Гармония между душой европейской и душой восточной. Соприкосновение философии Толстого и учения Бахаи

Любой ясно мыслящий человек подтвердит,

Что сейчас на земле нет ничего более

Важного, чем поддержание мира.

Абдул-Баха [1]

Духовное послание Л. Толстого через принципы новой религии Бахаи

Написать о Льве Николаевиче Толстом что-то новое очень сложно. Огромное количество историков и литераторов давно казалось бы уже все исследовали. Но останавливаясь и рассматривая более подробно некоторые религиозные взгляды Толстого, нам удалось найти весьма интересные факты из последнего периода жизни великого человека, которые малоизвестны и заслуживают тщательного изучения.

В конце ХIХ начале ХХ века Толстой находился в центре внимания почти всего литературного мира. Его неустанные переписки с писателями, научными деятелями, философами, учителями, просто поклонниками и единомышленниками из всех уголков планеты, позволили ему, в той или иной мере, быть в курсе всех главных событий, происходящих в мире. Народные восстания против колонизаторов в странах Африке, Азии и Европы, бесконечные жестокие войны, не оставляли его равнодушным. Он искренне поддерживал борьбу с несправедливостью и стремление народов к независимости.

В это время на Востоке, в Персии, произошло восстание, на которое обратил внимание весь мир. Оно длилось более 20 лет. Из докладов русскому царю посла России в Персии в период 1846-1854 гг. Дмитрия Ивановича Долгорукова известно, что оно называлось бабидским[2]. Восставших называли бабидами от имени Баб – основоположника нового религиозного движения. Персидское правительство вместе с мусульманским фанатичным духовенством, ссылаясь на Коран, занималось зверской расправой над последователями Баба.

Несомненно, до Льва Толстого также дошли известия об этих ужасающих событиях. Писателя очень тронул героизм бабидов, призывавших отбросить старые суеверия и по-новому посмотреть на мир. Бабиды провозглашали универсальные истины, которые не были для Толстого чуждыми. Уже ближе познакомившись с новым учением, Толстой горячо проникся идеями, высказанными Бабом и развитыми его учеником Бахауллой[3]. Великому гуманисту понравилось центральное положение Веры Бахаи, которое выросло на фундаменте бабидского движения - принцип любви ко всему человечеству и создание мировоззрения, охватывающего интересы всей планеты. Согласно Бахаулле, как личность, так и человечество в целом нуждаются в просвещении и руководстве со стороны Богоявлений. Эти два измерения объясняются в следующем отрывке, принадлежащем перу Бахауллы: Бог посылает Своих Пророков людям с двоякой целью: во-первых, дабы вызволить детей человеческих из тьмы невежества и направить их к свету подлинного понимания; во-вторых — обеспечить человечеству мир и покой и подать все средства, коими они могут быть установлены[4].

Впервые о бабидах Толстой узнал в 1894 году от О. С. Лебедевой[5], но не исключено, что ему было известно о них гораздо раньше. В 1899 году писатель занялся всерьез бабизмом. Он прочитал полученнную через немецкого поэта Р.М. Рильке[6] книгу востоковеда Ф.Андреаса «Бабиды в Персии[7], их история и учение»[8]. Нужно заметить, что в это время кроме Толстого в России новым религиозным движением интересовался И. С. Тургенев[9], а поэтесса И.А.Гриневская написала две драмы «Баб» и «Бахаулла».

Спусят три года, Андре Бонье описывал, что при встрече с Толстым прежде всего поражала его убежденность в том, что ему открыта истина. Это читается в его взгляде, это угадывается в уверенной интонации его голоса, в твердости его походки, писал Бонье.

В переписке и дневниках Льва Николаевича на протяжении последних шестнадцати лет его жизни встречаются высказывания об учении баби, в которых Толстой затронул все волнующие его вопросы о природе Бога и великих Пророков, о единстве религий и о связи между разумом и духом. Переписка Толстого с бабидами привлекла внимание других деятелей искусства, философов и ищущих духовную истину людей.

