Аннотация
Одно-единственное мгновение может изменить все.
Сначала у тебя есть все, о чем только можно мечтать.
Секундой позже это может исчезнуть.
Испариться навсегда.
Так произошло и со мной.
У меня было все.
Но по жестокой иронии судьбы, у меня это отобрали.
Прекрасная жизнь исчезла в мгновение ока.
Но он был там.
Он был там, чтобы подхватить меня, когда я упала.
Защитить.
Мой спаситель. Моя опора.
Он был просто незнакомцем.
Бескорыстным незнакомцем, лицо которого я не забуду никогда.
Не смогу забыть.
Не хочу.
И, как и все остальное, он исчез.
Будто его никогда и не существовало.
Но я должна найти его.
Мне необходимо его найти.
Он должен знать, что спас меня.
Должен знать, что в одно из мимолетных мгновений, я могла видеть только его.
ВНИМАНИЕ!
Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
ПРОЛОГ
Жизнь — череда мимолетных мгновений. Мгновений, которые проносятся мимо нас, и порой мы сами этого не замечаем. Мы позволяем этим мгновениям определять нашу судьбу и приносить страдания. Они могут быть значительными или незначительными. Могут привнести любовь, веру и силу, но могут забрать с собой страсть, чувство собственного достоинства и счастье. Каждая частичка нашей жизни состоит из таких моментов.
Самый значимый момент в жизни каждого человека — день, когда он родился. Затем появляются другие: дружба, любовь, боль, предательство, счастье, брак, дети и смерть. В момент смерти мы делаем последний вдох и покидаем жизнь, чтобы передать ее кому-то другому. Наши моменты становятся нашей историей и наша история общая. Если мы не наслаждаемся этими моментами, то можем их навсегда потерять.
Что вы можете сказать о своих мгновениях? Гордитесь ли вы ими? Верите ли вы в них? Изменили ли они вас? Ограничили? Уничтожили? Замечали ли вы, когда они проходили мимо вас? Помните, когда в первый раз влюбились? Первую дружбу? Первое горе? Запах первенца, когда вы держали его на руках? Эти моменты стали частью вас, но помните ли вы их? Наслаждались ли ими? Вы позволили им пробраться в душу, чтобы стать маленькими частичками того, кто вы есть?
Мои мгновения определили мое я.
Они отняли так много, но и вернули столько же.
Они уничтожили меня.
Но главное: сделали той, кем я сейчас являюсь.
***
Я помню многое о своей жизни, но тот момент, когда влюбилась, запомнился сильнее всего. День, когда я встретила Джерарда Джейкобсона, изменил мою жизнь. Он стал частью моей души, а я даже не понимала, как нуждалась в нем.
Я была обычной девушкой, а он обычным парнем. Банально, знаю. Наши взгляды встретились в кафе, а остальное уже история. Влюбившись, я словно ожила, словно впервые начала дышать. Легкие наполнились воздухом, и я почувствовала, как он распространился по всему телу, оживляя каждую клеточку.
Быть влюбленной — это все равно, что жить.
Я и не предполагала, что наступит время, когда больше не захочу быть с Джерардом. И, конечно же, не предполагала, что любовь к кому-то другому может стать сильнее, глубже, более душераздирающей. Он подарил мне весь мир, и я приняла его, окунувшись в его жизнь, стала той женщиной, которой, как я полагала, должна быть жена. Моя любовь к нему была подобна воздуху, и он отвечал с той же страстью.
Я не думала, что может быть кто-то другой. Это было просто невозможно.
Конечно, я не представляла, что он может настолько измениться. Стать абсолютно другим человеком.
Но жизнь забавная штука, не так ли? Она не предоставляет вам выбор. Она сама решает все за вас. Иногда мне кажется, что эти трудные моменты посланы для того, чтобы испытать нас; иногда — чтобы просто причинить боль. В конце концов, с чего бы в моем идеальном браке появился кризис без значимой на то причины? Почему человек, которого я любила шесть лет, вдруг стал мне совершенно безразличен? Почему мою жизнь и мои мгновения вывернули наизнанку так, что я не могу различить их?
Если у жизни есть насчет нас планы, почему, черт возьми, это так сильно причиняет боль?
Но прежде, чем я расскажу о пережитой мной боли, испытаниях, через которые прошла, и о том, как они изменили меня, вы должны знать, с чего все началось.
ГЛАВА 1
Я осторожно ступаю по полированному деревянному полу, когда иду на кухню. Не хочу будить Джерарда, пока не приготовлю ему завтрак. Сегодня наша годовщина, три года в браке и шесть лет вместе, поэтому я хочу сделать ему сюрприз. Напевая веселую мелодию, я открываю холодильник и набираю продукты, которые мне нужны, чтобы сделать свои знаменитые воздушные блинчики. Он их обожает. В последнее время Джерард много работал, впрочем, как и всегда, поэтому я уверена, он это оценит.
