НИКОЛАЙ КОЛЯДА
КАЛИГУЛА
Пьеса в двух действиях.
Город Екатеринбург
2019 год
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
КАЛИГУЛА
ПАРИЙ
СЕНИЙ
КАССИЙ
КЛАВДИЙ, 1 сенатор
ЮЛИЙ, 2 сенатор
АГРИППА, 3 сенатор
ЮЛИЯ
КЛАРИССА
КЛИНИЯ
КОРНЕЛИЯ
КАТУЛЛ, поэт
ЦИНИЙ, молодой человек
ЛУЦИЙ, молодой человек
АКТЕР
АКТЕР
АКТЕР
АКТЕР
НЕМУШКА, немой раб Калигулы
Пьеса не претендует на историческую точность.
Однако, всё происходит в Риме, в первом веке нашей эры.
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
ПЕРВАЯ КАРТИНА
На крутом берегу реки на камнях сидят мальчишки. Им по 12-13 лет. Берег реки глинистый, крутой, в береге вырыты норы. Кажется, что это кошки живут там, их много, они гуляют по берегу, прячутся в норы, дерутся, а потом валяются и облизывают друг друга. Иногда кошки подходят к мальчишкам и трутся об их спины, но мальчишки не обращают на них внимания.
В одной из нор - ЮЛИЯ, она лежит на спине, высунувшись из норы, греется на солнце. Мальчишки оборачиваются на нее, а она не смотрит на них.
Яркое солнце прыгает в реке, река катит волны к берегу. Солнечная вода бликами прыгает по загорелым лицам мальчишек. КАЛИГУЛА, ПАРИЙ, СЕНИЙ и КАССИЙ бросают по очереди камешки по воде, камешки чиркают. Кто больше наберет?
КАЛИГУЛА. Я говорил, что буду первый! У меня камень прыгает по воде восемь раз. А у тебя и у тебя даже три раза не получается. Чпуньк! – и тонет! И у тебя! (Смеется).
ПАРИЙ. Ты пойдешь купаться? Будем купаться голыми.
КАССИЙ. Она смотрит.
ПАРИЙ. Пусть смотрит. Она увидит у меня бимбале, она такого не видела. (Смеются).
КАЛИГУЛА. Не слышите? Мой камешек летит восемь раз. А ваши – тонут после третьего!
ПАРИЙ. Ты дурак, Калигула. Стрекозяблик ты. Пойдем, Сений, Кассий! Пойдем купаться?
КАЛИГУЛА. Ласточка моя, ты сказал - я дурак?
ПАРИЙ. Я тебе не ласточка. Да, дурак, Калигула. Восемь, восемь. Всё равно ты дурак. Тебя ведь не Башмачок звать. Тебя надо звать Рваная Подошва. (Смеется).
КАЛИГУЛА. Я дурак? Я дурак? Я дурак? Что, Парий?
ПАРИЙ. Пусть она посмотрит на моё бимбале. Подойти и показать ей? Дура, водится с Калигулой. А у него тут вообще пусто. Пусть порадуется, да? (Смеются).
КАССИЙ. Рваная Подошва – красиво. Мне нравится!
КАЛИГУЛА. Нет, я Башмачок, ласточка моя!
ПАРИЙ. А еще лучше: Грязные Сандалии. А еще лучше: Вонючие Солдатские Портянки!
КАЛИГУЛА. Нет, я Башмачок, ласточка моя! Немушка, что ты молчишь? Подтверди?
Немушка смеется, кидает камешки в воду.
ПАРИЙ. Ага. Башмачок, Кругляшок, Голышок. Дурачок! Кого ты называешь ласточкой, дурак?
КАССИЙ. В огород бы тебя вместо пугала! Ласточка ты наша! (Смеется).
КАЛИГУЛА. Ты попробуй бросить камешек! У тебя не выйдет и четырех раз! Вы мне завидуете! Мой камень скользит по воде восемь раз! Ты, ты и ты – вы все мне завидуете!
КАССИЙ. Какой набитый дурак. Стрекозяблик какой, а?
Молчание.
Калигула вдруг встает, улыбается, отходит в сторону, сплевывает и говорит совсем другим голосом:
КАЛИГУЛА. Я фильдеперсил твою сестру.
ПАРИЙ. Урод.
КАЛИГУЛА. И твою сестру я тоже чпондилюлил.
СЕНИЙ. Гнида какая.
КАЛИГУЛА. Не веришь? Спроси её. И её.
КАССИЙ. Ты врёшь, Рваный Сапог. Ты всё врёшь. Выдумал: «фильдеперсил», «чпондилюлил». Вонючка солдатская, подстилка.
КАЛИГУЛА. Нет, это правда. Ты же знаешь, что это правда. Вон, в той норе. Кассий, какой противный, бабский голос у тебя. Кассий, какая у тебя молодая, подвижная мать, она тоже пришла ко мне туда, три дня назад, в мою нору.
КАССИЙ. Я убью тебя.
КАЛИГУЛА. За что? Я их не просил. Они сами. Убей тогда их. Почему меня? Я виноват только в том, что мой камень летит до середины реки и восемь раз подпрыгивает. Ты завидуешь! Ты завидуешь еще тому, что я красивый, меня все любят. А тебя, тебя и тебя – никто не любит. Вам уже по 14 лет, а вы только болтаете, что вы спали с девками. Даже грязные рабыни не захотят с вами, прыщавыми и грязными, спать. А со мной спят все, хотя мне только 13 лет.
