М. Плисецкая ― «… движение, танец, пластика, самое главное пластика, не уйдут от человека никогда, потому что человек на этом живет, человек на этом стоит, человек на этом ходит. Пластично он ходит просто или нет. Вот это уже есть какой-то ответ. Все пластика, жест. Я уже говорила несколько раз, что вначале было слово, так считается. А я думаю, что вначале был жест, потому что жест понимают все, а слово не все.»
Флешбэк. 1936г. Норвегия. Шпицберген. Дом генконсула СССР М.Э.Плисецкого. Женская рука ставит на патефон пластинку. Звучит песня в исполнении Шульженко «Руки, вы словно две большие птицы». Маленькая рыжеволосая девочка танцует, её руки тянутся вперёд в изящном скрещении. Мать ласково говорит: «Мягче, мягче, Майя! Представь, что ты птица! Лебедь.» Натанцевавшись, Майя подходит к застеклённому шкафу–витрине, в котором стоят красивые палехские шкатулки, открывает, тянет руку к одной. Голос отца строго: «Майя!» Девочка: «Папа, можно я возьму поиграть?» Отец: «Нет, нельзя!» Майя: «Но, папа, почему?» Отец: «Это – принадлежит Государству!» Майя со вздохом закрывает шкаф, идёт мимо наряженной ёлки в прихожую, одевается, берёт лыжи: «Я пойду, погуляю!» Голос матери; «Смотри, только недалеко!» Майя выходит на улицу. Вокруг насколько хватает взгляда - до самого океана заснеженный, сверкающий пейзаж. Девочка восторженно улыбается.» Конец ФБ
1954г. Большой театр. Генеральный прогон балета «Спартак». Фурцева критикует хореографию и внешний вид исполнительницы главной женской партии (Майя Плисецкая, 29, ведущая солистка Большого, звезда «Лебединого») за откровенную сексуальность. Майя отвечает излишне резко, проходясь по ханжеству власти.
Премьера. Майя блистает, публика в восторге. Фурцева маячит в ложе Хрущёва, где присутствуют зарубежные гости. После спектакля Майю встречают с цветами её друзья - Лиля Брик и её муж Василий Катанян. Едут к ним. У Бриков – известный в Москве художественный салон, полный гостей. Майю расспрашивают о прошлых гастролях в Чехии и Индии. Майя в восторге от Ганди, язвит о КГБшном сопровождающем. Звонит Щедрин, говорит Лиле, что не сможет приехать. Лиля хвастается магнитофоном, подаренным сестрой Эльзой Триоле. Катанян предлагает гостям записать их голоса. Майя, расшалившись, напевает почти всю «Золушку», изображая барабаны и флейты, и самые пленительные прокофьевские мелодии.
Майя стоит у замусоленной всяческими объявлениями доски расписаний возле балетной канцелярии, читает распределение. Намечается концертная поездка в Швецию и Финляндию на спектакли с Кондратовым. Уже мимо неё пролетели поездки в Швейцарию, Францию, Голландию, Грецию и Китай, куда не пустили под предлогом, что она «позарез нужна театру», на ней весь репертуар, её хотят видеть москвичи и важные высокие гости. Она есть в списке командированных заграницу, но Майю мучают подозрения. Она добивается приёма у директора. Тот уверяет, что её все любят, и она обязательно поедет. Майя долго, муторно оформляется. Все справки несёт — обещал же директор. Остаётся два дня. Саквояж уже собран. Мама допекает, что мало теплых вещей взяла. В Скандинавии еще зима… За день до отъезда ей объявляют, что паспорт не успели оформить.
Майя добивается приёма у министра Александрова и рассказывает о своих проблемах, он уверяет, что всё это –недоразумение и обещает помочь. Через четыре дня Александрова снимают.
На приеме у французов посол сообщает о персональном приглашении Майи в Париж. Но снова вместо неё едет другая артистка.