— Люблю, когда ты поешь.
Я поворачиваюсь, заставляя скрипеть половицы, и вижу у кухонного стола своего мужа, на котором нет ничего, кроме боксерских трусов. Его хоть и худощавая грудь мускулистая и загорелая, но что действительно заставляет мое сердце улыбаться, так это лицо — мужественный подбородок, голубые глаза, мягкие светлые волосы. Он по-мужски красив. Это не грубая мужская красота, но, безусловно, очень мужественная.
— Я собиралась сделать тебе сюрприз, — я улыбаюсь, обходя кухонный стол, и падаю ему в объятья.
— У меня была такая же идея, — бормочет он мне в волосы. — Только когда я проснулся, чтобы незаметно выскользнуть из постели, увидел, что ты уже меня опередила.
Я тихонько смеюсь.
— У дурачков мысли сходятся.
Он усмехается.
— Позволь мне приготовить завтрак. А ты отдохни и расслабься.
Я становлюсь на носочки и целую его в губы.
— Ни за что. Мне нравится делать блины. По крайней мере, позволь сегодня сделать их для тебя.
В его взгляде читается теплота, а руки спускаются к моему животу, где внутри растет наш семинедельный ребенок, наше творение, которое далось нам с таким трудом. У меня были проблемы, поэтому потребовалось много времени, чтобы зачать. В конце концов, нам удалось сделать его или ее самостоятельно, без помощи ЭКО. Я каждый день благодарю Бога за этот подарок.
— Можешь приготовить завтрак, но потом отдыхай. Я подготовил тебе сюрприз, так что тебе еще понадобятся силы.
— Сюрприз? — лучезарно улыбаюсь я.
— Да.
— Ну, тогда я лучше займусь завтраком, чтобы ты скорее смог рассказать о нем.
Он усмехается и отпускает меня, а я возвращаюсь к приготовлению блинчиков.
— Ты идешь сегодня на работу? — спрашиваю я, наливая тесто в горячую сковороду.
— Надеюсь, что нет. Я попросил дать мне выходной, но ты же знаешь, как это бывает — может случиться что-то непредвиденное.
Я киваю. Джерард адвокат, и иногда его вызывают чаще, чем хотелось бы, и с этим ничего не поделаешь. Люди всегда попадают в неприятности, а значит, он не сидит без работы. Иногда меня это тревожит, но я стараюсь быть самой лучшей женой, насколько это возможно, и просто поддерживаю его. Это его мечта, но я уверена: когда ребенок появится на свет, все изменится.
По крайней мере, надеюсь, что так будет. Я отбрасываю эту мысль прочь и продолжаю улыбаться.
— Что ж, надеюсь, сегодня обойдется без преступлений, — произношу я, переворачивая блинчик.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, намного лучше.
Вчера я некоторое время чувствовала себя не очень хорошо. Этот ребенок очень много значит для нас, и мы сделаем все, чтобы защитить его. К сожалению, даже малейший спазм вызывает у нас тревогу. Уверена, это пройдет, как только начнется второй триместр, но сейчас мы переживаем даже по незначительному поводу.
— Обычная простуда? — спрашивает он, направляясь к кофеварке и наливая себе чашечку.
— Скорее всего.
Он помогает мне подать блины, и мы садимся за маленький, деревянный круглый стол. Я накладываю ему, а потом себе. Мой желудок по утрам может быть немного чувствительным, хотя, кажется, за последние два дня самочувствие улучшилось. Может, все, наконец, прошло. Мне бы стало намного легче; кому бы понравилась тошнота по дороге на работу.
— Итак, что за сюрприз ты приготовил? — спрашиваю я в перерывах между глотками.
Джерард усмехается, наклоняясь вниз, и копается в своем портфеле. Он вытаскивает маленький конверт и протягивает мне.
— Знаю, это мелочь, но я вспомнил, как сильно ты хотела туда пойти.
Слабый стон срывается с моих губ, когда я открываю его, доставая два билета на бейсбол на сегодняшнюю игру. Стон перерастает в радостный возглас в тот момент, когда я встаю со стула и бросаюсь ему на колени. Я ярый бейсбольный болельщик, больше, чем большинство людей, с которыми я знакома. Мне всегда хотелось сходить на игру с Джерардом. В детстве я бывала там с родителями, но с тех пор прошло много времени, и я не могла представить ничего лучше, чем провести весь день с Джерардом на игре. Он так хорошо изучил меня. Что еще нужно для счастья.
— Ты достал билеты на игру!
Он смеется, когда я оставляю поцелуи на его лице, где только могу.
— Да. Мы не ходили на игру с тех пор, как переехали сюда, а я знаю, что ты всегда хотела пойти вместе. Не знаю, хороши ли места, но я старался.
Я взглянула на билеты.