КАССИЙ. Заткните глотку этой мрази!
СЕНИЙ. Ты всё врешь, урод! Ты урод, каких свет не видывал. Ты всё врёшь. Ты всю жизнь каждую ночь трахал только свою руку и больше ничего.
КАЛИГУЛА. Милый Сений, я не узнаю тебя. Что случилось? Может быть, мне надо рассказать, что ты делал с моим бимбале, когда мы неделю назад были с тобой вместе в этой самой норе, что у меня за спиной?
СЕНИЙ. Заткнись, урод, я же сказал тебе?! Он всё врёт, не слушайте его!
КАЛИГУЛА. Я помню хорошо твою узкую, гладкую, крепкую, как орех фуфу. Тебе же понравилось? Немушка, ты же был рядом? Ну, подтверди мои слова? Как там в стихах: «Волосы выщипал ты на груди, на руках и на икрах! Да и под брюхом себе начисто ты их обрил! Все это ты, Сений, для любовницы делаешь, знаем! Но для кого ты, скажи, задницу брил, Сений?».
Калигула смеется, Немушка мычит от удовольствия.
СЕНИЙ. Какая мразь, он всё врет, не слушайте его! Его надо утопить, разрезать на куски! Поганый урод, гнида!
КАССИЙ. Ты врешь, Калигула. Сений, скажи, что он врет?
КАЛИГУЛА. Кассий, слова придумали люди, чтобы скрывать свои мысли и чувства. Сений, ну, не надо так меня ревновать к Юлии. Ведь с ней мне хорошо, как с женщиной, а с тобой – как с мужчиной. Ну, или как с мальчиком. (Хохочет).
ПАРИЙ. Членосос какой, а? Он врет. Он знает, что мы его не тронем, ведь он сын Германика и Агриппины. Мы тебя только из-за них не трогаем! Ты понял это?
КАЛИГУЛА. Я твоё «понял» на моем бимбале «помпонил». Понял? (Хохочет). Я не вру. Ты видишь, что Сений молчит, что он не отпирается, он понимает, что мужчина не должен лгать, ведь так, Сений?! Или ты, Кассий, ревнуешь? Ведь я его, а не тебя погладил по спине сегодня, когда его камешек долетел до середины реки. Но нет, не бойся! Я просто его похвалил, как Боги хвалят своих детей за то, что они что-то делают умело, понимаешь?
СЕНИЙ. Урод. Я задыхаюсь. Урод! Он всех смешивает с грязью! Свинья, шакал вонючий!
ПАРИЙ. Пусть. Не трогайте его. Он эпилептик. Я видел один раз, как он бился в эпилепсии, меня вырвало.
КАЛИГУЛА. Хорош соболёк, да помят. (Смеется). Сений, или ты ревнуешь меня к своей сестре, или к его матери, или ко всем, кого я имел? Но у меня их было триста, или больше. Я всех забыл. А сколько было у вас? Никого и ничего, да?
КАССИЙ. Заткнись! Он перед ней красуется, она слушает его!
ПАРИЙ. Чтоб ты сдох, вонючка! Ты, Рваный Башмачок, Рваная Дырка! Тебя с детства трахали солдаты, весь легион, все, кто хотел и как хотел, ты жил с ними столько лет и тебя пользовали! Тебя называли: «Наш Башмачок!», так, да? И как было не засунуть бимбале в такой красивый башмачок? Что, не так? Так! Как было не отфильдеперсить такого сладкого?
КАЛИГУЛА (улыбается). Ты сам сказал: я сладкий. Я красивый. Я божественный. Я выше Бога. Но я не твой. Что ты клюв раззявил?
СЕНИЙ. Ты сдохнешь, стрекозяблик, а я плюну в твой гроб!
КАЛИГУЛА. Какой нервный. Я Калигула, я Башмачок, а не Рваный Сапог. Рваная Дырка это ты, Сений. Я могу восемь раз за ночь, а ты ни разу. Юлия подтвердит. И твоя сестра, и твоя, и твоя мать. А вы – кинеды. Грязные кинеды.
СЕНИЙ. Сдохни, грязный членосос! Это ты кинед! Хватит терпеть! К черту Германика и Агриппину! Бейте его!
Они сцепились, катаются по камням, дерутся. Калигула сильнее, несмотря на возраст и маленький рост. Немушка мычит, оттаскивает мальчишек от Калигулы.
Разбежались. Юлия смеется.
Кошки умывают лапки, лениво смотрят на всех.
КАЛИГУЛА. Это зависть и ревность, понятно …
Залез на камень, отряхивается, вытирает рукавом кровь с лица.
Когда я стану Цезарем, а это будет очень скоро, я заставлю, чтобы рабы фильдеперсили тебя, тебя и тебя на площади, прилюдно, а потом повешу вас за ноги на виселице, и вы будете болтаться, пока все дерьмо не вытечет из вас и пока вы не сдохнете! Я обещаю вам! Я могу восемь раз скользить камешком по реке, я могу восемь раз за ночь отчпондилюрить каждого из вас, а вы ни разу, я могу всё, всё, всё, всё!
СЕНИЙ. Урод. Стрекозяблик.
КАЛИГУЛА. Или распну вас на кресте. Самый грязный раб будет чпондилюлить вас на площади. А если у него не будет желания, если его бимбале не станет твердым, - а бимбале даже у раба на вас не поднимется, знаю! – я заставлю его черенком лопаты, лопаты черенком мучать вас, всех вас, пока вы не завоете! Шакалы, гиены! И тебя, и тебя черенком лопаты!
