Содержание
Встреча Блейкас Ланой в банке
Глава 1
Глава 2
Блейк знакомится с Сорабом
Блейк видит Руперта, дотрагивающегося до Ланы на вечеринке
Интерью БлэйкаЛоуБаррингтона
Одурманенная# 3
Соблазни меня # 4
Встреча Блейка с Ланой в банке
Глава 1
Целый гребаный год я ничего не слышу о ней.
Она вылетает из аэропорта Хитроу вместе с матерью, приземляетсяв Тегеране и потом... Следы теряются среди холодных камней, и это шокирует меня до глубины души. Легкость, с которой женщина может войти в Иран, надевая невзрачную серую свободного кроя одежду, и просто исчезнуть, став полностью невидимой. Без всемогущих щупалец Центрального банка в этой стране у меня нет возможности отслеживать любуюее финансовуюактивность. Единственнойзацепкой был счет в швейцарском банке, но он был зарегистрирован и на нем не происходило никакого движения средств, пока в один прекрасный день не был опустошен полностью и закрыт.
После этого от нее не осталось ничего, только воспоминания и боль. Боль была настолько сильной, я даже никогда не мог представить, что такое возможно.
Иногда, особенно в начале ее побега, когда я еще не испытывал ненависти к ней, я представлял ее укутанной в чадру в пустыне. Она всегда хотела туда вернуться. Мои мечты о ней больше были окрашены романтикой. В этих мечтах мы, прижатые друг к другу, медленно путешествовали по барханам подбезмятежным палящем солнцем, на единственном верблюде, и только бурдюк с водой разделял наши тела друг от друга. В моих мечтах все было прекрасно: покачивание верблюда— прекрасно. Ее движения — превосходны. Наши — восхитительны.
И я просыпаюсь,понимая, что опять окунаюсь в реальность, во все это дерьмо.
В тот день, я с головой погружаюсь в работу. В ночное время я прочесываю город, подыскивая кого-нибудь похожего на нее, кого-нибудь, кто бы заискивал и находился на дне ночной жизни – на мгновение забываясь между ног незнакомок. Но это не в состоянии заполнить пустоту иужасную тоску по ней.
Я хотел нас двоих на одном верблюде.
У меня начались бесконечно повторяющиеся фантазии, как она однажды приходит в мой офис, Лаура расспрашивает ее, и открывает мою дверь. Я встаю в полном шоке. Она направляется ко мне, покачивая бедрами, как шлюха. Одета, как в тот первый вечер, когда мы встретились, обходит вокруг стола, скидывая все мои бумаги на пол и садится на стол лицом ко мне. Ногой она отодвигает мой стул чуть-чуть подальше от себя. Потом она поднимает сведенные ноги вместе, словно девушка из пансиона благородных девиц, готовящаяся выйти из машины и продвигает свою задницу дальше по столу. Я наблюдаю за ее пристальным ненасытным взглядом, так, и я это знаю точно, может смотреть только она, опираясь на руки и откидываясь назад, широко разводит ноги. Мои глаза скользят вниз. Открыта – с поблескивающими соками на ее складках.
— Опусти свой рот на них, — командуют ее красные губы. — Я умираю от желания, высоси меня.
Но абсолютно верно то, что говорят философы: любовь и ненависть являются двумя концами одной и той же нити. Ты любишь кого-то, но он лжет тебе, и тыначинаешь любить меньше,когда он обманывает, ты любишьеще меньше, и так постепенно ты двигаешься по этой нити к другому концу до тех пор, пока не приходишь к ненависти. Также и я двигался к другому концу по этой нити.
Я ненавижу эту женщину, которая совершенно очевидно является для меня, моим адом, это ясно, как день, но я не могу отпустить ее. Она обманула меня, нанеся удар, когда я лежал, причем в прямом смысле, довела до того, что встал на колени. Никто не мог заставить меня встать на колени. Никогда. Если я не накажу ее... предательство будет преследовать меня бесконечно. Я твердил себе быть мужчиной и изображать сильного, решительного. Я долженполучить все сполна.
Около трех дней назад на экране компьютера загорелся маячок, несколько секунд я тупо смотрел на него, мой ум был полностью пуст. Кровь бешенопульсировала и мчалась по моим венам и мышцы на лице снова слегка задвигались, губы изогнулись... в улыбке.
— Попалась.
Я слышу приближающиеся шаги по коридору, мое сердце пускается вскачь. Испытываемое мной волнение увидеть ее опятьнастолько сильное, что оно несказанно удивляет меня. Но я ненавижуто, что онапредала меня. Чрезвычайно. Теперь речь идет исключительно о чистой мести, а конкретно, я хочу получить то, что мне задолжали. Я кладу свои ладони на стол. Я хочу быть хладнокровным и контролировать ситуацию. Я не хочу, чтобы сукаиспытывала удовлетворение, узнав, что она заставила меня сильно страдать. Шаги останавливаются прямо перед дверью. Я делаю глубокий вдох. «Она ничто», — говорю я себе. – «Она просто хотела от меня денег».
И мое лицо превращается в бесчувственную маску.
Я останавливаю мои необузданные мысли.
Краткий стук и дверь открывается.
И... И все ужасные слова, которые сохраняли меня в здравом уме— проститутка, шлюха, охотница за деньгами, сука – превратились, словно в мыльные пузыри, которые растворились в воздухе. Я не могу вспомнить ни одного. Она может быть проституткой, шлюхой и золотоискательницей, но она моя. Моя шлюха, моя сука, моя охотница за деньгами.