— Места хорошие, но я была бы счастлива, если бы мы даже сидели на траве, ведь ты идешь вместе со мной и это бейсбол!
— После игры я приглашаю тебя на ужин.
Я счастливо вздыхаю.
Долго и жадно целую его, наши языки сплетаются, тела тесно прижимаются друг к другу. Счастье растет в моей груди, а где-то глубоко внутри зарождается возбуждение.
— Ты самый удивительный муж в мире, Джерард Джейкобсон.
— Для тебя все только лучшее, Люси.
— Когда игра?
— Во второй половине дня, так что у тебя есть еще несколько часов, чтобы отдохнуть.
Я крепко обнимаю его, прижавшись щекой к его щеке. В мире не может быть мужчины лучше, в этом я уверена.
***
— Ты же не серьезно сейчас? — орет Джерард, махая одной рукой в воздухе, в то время как второй прижимает телефон к уху. — Ты обещал мне выходной.
Я прислушиваюсь, как только могу, уже одетая для игры и настроенная на веселье.
— У меня годовщина, Том. Мы с женой собираемся на бейсбол. Не верится, что ты мог так поступить.
Он слушает, сжимая кулак.
— Скоро буду.
Джерард вешает трубку и поворачивается ко мне. Разочарование наполняет мою грудь, но я стараюсь не показывать этого.
— У меня появился клиент, которого только что арестовали за убийство.
Важное дело. Проклятье.
— Тебе нужно идти? — произношу я, и в моем голосе звучит неприкрытое разочарование.
— К сожалению, детка, но да. Мне за это платят.
А я? Как же я?
Я гоню эту мысль прочь из своей головы, но вместо нее приходит следующая. Это его работа. Я киваю, глядя на свои ноги.
— Хочешь, я позвоню другу, чтобы он пошел с тобой на игру?
Я пожимаю плечами.
— Не думаю, что кому-нибудь из них нравится бейсбол.
К тому же, у меня на самом деле нет друзей, которые согласились бы пойти. Я посвящаю все свое время работе или Джерарду.
На его лице отражается печаль, он выглядит абсолютно опустошенным, и я понимаю, что это его расстраивает.
— Не хочу, чтобы ты пропустила игру. Ты была такой взволнованной.
Я до сих пор очень хотела пойти, это правда.
— Я могу пойти одна, — предлагаю я. — То есть, не вижу в этом ничего плохого.
Он хмурится.
— Там будет большая толпа, тебя могут толкнуть.
— Со мной ничего не случится, — убеждаю его я. — Я, правда, хочу пойти.
Он изучающе смотрит на меня, а потом вздыхает.
— Я постараюсь разобраться с делами до ужина, обещаю. Почему бы тебе не пригласить мою сестру? Может, она пойдет?
Я фыркаю.
— Хизер ненавидит меня; она никогда не согласится.
— Она не ненавидит тебя…
— Ненавидит, — я улыбаюсь, протянув руку и касаясь его руки. — Со мной все будет хорошо. Я, правда, хочу пойти. Я была бы намного счастливее, если бы ты был там со мной, но понимаю, что ты не можешь.
— Я разберусь с делами до ужина — ничто мне не сможет помешать.
Я киваю, укутываясь в его объятья. Он обнимает меня, и, кажется, это длится вечность.
— Хорошо, — он вздыхает, отступая назад. — Нет ничего важнее настоящего. Позвони, если возникнут какие-то проблемы, хорошо?
Я киваю.
— Я люблю тебя, Люси.
— И я люблю тебя.
Тогда я еще не знала, что это был последний раз, когда он говорил мне эти слова.
ГЛАВА 2
Меня охватывает радостное предвкушение, когда прохожу мимо службы безопасности, на ходу открывая сумочку, чтобы полицейские скорее осмотрели ее. Они проверяют мой билет, и я получаю указания, как добраться до своего места. Стадион достаточно большой, хотя и не такой, как в высшей лиге, но это не важно. Волнение от того, что увижу игру вживую, переполняют меня.
Я подпрыгиваю от счастья, когда нахожу свое место прямо рядом с большим кирпичным зданием, которое расположено посередине. Оно не заслоняет обзор, так что меня это не смущает. К тому же, кажется, там есть туалет, который, несомненно, понадобится мне позже.
Люди занимают свои места, и музыка льется из колонок, установленных на трибунах. Беззаботная болтовня наполняет мои уши, и я ерзаю на сидении, нервничая от того, что скоро увижу игру. Мужчина спускается по проходу и останавливается около сиденья слева от меня. То, что справа, зарезервировано для Джерарда, поэтому будет оставаться пустым. Я бросаю на него взгляд, и мои глаза округляются. Дыхание сбивается, образуя ком в груди в тот момент, когда я любуюсь самым красивым мужчиной, которого когда-либо видела.