Гармония между душой европейской и душой восточной. Соприкосновение философии Толстого и учения Бахаи

В религии Бахаи объясняется, что существует одна вечная и постоянно прогрессирующая религия — вера в единого Бога, знание божественных истин и законов, постепенно раскрываемое Богом перед человечеством по мере его развития. Каждое откровение посланников Бога, данное нам через таких пророков как Авраам, Моисей, Зороастр, Кришна, Будда, Христос, Мухаммад, а теперь Баб и Бахаулла, является развитием предыдущего и закладывающего основу для следующего. В учении Моисея мы видим почку, в учении Христа – цветок, а в учении Бахауллы – плод. Они не разрушают, а дополняют друг друга[10]. Толстой же приводит широкий круг доказательств того, что все основные веры – буддизм, иудаизм, магометанство, христианство и др. уже в большей степени обладают общностью, чем различиями, они представляют этапы истории религиозного сознания, а вражда между ними бессмысленна и вредна с точки зрения развития этого сознания. Учение Христа он ставил выше закона Моисея, подчеркивая однако при этом, что Евангелие дополнило и усовершенствовало учение Моисея. «Все веры различны по внешности, на поверхности, но все ближе и ближе сходятся по мере углубления» писал он[11]. Китайский философ Мэн-цзы (ученик Конфуция), которого Толстой очень высоко ценил, придерживался идеалистических взглядов на мир. Развитие природы и людей неизменно повторяется. Приблизительно раз в пятьсот лет появляется мудрый человек-пророк, благодаря которому благоденствие людей повышается. Но с его смертью общество приходит в упадок и постепенно возвращается в свое прежнее состояние, утвержадал Мэн-цзы[12].

Согласно следующему принципу бахаи, касающегося широкого патриотизма, то мнение Толстого таково: «Скажут: "Патриотизм связал людей в государства и поддерживает единство государств". Но ведь люди уже соединились в государства, дело это совершилось; зачем же теперь поддерживать исключительную преданность людей к своему государству, когда эта преданность производит страшные бедствия для всех государств и народов. Ведь тот самый патриотизм, который произвел объединение людей в государства, теперь разрушает эти самые государства. Ведь если бы патриотизм был только один: патриотизм одних англичан, то можно бы было его считать объединяющим или благодетельным, но когда, как теперь, есть патриотизм: американский, английский, немецкий, французский, русский, все противоположные один другому, то патриотизм уже не соединяет, а разъединяет [13]. Народы словно цветы в саду писал Бахаулла, как каждый цветок обладает неповторимой красотой и ароматом, так и народы обладают уникальной культурой. Сад прекрасен, когда в нем цветут миллионы разных цветов.

Каждый человек способен и обязан самостоятельно искать истину; он не должен слепо принимать традиционные или новые учения (бахаи); Социальный прогресс возможен, по Толстому, лишь на основе нравственного самоусовершенстовования личности, всякое же вмешательство одного человека в духовную жизнь другого – это деспотизм. Всякая вера человека есть личное дело, не допускающее вторжение извне[14].

Вы — плоды с одного древа и листва с одной ветви, гласит Бахаулла.Единство Человечества, один из главных принципов его учения. Толстой: «Мое дело жизни есть служение Богу, исполнение его воли – единения людей. Единению этому препятствует не равенство материальное, иллюзии того, что можно вещественными средствами увеличить благо, и потому я буду разрушать это неравенство, эту вредную иллюзию, которая мешает единению людей» [15]. Отечеством нашим мы признаем весь мир, соотечественниками своими признаем все человечество. Мы любим свою родину столько же, сколько мы любим и другие страны. Интересы, права наших сограждан нам не дороже интересов и прав всего человечества [16], пишет он в «Царство Божие внутри вас». Простым людям всех стран, утверждает Толстой, чужды захватнические устремления. Народы заинтересованы совсем в ином. «Нам важно, чтобы беспрепятственно пользоваться плодами своих трудов, еще важнее обмениваться плодами этих трудов с дружественными, того же самого желающими, другими народами, и, важнее всего на свете, подвигаться в одинаковом, соединияющем всех нас просвящении, а не коснеть в том диком шовинистическом сепаратизме – незнании других народов и ненависти к ним, в которой нас стараются удержать правительства. Нам важны вопросы установления каких-нибудь обязательных, понятных для всх нравственных основ вместо той каши нелепых церковных догматов, христианских мечтаний и прямо противоречящих им и поддерживающих антихристианские принципы гражданских и уголовных законов [17].