ПАРИЙ. Свинья. Пошли.
КАЛИГУЛА. Да! На площади! Чтобы все видели, как вы будете сдыхать от крови, как вы будете выплевывать кишки, куски мяса, куски дерьма из своих поганых ртов, которыми сегодня вы посмели, вы смогли оскорблять меня! Я вырву вам языки. Я вырву вам зубы раскаленными щипцами. Я забью ваши беззубые глотки землей и навозом. Я отомщу вам.
КАССИЙ. Ты ничтожество.
КАЛИГУЛА. Запомните этот день, час, этот берег реки, эти норы, эту Юлию, лежащую наполовину в норе, наполовину на солнце, этих мягких кошек … Они будут жрать ваше сырое мясо. Сейчас вечер, сегодня 23 Квинтилия, Праздник Нептуна. Еще несколько лет и...
СЕНИЙ. У него начинается припадок. Слюни бегут по подбородку.
КАЛИГУЛА. Я веселый, счастливый, улыбчивый человек. Башмачок меня звали в детстве.
КАССИЙ. Грязная свинья, шакал, урод. Стрекозяблик.
КАЛИГУЛА. В молодости прореха, к старости – дыра. Знаешь, на что я намекаю, Кассий?
КАССИЙ. Намекай.
КАЛИГУЛА. Я Бог Богов. Мне дозволено всё, как и Богам. Боги позволяют себе всё и, чаще всего, вне логики. Они убивают и уносят к себе умных и талантливых. Они несправедливо оставляют жить подлецов. Я исправлю их ошибки.
КАССИЙ. Пойдем от него. Пусть захлебнется в своем сумасшествии.
ПАРИЙ. Бог Богов! А еще что придумаешь? Прощай, Рваный Башмак...
СЕНИЙ. Не верьте ему, у меня с ним ничего не было!
КАССИЙ. Мы знаем. Пошли.
Уходят.
Немушка остается. Улыбается, сидит рядом с Калигулой, гладит его по плечу.
КАЛИГУЛА. Ласточка моя! Как хорошо, что ты не умеешь говорить. Ты просто любишь меня, да? А я тебя.
Целует Немушку в губы. Немушка лезет к нему с поцелуем, они барахтаются, смеются.
Ну, ну, отстань! Понравилось? Тварь немая … Ты ласточка моя! Нет, лошадка! Поехали, моя лошадка! Но!
Немушка становится на четвереньки, Калигула садится на него. Немушка изображает лошадь, мычит, они хохочут, им весело. Калигула смотрит на Юлию.
Солнце горячее, голова заболит, уйди в тень.
Юлия смеется. Не двигается.
Ты слышала всё, что они думают обо мне?
Немушка ржёт, как лошадь, Калигула катается, «лошадь» ходит кругами вокруг Юлии.
Стрекозяблик. Что это? Что это такое? Ненавидят меня. Как мне трудно жить.
ЮЛИЯ. Пусть ненавидят, лишь бы боялись.
КАЛИГУЛА. Что ты сказала? (Молчит). Надо запомнить! (Смеется).
ЮЛИЯ. Не слушай никого, ты лучший.
КАЛИГУЛА. Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Хорошо сказано.
ЮЛИЯ. Какой закат. Вечный закат.
КАЛИГУЛА. Пройдет тысяча лет и закат будет таким же.
ЮЛИЯ. Никто не вспомнит нас.
КАЛИГУЛА. Ласточка моя! Стрекозяблик мой! А теперь я хочу покататься на тебе! Так, первая лошадка, тпру! Вторая лошадка – но!
Юлия смеется, встает на четвереньки, Калигула садится на Юлию верхом. Хлопает ее по спине, она ржёт: «Иго-го!», они смеются. Немушка бегает вокруг, хлопает в ладоши, радуется.
Всё! Теперь ты не ласточка, теперь ты мой любимый конь Пилат. Но! Но, но, моя лошадка!
ЮЛИЯ. Это правда, что ты говорил о тебе и о Сении?
КАЛИГУЛА. Что?
ЮЛИЯ. Правда?
КАЛИГУЛА. Клеветать стоит дерзко, тогда что-нибудь да прилипнет. Учись, ласточка моя!
ЮЛИЯ. Не люблю, когда ты меня зовешь Ласточка.
КАЛИГУЛА. Ласточка! Это же так красиво! По-немецки «Ласточка» – «Швальбе»! (Хохочет). Шваль-бе! Шваль-бе! Шваль-бе!
Немушка мычит: «Швабе, швабе!», прыгает и смеется.
Калигула встает с Юлии, толкает Немушку.
Немушка заученно встает на четвереньки в позу лошадки, Калигула сел на него и, причпокивая, поехал по берегу вдоль реки.
Юлия бежит за ними, плачет.
ЮЛИЯ. Стой! Калигула! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Не уходи! Стой, любимый! Стой!
ВТОРАЯ КАРТИНА
Калигуле 25 лет. Там же, та же нора. Только вместо Юлии – Кларисса. Она лежит на земле в той же позе, что и Юлия двенадцать лет назад. Немушка рядом.
КАЛИГУЛА. Как много кошек. Как хорошо, что много. Кошечек все любят. Их всегда много было тут. Двенадцать лет назад я тут был с Юлией. Но ее нет. Умерла. Это она сказала мне: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Ласточка моя. Умерла.
