Цикл будет рассмотрен как композиторская интерпретация знаменитого поэтического цикла «Лирическое интермеццо» Гейне.




Р. Шуман «Любовь поэта»

Цикл Шумана «Любовь поэта» - одно из самых известных произведений классической камерно-вокальной музыки XIX века. Он сопоставим с такими шедеврами как «Песни и пляски смерти» Мусоргского, «Зимний путь» Шуберта.

Поэтической основой является цикл «Лирическое интермеццо» немецкого поэта-романтика Генриха Гейне, знаменитого соотечественника Шумана. Названный цикл «Лирическое интермеццо» составляет часть большого цикла «Книга песен», созданного в начале его профессионального пути, отражает настроение юного гения - 1823 года. Это 4-частный цикл, включающий в себя циклы «Юношеские страдания», «Лирическое интермеццо», «Опять на родине», «Северное море».

Все части объединены темой неразделенной любви. «Книгу песен» Гейне называл «урной с пеплом моей любви». Это юношеское сочинение Гейне, в котором рассказана реальная автобиографическая история неразделенной любви к кузине поэта.

Цикл создан в тот период, когда поэт еще не изжил душевную боль.

В основе сюжета лежит романтический принцип двоемирия. Поэт то погружается в мир грез и снов, то безутешно стенает.

Боль, тоска то прорываются с пронзительной силой, то скрыты под маской иронии.

 

Когда же в огромное пламя вдруг


Хлынут слезы рекою,

Я, крепко тебя в объятьях сжав,


Умру, охвачен тоскою!

----------------------------------------------

Как жаль, что у милой сердечка нет, —


Не то я славный сложил бы сонет.

 

«Лед и пламень» - так метафорически можно определить эмоциональный ритм повествования.

 

Очевидно, перед нами лирический портрет автора, живущего по законам сердца, обладающего душой ребенка и разумом скептика.

Понятно, что и образ возлюбленной, созданный в поэтическом сочинении субъективен. Это скорей всего не портрет, а отражение его чувств к ней. Поэтому ее образ ускользает от нас. Он то впадает в отчаяние, называя источником коварства, то возносит на пъедестал святости. Она то исчадье ада, то ангел во плоти. Я процитирую строфы из нескольких стихотворений.

 

И милая входит в его уголок


В одежде, как волны, пенной,

Цветет, горит, словно вся — цветок,


Сверкает покров драгоценный.

И золотом кудри спадают вдоль плеч,

И взоры блещут, и сладостна речь —

В объятьях рыцарь блаженный.

---------------------------------------------

Твой образ кроткий, неземной


Во сне витает надо мной;

Как тихий ангел, ты нежна,

Но как бледна, — о, как бледна!

или

Но тебя, твой нрав опасный


И улыбки благодать,

Взор смиренно-лживо-ясный —


Их поэту не создать.

Фиалки синих-синих глаз,

И розы щек ее как атлас,

И лилии рук и посейчас


Цветут, но сердце — вот оно


Увяло, высохло давно.

 

Гейне называет ее то языческой богиней Венерой – «Я тебя пеннорожденной вижу в блеске красоты», то называет ее «ангелом во плоти», но вместе с тем она коварная кокетка, играющая его чувствами, причиняющая боль «Но тебя, с повадкой лживой», «Злое сердце твое».(….)

А порой автор прикрывает свою боль иронией. Поэтому стихотворения часто строятся на контрасте, начинаются со стенаний и заканчиваются насмешливыми репликами.(….)

А Мир, который его окружает, написан злым, язвительным языком.

Они наплели немало


Тебе и вкривь и вкось;

О том, что мне душу терзало,

Им все ж умолчать' пришлось.

Они головой качали,

Мои разбирая черты,

И злым меня называли, —

Всему поверила ты.

А худшего к тому же


Никто из них не знал:

Что было глупей и хуже


Всего, — то в груди я скрывал.

 

Лейтмотивом всего цикла становится образ смерти, неоднократно поэт погружается в мир мрачной мистики, создавая картины в духе романтических баллад.

Встают мертвецы на полночный зов,


Несутся в пляске, ликуя,

А нас могильный укрыл покров,

В объятьях твоих лежу я.

Встают мертвецы на последний суд,


На казнь и мзду по заслугам,

А нам с тобой хорошо и тут,


Лежим, обняв друг друга.

 

А вот в финале эти трагические настроения достигают наибольшей остроты и концентрации, весь мир сходится для него в пространство его комнаты – «Я свои окна закрою от света черным сукном».

Завершается цикл серией трагических монологов:

Взгляд был окутан мраком,

Рот был залит свинцом –

С окаменелым сердцем

Я спал в гробу глухом.

Как долго был, не знаю,

Я мертвым сном объят.

Проснулся я и слышу –

В мой тесный гроб стучат.

 

Шумановский взгляд

Шуман обратился к «Лирическому интермеццо» в начале 40х годов. Это были самые счастливые годы – момент долгожданного соединения с Кларой, начало семейной жизни. Но этому счастливому периоду предшествовали годы испытания чувства, годы «борьбы за Клару». Впервые Шуман увидел ее, когда ей было 9 лет. Юный Шуман был покорен талантом этой девочки. Позднее пришла любовь, но отец Клары – Фридрих Вик, знаменитый лейпцигский фортепианный педагог, не связывал будущее своей дочери с одаренным, но никому не известным музыкантом - Робертом Шуманом. Вспоминая годы вдали от Клары, Шуман потом напишет ей, комментируя первую фортепианную сонату: «На ней много следов пролитой когда-то мной крови». Судьба подарила им не только встречу, но и прочные семейные узы. Но горечь воспоминаний еще долго не уходила, не угасала в душе композитора. «Лирическое интермеццо» Шуман прочел, как историю своей драматической любви.

