... В распахнутые настежь окна
Со всею щедростью вливались голоса
И воздух свежий и сиянье неба,
Казалось - хором пели нам леса!
И вдруг, о чудо - странная ошибка:
Впорхнула птичка солнечного цвета,
У всех на лицах детская улыбка
Как будто бы в окно шагнуло лето!
И щебетом своим и дивным опереньем
Гость редкий внес нежданно радость!
О, люди, милые - живите удивленьем!
Какая нам порой необходима малость…
Воспоминание о Гурзуфе
Эти тонкие пальцы… Сколько было вам спето!
Как Ронсара сонеты, в то янтарное лето…
Бились волны морские о гурзуфские скалы.
Наши мысли мирские были счастливы малым:
Лишь бы солнце сияло, да синело бы море.
Да сердца чтобы бились, ритму космоса вторя.
***
Какая-то двуногая скотина,
Учитывая силы превосходство,
В собачью запустила спину
Топор огромный ради сумасбродства.
Пёс взвыл. Упал. И всё-таки поднялся,
На лапах трёх едва заковылял.
Детина жизнерадостно смеялся,
Восторг победы, видно, обуял…
Не выдержала я, в лицо скотине:
А ты ведь, верно, сам отец семейства?
Какую часть души подаришь сыну,
Когда на месте сердца – ком злодейства…
***
Кто-то, где-то, когда-то – спасает чью-нибудь душу…
Я выхожу по ночам (странно, что даже не трушу)
Вынести кошке поесть, одинокой, как я, и бездомной
В этом мире огромном.
Справа с отсеченной лапкой (вместо ноги – культяпка),
С фосфоресцирующим оком (другое – с кровавым потёком).
Шалунишки – дворовые детки, во дворе, как в огромной клетке
В поисках детской забавы устраивают облавы…
В этом мире холодном, огромном – так много существ бездомных…
Люди! Будьте же бдительны, на зов беды спешите!
Ведь это не унизительно, если протянете руку –
Человеку ли, братьям ли меньшим – пчеле, дельфину в море…
Только спешите! Спешите!
К каждому, к самому малому, если в беде или в горе.
***
Неужто вы меня забыли?
Возможно, это - только сон,
И гонит ветер клубы пыли
По бездорожью всех времен
Нам хочется порою сказки,
Особый взгляд и нежность слов,
И радуги небесной краски,
И трепет алых парусов...
Но жизнь - она реальней, строже,
И лишних слов не говорит.
Но иногда - такое может!
Как жемчугами - дни дарить…
***
Горе подкосило, как коса траву.
Стало все немило на моем лугу.
Я ушла бы в юность, да не дозовусь...
Памятью о прошлом, друг, к тебе тянусь.
Всё бы отдала я - годы воскресить!...
Эх, печаль-кручина, у кого спросить?
А.Голяховской
Экслибрис Ваш – он удивительно мне близок.
В гармонии великой в нём переплелись
И целомудрие цветка благоуханной липы,
И – для художника – тончайших линий смысл.
И. Чёрному
1.
Я прохожу по выставке, стремясь унять волнение.
В ней много сердцу близкого по ритму, по умению,
По звучности, по лирике, по колориту-радуге…
Всё то, что нужно в мире нам, и что всегда нас радует.
2.
Дай Бог Вам долго-долго идти особым руслом,
Своим талантом славить Россию и искусство.
А.Грину
Как порою грустно. Очень грустно – словно бы чего-то не хватает.
И картины созданных видений где-то в дымке тают, пропадают.
Сколько грёз мы в юношестве носим, будто драгоценные дары!
Юность, юность, ты как неба просинь лучшей и счастливейшей поры…
Нам подвластны бриги с парусами, звон цепей в неведомом порту;
Флаги разноцветными шелками нас встречают рано поутру!
…Милый Грин, волшебник из Багдада! (Может ты там не был никогда?)
Я тебе как другу детства рада. Как нужны твои мне города!
***
Ты не напишешь мне письма пером гусиным!
Уходит вдаль наша весна, как лебединая
Песнь - из последних наших дней, дней улетающих.
Как облака в лазурном дне, но уже тающие…
Так отлетает в жизни всё, даже великое.
Какой была наша любовь? - Как поле дикое:
В цветеньи трав, в журчаньи вод, вся солнцеликая!
Была сладка, как майский мёд, дождём омытая
Воспоминанье дней былых горит янтаринкой…
Я сберегу, как редкий миг, как цвет татарника
И сожалею об одном, что мы не венчаны,
Что не построили свой дом любовью вечною.
А.Бенуа
Пахнет августом веранда. Море где-то рядом плещет.
Запах мирта и лаванды – словно сон желанный, вещий.
Дача Капниста мила, как оазис в знойной дали.