Бахаулла очень мудро указывает нам, что самым важным является такое воспитание общества, при котором преступление не имело бы места. Ибо можно воспитать людей таким образом, что само совершение преступления казалось бы им уже наивысшим наказанием. Отплатить добром за зло и не только прощать, но и по возможности оказывать услуги своему оскорбителю. Такое поведение достойно человека. Остается добавить, что общества заняты тем, что дни и ночи составляют различные карательные законы, готовят инструменты наказания. Они строят тюрьмы, куют цепи, кандалы, устраивают места ссылок и изгнания и другие способы мучений и жестокостей, думая этими мерами исправить преступников: на самом деле эти методы способствуют разрушению нравственности и извращению характеров. Толстой, соглашаясь с Бахауллой, говорил, что всякий человек, сделавший дурное, уже наказан. Он лишен спокойствия и мучается совестью. Наказания, какие могут наложить на него люди, не исправят его, а только озлобят[18]. Борьбу со злом Толстой предлагает начать не с уничтожения его во внешнем мире, а именно с души, с перекрытия тех путей через которые в нее проникает неправда. Это возвращает его в русло христианской традиции, к рецепту борьбы с эгоистическими стремлениями личности дорогой ее внутреннего самоусовершенствования[19].

«Когда жизнь людей безнравственна и отношения их основаны не на любви, а на эгоизме, то все технические усовершенствования, увеличение власти человека над природою: пар, электричество, телеграф, машины всякие, порох, динамиты производят впечатление опасных игрушек, которые даны в руки детям. Величайшие достижения науки и техники могут быть использованы против человека» [20]. Одни покрывают суда броней в метр, другие в полтора. Одни вооружают мужчин, другие и баб. Весь ум, энергия идут на приготовление к истреблению. Не сумасшедшие ли это? – спрашивает Лев Николаевич. Бахаулла отвечает, что должна быть гармония между разумом и душой, только тогда наука начнет служить во благо. Говорят страшны торпеды, новые орудия убийств, электрические ружья. Но нет, это не страшно. Страшны люди, воспитанные правительством, делает вывод Толстой[21]. Вернее люди, не получившие духовных знаний. Поэтому и Бахаулла и Толстой советуют дать полноценное как светское, так и религиозное воспитание следующим поколениям. У всех людей, а в первую очередь детей, должна быть возможность получить полноценное образование и воспитание. Из Писаний бахаи: «Взирай на человека как на рудник, полный бесценных самоцветов, только хорошее образование и воспитание помогуть раскрыть этот клад». Толстой же призывал родителей почаще бывать в обществе своих детей, изучать их интересы, следить за развитием, помечать их индивидуальные особенности. Советовал обучать детей музыке, пению, лепке и рисованию – то есть эстетическому воспитанию. В своих произведениях «Детство», «Отрочество» и «Юность», Толстой рукой тонкого психолога, замечательного знатока детской души, нарисовал я ркую картину духовного развития ребенка, отрока и юноши. Эти книги и в наше время помогают родителям глубже ознакомиться с психологией детей, правилнее организовать семейное воспитание. Дети как можно раньше должны понять, что все, чем они пользуются, не падает готовым с неба, а является плодом труда других людей, то есть Толстой учил уважать чужой труд. Что касается религиозного воспитания, то писатель призывал воспитывать в детях уважение ко всем мировым религиям, не ограничивать их мировоззрение[22]. Истинный прогресс идет очень медленно, потому что зависит от изменения миросозерцания людей. Поэтому все – в детях, все зависит от того, как воспитывать детей, говорил он[23]. Нужно поощрять изучение иностранных языков, чтобы впоследствии люди могли лучше понимать друг друга. Еще 150 лет назад Бахаулла предвидел, что миру будет необходим один международный вспомогательный язык[24]. Бахаи советуют обратить внимание на эсперанто[25]: "Существование универсального языка облегчило бы взаимоотношение всех наций; тогда человеку было бы достаточно знать всего два языка — родной и международный" [26]. Это один из многих необходимых элементов на пути объединения человечества, установления прочного мира и прогресса человеческой культуры, пишет персидский пророк. В библиотеке Толстого находилась работа известного эсперантиста А.А.Сахарова (На пути к братству народов. Сборник статей о международном языке эсперанто на эсперанто и русском языках)[27]. На первой странице надпись чернилами: "Графу Льву Николаевичу Толстому в знак глубочайшего уважения от составителя. А.Сахаров". В марте 1908 г. он обратился к Толстому за разрешением перевести на эсперанто роман "Анна Каренина". По поручению Толстого на письмо ответил его секретарь[28]. Лев Толстой дал высокую оценку языку эсперанто[29]. К тому же он сам был членом Петербургского общества «Эсперо»[30]. Свою актуальность этот язык не утратил до сих пор[31]. С каждым днем все больше человечество убеждается в необходимости установления единого вспомогательного языка. "Грядет день, когда все народы земли примут один всеобщий язык и общую письменность", писал Бахаулла. "Когда сие свершится, человек будет вступать в любой город, как в собственный дом." Но если Бахаулла рекомендует всеобщий язык, то этот язык не должен затмевать или отталкивать сокровища родного языка. Сегодня, когда Европа превращается практически в единое государство, когда набирает обороты процесс мировой глобализации, разноязычие стало настоящей проблемой. Депутаты Европарламента подняли вопрос - каким будет язык межнационального общения? Казалось бы, есть уже интернациональный язык - английский. Но предложите французу говорить на английском языке– он обидится. Вариантов было предложено множество: английский, немецкий и даже финский языки, идиш и язык клингон, придуманный авторами сериала Star Trek. Одним из вариантов был эсперанто[32].