 

Из 61 стихотворения Шуман выбрал 16. Сокращение было неизбежным, этого требовали законы музыкального повествования. Необходимо было лаконично, рельефно передать этапы развития лирической драмы. Но возникает вопрос, почему Шуман выбрал те, а не иные стихотворения? Почему без внимания остался целый ряд стихотворений, получивших широчайшую известность, в том числе стихотворение цикла «Сосна»?

 

На севере диком стоит одиноко


На голой вершине сосна


И дремлет качаясь, и снегом сыпучим


Одета как ризой она.

 

И музыка дает ответ. Композитор создает свое видение этой истории, выстраивает свою концепцию лирической драмы.

Раскрывая мучительные чувства, Шуман показывает не только разрушительность страсти, но и примиряющее и благотворное для души чувство любви, как бесценный жизненный опыт, развивая в человеке высокие ценности жизни, такие как способность прощать и острее воспринимать красоту мира.

В первых песнях цикла поэт почти не упоминает возлюбленную. В центре внимания его чувства – трепет, восторженное переживание первых мгновений единения с любимой. (исполнение «В сиянии теплых»)

А вот в песне «Над Рейном светлым простором» впервые возникает образ возлюбленной и сразу поэт возносит ее на недосягаемую высоту. Поэт созерцает старинный готический собор, входит по его своды и в алтарном лике Мадонны он угадывает черты возлюбленной.

Той девы облик чудесной, венок цветов над ней и очи, ланиты и губы приметные совсем как у милой моей.

Единственный раз в цикле шумановский герой прикрывает свою боль под маской иронии, говоря о том, что любимая предпочла его другому, он фактически иронизирует над самим собой «стара эта песня» - говорит герой, «но значение хранит она свое». («Её он страстно любит»

 

Более цельным представляется и образ героя цикла. Ключевым моментом истолкования образа поэта становится песня «Я не сержусь».

Я все простил: простить достало сил,

Ты больше не моя, но я простил.

Он для других, алмазный этот свет,

В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне;


Там ночь росла в сердечной глубине,

А жадный змей все к сердцу припадал..


Ты мучишься... я знаю... я видал...

19

Да, ты несчастна, — как сердиться мне?


Для нас обоих счастья нет, мой друг.


Пока не стихнет боль в могильном сне,


Для нас обоих счастья нет, мой друг.

Насмешкой злой уста твои грозят,

И гневом грудь волнуется твоя.


Презреньем гордым твой сверкает взгляд,


И все ж, мой друг, несчастна ты, как я.

В изломе губ я горечь узнаю,

В глазах блестящих — слезы тайных мук,


В груди надменной — скрытую змею.

Для нас обоих счастья нет, мой друг!

Шуман переосмыслил здесь и поэтические строки, в первую очередь он свободно объединил строфы 2 стихотворений 18 и 19, при этом отсекая несколько строк, в которых звучит упрек возлюбленной. Вот одна из них: «Пусть явный вызов на устах твоих/ И взор горит насмешки не тая,/ Ты все ж несчастна, как несчастен я». Музыкальной кульминацией Шуман делает последние строчки: «Я видел змей в твоей груди больной / О как несчастна ты друг милый мой». Запоминается и начало «Я не сержусь, и гнева в сердце нет». Такие слова мог произнести человек, для которого любовь это не только страсть, но и способность помочь, сопереживать. Вспоминаются слова Апостола Павла из «Послания к Коринфянам»: «Любовь не ищет своего, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не мыслит зла… все покрывает, всему верит, все переносит…». Произнести эти слова непросто, это момент самоотречения, поэтому в строгом, внешнем звучании мелодии, в размеренной пульсации акордов чувствуется внутренний накал чувств (диссонирующая вертикаль, наполнение темными красками, полутона, хроматика C-dur).

Второй смысловой вершиной в шумановской концепции является песня «Я утром в саду встречаю», Гейне строит образ этого стихотворения на контрасте цветущего сада и состояния одинокой души. Шуман музыкой смягчает этот контраст. Вся песня пронизана светом. Главная мысль, которую несет музыка и слово заключается в том, что любовь открывает красоту мира.

Особенно ярко это выражено в постлюдии – ноктюрне. Постлюдией этой песни Шуман завершает цикл. Так, выстраивается глубокий смысл этой истории: любовь дает способность вопреки всему принимать этот мир как благодать.

В связи с этим Шуман переосмысливает образ смерти, нависший над героем. Сначала образ смерти появляется во сне – в песне «Во сне я горько плакал».

С потрясающей лаконичностью создается эта встреча души и смерти. Это один из самых пронзительных образов. Мелодия представляет скованную речитацию, слова произносятся без фортепианной партии – это образ бесконечного одиночества. Только издалека произносятся глухие траурные аккорды, характеризующие мрачный хорал.

Как известно, Гейне в последних стихах погружается в мрачные состояния, он полностью во власти видений образа смерти. Шуман из всех нескончаемых верениц выбирает стихотворение, в котором образ смерти в карнавально-смеховом плане. Это «Вы,злые,злые песни» Гейне выстраивает этот стих в стиле народной баллады, включая народную лексику. «Но Гейдельбергской бочки обширней нужен гроб» или «И доски больших носилок надежней быть должны, чем Майнский мост над Рейном…».

И это лишает смерть мрачного демонического содержания, в памяти остается иронический монолог о смерти «Вы злые, злые песни». Т.О. смещается акцент в сторону жизни и любви, как высшего проявления жизни.

 

 

Сыграть постлюдию 4 такта

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-12-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: