По Сущности Бог не постижим. Ареопагит пишет, что Бог выше всяких имен и определений. Он не есть ни ум, ни слово, ни мысль, ни число, ни величина, ни сила, ни свет, ни жизнь, ни сущность, ни время, ни вечность, ни истина... Поэтому при восхождении к Богу правомерен путь апофатики. Это есть путь отрицания за Богом всех возможных свойств. Это путь аскетический, который включает два этапа: очищение и экстаз. На первом этапе имеет место процесс собирания сил души, сосредоточения и «вхождения внутрь себя», очищения ума и сердца не только от всякой страстности, но и от всех помыслов и образов чувственных и умственных. Таким образом достигается состояние бесстрастия, «исихия» – состояние покоя ума и чувств, собранных в единстве посредством молитвы.
На втором этапе действием озарения подвижник вводится Духом Святым в неведомое и неизреченное единение с Божеством. Максим Исповедник именует такого рода богопознание таинственным богословием. В этом состоянии Бог познается уже не по Его отдельным действиям, или энергиям, а по Существу. Последнее отнюдь не означает, что Сущность Божия может быть рационально постигнута. Напротив, опыт познания Сущности сводится к познанию неизреченности, безграничности, непостижимости и безгрешности Бога. Таким образом, для рассудка этот опыт является сплошь отрицательным, т.е. апофатическим, остается для него тайной. Иоанн Дамаскин: «Бог беспределен и не постижим, и одно в Нем постижимо – Его беспредельность и непостижимость».
Ниже таинственного и неизреченного познания Божества стоит катафатическое познание Бога. По словам Максима Исповедника, в творениях Божиих, в Промысле Бога о мире, как в зеркале, видимы беспредельная благость, Премудрость и сила Божества. Это откровение Бога доступно нашему уму и отчасти постижимо в своем таинственном содержании. Проникая в тайну и смысл бытия тварных существ, можно восходить к созерцанию их Создателя. На этом пути Бог познается как Премудрый, Всемогущий, Благой, Любовь и т. д.
На самой вершине катафатики, на границе с таинственным (апофатическим) богословием, стоит величайшая тайна бытия Святой Троицы. В духовном опыте эта тайна, по учению Максима Исповедника, переживается подвижниками как озарение трисиянным Светом, как «незабвенное ведение», приближающее достойных к непосредственному богопознанию. Никакого противоречия между апофатическим и катафатическим богословием не существует. Это два взаимосвязанных пути. Катафатический путь является опорой для апофатического восхождения.
Каждая достигнутая ступень в богопознании не является окончательной, но открывает ряд новых ступеней. В комментарии на Песнь Песней Григорий Нисский изображает этот полет души к Богу, как стремление невесты к своему возлюбленному. Каждый новый опыт боговидения оказывается недостаточным и только возбуждает еще большую жажду познания. Этот продолжительный процесс завершается экстазом таинственного богопознания.
Святые отцы отвергают мысль о безусловно полном познании Бога. Особенно подробно говорит об этом св. Василий Великий. Мнение о возможности постижения Сущности Божией он определяет как выражение гордости и надменности, ибо такие люди «почти затмевают велеречием и самого сказавшего: «выше звезд поставлю престол мой». Он указывает, что «общее понятие» «открывает нам только бытие Божие, а не что такое Бог». Учение Откровения об этом он сводит к словам Давида, «которому Бог явил «безвестная и тайная премудрости Своея», а он «не ясно ли исповедует неприступность ведения, когда говорит: «удивися разум Твой от мене; утвердися, не возмогу к нему»? А Исайя, созерцавший славу Божию, …в пророчестве своем о Христе свидетельствует, говоря: «род же Его кто исповесть?». А «сосуд избран» — Павел, имевший глаголавшего в себе Христа, восхищенный до третьего неба и слышавший «неизреченны глаголы, их же не леть есть человеку глаголати», какое оставил нам учение о Сущности Божией? Когда прозрел он частные законы домостроительства, как бы придя в гружение от неисходности умозрения, возгласил такое слово: «О глубина богатства и премудрости и разума Божия! Яко не испытани судове Его и неизследовани путие Его». Но если сие недоступно и достигшим в меру ведения Павлова, то какое кичение в хвалящихся, что знают Сущность Божию!».