Вот приехал Бенуа! Уж за полдень. Тени пали…
Что избрать, куда в прогулку? Или в кресле растянуться,
С краешком домашней булки, извиняясь, улыбнуться?..
А с рассветом ранним, ясным, с мыслями, как ширь небес,
Солнышком едва обласкан, он уйдёт в ближайший лес.
За спиной этюдник легкий – акварель всегда легка!
Привкус леса влажный, терпкий, на подрамнике рука.
Сколько красок, нежных звуков в этой крымской тишине.
В сердце – творческие муки… Кобальт неба в вышине.
...К вечеру, совсем счастливый, снова в кресле, среди дам.
Разговор полушутливый, бледно-жёлтый отсвет ламп.
А в душе такое чудо, будто видел много стран…
А всего лишь – два этюда и прогулка по горам.
***
Уж ночь, а мне не спится. В отдаленье чуть слышны чьи-то голоса…
А я как сломанная спица – большого жизни колеса.
***
Люби меня! Застенчиво, трепетно люби,
Словно мы повенчаны богом и людьми…
Люби меня уверенно, чини разбой.
Схвачена,уведена, украдена тобой!
Люби меня бесстрашно, грубо, зло.
Крути меня бесстрастно, как весло…
Люби меня по-отчески, воспитывай, лепи
Как в хорошем очерке, правильно люби…
Люби совсем неправильно, непедагогично,
Нецеленаправленно и – нелогично.
Люби дремуче, вечно, противоречиво...
Буду эхом, вещью, судомойкой, чтивом,
Подушкой под локоть, скамейкой в тени...
Захотел потрогать - руку протяни!
Буду королевой - ниже спину, раб!
Буду каравеллой: в море! Убран трап.
Яблонькой-дичонком с терпкостью ветвей.
Твоею девчонкой. Женщиной твоей
Усмехайся тонко, злись, гордись, глупи
Люби меня только. Только люби
***
На улицах легла зима.
Бесстрастная, совсем нагая.
Ко мне зашла…и – обняла,
Спокойно, сил не прилагая.
И сердце сковано кольцом
Из льда. И вот теперь я знаю:
С туманно-стынущим лицом
Ещё жива, но умираю.
***
Я пишу Вам из энного века,
Только нужен ли Вам этот зов
Уходящего вдаль человека
С грузом боли на чаше весов…
Да! Как будто бы что-то и было.
Как мне Вам это всё рассказать?
Помню: белое облако плыло
В нём лицо моё не распознать.
И в тумане мерцали селенья…
Колыбельную пела мне мать,
Я же плакала от умиленья
И боялася взрослою стать.
***
А помнишь медовое с яблоком блюдо?
Вдвоем по утрам мы съедали как чудо!
По комнатам запах антоновки плыл,
День каждый с тобою мне праздником был.
Мы шли виноградником вдаль от людей
(Мне стало на людях душевно бедней),
И наш Ай-Георгий - Святая гора
Как добрый хозяин встречал у двора.
И воздух нежнейший, настоян на хвое,
Скреплял нашу душу и вдвое и втрое…
И крылья росли и хотелося петь
И в высь поднебесную птицей лететь.
… Куда всё ушло? Словно это был сон.
От горя, от боли в ушах только звон…
О люди, коварно-жестокие, злые,
С сердцами в броне, из металла литые!…
Я верой живу и иду как на пир –
ПУСКАЙ КРАСОТОЮ СПАСЁН БУДЕТ МИР!
***
Ломала жизнь меня, крушила
Палило солнце и сушило
И в бурях огненных носила,
Косою острою косила.
А я все шла и не сдавалась,
Я с ветром, солнцем целовалась,
Слезой горячей умывалась,
С мечтой своей не расставалась.
Н. Бальмонт-Бруни
Свет очей моих восточных, друг последних лет моих…
Верно – узы наши прочны, лет бы сто нам на двоих!
Проводили б в дни в Капселе, ночи в домике Бруни…
Я писала бы Газели, или нечто… Иверни!
Ну, а Вы мне в утешенье, как и следует друзьям,
Стали бы на сердце капать свой целительный бальзам.
Только это всё не в шутку, говорю я Вам всерьёз!
Без сомнений (ни минутки!), без печали и без слёз…
***
Мне свои Иверни не создать,
Даже если б хотела я очень.
И судьба будет вечно карать.
Ум не гибок мой, слаб, не отточен.
Не оставлю потомкам картин,
Близких сердцу страниц Киммерии
И на синих волнах – бригантин,
Ускользающих в страны другие.
Как-то зыбко всё мимо прошло.
Растворилось, как дым от сигары.
...Вот и утро, и солнце взошло,
Только мне теперь этого мало.
Ничего не поспеть завершить.