Необходимо создать всемирную федерацию народов для достижения всеобщего мира и согласия на планете[33]. Прекратить всякого рода войны, распри и разногласии, ограничить вооружение утвержают бахаи. Жестокость существующих порядков вызвала особый гнев и страстный протест у Толстого, была ему особенно ненавистна. С горькой иронией он писал, что любой «потерянный, никуда, как на убийство, негодный человек в эполетах» может послать сотни тысяч людей на мучения, страдания, смерть. Так он развенчивал культ мундира, службы царю во имя «славы родины, народа, государя»[34]. «Разве вы не видите, что выступаете против основного религиозного принципа? Христос сказал: «Не убий». Патриотизм же, напротив, говорит: «Убивать надо». Вы не христианин, если забываете, что в случае войны только тот покажет себя истинным христианином, кто отвергнет интересы родины и откажется убивать. Вы хотите сделать меня убийцей, а я этого не хочу, потому что и бог, и совесть запрещают мне убивать. Делайте со мною, что хотите, но не надейтесь, что я стану сообщником в ваших планах убийства. Таков будет ответ всех лучших людей, - говорит нам Толстой, - потому что человеческая совесть восстает против насилия, так долго давившего мир» [35]. И потому спасение Европы и вообще христианского мира не в том, чтобы, как разбойники, обвешавшись мечами бросаться убивать своих братьев за морем, а напротив, в том, чтобы отказаться от пережитка варварских времен - патриотизма и, отказавшись от него, снять оружие и показать восточным народам не пример дикого патриотизма и зверства, а пример братской жизни, которой мы научены Христом, суммирует философ[36]. В период русско-японской войны, обличая правительства обеих сторон, Толстой написал статью, которая была заверешена с выражением веры в светлую будущность человечества. Наступит день, когда русский народ опомнится и скажет своим правителям: «Да идите вы, те кто затеял это дело, все вы, кому нужна война и кто оправдывает ее, идите вы под японские пули и мины, а мы не пойдем. Нам это не нужно»[37]. То же, мечтал он, скажет свои властителям и японский народ и все народы мира. Люди опомнятся от дурмана, в котором их держат, и сумеют установить между собой мир и братство. Известный прогрессивный турецкий поэт Назым Хикмет в тюрьме работал над переводом «Войны и мира». В стихотворной эпопее «Человеческая панорама» Хикмет прославляет сцену братания солдат из рассказа «Севастополь в мае» «как символ будущего мира без оружия, как образ дружбы, братания всех народов земли»[38].