КЛАРИССА. Женщина в семье – цезарь. На том берегу реки вчера распяли двух рабов. Воров. Они уже начали гнить. Когда их прибивали к столбам, ласточки уносили гвозди, а воробьи возвращали их назад.
КАЛИГУЛА. Какие-то бредни ты расказываешь.
КЛАРИССА. Я видела.
КАЛИГУЛА. Ты дура. Странно. Всё так же ласточки летают. Кошки тут так же и те же. А Юлии нет. Я – есть. И Немушка есть. А Юлии нет. Странно. Я тебя буду звать Кошечка, хочешь? Или Ласточка?
КЛАРИССА (танцует). Я дура. Я – безумная кошечка. Безумная ласточка. Безумная Кларисса! Я буду безумная жена Калигулы!
КАЛИГУЛА. А я - безумный тигр, я тащу тебя в нору. Ты жена Клавдия, ты не моя жена! Немушка, помогай тащить эту дуру!
Он валит Клариссу на землю, хватает за ногу и тащит в нору.
Немушка вместе с ним, они смеются.
КЛАРИССА. Ну, не надо, жарко ведь …
КАЛИГУЛА. Когда ты говоришь не надо, надо понимать, что ты говоришь «надо».
КЛАРИССА. Ну, не трогай … Не надо …
КАЛИГУЛА. Надо.
КЛАРИССА. Нет!
КАЛИГУЛА. Надо.
КЛАРИССА. Нет, перестань …
КАЛИГУЛА. Надо.
КЛАРИССА. Ну, отстань …
КАЛИГУЛА. Надо.
КЛАРИССА. Ну, зачем?
КАЛИГУЛА. Ни зачем.
КЛАРИССА. Ну, что ты делаешь …
КАЛИГУЛА. Ничего.
КЛАРИССА. Ну, хватит …
КАЛИГУЛА. Только начал.
Немушка влезает в нору, ложится и обнимает Калигулу и Клариссу.
КЛАРИССА. Тебе, правда, нравится Клавдий? Ай! Ну, осторожнее …
КАЛИГУЛА. Я осторожно не умею. Почему твой муж Клавдий должен мне нравиться?
КЛАРИССА. Ну, ты же сам сейчас говорил, что у вас что-то там было с ним …
КАЛИГУЛА. Слова придумали люди, чтобы скрывать свои чувства и мысли … Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Какие хитрые и умные бабы. Все.
КЛАРИССА. Ты всё время бормочешь одно и то же. Он не мешает тебе?
КАЛИГУЛА. Немушка? Он любит и тебя, и меня … Тебя как женщину, меня как мужчину.
КЛАРИССА. Значит, ты наврал?
КАЛИГУЛА. Помоги мне …
КЛАРИССА. Ой … Нет, не так, я люблю так … Ведь Клавдий мой муж …
КАЛИГУЛА. И что? Стой, погоди …
КЛАРИССА. Ну, не торопись …
КАЛИГУЛА. Меня возбуждает, что он рядом …
КЛАРИССА. А он возбуждается?
КАЛИГУЛА. Проверь …
КЛАРИССА. О! Он как ты! (Смеется). Ну, что ты думаешь о Клавдии?
КАЛИГУЛА. Почему ты не замолчишь, когда мы занимаемся сексом?
КЛАРИССА. Потому что через минуту тебе всё станет противно, ты отвернешься и не будешь разговаривать со мной … Ну, давай, давай …
КАЛИГУЛА. После соития всякая тварь печальна. Что ты хотела спросить? О, еще … Ты такая … Ласточка, швальбе, коняшка моя, кошечка, лошадка необъезженная …
КЛАРИССА. Ты станешь Цезарем?
КАЛИГУЛА. Скоро сдохнет Тиберий … Тогда. Тебе нравится?
КЛАРИССА. Он не сдохнет никогда … Еще, да … Обязательно стань …
КАЛИГУЛА. Я отравлю его … Да! Да! Да! Да! Да! Я отравлю его! …
Молчание.
КЛАРИССА. Что замолчал?
КАЛИГУЛА. А что говорить?
КЛАРИССА. Всё? Уже напрыгался, стрекозяблик?
КАЛИГУЛА. Не смей так называть меня. Да, всё стало противно. Всегда так. Тянет-потянет. А потом – нуль. Зачем всё было? (Поет). «Не знаю, где моя отрада! Куда идти? В леса, в поля? А может, и идти не надо? Тут стану девку заголять?» … (Смеется).
КЛАРИССА. Хватит!
КАЛИГУЛА. Я сочиняю стихи на ходу, идиотка. А ты должна хлопать в ладоши и кричать «Молодец!». Тонким таким голосом кричать, бабским, как у Кассия. (Смеется).
КЛАРИССА. Хватит, ну, не лезь …
КАЛИГУЛА (поет). «Возьму и задеру ей юбку! Скользну рукой, куда нельзя! Потом свою достану трубку! И буду, трубкою скользя …»
КЛАРИССА. Ну, хватит придуриваться …
КАЛИГУЛА. Я сочиняю на ходу! Я поэт! Талантливый человек талантлив во всем – ты слышала эту пошлость? Катулл отдыхает, когда Калигула сочиняет! (Смеется).
КЛАРИССА. Ты сегодня встречался с Цинием?
КАЛИГУЛА. У него божественное имя.
КЛАРИССА. Зачем?
