Сехун быстро завёл её внутрь, чтобы она не решилась спросить, что это на стекле. Он лишь надеялся, что на обратной дороге им не встретятся заражённые.
Но они увидели кое-что гораздо хуже – как из лагеря «Санрайз» выгоняли парня, чей организм отторг вакцину. Чтобы не бунтовал, охранники избили его, и он лежал на асфальте, кашляя кровью. После этого Сехун понял, почему им позволили привезти семью Чонина только по выдаче им личного номера бойца, вытатуированного на запястье.
- За здоровье своих родных вы платите своей жизнью, – Ёнун, главнокомандующий отрядами спасения, подтвердил его догадку. – Помираете, как лабораторная крыса, - о вас все забывают. Погибаете, как герой, – ваша семья живёт в достатке и безопасности. Усекли?
Сехуна и Чонина определили в отряд 19-94, в который собрали всех, кто прошёл проверки с ними в одно время. Тут были и отслужившие парни, и студенты, не успевшие отучиться и года в университете, и девушки, и даже один айдол. Они проводили долгие часы на тренировках, чтобы привыкнуть друг к другу, стать командой. Сехун чувствовал себе увереннее и безопаснее, когда его спину прикрывал Чонин, когда он кричал «берегись!» и сам его уводил от опасности. Чонин был его ангелом-хранителем, как часто шутили тренеры, но Сехуну было совсем не смешно. Он отплачивал тем же – прикрывал, предупреждал и спасал. Отряд говорил, что нужно и других тоже прикрывать, они в команде не одни, но.
Отряда не стало после первой же зачистки. Тренировки слишком сильно отличались от реальности – бойцам не хватало опыта, сноровки и скорости. Чонин с Сехуном вышли из этого ада живыми, потому что были рядом и вместе, - Сехун чувствовал присутствие Чонина, и это мобилизовало все его навыки. Он был в ответе за жизнь Чонина, он должен был вернуть его семье – он должен был сохранить ему жизнь в благодарность за всё.
Отряд расформировали и снова сформировали спустя пару недель, добавив новых бойцов.
- Не пытайтесь работать в команде все вместе, – сказал им Сехун. – Лучше разбейтесь на маленькие группы и защищайте напарника. Это лучшая стратегия.
На тот момент ему казалось, что это лучшее, что можно придумать в подобных условиях. Но в итоге отряд стал настолько разобщенным, что маленькие группы несли потери, не дождавшись помощи от других. По возвращению с задания Сехун чувствовал себя опустошенным и выжатым, ему мерещились везде обвиняющие взгляды, и только Чонин, который подбадривал и утешал, не дал ему скатиться в депрессию.
- Как можно спокойно спать, зная, что их кровь – на твоих руках? – спросил Сехун Чонина, тяжело дыша ему в плечо после быстрого секса в душевой. Чонин неловко обнимал его за талию и гладил по голове, понятия не имея, что сказать в ответ. – Как все эти ученые спят в своих кроватях, зная, что эта трагедия – на их совести?
- Может, заливают алкоголем или как ты – слезами, – предположил Чонин, заглядывая в заплаканные глаза Сехуна, утирая с лица воду (то ли душ, то ли пот, то ли слёзы).
- Как можно так жить, Чонин?
- Как-то, Сехун. Как-то надо жить.
***
- Что бы я без тебя делал, – шепчет Сехун давно и крепко спящему Чонину. – Ты мой самый близкий друг.
После встаёт с кровати и уходит тренироваться – потому что он должен стать сильнее. В тире он встречает Ёнуна – осунувшегося, невыспавшегося, измотанного.
- Вас переводят в другой отряд, – говорит он между выстрелами и непрофессионально морщится от звуков. – Приказ выйдет только утром, но раз уж ты здесь…
- Куда?
- В отряд 19-93. В прошлый раз они потеряли слишком много людей, а в запасных 19-97, 19-98 и 19-99 не хватает обученных новичков. Поэтому мы объединяем вас. Вы сработаетесь, – Ёнун стреляет в последний раз и недовольно бросает пистолет, уходя.
Сехун, сгорая от любопытства, придвигает мишень Ёнуна – из десяти пуль шесть ушли в молоко. Сехун сдирает её, комкает и выбрасывает в мусорку. Что бы у Ёнуна ни случилось, Сехун сохранит это в секрете.