Он смотрит на меня глазами, похожими на самый яркий вид серебра. В сочетании со светло-оливковой кожей, они, кажется, сияют. Темные волосы падают на мужественный лоб, спускаясь к подбородку и полным губам. Он довольно крупный мужчина, ростом, скорее всего, более метра восьмидесяти, с мышцами, которые просматриваются под плотно облегающей черной футболкой. На нем выцветшие джинсы и тяжелые черные ботинки. Интересно, есть ли у него татуировки под футболкой? Он выглядит, как человек, который любит их.
Поняв, что бесстыдно пялюсь на него, я быстро отвожу взгляд в сторону, снова сосредоточив все внимание на игре. Я никогда не обращала внимания на мужчин до брака и, конечно же, никогда не таращилась на них. Просто этот совершенно неотразим. Мои щеки рдеют от стыда.
Он садится на место рядом со мной, не произнося ни слова, слегка махнув рукой молодому человеку, стоящему с тележкой с пивом. Тот вручает ему одно, а я продолжаю смотреть на поле, и внезапно ко мне приходит осознание. Неужели я дрожу? Вдруг он подумает, что его присутствие заставляет меня нервничать? Я веду себя слишком скованно? Я поправляю рубашку, не сознавая того, а затем понимаю, что делаю, и складываю руки на коленях.
Я сижу, уставившись на поле, пока не начинается игра. Слава Богу. Теперь мое внимание приковано к игрокам. Сердце колотится от волнения, когда громкий звук от удара заполняет воздух. Толпа ликует, и огромная улыбка расползается по моему лицу. Великолепно.
Мужчина рядом не слишком подвижен; его не особо интересует игра. Глазами он сканирует толпу, и, кажется, что-то ищет, или кого-то. Он сидит глубоко в своем кресле, будто старается казаться незаметным. Странно.
Местная команда, за которую я болею, выбивает хоум-ран, и я вскакиваю и громко хлопаю. (Примеч. Хоум-ран — удачное отбивание мяча бьющим игроком, после которого мяч покидает пределы поля над фэйр-территорией, что позволяет команде совершить побег к «дому» и с большой вероятность набрать очки). Я подпрыгиваю несколько раз на месте, а затем сразу сажусь, понимая, что привлекаю внимание. Я бросаю взгляд на мужчину слева от себя и вижу, что он смотрит на меня без всякого выражения. Отлично. Ему, наверное, стыдно сидеть рядом со мной. Он даже не выглядит веселым. Я наклоняюсь вперед, хватаюсь за сидение перед собой и стараюсь не пропустить ничего, что происходит на поле.
Первый момент, который в последствии изменит мою жизнь, приходит из ниоткуда.
Игра идет полным ходом, толпа аплодирует; люди едят хот-доги, выпивают пиво. Я даже не сразу замечаю группу людей, одетых во все белое, пока не слышу громкие выстрелы в воздух. Паника сковывает мою грудь, когда я поворачиваюсь и вижу, по меньшей мере, десять человек, достающих оружие из штанов. Я чувствую, будто у меня сжимается сердце, когда смотрю на безликих боевиков. Они все в масках. Полностью в белом.
Весь стадион погружается в мертвую тишину. Единственные звуки, которые можно расслышать — разочарованные крики детей, которые пытаются привлечь внимание своих перепуганных родителей.
Я не понимаю, что происходит.
Служба безопасности бежит из разных частей стадиона, но быстро останавливается, когда в ногу одного из них попадает пуля, выпущенная из пистолета террориста. Издав болезненный вопль, он падает на руки и колени, мучаясь от невыносимой боли. Кто-то кричит в толпе.
Это не розыгрыш. Нет. Это происходит на самом деле и прямо сейчас. Прямо здесь. Тошнота подступает к горлу и паника, которую я раньше еще ни разу не испытывала, охватывает тело. По коже пробегает дрожь, разум словно парализовало и все вокруг гудит, когда я пытаюсь разобраться, в чем же дело.
Но не могу ни на чем сосредоточиться, не могу ничего расслышать сквозь нервную болтовню, плачь и шепот вокруг.
— Никому не двигаться, — произносит низкий пугающий голос в громкоговоритель. — Тот, кто двинется, будет тут же убит.
Это все, что они говорят.
Никаких объяснений.
Ничего.
Кто-то кричит, пистолет направляют в сторону этого человека, и крик прекращается. Слезы уже катятся по моим щекам. Это нападение? Протест? Здесь политик и они пытаются таким образом доказать свою правоту? Почему они выбрали бейсбольный стадион? Потому что это привлечет внимание? Из-за какой-то семьи, которая сейчас здесь? Зачем кому-то быть таким бесчувственным? В этом нет никакого смысла. Все кажется таким нереальным, но это происходит на самом деле. Я вижу все своими глазами, слышу своими ушами, но часть меня надеется, что это всего лишь розыгрыш.