Флешбэк. 1940г. Москва. Большой театр. Майя (15) репетирует в балетном классе. Она – лучшая. Её ставят в пару с партнёром – «мальчиком из хорошей семьи», ей всё удаётся, ему – нет, его ругают, он винит в своих неудачах Майю, говорит ей гадости с сквозь зубы – она терпит, но когда он говорит, что она дочь врагов народа (отец расстрелян, мать в лагере), Майя даёт ему пощёчину и унижает профессионально – он опять не справляется с трудным элементом. На спектакле он как-бы случайно роняет Майю, травмирует ей колено. Конец ФБ
Майя спрашивает мать, почему они, работая в Норвегии, не остались на Западе. Мать отвечает, что предложи она такое, отец немедленно бросил бы её.
На репетиции Майя вновь травмирует колено. Врач обкалывает его лидокаином и Майя танцует (что? «Лебединое озеро», «Бахчисарайский фонтан», «Каменный цветок», «Шурале») ещё лучше, чем прежде. Она срывает громы оваций. В зале Хрущёв, именитые зарубежные гости, журналисты, бизнесмены, влиятельные политики. Зарубежные газеты публикуют восторженные статьи о ней. Да и на Родине каждый такой визит мелькает в «Новостях дня» (наша кинохроника), перед каждым сеансом художественного фильма крутят кусочки танцев Плисецкой во всю ширь Советской страны. Слава Плисецкой множится.
Октябрь 1955 года. Плисецкая блистает в «Дон Кихоте». Её зовут зовёт выступить в Канаде. На одном из приёмов приёме к Майе, приковывающей всеобщее внимание, в вызывающе открытом платье в пол, подходит выразить восхищение председатель совета министров СССР Булганин. Майя сразу же жалуется ему, что на неё наложен запрет на выезд, она не чувствует за собой никакой вины и не понимает, почему её так обижают. На её персональные приглашения ездят другие. А ведь балет – искусство молодости, если не сейчас пока кругом зовут, то потом поздно будет. Кому тогда нужна? И больно очень. За что так? Булганин хмурится, обещает всё выяснить. И снова – тишина.
Накануне нового, 1956 года Майя приглашена на новогодний бал в Кремле. Она снова блистает. Видит, как к Хрущёву подходит Фурцева, что-то говорит Хрущёву, поглядывая на Майю. Тот ухмыляется, машет рукой. Майю обступают иностранцы, вопросами донимают. Отшучивается. К ней подходит пьяный Хрущев, жмёт руку, улыбается, делает топорные комплименты. Подходит Булгарин, приглашает станцевать с ним «Барыню». Гордость не позволяет Майе напомнить ему об обещании. Сбегает с бала, словно Золушка.
В июне 1956 Майе дают звание народной артистки РСФСР.
Большой балет в полном составе должен отправиться осенью в Англию. На одном из приемов Плисецкая знакомится с молодым секретарём английского посольства Джоном Морганом, большим её почитателем. Общаются по-русски, Майя не знает иностранных языков, в основном, о балете и предстоящей поездке в Лондон. Узнав, что Майя не едет, поражён. Майя в отчаянии рассказывает о запрете КГБ на выезд для неё и её брата Александра. Морган знакомит ей с послом, и тот обещает настаивать на её выезде.
«Поддержка» англичан отзывается слежкой КГБ для Майи и высылкой для Моргана. Майе в самом деле страшно.
В театре инициативная группа из сорока пяти несогласных пишет письмо в защиту Плисецкой на имя министра: она ведет репертуар и для успеха гастролей ее присутствие необходимо. Майю вызывают к министру Михайлову. Он хвалит её, но ничем не обнадёживает. Уходя из приемной, Майя встречает его жену Раису Тимофеевну, сопереживающую Майе. Она сообщает, что проблема не в её муже, а в председателе КГБ Серове.