В опровержение мнения о полной познаваемости Бога Григорий Богослов приводит свидетельство Павла: «…все дольнее знание, как простирающееся не далее малых подобий истины, ставит он не выше зерцал и гаданий ». «Слово о Боге, — говорит Григорий, — чем совершеннее, тем непостижимее, ведет к большему числу возражений и самых трудных решений. …Так, Соломон, который до преизбытка был умудрен паче всех, и до него живших, и ему современных, получил в дар от Бога «широту сердца» и полноту созерцания обильнее песка, чем более погружается в глубины, тем более чувствует кружения, и почти концом мудрости поставляет найти — сколько она удалилась от него». «И Илии не ветер крепкий, не огнь, не трус, как знаем из истории, но небольшая прохлада была знамением Божия присутствия, и только присутствия, а не естества. Какому же Илии? Которого огненная колесница возносит к небу, означая сим в праведнике нечто превышечеловеческое». «Не знаю, возможно ли сие природам высшим и духовным, которые, будучи ближе к Богу и озаряясь всецелым светом, может быть, видят Его, если не вполне, то совершеннее и определеннее нас, и притом, по мере своего чина, одни других больше и меньше. …Что же касается до нас, то… едва ли возможно нам и точное познание твари».
Григорий учит, что, будучи беспредельным «как некое море сущности неопределенное и бесконечное», Бог приводит к познанию Себя постепенными озарениями ума, образующего представление о Боге, в условиях и образах тварного мира. Это представление, составляясь не из признаков «того, что есть в Нем Самом», а из «того, что окрест Его», не может быть полным и окончательным. Бог только «оттеняется в один какой-то облик действительности», образ мгновенный, «убегающий прежде, нежели будет уловлен, и ускользающий прежде, нежели умопредставлен, столько же осиявающий владычественное в нас». По смыслу слов св. отца, каждое озарение очищенного разума есть свидетельство действительности богопознания. Действительность и основа духовного озарения для человека с чистым разумом столь же очевидны, как очевиден блеск молнии для зрения естественного, хотя он и мгновенен во времени. Неуловимость этих представлений о Боге есть свидетельство ограниченности и недостоинства человека, а предметность их — возможности богопознания. «И сие, кажется мне, для того, чтобы постигаемым привлекать к Себе (ибо совершенно непостижимое безнадежно и недоступно), а непостижимым приводить в удивление, чрез удивление же возбуждать большее желание, а чрез желание очищать, а чрез очищение соделывать богоподобными; и когда соделаемся такими, уже беседовать как с присными». Удивление пред величием Божиим возбуждает желание большего приближения к Нему, большего постижения Его, что может быть достигнуто только чрез преодоление своей ограниченности путем очищения, т. е. восстановления образа Божия и возведения его к Первообразу, стяжания богоподобия. Но «может быть, что ты и благоразумнее другого, — говорит Григорий, — однако же пред истиною в такой же мере ты мал, в какой бытие твое отстоит от бытия Божия» и «как никто и никогда не вдыхал в себя всего воздуха, так ни ум не вмещал совершенно, ни голос не обнимал Божией Сущности». «Итак, — заключает св. отец, — Божество беспредельно и неудобосозерцаемо». В Нем совершенно постижимо сие одно — Его беспредельность».
Василий Великий показывает невозможность полного познания Бога: «Я думаю, что постижение сущности Божией выше не только человеков, но и всякой разумной природы». «…Сознание непостижимости Божией есть познание Божией Сущности».
Григорий Нисский: «Естество Божие, Само в Себе, по Своей Сущности, выше всякого постигающего мышления… и в людях не открыто еще никакой силы к постижению непостижимого, и не придумано никакого средства уразуметь неизъяснимое». Но «…Господь истинен в Своем обетовании, говоря, что имеющие чистое сердце узрят Бога; и не лжет Павел, собственными своими словами утверждая, что никто не видел и не может видеть Бога; ибо Невидимый по естеству делается видимым в действиях, усматриваемым в чем-либо из того, что окрест Его». Однако и это познание неполно, будучи ограничено нашей природой, несоизмеримой с величием Божиим, хотя и способной к бесконечному возвышению духовного знания: «…Величие естества Божия не ограничивается никаким пределом, и никакая мера ведения не служит таким пределом в уразумении искомого, за которым надлежало бы любителю высокого остановиться в стремлении «в предняя»; а, напротив того, ум, высшим разумением восходящий к горнему, находится в таком состоянии, что всякое совершенство ведения, достижимое естеству человеческому, делается началом пожеланию высших ведений».
Симеон Новый Богослов осуждает попытку проникнуть в познание Сущности Божией: «Нам надлежит знать только, что Бог есть, но доискиваться узнать, что есть Бог, это не только дерзко, но и бессмысленно и неразумно». О неразумности такого исследования говорит Иоанн Лествичник: «Любовь есть Бог (1Ин. 4:8): а кто хочет определить словом, что есть Бог, тот, слепотствуя умом, покушается измерить песок в бездне морской». Следовательно, Бог постигаем только в возможных для восприятия человеком проявлениях Своих свойств, в частности, в любви, но не в Сущности.