Чонсу выглядит уставшим, когда утром зачитывает приказ об объединении двух отрядов, назначая командиром Ким Воншика – высокого, мускулистого бойца с опасным взглядом. Первые тренировки проходят в хаосе, потому что бывший 19-94 привык работать в нескольких группах, объединяясь лишь в чрезвычайных ситуациях, а 19-93 – прикрывая друг друга. Там каждый был другом и товарищем, и каждый прикрывал того, кто рядом.
- Эта стратегия в бою успешнее, – надрывается Воншик, пытаясь заставить новоприбывших действовать по заведённому в отряде порядку. – А ваша лишь множит жертвы!
- Зато мы прикрываем тех, кто уж точно прикроет нас, – парирует Чжинри, ни на мгновение не отходящая от Сучжон.
- Давай попробуем их стратегию, – вдруг подает голос субтильный, худощавый парень с лицом феи (в таком мире сохранить наивное выражение лица – это магия). – Воншик, это тренировка двух устоявшихся отрядов, давай придумаем что-то новое.
Воншик под его взглядом сжимается и соглашается – предлагает составить группы из трёх человек, чтобы проще было прикрывать соседние троицы. Тот самый парень с лицом феи с улыбкой подходит к Сехуну и Чонину.
- Можно мне присоединиться?
Нет смысла ему отказывать, тем более, когда он отстаивает их стратегию. Сехун кивает и пытается улыбнуться в ответ – выходит ужасно, словно кривой оскал. Он так давно не улыбался кому-то, кто не Чонин.
- Меня зовут Тэмин, – у него мягкий голос, Сехун сравнил бы с зефиром, не будь они суровыми бойцами. – Приятно познакомиться.
Чонин неожиданно быстро срабатывается с Тэмином, а тот удивительно легко подстраивается под их движения. Когда Сехун говорит «влево!», он поворачивает именно туда, куда нужно, и стреляет ровно тогда, когда от него требует Чонин. Тэмин вовремя утаскивает Сехуна в укрытие и использует плечо Чонина в качестве опоры. Он позволяет Чонину хватать себя за руки и перекидывать через Сехуна. Тэмин словно становится идеальным третьим углом в равностороннем треугольнике, в котором каждый прикрывает двоих и уверен, что его прикроют с обеих сторон.
- Мы отличная команда! – говорит Тэмин после тренировки, и улыбается так, что у Сехуна сердце ухает в пятки. А в душевой кто-то его случайно толкает, и Сехун оказывается слишком близко к Тэмину, чья макушка едва достаёт ему до носа.
- Прости, – вспомнив о смущении, которого не испытывал уже несколько лет, Сехун отодвигается. – Тут скользко.
- Ничего, – Тэмин смотрит снизу вверх так, словно они одного роста, и отходит.
Сехун чувствует что-то внизу живота, когда осознает, что плечи Тэмина меньше его собственных.
- Сотри это дурацкое выражение лица, – советует Чонин, проходя мимо, – выглядит жутко.
В качестве объединенного отряда их отправляют на задание лишь через три месяца, давая возможность привыкнуть друг к другу. За это время Тэмин так вливается в командную работу Сехуна и Чонина, что, кажется, уже и не вспомнить, как они работали без него. Тэмин ещё успевает шуточками сыпать в самый разгар «зачистки», и Сехун опасается, как бы им не заржать в голос во время настоящего задания. После тренировок Сехун всё так же чувствует себя странно, когда видит Тэмина в душевой, когда понимает, какой тот тоненький и худенький, и это никак не вяжется с его жилистыми руками, которыми он держит винтовку или пулемёт. Сехун всегда старается быть ближе, чтобы в очередной раз убедиться, что он себе не придумывает образ Тэмина. Но Тэмин жмётся к Чонину, когда из его душа внезапно вырывается ледяная вода, и смеётся по-идиотски сдавленно ему в плечо. Он разговаривает с ним, одеваясь после или промокая волосы полотенцем, хватает запястья и непроизвольно кладёт руку на плечо. Чонин словно не замечает этого, даже тогда, когда рука Тэмина медленно спускается по его спине, остановившись на пояснице.
Сехун отчаянно хочет почувствовать его руки на себе, но не получается даже представить.
Единственные руки, касающиеся обнаженной кожи Сехуна, принадлежат Чонину.