Уже направляясь к вешалке забрать плащ, Майя встречает своего почитателя Гонтаря, директора Киевской оперы и зятя Хрущёва, делится с ним своей бедой. Тот без колебаний тащит её в кабинет, набирает по «вертушке» четырехзначный номер и суёт трубку ей к уху. На другом конце провода сразу отвечают: «Серов слушает». Она излагает свою проблему. Серов разговаривает с ней по-хамски, возмущённо, говорит, что он не при чём и бросает трубку. Разговор окончен. Понуро смотрят с Гонтарем друг на друга. Не прошел номер. Серов — отпетый бандит…
За Майей по-прежнему каждый божий день колесит по Москве машина КГБ. И люди стали сторониться, избегать встреч, разговоров. Вроде зачумленная стала. На приемы зовут. Но Майя не ходит. А когда один раз выбралась в Кремль — вдруг кто из правительственных смилостивится, о судьбе её заговорит, — то домой на свой Щепкинский через Москву пешком шла. Совсем одна. Никто не подвез. А раньше от «предупредительных» отбою не было.
1 октября 1956 года труппа Большого вылетела в Лондон. В Москве балетного народу не густо осталось. Майя в их числе…
Зимой 1957 года Майя трясётся в стылом поезде работать на концертах в Ковров, монотонно считающем шпалы. За запотелым стеклом вьюжит взаправдашняя метель. Мелькают погнутые верстовые столбы. Стрелочницы с желтыми флажками. Майя в старой серой каракулевой шубке с шинельными клиньями по бокам. Каракулевая шапчонка от тряской езды сползает на глаза. Дремлется.
Флешбэк. Маленькая Майя бежит на лыжах по сверкающему снегу Шпицбергена. Конец ФБ
Просыпается, ёжится - в вагоне зябко, не топлено, накурено. Майя вскакивает и, торопясь, идёт по проходу в тамбур. Она встаёт у забранного решёткой окошка, берётся тонкими пальцами за прутья – словно птица, и вдруг импульсивно нажимает на ручку – дверь вагона не заперта - распахивает. Врывается морозный вихрь, срывает с неё шапку. Майя рвёт пуговицу старой шубки на шее, вдыхает полной грудью, чуть разводит позади руки как птица, готовая к взмаху крыл, выгибает шею и, кренясь, подаётся грудью вперёд навстречу ледяному ветру. В последний момент её ловит за шиворот и затаскивает в вагон проводник. Орёт на неё: «С ума сошла? Убиться хотела?» Майя слабо: «Улететь…»
Март 1958 года. В квартире Майиных друзей Лили Юрьевны Брик и Василия Абгаровича Катаняна Щедрин за роялем играет свою музыку для нового фильма по сценарию Катаняна. Когда они прерываются, Лиля ставит им запись Майиного забавного «хореографического» пения — того, где она изображала барабаны и звенящие флейты. Щедрина пение её потрясло. Звонит Майя, и Лиля просит оставить билеты на спектакль для них и для Щедрина.
Щедрин смотрит премьеру «Спартака» с Плисецкой. Она вновь срывает громы оваций. Утром следующего дня Щедрин звонит ей по телефону, говорит комплименты, просит позволения прийти к ней в класс, это может помочь в его работе над оперой «Конёк-Горбунок» для Большого театра. Он приходит к одиннадцати на репетицию. Майя танцует в чёрном обтягивающем трико, выгодно выделяющем ее достоинства: она нравится себе в зеркале. На Щедрина обрушился ураган фрейдистских мотивов…
Вечером он звонит ей и предлагает покататься по Москве. Она без раздумий соглашается. Потом встречаются то у него в композиторском доме на улице Огарева, где Щедрин живёт с матерью, то у Майи на Щепкинском.
Чекисты продолжают везде следовать за Майей. Весна холодная, и ночами Майя и Родион, замерши, прислушиваются, как продрогшие чекисты в машине слежки включают шумно детонирующий мотор, чтобы согреться. С Майиного второго этажа здорово слышно.
У Майи - головокружительный роман. Наплевать, что не состоялась поездка во Францию и Бельгию. Теперь она не одна, и вместе они найдут выход из катакомб, вдвоем — обязательно найдут!
В мае Плисецкую в группе невыездных в капстраны артистов отправляют в Прагу. Из Чехословакии не убежишь, граница на советском замке!
Щедрин на этот «чешский месяц» едет в Сортавалу. Там, на берегу Ладожского озера, был у московских композиторов приют.