Бахаи во всем мире пропагандируют равноправие между мужчинами и женщинами, выступая в защиту слабого пола в фундаментальных исламских странах. Особенное значение для Востока имел роман «Анна Каренина». Он воодушивил арабских писателей на смелую борьбу против женского неравноправия, за свободу чувств. В арабских литературах можно встретить десятки произведений, навеянных этим русским романом[39]. В Персии впервые смело на борьбу с неравноправием поднялась известная поэтесса Тахире, одна из первых женщин, принявших учение Баба, которая требовала уничтожения женского неравноправия, отмены многоженства и других мусульманских обычаев и установлений, унижающих статус женщины[40]. Во время Своего путешествия по Западу Абдул-Баха часто давал разъяснения по этому вопросу в свете учения бахаи. На собрании в Лиге свободы женщин в январе 1913 года, он сказал:

„Человечество подобно птице, обладает двумя крыльями: одно крыло-мужчина, другое-женщина. До тех пор, пока оба крыла не будут сильны и движимы одной и той же силой, птица не сможет взлететь к небесам. Согласно духу этой эпохи, женщины должны совершенствоваться и проявлять себя на всех поприщах жизни, стать как мужчины, возвыситься до их уровня и пользоваться одинаковыми с ними правами”.

Непротивление злу насилием.

По вопросу эмансипации женщин, так же как и при решения других проблем, Бахаулла советует своим последователям избегать насильственных приемов. Великолепную иллюстрацию методов бахаи при проведении социальных преобразований дают женщины бахаи в Египте и Сирии.

В этих странах существует обычай, согласно которому магометанские женщины обязаны вне дома носить покрывало, закрывающее их лицо. Баб указывает, что в Новом Учении женщины будут освобождены от этого досадного стеснения. Но Бахаулла советует своим последователям уступать установленным обычаям в тех случаях, когда они не затрагивают важного морального вопроса, до тех пор, пока народ не станет просвещенным. Это лучше, нежели вызывать ненужные конфликты и оскорблять чувства тех, среди которых вы живете.

Поэтому, хотя женщины бахаи и хорошо знают, что неудобен и бесполезен для просвещенных людей устаревший обычай ношения покрывала, однако они предпочитают спокойно подчиняться этим неудобствам, чем поднимать бурю фанатической ненависти и злобу противников появлением публично с незакрытым лицом.

Это примирение с обычаем никоим образом не является следствием страха, но твердой уверенностью в силу просвещения и в те изменения, которые внесет в жизнь истинная религия.

Бахаи этих стран прилагают все свои усилия для просвещения своих детей, особенно дочерей, а также на распространение и утверждение идеалов бахаи, ясно сознавая, что по мере того, как в среде народа будет расти и распространяться новая духовная жизнь, устаревшие обычаи и предрассудки будут постепенно сброшены так же естественно и неизбежно, как исчезают весной почки, когда листья и цветы распускаются при солнечном свете[41].

Следующий важный пункт, Бахаи приравнивают работу, исполняемую в духе служения человечеству, к богослужению. Толстой решительно отвергал обряды православия: «Если человек хочет угодить богу молитвами, обрядами – то это значит, что он хочет обмануть бога. Но бога нельзя обмануть, обманываем только себя. Настоящяя вера не в том, чтобы знать, в какие дни есть постное, в какие дни ходить в храм и какие слушать и читать молитвы, а в том, чтобы всегда жить доброю жизнью в любви со всеми, всегда поступать с ближними, как хочешь, чтобы поступали с тобой[42]. Ничто духовное не приобретается духовным путем: ни религиозность, ни любовь – ничто. Духовное все творится материальной жизнью в пространстве и времени. Духовное творится делом[43].