Я смотрю на мужчину рядом и вижу телефон, который лежит на его коленях. Он, кажется, не боится; на самом деле, он очень сосредоточен на том, что печатает на экране. Его пальцы судорожно двигаются по клавиатуре. Затем он засовывает телефон в карман, практически не совершая движений.
Четырьмя рядами ниже четыре боевика расхаживают по рядам, их оружие наготове. Люди больше не кричат, но сквозь жуткую тишину можно расслышать отчаянные всхлипы и плач.
Я тихонько икаю, пытаясь подавить рыдания, и мужчина, наконец, обращает на меня внимание, изучая лицо. Он берет меня за руку. Его кожа теплая, но грубая. Огромная рука полностью накрывает мою.
— Все будет хорошо.
Его глубокий низкий голос успокаивает меня. Я сжимаю его руку, и он позволяет мне держать ее, не одергивая. Я не знаю его, но сейчас он моя единственная опора. Он выглядит как мужчина, который может постоять за себя. Для меня этого достаточно, чтобы ухватиться за него и не отпускать.
— Как тебя зовут? — спрашивает он, глядя на боевиков, идущих по полю и тычущих в игроков своим оружием, чтобы построить в группы.
— Л-Л-Люси, — шепчу я.
— Люси, меня зовут… Хантер. Я не сделаю тебе больно, но хочу, чтобы ты доверяла мне, хорошо? Я не позволю причинить тебе боль, но ты должна делать так, как я говорю.
Женщина на другой стороне трибун подскакивает вверх, кричит, перелазит ограждения и бежит к безмолвным игрокам, стоящим в центре поля. Звучит выстрел, и она падает, свалившись на землю лицом в грязь. Болезненный крик вырывается из моего горла. Хантер сжимает мою руку.
— Люси, — говорит он, его голос очень спокоен. — Взгляни на меня.
Я смотрю на него широко открытыми глазами, слезы текут по щекам.
— Ты мне доверяешь?
Я киваю.
— Хорошо. Сиди тихо и не произноси ни слова, ладно? Мы выберемся отсюда, обещаю, но не сразу. А пока тебе нужно быть сильной.
Я снова киваю, подавив рыдания, но не в силах сдержать слезы.
Тупая боль пронзает низ живота. Я опускаю руку вниз и давлю на него. Леденящий страх пронзает сердце. Мой малыш. Только не мой малыш.
Взгляд Хантера следует за моей рукой.
— Что случилось?
— Я… Я… Я беременна.
Его челюсть сжимается.
— Почему ты держишь руку там?
— Мне больно, — шепчу я.
Он снова смотрит мне в глаза.
— Это, скорее всего, просто страх. Я хочу, чтобы ты постаралась успокоиться. Сделай несколько глубоких вдохов ради меня.
Я пытаюсь сделать так, как он сказал, но вопли человека в другом ряду с последующими выстрелами превращают мои попытки сделать вдох и выдох в неумолимое рыдание. Почему это происходит именно со мной? Не понимаю. Я просто хочу пойти домой.
— Люси, закрой глаза, — говорит Хантер, положив руку мне на плечо, притягивая ближе к себе и укутывая своим телом. Он такой большой, что я чувствую, словно нахожусь в коконе, где никто не сможет причинить мне боль. Он такой теплый.
— Теперь дыши.
Я закрываю глаза и дышу.
Боль не утихает, и паника усиливается.
— Не помогает, — хнычу я ему в грудь.
— Чем больше ты паникуешь, тем сильнее боль. Продолжай дышать, а я буду отвлекать тебя.
— К-к-как?
— Я положил телефон в задний левый карман, но они смотрят сюда прямо сейчас, так что я не могу просто достать его. Хочу, чтобы ты сделала вид, будто обнимаешь меня и вытащила его. Ты сделаешь это для меня, Люси?
Я киваю.
— Хорошо, милая.
Я никогда раньше не видела этого мужчину, но он такой спокойный, словно скала среди разрушительного урагана. Я прижимаюсь лицом к его груди и кладу руку ему на живот, будто обнимаю. Я тянусь к карману и обхватываю пальцами телефон, вытаскиваю его и провожу рукой по экрану, располагая между нами.
— Теперь я хочу, чтобы ты разблокировала его, код семь-ноль-семь-три.
Я перемещаюсь немного, чтобы видеть телефон, и нажимаю среднюю кнопку, чтобы экран загорелся. Ввожу код, а затем едва заметно киваю.
— Найди сообщения, и прочитай что там. Можешь сделать это?
Я киваю.
— Хорошая девочка.
Я захожу в сообщения и нажимаю на то, что не прочитано. Его номер не определен, а содержание непонятно для меня, но я все равно читаю.
— Здесь сказано: «Группа на месте. Ждем дальнейших указаний».
— Хорошо, Люси, можешь подержать его? Нам он еще понадобится.
— Ты полицейский? — шепчу я.
— Нет.