После Чехословакии, набрав гостинцев, Майя отправляется в Карелию. Машина слежки провожает её до Ленинградского вокзала и… исчезает.
Щедрин, загоревший, веснушчатый более обычного, встречает Майю на сортавальском перроне. Такой же рыжеволосый, как и Майя. Сосед по купе тычет пальцем в растворенное окно: «Вон Ваш брат с букетом.» Щедрин со снопом полевых цветов. Они и вправду чем-то схожи.
Майя и Родион живут в крошечном коттедже, прямо в лесу, среди гранитных валунов, в совершенном отдалении от людей. Коттедж - из одной малюсенькой комнаты. Метров семь-восемь. Туалет — весь лес. Ванная — Ладожское озеро. Комары не щадили. По ночам снаружи лоси терлись о дощатые стены их домика. В дожди в домике было зябко. Коттедж не отапливался. Крыша чуть протекает. Но они лучатся радостью. Их руки – выразительные руки Майи и музыкальные, чувственные Родиона - сплетаются.
К концу августа, вернувшись в Москву, Майя узнаёт, что беременна. Что делать, родить и расстаться с балетом? Или бороться дальше? После «Спартака» и чешского турне она в хорошей форме. Решает повременить, срок еще есть. Танцевать или детей нянчить — выбирает первое. Щедрин без восторга, но соглашается.
Из-за французских гастролей сбор труппы только через месяц. Неожиданно для самих себя они пускаются в дальнее «свадебное» путешествие к Чёрному морю, вдвоем на машине Щедрина. Дорогой в гостиницы их не селят - в паспортах штемпеля о браке нет. Холостые, значит. Спят в машине. У них крадут сумку с продуктами, и они питаются в железнодорожной столовой – Майя не капризничает, уплетает за обе щеки. Накупили арбузов и яблок, заночевали в степи за Ростовом, сложили фрукты рядом с машиной на холодке, прикрыли ветками – утром опять всё было украдено. Третью ночь ночевали возле Архиповки в Джугбе. Прямо на пляже. В нескольких метрах море Черное плещет. В этот раз оставили на холодке жареных куропаток в кастрюле, чтобы в багажнике рядом с канистрами с бензином не хранить, Щедрин придумал ловушку для грабителей. Утром, искупавшись, вместо куропаток обнаруживают записку карандашом: «Спасибо»…
В Мацесте Майе подлечивают колено, её травмированной на репетициях ноге становится легче. Едут обратно.
Ни в Карелии, ни в сочинском променаде слежки за Майей они не замечают. Она гадает, что это: опасаются её общения с иностранцами в столице? Но все эти пропажи?.. Чертовщина какая-то. Неужто чекисты поедали лакомства?
В Подмосковье уже осень. Деревья в багряном убранстве. Поутру заморозки. Иней на полях. Красотища…
Вернувшись в осеннюю Москву, они отправляются в ЗАГС, расписываются, получают свидетельство о браке. Теперь можно вместе в гостинице ночевать, да и власти меньше терзать будут, если замужем. Выходят на улицу. Слякотно. Ветрено. Мокрая московская осень. Мелкий-мелкий дождь моросит. Похлюпывая грязной жижицей, держат путь в ближайший гастроном купить шампанского: вечером несколько друзей зайдут на свадебный пир. В очереди нелюбезная старушенция в шерстяном платке — один нос да беззубый рот снаружи — сердито толкает Майю в бок: «Девушка, вы тут не стояли!» Щедрин в благодушии назидательно отвечает: «Это не девушка. Это моя жена!»
Мать выхлопотала для Майи квартиру, и к зиме молодожёны переезжают в крохотную (26,5 м) квартиру на Кутузовский по соседству с друзьями Лилей Брик и её мужем Василием Катаняном. Проводят все свободные вечера в их хлебосольном доме.
На киностудии Мосфильм режиссер Вера Строева начала съемки «Хованщины» по опере Мусоргского. Плисецкую зовут на роль Персидки. Режиссер Строева задумала сделать решительный шаг в сексуальном просвещении советских людей и просит Майю сняться топлесс.