Их отправляют в Тэджон на зачистку, и в фургоне Воншик произносит пламенную речь, в которой просит всех быть осторожнее, помнить о тех, кто их ждёт и просто вернуться обратно живыми. Это не самые мотивирующие слова в жизни Сехуна, но почему-то хочется его послушаться и постараться, чтобы не разочаровать. Рядом сидящий Чонин хлопает по колену и сжимает его. Тэмин сидит напротив и беззвучно шевелит губами, шепча молитву, чтобы все остались живы. Руки его сжимают винтовку, крепко, до побелевших костяшек, и постукивают чётки на запястье.
- Постараемся вернуться ради малышки, – негромко говорит Чонин Сехуну и смотрит на него большими глазами, умоляющими пообещать.
- И ради твоей мамы, – добавляет Сехун. – Мы всегда возвращаемся ради неё.
- А можно и мне… ради неё? – подаёт голос Тэмин, и в голосе его тихое отчаяние. Сехун смотрит на его бесконечно печальные глаза и отвечает за Чонина.
- Разумеется, Тэмин. – Он протягивает руку, чтобы накрыть его сложенные руки, но они останавливаются и Воншик командует всем выходить. Рука Сехуна застывает в нескольких сантиметрах от Тэмина.
Они строятся по трое и делят периметр на квадраты, для каждой тройки – свой. Сехуну, Чонину и Тэмину выпадает район бывшей больницы, и пока они добираются туда, успевают пару раз чудом избежать столкновения с большими группами зараженных. Рука Тэмина так близко к пальцам Сехуна, кажется, только вытяни их, и коснешься, но едва Сехун решается, Тэмин уже делает шаг вперёд. Чонин смотрит на застывшего Сехуна так, словно тот – законченный идиот.
- Не рискуй так, – говорит он, и идёт вперёд, невзначай кладя руку на плечо Тэмина, когда тот останавливается у угла здания и выглядывает, проверяя, всё ли чисто. – И ты не рискуй.
- Прости, – в голосе Тэмина слышно виноватую улыбку, и Сехун ярко представляет её у себя в голове, из-за чего пропускает момент, когда Чонин кричит «назад!». Он лишь чудом не становится обедом для зараженного – Тэмин дергает его на себя, роняя обоих на землю. Чонин стреляет и отскакивает, чтобы на него не попала кровь. Она не заразна, но Чонин предпочитает перестраховаться.
- Сехун, хватит витать в облаках, – Чонин смотрит неодобрительно и качает головой. – Не подвергай ни себя, ни остальных опасности.
- Извини, – сконфуженно бормочет Сехун и встаёт, помогая Тэмину подняться. Несмотря на перчатки, ладонь у Тэмина маленькая, она бы полтора раза поместилась в руке Сехуна.
Далее зачистка проходит без происшествий – Сехун наконец втягивается в процесс, и они вспоминают всё, что отрабатывали на тренировках. В бою неожиданно всё так же отлажено и идеально, как в зале под присмотром тренеров. Тэмин становится с ними одним целым и двигается с ними в одном ритме. Он так близко и так далеко одновременно, такого никогда не ощущалось с Чонином. Чонин – вот он, рядом, можно почувствовать тепло его тела, но Тэмин… Между Сехуном и Тэмином словно глубокая пропасть. Тэмин иногда оборачивается на Сехуна, и в его глазах, скрытых за очками, наверное, плещется что-то вроде извинений или растерянности. В глазах Сехуна – только грусть и одиночество. Да, у него есть Чонин, но он – самый лучший и близкий друг, который не заменит того, кто вызывает бурю эмоций. Сехун был бы рад, если бы Чонин вызывал, но увы, ничего нельзя поделать – поэтому Сехун ловит те мгновения, когда чувствует, как его ненароком задевает Тэмин.
Они возвращаются в тишине – потери небольшие, но это всё ещё потери, и Воншик сдерживает слёзы (он всё ещё может плакать). Сехун опирается на плечо Чонина и закрывает глаза, надеясь забыться до самого приезда на базу. Но что-то мешает ему заснуть, и это – пристальный взгляд. От него некомфортно и неуютно, словно кто-то пытается содрать с тебя защитный слой одежды. Сехун чувствует себя улиткой, с которой сорвали её раковину.
Он приоткрывает глаза и видит, что на него смотрит Тэмин. Он что-то шепчет Чонину, который думает, что Сехун спит.
- Я бы хотел… Но разве в этом мире есть ещё место?...
Он не договаривает ни одну из своих фраз, но Чонин странным образом его понимает и отвечает.
- Всегда есть место для. Не бойся.
Тэмин устало качает головой.