Тогда кто он, черт возьми?
И сможет ли на самом деле вытащить нас отсюда живыми?
***
Прошло пять часов. Уже поздно, и с наступлением ночи стало холодать. Моя легкая боль стала сильнее, а все тело болит от недостатка движения. Я до сих пор обнимаю Хантера, а он успокаивает меня в это отчаянное время. Я передаю сообщения, которые для меня не имеют смысла, но, очевидно, что-то значат для него.
Он не полицейский, так он говорит, но, по-видимому, работает с некоторыми очень влиятельными людьми. В любом случае, он держит меня на плаву, и я даже не знаю, что было бы со мной, если бы его не было рядом. Пронзительные звуки сирен снаружи нарушают тишину последние несколько часов. Но никто не приходит. Никто даже не пытается. И я не знаю почему.
Я даже не знаю, чего хотят эти люди. Почему они выбрали бейсбольный стадион? Потому что здесь много людей? Потому что из-за страха они могут причинить друг другу вред? Не понимаю.
Люди прекратили попытки сбежать. Кем бы ни были эти боевики, они не играют в детские игры и ясно дали это понять. Они поддерживают связь через телефон, но кроме этого пока не сказали толпе ни слова, за исключением требования выключить мобильные телефоны. У них есть оружие, и это все, что нам необходимо знать, чтобы выполнять их приказы. Независимо от того, зачем они здесь, у них имеется достаточно заложников, чтобы получить все, чего они хотят.
Я меняю неудобную позу и стону, когда еще одна острая боль пронзает мой живот. Я тихонько стону и тру рукой по все еще плоскому животу, пытаясь облегчить боль. Страх проходит сквозь меня, когда я ощущаю, как что-то теплое бежит у меня между ног. Я сдвигаюсь и смотрю вниз. То, чего я боялась больше всего, стало реальностью. У меня выкидыш. Я подавляю рыдания, в то время как опустошение, которое я никогда не испытывала прежде, волнами проходит через мое тело.
Мой ребенок.
Только не мой ребенок.
Пожалуйста.
— Люси, — говорит Хантер низким голосом. — У тебя кровотечение.
— Я… Кажется, я теряю своего ребенка, — рыдаю я.
Он издает звук, похожий на рык, и осматривается вокруг, его взгляд падает на вооруженных мужчин, которые до сих пор ходят из стороны в сторону.
— Я должен вытащить тебя отсюда.
Я слегка отстраняюсь и обхватываю живот свободной рукой, рыдая, пока мои джинсы заливаются кровью. Мои всхлипы быстро превращаются в истерику, и рядом со мной возникает суматоха.
— Люси, знаю, тебе больно, но ты должна прекратить так плакать. Если ты мне доверяешь, то должна остановиться.
Я поднимаю глаза и вижу, как за мной наблюдает боевик. Страх сковывает мои рыдания глубоко в горле, и я смотрю на свои джинсы, пытаясь перевести дыхание.
— Хорошая девочка, — подбадривает он меня. — Хорошая.
Взглядом он снова сканирует толпу, двигаясь от точки к точке. Яркий свет стадиона очень хорошо освещает нас, не позволяя двигаться. Хантер наклоняется и шепчет:
— Проход через пять мест от нас. Если мы будем передвигаться по ним, думаю, сможем добраться до здания позади нас, — он головой указывает в сторону красного кирпичного здания, мимо которого проходил боевик. Лестница ведет прямо туда, так что это, скорее всего, выход или, возможно, вход в помещения стадиона. Это небольшое поле, поэтому я молюсь, чтобы там был выход. — Если мы сможем медленно передвигаться, думаю, я смогу вытащить тебя.
Я смотрю на лестницу; кажется, она так далеко. Единственное, что в нашу пользу, так это то, что нет никого, сидящего на сиденьях, ведущих к проходу, и, слава Богу, с другой стороны от меня около шести человек, сидящих и обнимающих друг друга, как Хантер и я. К сведению, стадион заполнен всего наполовину. Я до сих пор сомневаюсь, сможем ли мы сделать это, не привлекая внимания.
— Даже если доберемся туда, как мы собираемся войти в эту дверь? Там все время ходят вооруженные люди, — спрашиваю я.
— Надо дождаться, пока их что-то отвлечет. А это обязательно случится, обещаю.
Я не спрашиваю, откуда он это знает.
— Просто доверься мне. Я не позволю тебе получить травму, — бормочет он.
Я киваю.
— Мы будем медленно, очень медленно, передвигаться от сидения к сиденью. Ты просто продолжай держаться за меня, и мы будем стараться двигаться, когда у нас будет шанс.
Я не отвечаю; просто киваю. Мои слезы заливают его рубашку, а сердце потихоньку разрывается на части. Может, кровотечение вызвано обычным стрессом? Я так старалась забеременеть. Я не могу потерять его. Не могу. Мое тело дрожит в руках Хантера, и я пытаюсь, я действительно пытаюсь остановить дрожь, но не могу ничего с собой поделать.