Вечером на Кутузовском разразились дебаты. Щедрин сердится и предлагает отказаться от съемок. Ревнует. Лиля Брик, напротив, восторженно восприняла новации Строевой. Призывает снять и шальвары. Катанян держит нейтралитет.
Позже у Майи поднимается температура. Глотать больно. Ангина. Ночью ей снится тот момент из детства, когда она в Норвегии идёт на лыжах.
Флешбек. Девочка идёт на лыжах по бескрайнему пространству, дом уже далеко. Внезапно начинается сильная метель. Маленькая Майя не понимает, куда идти, выбилась из сил, продрогла, её бьёт дрожь, она садится на лыжи, обнимает себя руками, пытаясь согреться, и засыпает. Конец ФБ.
Больная Майя снимается в фильме в своем привычном театральном костюме, отказывается обнажить грудь. Сексуальная революция бесславно провалилась.
В театре обсуждают предстоящий трехмесячный тур по США.
В Москву приезжает Сол Юрок — наметить репертуар, определить солистов, собрать материал для рекламы. Настойчиво спрашивает о Плисецкой. Уговаривает Министра пустить Майю, думает, в нем дело, а не в КГБ. Предлагает поручительство. Отвечают: «Сложный вопрос. Можем подвести. Давайте рекламу на других.»
И вдруг гром среди ясного неба. С треском снимают Серова. Хрущёв негодует: проворонили шпиона Пеньковского, открывшего противникам все сверхсекреты советского ракетного н топлива, вместо слежки за матерого шпиона-полковника следили за балериной.
На трон предводителя КГБ Хрущев назначает Шелепина, следующего после Михайлова комсомольского фюрера.
31 декабря 1958 года. Вечер. Квартира-салон Бриков (Лили Брик и её мужа Катаняна) на Кутузовском. Щедрин и Плисецкая приходят встречать с ними Новый год. Там ещё семья Арагонов (сестра Лили Эльза Триоле и её муж Луи). Стол полон деликатесов, привезённых Арагонами и приготовленных домработницей Бриков. У каждого прибора стоит подарок (Эльза- Дед-Мороз привезла из Парижа). У Майи — флакон духов Робера Пите «Бандит». У Щедрина — мужской одеколон «Диор» и последняя французская пластинка Стравинского. В застольном разговоре не обходят молчанием шестилетний «запрет на запад» Плисецкой. Арагон негодует, обещает всё рассказать Хрущёву, с которым намечается встреча, потребовать ответа. Все вместе они решают составить умное письмо Хрущёву, которое он из рук в руки и передаст. Они убеждают Майю. Она пишет: «Дорогой Никита Сергеевич!» Дальше три писателя — Арагон, Триоле, Катанян, а также, Щедрин и Лиля составляют лестное обращение.
Двенадцать ударов Курантов. В бокалах шипит и пенится шампанское «Вдовы Клико». Опять же из Эльзиного багажа. Все двенадцать ударов Арагон, не мигая, смотрит в глаза Эльзе. Лиля — на Васю (Катаняна). Майя с Родионом, обезьянничая, — друг на друга. Чокаются. Целуются.
Хрущев не принимает Арагона. Всё зря.
Втайне от Майи Лиля, Катанян и Щедрин выработали план. Лиля раздобыла телефон приёмной Шелепина. Щедрин из квартиры Бриков набирает таинственные цифры. Лиля у отводной трубки разговор слушает. Василий Абгарович тоже ухом прильнул. Щедрин представился, кратко объяснил, кто такой, зачем, почему, и попросил приема. На другом конце провода пожелали, чтобы свой номер телефона на всякий случай оставил. Когда лучше звонить, справились. Вежливо попрощались. Лиля недовольна. Сердится: «Вы робко говорили. Без огня. Так на прием не просятся, Вас не примут. Впустую телефон откапывала…»
Через пару дней поутру в квартире Плисецкой-Щедрина раздается телефонный звонок. Низкий мужской голос попросил Родиона Константиновича Щедрина. Майя протягивает Родиону трубку, ни о чём не догадываясь, и идёт на кухню чаевничать с домработницей. Щедрин, не дождавшись её отъезда в театр, внезапно умчался. Это был звонок с Лубянки.