КАЛИГУЛА. Ты же знаешь, если я кого-то в день не флюндиперсну – день прошел мимо.
КЛАРИССА. Если спишь с мужчинами, я не ревную. А когда с бабами – да.
КАЛИГУЛА. Мне лучше, если я за день в постели два раза с кем-нибудь. Но вообще-то – мой камешек летит по реке восемь раз. (Смеется).
КЛАРИССА. Я умею девять.
КАЛИГУЛА. Не зли меня. Я лучше всех.
КЛАРИССА. Я умею девять, сказала!
КАЛИГУЛА. Я сейчас отрежу тебе голову. Милосердие – удел слабых. Заткнись. Хочешь?
КЛАРИССА. Куда ты?
Калигула встал на берегу реки на камень. Смотрит за реку, на небо, обнимает себя, трет локти.
КАЛИГУЛА. Боги смеются надо мной. Они любят со мной играть и веселиться. Я всё время чувствую их рядом. А зачем и почему им смешно и зачем они рвут мое сердце? Дикая любовь, притяжение, приближение, а потом - общий быт, завтрак, ночь и - ненависть к телу, которое стало вдруг телом грязным, и его надо отчистить стригалем, оно воняет вдруг. (Молчит). Вчера я был в Сципионовой бане. Я обожаю Луция. Я смотрел, как он переодевается. Если бы знал он, сколько ночей я мысленно провел с ним. Сколько мужской силы я вылил, думая о нем. Он сын богатого патриция и он не смотрит в мою сторону, он думает, что я какой-то идиот, который пялится на него почем зря, он не знает, что я буду скоро императором. Сколько я мечтал о нем. Как я хотел с ним. Я предложил ему, но он не захотел. Он снимал с себя одежду, стоял и не видел меня, он высокомерно раздевался, и все самцы в раздевалке пялились на него и скалили зубы. Идиоты. Он не смотрел ни на кого. Он переодевался, у него было белое нежное белье. Нежное, белое, как и его белое тело. Белье просвечивает и сквозь ткань видно его тело, и он дразнит всех этим. Он показывает мне свою упругую фуфу и тельце. Это Зевс говорит мне: «На, Калигула, смотри, любуйся, только знай: не твое, знай - не твое!». (Смеется). Всех тянет друг к другу. Но все умирают в одиночестве, да и живут, собственно, так же. Корнелия, в которую я так был влюблен два года назад, она недавно шла по улице, я посмотрел на нее: словно ею посуду мыли или она - губка в общественном туалете Рима. Старая грязная крокодилина. Так же будет и с Луцием. Вмиг исчезает красота. Всего за два-три года исчезает всё. (Молчит). Я не хочу ехать в Рим. Если бы кто-то знал, как мне одиноко. Если бы кто-то знал, как я устал. Если бы кто-то знал, как я хочу к морю. Если бы кто-то знал, как хочу любви и как мне трудно жить без любви. Если бы кто-то знал, как я хочу наблёндикатиться вина и валяться на террасе, и проснуться ночью, и увидеть звезды и луну. Неделю так вот валяться под небом. Если бы кто-то знал, как я не хочу жить и что-то делать. Зачем? Всё рожденное обречено гибели.
КЛАРИССА. Я не поняла. Но ты нравишься мне. Красивый. Всё прекрасное редко.
КАЛИГУЛА. Пошла вон. Ты надоела. Иди к Клавдию, своему мужу, он ищет тебя. Немушка, конь мой, ну? Едем в Рим, что ли? Ну, давай отсюда! Нас ждут великие дела!
Немушка заученно встает на четвереньки в позу лошадки, Калигула сел на него и, причпокивая, поехал по берегу вдоль реки. Кларисса бежит за ними, плачет.
КЛАРИССА. Стой! Калигула! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Не уходи! Стой, любимый!
ТРЕТЬЯ КАРТИНА
Прошел год. Калигуле 26 лет. Вечер. Праздник. Костюмированный маскарад в Риме.
Все звери лесные собрались во дворце императора Калигулы. Сений и Парий в костюмах Зайца и Лисы, Кассий в костюме Мыши. Они долго танцуют, кружатся, но вот снимают маски, пьют вино, сидя на полу у фонтана. Мимо бегают люди в костюмах, в масках животных.
ПАРИЙ. Стрекозяблик. Шакал. Пьешь вино? Не отравлено? Он отравил Тиберия. Так же вот, поднес ему винца кубок. И стал, кем стал.
КАССИЙ. Сказки. Выдумывают всякое про него. Он нормальный. Помнишь, десять лет назад мы подрались с ним на берегу Тибра?
ПАРИЙ. Десять? Тринадцать лет прошло, не хочешь? Он тогда обещал нас четвертовать, когда станет императором.
КАССИЙ. Ну, не четвертует ведь.
ПАРИЙ. Отравит.
КАССИЙ. Он забыл. Не злопамятен – значит: хороший. Мы были детьми, совсем детьми.
ПАРИЙ. Он затаился. И однажды спустит стрелу. У него эпилепсия – он болен, у него припадки, он сдуру может убить любого. Умопомрачение, умопомешательство.
КАССИЙ. Нельзя, как заяц, всю жизнь сидеть под кустом и трястись. Так и жизнь пройдет.
СЕНИЙ. Злобное чудовище. Стрекозяблик. Башмачок Рваный. Спит со всеми.
ПАРИЙ. Странно. Уж неужели? (Смеется). Первый опыт? Ревнуешь? Столько лет?
СЕНИЙ. Что?
ПАРИЙ. Ты до сих пор его любишь?
СЕНИЙ. До сих пор?
ПАРИЙ. Ну, тогда, он рассказывал, что вы с ним … Что у вас с ним … (Смеется).
СЕНИЙ. Идиот!
КАССИЙ. Ты пьян, Парий. Кстати, Сений, почему ты не женат?
СЕНИЙ. Совсем некстати. Не твое дело.
ПАРИЙ. Хватит. Я думал Тиберий - чудовище, но этот – мрак, кошмар. Ему врачи сказали, что от эпилепсии помогает кровь гладиаторов. И он пьет ее. Ему приносят ее!
КАССИЙ. Вранье. Кровь гладиаторов продается лекарями, как лечебное средство.
ПАРИЙ. Какое мракобесие! И это в Римской империи, в просвещенном государстве!
КАССИЙ. Лекари обманывают, там просто настой вишни. Любая баба может купить ороговевшие клетки гладиаторов – а это как? Кожу соскабливают с тела, а бабы мажут потом этим рожи. Ведь мы их целуем. Грязный гладиатор стригилем сдирает с себя, с кожи роговицы, а потом это суют в бутылки и потом это - на лицо! Мерзость!
СЕНИЙ. Я слышал, кровь не помогает ему и он однажды после боев потребовал вырезать печень у гладиатора и съел ее.
ПАРИЙ. Сырой?
СЕНИЙ. Сырой. Ему сказали: поможет от эпилепсии.
КАССИЙ. Челядь придумывает всякую чушь, но обожествляет тех, кого ненавидит.
ПАРИЙ. Ты как он. Его любимое, повторяет каждый день: «Пусть ненавидят, главное, чтобы боялись».
СЕНИЙ. Его ненавидит весь Рим. Стрекозяблик. Членосос.
КАССИЙ. Его любят. Толпа восхищается им. Вся империя.
СЕНИЙ. Деньгам всё повинуется. Он для нищебродов устраивает гулянья, кидает мешками в толпу золотые монеты, радуется, что люди в грязи копошатся у его ног. Свинья! Свинья!
КАССИЙ. Плевать. Я плюнул. Плюнь и ты. Что? Пусть будет, что будет. Пошли веселиться.
Они натягивают маски и смешиваются с толпой. В толпе ни одного лица не разобрать. Играет музыка, горят факелы, крик и визг, не разобрать слов. В толпе жирафы, слоны, бегемоты, лисы, мыши.
С факелом в руке верхом на Клавдии въезжает Калигула, он хохочет, он счастлив, он в костюме Венеры. Следом за ним верхом на Немушке едет Клиния в костюме обезьяны.
КАЛИГУЛА. Но, но, моя лошадка! Ласточка моя!
КЛАВДИЙ. Цезарь, я … мне … я … Мне шестьдесят лет …
КАЛИГУЛА. Будешь делать, что я говорю. Или прикажу тебя убить.
КЛАВДИЙ. Цезарь, имей сострадание.
КАЛИГУЛА. Как вы надоели, старые пердуны. Вы задрали. Свидетели потопа. Вам всем пора сдохнуть, а вы всё руководите. Само ваше появление в сенате - оскорбление для жизни. Вы всё командуете. Вас всех надо на помойку, к черту, вас быть не должно, вас ждет тот свет, а вы все лезете и лезете во власть. Я сказал: ты будешь делать то, что я прикажу! Сегодня ты моя лошадка! Клиния, ласточка, ты тут? О, тут! «Не пришла ты ночью, не пришла ты днем. Думаешь, мы квохчем? Нет, мы других трясем!». (Хохочет).
КЛИНИЯ. Я устала, хочу спать.
КАЛИГУЛА. Ну, убирайся, пошла вон, ласточка!
КЛИНИЯ. Я твоя жена.
КАЛИГУЛА. И что? Полно баб. Все мои. Убирайся.
КЛИНИЯ. Я уйду спать. Только ты не с женщинами, прошу тебя, Калигула …
КАЛИГУЛА. Надоели вы мне все! Как мой Немушка? Он хорошо скачет?
КЛИНИЯ. Лучше тебя никого нет на свете.
КАЛИГУЛА. Мне нравится. Говори, говори так! Упали все, лежать!
КЛИНИЯ. Болят уши. Такой визг.
КАЛИГУЛА. Похоть вырвалась из геены на свободу. Да будет свальный грех! Луна сейчас появится! Хочу, чтобы голые тела освещала луна, а я буду смотреть на это! Лежать всем!
Толпа падает на пол. Только человек в костюме слона стоит.
Что, милый слоник?Я сказал: упали, шакалы, вонючки!
ЦИНИЙ (смеется). Цезарь, слон не может, ему мешает хобот!
КАЛИГУЛА (заглядывает под маску). А, это ты, Циний? Зайди ко мне после в спальню, я посмотрю на твой хобот. Или, может, стоит его отрубить прямо сейчас, чтобы не мешался?
ЦИНИЙ (смеется). Нет, не надо! Я зайду!
КАЛИГУЛА. И вот этих двух девочек-мышек забери с собой! Я хочу проверить: сможет ли слон облизать хоботом спинку мышки? (Смеется). А, лживая лисичка! Ты кто?
ПАРИЙ. Я Парий, Цезарь.
КАЛИГУЛА. Парий? Ты еще жив? Я еще не приказал тебя убить? Странно. Забывчивость! Давай, хвали меня. Кто похвалит меня лучше всех, тот получит золотую монету!
ПАРИЙ. Ты всемогущий, Цезарь. Ты лучше всех. Ты прекрасен.
КАЛИГУЛА. Безрадостно, невесело что-то. Почему так лениво? Иди сюда, Свинья, ближе, ну? Ну-ка, ты похвали, Свинья? (Агриппа в костюме Свиньи подходит).
АГРИППА. Я не Свинья, я - Кабан, Цезарь! По твоей воле.
КАЛИГУЛА. А, это ты, Агриппа, я узнал твой голос! Ты для меня - свинья!
АГРИППА. Хорошо, Цезарь. Хрю-хрю!
КАЛИГУЛА. Хвали меня, ну же, ты, хрю-хрю!
АГРИППА. Я всегда хвалил тебя больше всех, Цезарь.
КАЛИГУЛА. Ты же знаешь: запоминается только плохое. Оно липнет, а хорошее - нет.
АГРИППА. Мне поругать тебя?
КАЛИГУЛА. Можешь? Давай!
АГРИППА (помолчал). Ты в женском платье, Цезарь. Стыд! Такие, как ты, кинеды разрушают наш мир, наш великий Рим! Сдохни, проклятый урод! Членосос! Фелликула!
КАЛИГУЛА. О, отлично! Пусть Зевс даст тебе жену с тремя грудями! Но не прилипает пока твоё! Говори еще! Хвали теперь!
АГРИППА (плачет). Ты самый красивый, самый веселый, самый прекрасный, самый умный, самый добрый из всех Цезарей, которое знало мое свинское стадо!
КАЛИГУЛА. Свинья, ты думаешь, это смешная шутка?
АГРИППА. Думаю, да, Цезарь.
КАЛИГУЛА. Думаешь, если я прикажу отрезать голову свинье - смешно это будет?
АГРИППА. Какой свинье?
КАЛИГУЛА. Вот этой свинье, что стоит передо мной. Или кабану. Или Агриппе, как хочешь, назови.
АГРИППА. Не надо, император, прошу. Я не умею шутить …
КАЛИГУЛА. Ну, тогда не берись.
АГРИППА. Я боюсь тебя, у меня немеет язык перед тобой.
КАЛИГУЛА. Главное - чтобы боялись, это хорошо. Иди вон. Теперь Жираф, иди сюда.
Человек в маске снимает голову Жирафа, это Луций. Он смеется, смотрит на Калигулу, это веселый молодой парень.
Ты Луций? Я знаю тебя. Поцелуй меня на прощание.
ЛУЦИЙ. Утром ты сказал, что мы вечно будем вместе, а сейчас прощаешься?
КАЛИГУЛА. Ты провел ночь в моей спальне. Это не повод для знакомства. Я один.
ЛУЦИЙ. Ты никогда не будешь один.
КАЛИГУЛА (молчит). Ты что-то сказал, полосатенький Жирафчик с упругой фуфу?
ЛУЦИЙ. Нет, Цезарь, я просто почесал за ухом …
КАЛИГУЛА. Да? Думаю, надо укоротить твою шею. Длинновата. А потом - почему жирафы в Риме? Они должны быть в Африке, в Египте. Надо их туда!
ЛУЦИЙ. Я переоденусь в тигра?
КАЛИГУЛА. Нельзя быдлу изображать царственных зверей. Знаешь такое длинное слово: «длинношеее животное»? Укоротить шею приказывает Бог Богов. Тимпан, громче! Делай молнию, ну? Тимпан, барабаны, ну?!
Калигула подошел к Луцию, поцеловал его, потом вынул кинжал, воткнул кинжал в живот Луцию. Луций падает на Калигулу, пачкая его кровью.
О, сколько крови! Милый. Нет тебя. И осталась одна радость: ты ушел к Богам с красивой фразой на устах.
ЛУЦИЙ. Калигула …
КАЛИГУЛА. Ты сказал напоследок: «Калигула никогда не будет один». Я запомню. Убивайте всех. Врагов и друзей. Убивайте. Боги опознают своих. Что? Уберите это. Коза, осел, свинья – быстро, унесите жирафа, бросьте в Тибр. Стойте. Еще раз поцеловать его.
Встал на колени, целует Луция.
Красивый какой. Нет, не жалко. Пусть уходит. Я всегда просил: нельзя приближаться к огню. Очень привязался к нему, а это плохо. Нельзя привязываться ни к кому. Унесите, сказал! Всем наука. Танцевать, быстро!
Все танцуют, кричат: «Да здравствует наш Цезарь!».
Ну вот, уже лучше.
КЛИНИЯ. Ты плачешь?
КАЛИГУЛА. Зевнул. Скучно. Очень скучно. Идем.
Калигула, Клиния и несколько человек с ним уходят.
Остальные попрыгали и остановились, сдернули с себя маски.
СЕНИЙ. Я больше не могу. Чудовище. И с каждым днем становится всё злее.
ПАРИЙ. Мы быдло. Мы челядь. Мы нищеброды. Он сходит с ума. Он делает статуи, изображающие его, из золота. Он называет фламинго и павлинов в свою честь. Он раздает солдатам вместо денег ракушки. Он запретил говорить слово «козел». Он сумасшедший.
СЕНИЙ. Потому что он сам и есть козел.
КАССИЙ. Молчи. Он власть. Мы должны терпеть. Вся власть от Богов.
СЕНИЙ. Козел!
КАССИЙ. Тихо. У стен есть уши. Ему всё доносят, молчите и терпите. Пошли веселиться. Пусть провалится, будем терпеть.
Уходят все, танцуют и вопят.
ЧЕТВЕРТАЯ КАРТИНА
Калигуле 28 лет. Пустой амфитеатр. Несколько человек в масках и в карнавальных костюмах вносят Калигулу и Корнелию на носилках, украшенных цветами. Калигула в костюме Юпитера.
КАЛИГУЛА. Всем на пол! Сидеть! Музыка! Дайте музыку! Где музыканты? Мои слова должны звучать вместе со струнами! Громче, кифара, громче, тимпан! Громче, сказал! На сцене Цезарь, а не захудалый актеришко! Я буду Юпитером! Принесите мне молнию!
Слуга прибегает, приносит картонную молнию.
Парик? Где парик?
Слуги бегут и подают Калигуле парик.
Какой парик! Как я люблю, когда в театре актеры играют, играют, а потом срывают парики и начинают лупить ими друг друга! Публика так любит это! Они так смеются! Почему смешно? Снять волосы с головы и лупить ими другого - почему это смешно? Ведь это так глупо? А, я понимаю! Ты снимаешь парик и все зрители видят - ты был только что красивый и молодой, лучше тех, кто смотрел на тебя, но вот ты лысый, без парика, ты старый – ты хуже тех, кто смотрит на тебя. И значит - я, сидящий в зале, лучше тебя! Вот что пакостно. Каждый думает о себе, что он лучше. Всё гниль, всё вранье, всё ненависть к другому человеку. Нет любви на свете. Только злоба, предательство, ложь, ненависть, зависть – вот чем переполнен нынешний человек. Только этим. Ненавижу всех. К несчастью, я такой же, как все, ведь они заразили меня этим. А ну, смейтесь! Я надеваю парик, и вот - снимаю парик! Смейтесь! Ну?!
Все смеются.
Какой парик! Я сделал его из волос Тиберия. Уже после его смерти я приказал обрить Тиберия, всего обрить, всё тело его было в волосах, и заставил рабынь связать мне эти замечательные косички! Нет, не пахнет этой старой сволочью, я надушил парик духами из лилий, ирисов, нарциссов, майорана, пестумских и фазелийских роз. Я так люблю духи. Мне так нравится, когда в театре перед представлением воздух освежают благовониями из шафрана и корицы. Какой прекрасный парик у Юпитера! Да?
КЛАВДИЙ. Я сейчас буду блевать. Парик из волос Тиберия …
Слуги стучат в тимпаны. Калигула выходит на возвышение в центре амфитеатра.
КАЛИГУЛА. Я - Бог Богов. Вы - грязные скоты …
АГРИППА. Остановись, Цезарь! Хватит унижать всех! Чем ты гордишься? Победив гордость, человек становится приятным. Поборов гнев, он становится веселым.
КАЛИГУЛА. Что-то умное. Я что-то не понял, но продолжай.
АГРИППА. Боги не думают так о людях. Боги любят людей. Мы сыты, обуты, благодаря Богам. Боги заботятся о нас.
КАЛИГУЛА. Ты кто?
АГРИППА. Я сенатор Агриппа. Нельзя, Калигула. Мы все равны перед Богами.
КАЛИГУЛА. И дальше? Если боишься - не говори, если сказал - не бойся.
АГРИППА. Ты унижаешь всех с первого дня правления. Ты показываешь самые худшие человеческие качества, а говоришь, что человек - быдло. Ты сам уподобляешься быдлу.
КАЛИГУЛА. Вот что, я буду кататься на тебе по амфитеатру!
АГРИППА. Нет, Калигула, лучше умереть.
КАЛИГУЛА. Тогда умри. Вниз головой, в Тибр! На корм рыбам, фелликула! Уберите!
Агриппу схватили слуги, утащили.
Ну, я так не могу. Мне не дают сыграть роль. Так, Юпитера в отставку. Дайте костюм Нептуна. Быстро трезубец мне и сеть! Нет! Проклятое барахло, я запутался, нет, не хочу Нептуна! Дайте мне Плутона! Жезл в руки! Нет, нет, не хочу! Костюм Венеры мне, быстро!
КЛАВДИЙ. Нельзя, Цезарь. Ты мужчина. Ты всё время носишь женскую одежду.
КАЛИГУЛА. Молчать! Еще один захотел туда же, еще один захотел в Тибр? Хочу быть Венерой! Парик дайте, не этот, а длинные волосы Венеры дайте мне, ну?!
Слуги бегут и несут платье Венеры. Он надевает парик с длинными волосами, смеется.
Ну? Я не слышу ваших аплодисментов. Ну? Дайте музыку! Я Венера! Что? Вам Венера тоже не нравится? А ну прочь все. Вон отсюда! Представление закончено! Прочь, сказал.
Все уходят. Остается Кассий. Калигула ложится на помост.
Немушка, расскажи последние сплетни в Риме, ну?
Немушка машет руками, мычит. Что-то долго показывает.
Кассий, ты понимаешь его?
КАССИЙ. Да. Он говорит, что все простолюдины Рима любят тебя, Цезарь.
КАЛИГУЛА. Какой противный у тебя голос. Правильно. А что думают обо мне сенаторы?
КАССИЙ. Немушка говорит, что ты унижаешь их, ты подкладываешь им реп