Годы стали подобны минутам.
И никто за меня не решит
Дней последних, жестоких и лютых.
***
Говорят, что зеркало души
Ясные и чистые глаза.
Ну, а если выжгла их гроза?
Чёрный гром раскатами губил?
Зеркало бесценное разбил?
К. Шемякину
1.
Ты умирал среди своих полотен,
Как суждено художникам большим.
А воздух был и густ и плотен
И не хватало солнечных вершин…
2.
За что так жизнь была с тобою крута, темна как пред грозою?
А ты шагал и не сдавался, был в бурю строен, не сгибался.
И даже в горькие минуты мог добрым быть и улыбаться.
И если знал, что карта бита ты уходил. Но не стрелялся.
Как мог быть сильным и держаться? Кто помогал тебе сражаться
С людьми, порой - с самим собой, храня свой дар любой ценой...
В народе так ведь говорят: тот дар приходит лишь от Бога.
Не знаю, так или не так, но ты нашел свою дорогу.
Музей украсил твой этюд и натюрморт из яблок сочных.
Твой дар нашел себе приют и закрепился в стенах прочно.
В музее тишина, как в храме, с благоговеньем ходят люди.
Здесь время царствует над нами, и щедро краски льют этюды.
И верно, что однажды кто-то, наверно, скромный, но - поэт,
И о тебе напишет оду, увидя твой автопортрет…
***
У нас такие холода, как будто вновь я на Урале.
Только душа теперь одна, вся утонувшая в печали.
И невозможно пренебречь или забыть о том, что было…
Мне так хотелось всех сберечь, а нынче… три холма. Могилы.
И тишина. Нет пенья птиц. Всё запорошенное снегом.
Как не хватает этих лиц! От боли не спастись и бегом.
Да и бежать - куда, зачем? Ведь жить осталось так немного…
Снег застилает мне лицо. Уходит в ночь моя дорога.
Н. Оленниковой
1.
Какие странные порой бывают дни.
Вокруг всё зыбко. И уходит вера.
И вдруг письмо от милой Натали!
И понимаешь - есть иная мера:
И мудрых, добрых отношений,
И соли вкус, и аромат гвоздики,
И жажда - отойти от искушений
И мир постичь - простой и многоликий.
2.
Снова ветер норд и вест, и валы морские грозны.
Почему с тобою мы жить должны не вместе, розно?
Звуки музыки текут, кружит чёрная пластинка…
Натали вы, Натали, часть души моей – грустинка.
Помнишь – вечер, два бокала в светло-розовом свеченье.
Я таинственно молчала, веря в близость обрученья…
3.
В хмурь и непогодицу, в серенькие дни,
Вечерами длинными были мы одни.
Чаепитье дружное, шорох за стеной.
Разговоры тихие, мыслей беглый рой.
И казалось – в замке мы… Огонёк в печи…
Очертанья комнаты, тонущей в ночи.
4.
Есть жёлтые лютики, есть белые лилии,
Есть розы алые (при них – шипы).
Всё вместе взятое – природа милая!
А в ней частицею живём и мы.
В нас, в каждом, светится что-то от лилии,
От горделивых роз (при сём – шипы!)
Порой снедает нас печаль унылая…
Но выйдет солнышко – счастливы мы.
***
Во мне есть русская медлительность, но только ты её не тронь.
Я, если надо, вся – стремительность, сокрыты сила и огонь!
Во мне печаль непокаянная, наверно, всех племён и рас.
Но, если надо – неустанная, могу затеять перепляс.
В моей крови смешались поровну Восток и Запад всей земли…
Вот только жаль, что нету норова для сумасшествия в любви.
Обронена мне в сердце тонкая и очень колкая игла.
От боли словно бы в потёмках я. И всюду ночь, и всюду мгла…
***
Сверхчинно живя, ни о чём не тужили.
Ходили в прогулки, по лесу кружили.
Спускались к незримому в дымке причалу,
Где волны шумели и чайки кричали,
И слушали море… Там был ведь причал?
О том нам поведал на ушко Алчак!
Ходили мы в гости и к Биму, и к Барсу.
Нас всё чаровало – без всякого фарса.
***
Снова осень в Крыму, как когда-то…
Лижут гальку на бреге пустом
Волны, тихо вздыхая, как стон.
И печатью печали уста
Тайну их сохранят навсегда.
Выпал снег
Посмотрела в окно - всё бело, всё бело.
Воробьи словно груши на ветках.
Хоть и холодно им, хоть и голодно им –
Всё же лучше, чем пленнику в клетке.
Л. Ильиной
С восхищеньем любуюсь изгибами линий и пятен,
Музыкально текущих в подчинении Вашей руки.
И графически ясный язык мне понятен,
Как прозрачные воды спокойной реки.