Щедрин встречается с заместителем Шелепина - Питоврановым. Питовранов внимательно, ни разу не перебив, выслушивает. Щедрин убеждает его, что Майя не собирается оставаться на Западе. В качестве последнего аргумента предлагает свою руку на отсечение. Резюме разговора: Майя должна написать еще одно письмо Хрущеву - очень личное, искреннее, критическое по отношению к себе, «покаянное» письмо, сделать такой жест уважения к власти. Новым и, главное, человеческим было обещание Питовранова передать письмо прямо в руки Хрущеву.
Флешбэк. Маленькая Майя сидит на лыжах и спит. Снег засыпал её, превратив в сугроб. Издалека приближается собачий лай. Собака врывается в сугроб, откапывает Майю и тащит её за одежду навстречу приближающимся людям. Конец ФБ.
Майю вызывают на беседу на Лубянку. Она идёт из метро через площадь Дзержинского, сравнивая памятник ему со статуей Командора. У неё зябнут руки и ноги. Входит в мрачный грязно-красный подъезд. Расшаркивающийся, вышколенный адъютант поджидает её с пропуском возле мраморной, аляповатой, грузной лестницы. Два юнца-часовых в новеньких фуражечках с синими околышами сосредоточенно сверяют её паспорт с пропуском. Она размышляет, не этими ли лестницами вели её отца, чтобы потом расстрелять. Просторная приемная. Помощники, секретари у столиков с тысячью телефонов. От их обилия рябит в глазах, вся страна у них «под колпаком». Ровно в 10 её проводят в кабинет Шелепина. Он говорит, что помнит её, и недавно вручал премию Щедрину. Майя следит за его кривым ртом, очерченным тонкими недобрыми губами. Майя напряжена, отлет в Америку через три дня. Опять ей нос утрут — или?.. Шелепин говорит, что Хрущёв прочёл её письмо и просил разобраться. Они с «товарищами» посоветовались, и думают — надо ей с товарищами вместе за океан отправиться. Она замирает: неужто выпустят?.. Шелепин говорит, что Никита Сергеевич ей поверил. И у них тоже оснований не доверять ей нету. Многое из того, что нагородили вокруг неё — ерундистика, недоброжелательство коллег, профессиональная зависть, но и она много ошибок совершила, речи свои и поступки контролировать следует. Майя всё ещё ждёт подвоха. Неожиданно Шелепин говорит, что дядя Майи в Нью-Йорке умер, и она может беспрепятственно повидаться с братьями, её дело… У порога Шелепин просит передать привет Щедрину. Растягивает тонкие губы в подобие улыбки, говорит, пускай на роялях спокойно свои концерты играет - рук в заклад рубить не будут, вот если только она не вернется, — грозит пальцем…
…Рецензия Джона Мартина в «Нью-Йорк таймс» на первый спектакль Майи Плисецкой в «Метрополитен» кончается словами: «SPASIBO NIKITA SERGEEVITCH!»
Апрель 1959 года. Майе 33 года с хвостиком. Первый раз за свою жизнь со своим театром она едет в настоящие гастроли. Весь тур должен занять семьдесят три дня. По главным городам Америки.
Она уже сидит в самолете с балетной братией, смотрит в иллюминаторы. Талые подмосковные поля обозревает. Летчики греют моторы, рулят к взлетной полосе. Но высадить, если захотят, — не поздно. И такие случаи бывали… Майя смотрит в небо и молится: «Господи, прошу Тебя! У меня же здесь муж «в заложниках», мама… Я клянусь, что буду всегда принадлежать этой земле!» Самолет взмывает в высокое апрельское небо. К ней подходит стюардесса, спрашивает, не хочется ли чего-нибудь. Майя с улыбкой говорит, если когда-нибудь умрёт, хочет, что б её прах развеяли над Россией.