— Мы выведем тебя отсюда. Слышишь?
— Мне так больно, — хнычу я.
— Знаю.
Он перемещает нас немного, может, на два или три сантиметра влево. Это не так много. Он очень сильно рискует. Если на нас обратят хоть немного внимания, то заметят, что мы сместились. Но сейчас я рискну. Мне нужен врач. Может, это единственный шанс спасти ребенка.
— Хантер? — хриплю я.
— Да, Люси?
— Чего они хотят?
— Не знаю, дорогая.
— Ты лжешь, — не знаю, почему я говорю это; вероятно, потому, что это правда. Он здесь не просто так, я просто не знаю причины. Он явно не поклонник бейсбола и слишком спокоен. И еще эти сообщения в его телефоне.
Он издает странный звук, и я ощущаю его дыхание на своей щеке.
— Ты права, я лгу. Но это секретная информация, и я не могу поделиться ею с тобой.
— Так ты полицейский?
— Нет.
— А кто?
— Я не могу обсуждать это с тобой.
Я снова дрожу.
— Это… теракт?
— Нет. Больше… религиозное.
Тогда секта?
— Секта? — шепчу я.
— Не могу сказать больше. Прости.
Конечно.
Взглядом он постоянно сканирует толпу, и через каждые несколько минут перемещает нас.
Весь следующий час уходит на то, чтобы добраться до прохода. Бандиты, кажется, не замечают нас. Наверное, когда перед вами будет находиться так много людей, вы вряд ли заметите точное расположение их всех. Люди, сидящие рядом, следили за нашими движениями и ловко перемещались вместе с нами.
— Нам нужно быстро добраться до этой двери. Есть вероятность, что они увидят и начнут стрелять. Нам придется бежать. Сможешь сделать это?
Боль в животе усилилась и теперь пульсирует с каждым сделанным шагом. Я чувствую себя нехорошо, кружится голова, но если добраться туда означает, что есть шанс спасти моего ребенка, я сделаю это.
— Да, — шепчу я.
— Хорошо, Люси. Когда придет время, я сожму твое плечо. Нужно двигаться быстро и тихо. Сможешь сделать и это тоже?
Я киваю. Он сосредотачивается на мужчинах, которые ходят рядом, некоторые до сих пор говорят по мобильнику.
Вокруг очень тихо, пока не начинается это. Хаос возникает, когда появляется группа людей за две секции от нас. Их около двадцати. Они двигаются оперативно, быстро, падают на колени и ползут, используя пластиковые сиденья, чтобы защититься. Кажется, у них та же идея, что и у нас, только они чрезмерно решительны.
Раздаются выстрелы.
Страх наполняет меня, когда я вижу, как летят пули. Я открываю рот, чтобы закричать, но Хантер зажимает мой рот рукой. Этот самый ужасный момент в моей жизни расплывается у меня перед глазами. Бандиты не сомневаются, они просто стреляют. Без разбора. Без оглядки. Снова кричат женщины и дети, и количество выстрелов увеличивается.
— Мы должны двигаться дальше, — отчаянно шепчет мне в ухо Хантер. — Сейчас.
Он тянет меня за собой, и мы словно воры в ночи направляемся к двери. Он практически несет меня, и мои ноги едва касаются земли, когда он бежит. Я стараюсь бежать так быстро, как только могу. Никогда за всю свою жизнь мне не было так страшно. Я жду выстрела, того, который пронзит мое тело и прикончит. Кожа покрывается мурашками, тело пульсирует от страха, а я вся превращаюсь в желе. Хантер достигает двери. Он протягивает руку, крутит ручку, но она не поддается.
Закрыта. Она закрыта.
Я начинаю паниковать.
Выстрелы продолжаются.
Он протягивает руку за спину, достает пистолет и стреляет в замок. Мои глаза округляются, колени слабеют. Откуда у него пистолет? Звон от выстрела отдается прямо у меня в голове, и я кричу. Хантер перекидывает меня через плечо и бежит в открытую дверь. Выстрелы продолжаются.
Здесь темно. Свет есть только снаружи, во всяком случае, сегодня он тут не горит, но я могу расслышать шум снаружи, крики, стрельбу, все. Я издаю сдавленный, страдальческий всхлип, который застревает в горле, и цепляюсь за Хантера, когда он бежит — не знаю, куда он направляется или как планирует выйти, но он просто продолжает двигаться дальше.
Гремят выстрелы и пули пролетают над нашими головами.
— Черт! — ругается он и ставит меня на ноги. — Можешь бежать? Нам нужно бежать быстрее.
Я киваю.