Симеона Н Б: «Никто ни из ангелов, ни из архангелов, ни из других чинов никогда не видел ни природы Моей, ни Самого Меня — Творца всецело, каков Я есмь, но они видят один только луч славы и (некое) излияние света Моего и обожаются. Ибо подобно тому, как зеркало, воспринимающее солнечные лучи, или как хрусталь, освещенный в полдень, так и они все воспринимают лучи Божества Моего… Ибо Я — вне всего и для всех невидим. …Видящие же малое отражение света (Моего) таинственно научаются тому, что Я подлинно есмь, и познают, что Я — Бог, произведший их, и в изумлении и страхе прославляют Меня и служат».
В этом мире телесная природа препятствует ясному отображению Бога в духе человека, и только будущее воскресение явится началом Его непосредственного познания. Беспредельность Божия определяет бесконечность будущего богопознания, однако пределы его полагаются ограниченностью тварей, и полное богопознание для человека недоступно даже в бесконечности будущего века. Божественная Сущность остается недосягаемой в силу неизмеримо большого различия природ творческой и тварной.
Богопознание есть цель и духовное содержание жизни временной. В богопознании смысл бытия твари, подтверждение чего можно видеть в словах аввы Фалассия: «Разумное и мысленное естество создал Бог способным к познанию всего и Его Самого, а чувства и чувственное — на полезное сему употребление». Путь к богопознанию — путь к вечной жизни, обретаемый посредством веры, исполнения заповедей и христианского совершенствования, знаменуемый несением креста и самоотвержением. «Путь Божий, — говорит Исаак Сирин, — есть ежедневный крест. Никто не восходил на небо, живя прохладно».
Симеон Н Б указывает, что путь к зрению «Онаго Света» — нравственная чистота, а «началом и концом во всем этом» необходимо «иметь главу добродетелей — любовь». Соответствующую мысль выражает он, где обличаются неразумные и «бесстыжие уста тех, которые говорят и думают, что знают сущую истину, Самого, говорю, Бога, из внешней мудрости и из письмен изучаемых, и что сими средствами они стяжавают познание сокровенных тайн Божиих, которые открываются только Духом. Ибо, если «никто же знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын, и ему же аще волит Сын открыти» глубины сии и сии тайны, … то кто из мудрых, или риторов, или ученых (кроме тех, которые при сем очистили ум свой высшею философиею и подвижничеством и имеют душевные свойства свои истинно обученными) может без откровения свыше от Господа одною человеческою мудростию познать сокровенные тайны Божии?». И далее он указывает, как и кому становятся доступными эти тайны: «Они открываются посредством умного созерцания, действуемого Божественным Духом, в тех, коим дано и всегда дается познавать их божественною благодатию. Знание сих тайн есть достояние тех людей, которых ум каждодневно просвещается Духом Святым ради чистоты души их, — тех, коих умные очи добре открыты действием лучей солнца правды, — тех, коим дано Духом Святым слово разума и слово премудрости, — тех, кои сохраняют совесть и страх Божий посредством любви, мира, благости, милосердия, воздержания и веры. Вот чье достояние есть ведение божественного!».
Богопознание — особое откровение божественной благодати в людях, удостоившихся веры. Таково наставление и других отцов Церкви. В своей проповеди богопознания они не ограничиваются общим понятием христианской добродетели, но во многих случаях излагают его применительно к этой проповеди и направляют внимание и делание своих слушателей на указанные в «Слове» Симеона стороны нравственной жизни, т. е. касаются внутреннего начала, внешнего проявления и благодатного завершения христианского подвига, венчаемого жизнью вечной — познанием Бога.
Вера есть начало боговедения. Исаак: «Вера есть дверь таинств. Как телесные очи видят предметы чувственные, так вера духовными очами взирает на сокровенное». «Для верующего и произволяющего нисколько не трудно познать Бога», — утверждает Антоний Великий. Истину того, что богопознание есть ведение вышеестественное и приобретается чрез благодать путем веры, Максим Исп выражает следующим образом: «Сила ума нашего по естеству способна к познанию телесных и бестелесных существ; о Святой же Троице ведение приемлет она по единой благодати, веруя только, что Она есть, но отнюдь не дерзая узнать, что Она есть по естеству, как (это делает) демонский ум». О стяжании этой вспомоществующей вере благодати познания — прославления Господа просит св. Иоанн Златоуст в одной из дневных молитв. По учению св. Василия Великого, душа, ищущая Бога с верою, обретает Его и «обитает у Самого Искомого», наслаждаясь ведением божественного, ибо только такая душа имеет око, могущее искать и видеть невидимое для чувства.