Прогресс в развитии, и у Бахауллы и у Толстого возможен только при условии соблюдения высочайших нравственных стандартов. Бахаулла запрещает своим последователям вступать в какую-либо партию, то есть вообще вмешиваться в политику. Пророк предлагает другой более совершенный и духовный вид организации – Новый Мировой Административный порядок, противоположенный существующему, во главе которого будет Всемирный Дом Справедливости[44]. По мнению же Толстого, ни один порядочный человек не может принимать участие в деятельности государственного аппарата, быть сознательным сторонником существующего режима, поскольку это несовместимо с честностью, разумом, порядочностью, человечностью и другими высшими проявлениями духовной жизни человека[45]. Он крайне презрительно отзывался о так называемых великих людях – Наполеонах, Бисмарках и прочих, которые считали, что они в с состоянии начать войны и воздействовать на ход истории. Бисмарк, говорил Толстой, он таков же, как и Наполеон. Все эти государственные деятели в той или иной степени шарлатаны, кумиры на час. Сегодня их возвеличивают до небес как оракулов мудрости, а завтра осмеивают как величайших глупцов, стои только чару рассеяться и власти их ослабнут. Толстой отзывался отрицательно о всякой политической деятельности, высмеивая Палату общин, как и все другие формы правления, без исключения. Не надо принимать никакого участия, не иметь общего с этими антихристианскими фикциями, которые именуются правительствами, утверждал он[46]. Да и современная политика лучшее тому доказательство.

В Вере Бахаи нет духовенства. В прежние века оно было необходимо, так как основная масса людей была безграмотна и необразованна и зависели от них в деле религиозного обучения. Теперь времена изменились. Образование стало всеобщим, и если законы Бахауллы будут выполнены, то все дети получат во всем мире здоровое воспитание. Всякий будет тогда способен самостоятельно изучать священные послания. В современном мире духовенство, словно отживший орган мешает общему развитию. Хотя Бахаулла призывает уважать истинных священников, проповедующих мир и добро. Но делать это можно не обязательно будучи священником. Останавливаясь на основных направлениях христианства, таких, как католицизм[47], православие, протестантизм, Толстой подчеркивает, что каждое из них только себя признает истинным, создавая культы либо римского папы, либо русской иерархии, либо собрание верующих, боготворящих учение Лютера. Между ними идет жестокая борьба, и Лев Николаевич делает вывод: «Для мыслящих людей и та, и другая, и третья церкви суть только ложные человеческие учреждения»[48]. Бахаулла же объясняет, если два человека спорят о религии не в атмосфере согласия и мира, то они не правы оба: «Религия призвана объединять сердца и души, способствовать уничтожению с лица земли причины войн и раздоров. Она должна породить духовность и озарить жизнью и светом каждого. Если религия становится причиной ненависти и разногласия, то лучше обойтись без нее, и отказ от такой религии является истинно религиозным поступком». Толстой вновь не может не согласится: «Религия служит только вере, значит самому высокому, что есть в душе. И как те религии, которые служат не вере, не душе, а чему-то другому, теряют свое значение. И тогда она является уже не благом а злом...»[49].

Мир, в котором проявляются крайние формы богатства и бедности, несправедлив, нужно бороться с крайностями, советует Бахаулла. В свою очередь Толстой не только гневным пафосом обличал социальное неравенство, жестокость и бессмысленность системы эксплуатации, угнетения, произвола. В одном из дневников находим такую запись: «Все больше и больше почти физически страдаю от неравенства: богатства, излишеств нашей жизни среди нищеты: я не могу уменьшить этого неравенства. В этом тайный трагизм моей жизни». [50] Толстой с необычайной остротой воспринимал нелепость современного общественного устройства, чудовищную несправедливость разделения народа на две неравные группы, из которых меньшая владеет всеми богатствами, пользуется всеми достижениями науки и цивилизации, а большая осуждена на нечеловеческое существование, духовное и физическое рабство. Мир кажется Толстому нелепым, вывернутым наизнанку. Разве можно считать нормальным такое состояние, при котором семилетние девочки с утра до вечера связывают рвущуюся нить, делая ткань, которая идет на Восток по огромной цене и получают за это жалкое, копеечное вознагрождение, в то время как хозяин фабрики наживает огромные капиталы?[51]. Действительно в России XIX века поражала с одной стороны пышная роскошь, а, с другой, - крайняя нищета[52]. Изменилось ли с тех пор такое неравноправие? Откуда в экономически бедной стране фантастически богатые олигархи и новые русские? А миллионы простых учителей, пенсионеров, докторов, шахтеров не получают пенсии и заработные платы. И это относится не только к России.

Л.Н. Толстой.

Единственный цветной фотопортрет писателя, явившийся и первым цветным фотопортретом в России. Май 1908 г. Ясная Поляна.
Фотография С.М. Прокудина-Горского.