Страх, непохожий ни на одно чувство, что я когда-либо испытывала до этого, поселяется в моем горле, и я хватаю протянутую руку Хантера, заставляя ноги двигаться, чтобы не отставать, когда мы начинаем бежать. Хантер перемещает меня по левую сторону от себя и поворачивается, стреляя в темноту. От этого звука болят уши, это очень громко.
— Откуда у тебя пистолет? — отчаянно кричу я.
— Я не обижу тебя. Просто доверься мне, — рычит он и начинает тянуть меня сильнее и быстрее, поворачиваясь и стреляя. Мне не хватает смелости, чтобы оглянуться и посмотреть назад.
Мы добираемся до двери, он направляет на нее пистолет и стреляет дважды в замок. Тот падает, и он ногой открывает дверь. Летят пули, и я слышу, как позади нас бегут люди. Я понимаю, что это те же люди, что сидели возле нас. Должно быть, они тоже рискнули и последовали за нами. Суматоха наверху до сих пор слышна, и я могу поклясться, что вижу силуэты, которые двигаются вокруг нас в темноте.
— Давай, — рычит Хантер, потянув меня за собой.
Здесь темнота.
Я ничего не вижу.
Он достает телефон из кармана, включая фонарик, и направляет его перед нами. Мы бежим. Два человека, бегущие за нами, уже близко, но Хантер не ждет их. Мы добираемся до еще одной двери и Хантер останавливается возле нее, поворачивается и направляет фонарик на тех двоих.
В следующий момент все происходит слишком быстро. Звучит выстрел и мужчина падает, пуля попадает ему в грудь с такой силой, что кровь разбрызгивается повсюду. Вторая пуля предназначена женщине, она падает в то же самое место.
Хантер следующий.
Он стреляет.
Двое мужчин, которые с легкостью убили тех невинных людей, падают на землю. Мои коленки подкашиваются, и я вскрикиваю. Хантер подхватывает меня, одной рукой обнимает за талию и тащит обратно. Я борюсь с ним. Я кусаюсь и царапаюсь, толкаю его.
— Пусти меня, — кричу я. — Отпусти. Нет, нет.
— Люси.
— Отпусти меня!
— Посмотри на меня, — кричит он, и я вздрагиваю, делая шаг назад, и прижимаю дрожащую руку к груди. Я смотрю на него, точнее на его очертания в темноте. — Ты в порядке. Ты выберешься отсюда. Я вытащу тебя. Понимаешь?
— Они просто, они у-у-убили тех л-л-людей, а затем ты…
— Эй, — говорит он, подойдя близко. Он мельком смотрит на дверь, прежде чем сосредоточиться на мне. — У меня не было особого выбора. Лучше избавиться от них, чем позволить причинить тебе вред. Ты мне доверяешь?
— Я не знаю тебя и-и-и…
— Люси, ты веришь мне?
Я подавляю рыдание и киваю.
— Я вытащу тебя отсюда.
— Я не хочу умирать, — пищу я, все мое тело дрожит.
— И не умрешь. Я не позволю этому случиться.
Он снова обнимает меня за талию, такой большой, такой сильный, кажется, что он просто держит меня, не прилагая особых усилий. Он приносит спокойствие. Безопасность.
— Шаг за шагом, Люси, милая, — бормочет он.
Шаг за шагом.
Только один шаг за другим.
ГЛАВА 3
Хантер помогает мне. Он просто крепко держит меня, когда мы движемся по темным коридорам под стадионом. Звуки позади нас, в конце концов, стихают, и мы оказываемся у другого входа. Это обычная дверь, точно такая же, как та, через которую мы вошли. Не знаю, приведет ли она нас обратно или там выход. Фонарик не помогает. Я могу только молиться, чтобы эта дверь вывела нас из этого кошмара.
Хантер смотрит перед собой, затем стреляет, чтобы открыть дверь. Она широко распахивается и врывается прохладный, свежий ветерок, щекоча лицо. Я хватаю ртом воздух, и мы выходим на небольшую огороженную территорию. С одной стороны забора в линию под навесами стоит техника, и можно увидеть заднюю часть стадиона, возвышающуюся над нами. Забор высокий, колючий и окружает со всех сторон. Слева от нас можно увидеть мигалки. Полиция.
Мы выбрались.
— Давай же, — бормочет Хантер, лихорадочно сканируя территорию глазами. — Нужно выбираться отсюда.
Он тянет меня к воротам, которые закрыты навесным замком. Он гремит им, а затем крутит и снова смотрит на стадион.
— Не хочу рисковать и стрелять здесь. Это вызовет панику, а я обещал вытащить тебя. Я поклялся и сделаю это. Мне нужно позвонить, иди сюда.
Он тянет меня к технике под навесом и прячет так, что нас не смогут увидеть со стадиона. Холодный металл давит мне в спину, и я стараюсь сделать все, чтобы не упасть. Мое тело настолько пропитано горем, болью и страхом, что я чувствую, будто постоянно борюсь за то, чтобы оставаться в вертикал