Чонсу встречает их у входа, чего не было уже давно, и спрашивает, как они сработались. Воншик прячет покрасневшие глаза за очками и докладывает, что новая стратегия оправдала себя в бою, потери незначительные, зачистка завершена без проблем.
- Тогда отдыхайте, – говорит Чонсу, и это звучит как оскорбление перед изматывающими процедурами.
После Сехун тащит Чонина в душевую и удивляется, когда Тэмин отказывается идти с ними.
- Меня только что обдали водой, я обойдусь, – он улыбается и машет руками, выглядит глупо и наивно. Сехун смотрит на то, как удаляется его маленькая спина и узкие плечи, и его сердце обливается кровью. Хочется догнать и обнять так, чтобы обхватить сразу всего, и укрыть собой от всего в этом мире. Но Чонин тянет за собой и смотрит как-то понимающе и тоскливо.
- Ты чего? – спрашивает Сехун. Чонин только качает головой.
- Ничего.
На тренировках у них всё по-прежнему – идеальная тройка с отлаженной работой, они словно единый механизм, кажется, что и дышат они в унисон. Но вне её – это Чонин и Тэмин и Чонин и Сехун. Чонин водит Тэмина к своей семье на ужины, ходит вместе с ним в тир и отрабатывает удары.
- Я хочу приноровиться к его скорости, – говорит он Сехуну, с которым по-прежнему обедает после тренировок и делится мыслями.
Тэмин и Сехун похожи на рассвет и закат – не пересекаются, как ни крути, и лишь Чонин их объединяет.
- Нет смысла привязываться к кому-либо, – Сехун слышит голос Тэмина и идёт на звук. – Чему меня научила жизнь в этом мире – так это тому, что все, кто тебе дорог, умрут.
- Ты не можешь прожить жизнь, ни к кому не привязываясь, – Чонин протестует и Сехун видит, как тот подскакивает со стула и начинает мерить шагами свою комнату.
- Все умрут, Чонин, – продолжает гнуть свою линию Тэмин. – Рано или поздно. Поэтому я ничего не предпринимаю.
- Ты идиот, отказывающийся от жизни.
- А ты идиот, которому повезло никого не потерять.
Сехун отскакивает от двери в последний момент, успевая спрятаться в темноте коридора, когда Тэмин выходит из комнаты.
Сехун понимает, что это был важный разговор, он видит это по сведённым бровям Чонина, когда заходит к нему, но его это не касается. Он подслушал чужой диалог, и ему совсем не хочется о нём думать.
А вскоре – и не получается.
На очередной зачистке их окружает толпа зараженных – среди них явно вырисовывается лидер, рычащий и вопящий вдвое больше остальных, указывающий, что делать. Их слишком много, а другие тройки могут не успеть вовремя. Сехун чувствует, как дрожат плечи Чонина и как напряжена спина Тэмина, слышит их тяжелое дыхание и надеется, что Воншик, первым получивший их сигнал бедствия, успеет вовремя. Чонин перезаряжает дробовик и готовится считать для одновременного выстрела, как кто-то из заражённых достаёт нож.
- Они разве не должны быть неразумными? – Тэмин простреливает ему голову, и его голос дрожит, когда он задаёт вопрос. – Почему они?..
Ножи, камни и большие осколки появляются в руках у каждого заражённого. Сехун может поклясться, что видел на лице их лидера выражение «что, не ожидали, да?». Сехун наводит пистолет на лидера, но того закрывают до пяти заражённых.
- Что нам делать? – шёпотом спрашивает Чонин. – Теперь они не будут бросаться так близко, как раньше, подставляясь.
- Воншик, будьте осторожны, мы имеем дело с девиантами. Они разумны, - Тэмин передаёт новую информацию командиру и руки его дрожат, когда он отнимает пальцы от наушника.
Нет ничего страшнее неопределенности, и теперь их презрение к заражённым сменяется ужасом, потому что они не знают, чего ожидать. Один их них бросается вперёд, на Чонина, но Тэмин убирает его выстрелом. Второй бросается на руку Тэмина, но его убирает Сехун, не давая приблизиться. Его точно так же прикрывает Чонин. Они оказываются в том положении, в каком не были с самых первых заданий – они защищаются, а не нападают. Они загнаны в ловушку и боятся перейти в наступление, чтобы не нарваться.
А потом заражённые бросаются на них толпой. Сехуну приходится сменить пистолет на нож и кастеты, а Чонину – убрать