Вера — основание духовного преспеяния. По учению св. Симеона Нового Богослова, от человека требуется такая вера во Христа, которая является уверенностью, «что только силою Христовою, а не своею собственною, может кто спастися». При такой вере, «имеемой с разумом», т. е., как можно думать, не поверхностной, благоговейной и не бездеятельной, человек ощущает благодатные дары Господа и «тогда рождается любовь ко Христу… Ибо человек благодетельствуемый не может оставаться бесчувственным к благодеянию и естественно начинает любить благодетеля, помимо даже воли своей. Потом, когда преуспеет он в любви к Благодетелю своему, находит и Самого Благодетеля внутри себя самого; потому что и Он вполне вверяется и входит в того, кто возлюбил Его». По мысли св. отца, выраженной в другом месте, истинная вера и есть такая, которая дает возможность «воспринять Бога делами веры и видеть Его Самого». «Это есть истинная вера, это дело Божие, это печать христиан, это божественное общение, это сопричастие и божественный залог, это есть жизнь, это царство, это одеяние, это хитон Господень, в который облекаются крещающиеся верою…». Мысль Симеона о духовных следствиях действительной веры соответствует учению о том же Исаака: «Созерцание у сынов таинства веры сопряжено с верою и пасется на лугах Писания. Словеса, непостигаемые ведением, делаются понятными для нас при помощи веры, и ведение о них получаем в созерцании, какое бывает по очищении. Для духовных тайн, которые выше ведения и которых не ощущают ни телесные чувства, ни разумная сила ума, Бог дал нам веру, которою познаем только, что тайны сии существуют. И от этой веры рождается у нас надежда о них. Верою исповедуем, что Бог есть Господь, Владыка, Творец и Устроитель всяческих. От сего потом, совестию понуждаемые, решаем, что должно нам хранить заповеди Его и разуметь, что ветхие заповеди хранит страх, а животворные заповеди Христовы хранит любовь, как говорит Господь: «аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите. И Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам». Следовательно, вера внушает послушание Богу и исполнение Его заповедей, а чрез соблюдение заповедей и очищение человек удостаивается дарования Утешителя и, по дальнейшей мысли св. отца, «ум сподобляется благодати таинственного созерцания и откровений духовного ведения». Та же мысль заключена в увещании аввы Фалассия: «Стяжем веру, чтобы прийти в любовь, из коей раждается свет ведения».
Выводы
1. Богопознание — божественное дарование, возводящее на высоту духовной жизни. Максим Исп. учит, что душа никогда не может прийти к познанию Бога, «если Сам Бог, по благоснисхождению к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе».
2. Возможность познания Бога Иисусом Христом.
3. Духовная радость — проявление богопознания, «ибо, — по словам Исаака, — нет ничего подобного сладости познания Божия», которое он определяет как «ощущение» Его. Богопознание как ощущение Бога, а иногда как «созерцание» Его в возвышении духовного разума определяют и другие отцы. В этом созерцании нет ничего чувственного, и святые отцы предостерегают от доверия к видению естественному. «Никто, слыша о чувстве ума, да не воображает, будто слава Божия является ему чувственно, — учит Диадох — Мы говорим, что душа, когда бывает чиста, неизреченным некиим вкушением ощущает божественное утешение, но не так, чтоб при сем чувственно являлось ей что-либо из невидимого, ибо ныне мы верою ходим, а не видением». И далее заключает: «Мы же знаем, что пока живем страннически в смертном теле сем, устраняемся от Бога, т. е. не имеем возможности видимо видеть ни Его, ни дивных вещей Его пренебесных».
4. Созерцание Бога бывает только в свойствах и проявлениях Его, но не в Его Сущности. Максим Исп: «Бога знаем мы не по Сущности Его, но по великолепию творений Его и Его о них Промыслу. В них, как в зеркале, видим мы беспредельную Его благость, премудрость и силу».
5. Непрестающая любовь и добродетель содействуют искоренению всех страстей и нравственных пороков. Нравственно возвышаясь, человек делается носителем возможной для него полноты благодати.
6. Богопознание соединяется с внутренним явлением Царства Божия, ибо человек становится «обителию» Бога.
7. Приобщение к дарам есть приобщение вечной жизни, ощущаемой существом человека, который в богопознании приближается к тайне обожения. Тем самым богопознание на земле — высшая ступень в приуготовлении к жизни вечной.
8. И человек еще на земле получает общение столь близкое, что, по словам Макария, Он «бывает с ними» как бы «душа в душу и ипостась в ипостась». Душевный мир, любовь к Богу и Его творению, постоянная «радость о Дусе Святе» являются признаками этого общения души.
Поэтому достигающий совершенства в богопознании достигает спасения, Небесного Царства, «которое не иное что есть, как достижение чистейшего и совершеннейшего, — определяет Гр. Богослов — А совершеннейшее из всего существующего есть ведение Бога», начинающееся здесь и продолжающееся в жизни вечной.