Черт, я уже испытываю непреодолимое желание увидеть ее голой. Я хочу содрать этот уродливый костюм, который она надела, распластать ее на столе и трахать до тех пор, пока она не начнет кричать. Это вторая часть моей фантазии.
Она идетко мне с широкой улыбкой, лживой,которая меня раздражает. Это больно. Очевидно, она не страдала так, как я. К счастью, ее улыбка испаряется, как только она видит мое лицо. Ее щеки заливаются румянцем, а рот открывается. «Вот это мне больше нравится, дорогая. Папочка здесь, вернулся, которому ты задолжала. Ты забыла, никто не смеет обманыватьПапу». На ряду с тем у нее по-прежнему отражается сильное выражение шока, и она так и продолжает стоять,открывая и закрывая рот, словно золотая рыбка,которую случайно выкинуло на сушу, я внимательно окидываю ее взглядом. Какойхуденькой она стала, такой же, как голодающие африканские дети. Никто не должен быть таким худым.
Служащая, котораяпривела ее сюда, закрывает дверь. Время взять контроль в свои руки.
— Привет, Лана, — говорю я, оставаясь сидеть за столом. Мой голос звучит... уверенно. Воодушевившись, я добавляюбольше слов. — Присаживайся, — приглашаю я. Это тоже, с удовлетворением отмечаю я, выходит хорошо.
Но она не двигается. Она продолжает стоять беззвучно открывая и закрывая рот, пытаясь что-то произнести. Я вижу, как она сглатывает и возобновляет попытку.
— Что ты здесь делаешь? –спрашивает онаеле слышно.
— Рассматриваю твою заявку на получение кредита.
Она хмурится.
— Что?
— Я здесь, чтобы рассмотреть твою заявку на кредит, — терпеливо повторяю я. Я наслаждаюсь еечертовым ртом, теперь элемент неожиданности полностью на моей стороне.
Она качает головой.
— Ты здесь не работаешь. Ты не рассматриваешь маленькие кредиты.
— Я здесь, чтобы рассмотреть твой.
— Почему? –какие-то мысли появляются у нее на уме, она вдруг переходит к решительным действиям. — Таким образом, это означает, что ты можешь отклонить? Не беспокойся. Я знаю, где выход,— говорит она с жаром и начинает поворачиваться к двери.
Я мгновенно оказываюсь на ногах, отодвигая свое кресло далеко позади себя.
— Лана, подожди.
Она неуверенно и раздумывая окидывает меня взглядом сверху донизу.
— Скорее всего я единственный во всей банковской сфере, кто в состоянии одобрить твой кредит.
Она продолжает пристально смотреть на меня.
— Сядь, пожалуйста,— продолжаю я, теперь уже более решительно.
Ошеломленный она смотрит на два стула, стоящих перед моим столом, но не двигается.
— Как ты узнал, что я буду здесь сегодня?
Я объясняю ей о модном маленьком софте, который позволилпоставить маячок напротив ее имени и даты рождения, с помощью которого можно наблюдатьза объектомпо всей банковской системе.
Она хмурится, но ничего не отвечает.
Мне необходимонайти с ней общий язык, шок по-видимому сильно потряс ее.
— Все деньги ушли с Швейцарского счета?
Она рассеянно кивает.
— Но почему ты здесь?
— По той же причине, как и прежде.
— Для секса.
И в этот момент я теряю голову.
— Секса? –с шипением произношу я, моя челюсть плотно сжимается. — Боже, у тебя других идей нет, не так ли? — Я обхожу вокруг стола и двигаюсь к ней. Честно говоря, в этот момент мне хочется придушить ее. Как легко она произнесла это слово, занижая всю мою невыносимую боль, и не проходящеестрастное желание иметь ее,превращая все в полную бессмысленность. Она продолжает пялиться на меня почти испуганно. Я останавливаюсь в полушаге перед ней, и чувствую, как электричество между нами потрескивает. Я делаю еще один шаг, и мы оказываемся в паре дюймов друг от друга, и вдруг я чувствую ее запах, делаю вдох. Что за...?
Детская присыпка!
Боль не может еще больше распалить мое воображение, поддавшись самому дорогому для меня ее запаху. Словно змея, свернувшаяся кольцами, вожделение начинает раскручиватьсявнизу моего живота, и яд от него выплескивается в мою кровь. Я хочу, чтобы ей было так же больно, как и мне. Я быстро закрываю глаза, но она уже заметила эрекцию моего желания. Впервые с тех пор, как она вошла в эту комнату, ее кожастановится нормального цвета.
Она тянет дрожащую руку ко мне.
Моя реакция мгновенна и неконтролируемая.
— Нет,— жестко шиплю я. Я не позволю ей иметь превосходство над собой. Теперь будет все,по-моему. И не существует никакого другого пути для этой маленькой птички.
Шокированоот моей жестокой реакцией, она убирает руку. Я вижу осознание произошедшего в ее глазах. Теперь она знает, что нанесла мне ущерб. Ее лицо испещряется морщинками, наполняясь страданием, как будто она «запала на меня». Какая актриса.
— Пожалуйста, — шепчет она.
Она настолько эмоционально произносит это, и я удивленнасколько сильно, хочу поверить, что это не очередное притворство с ее стороны. Моя ничтожная слабость раздражает меня. Я наклоняю голову к ее лицу, ее глаза прикованы к моим губам. Что она вспоминает? Вкус меня?
— Непорядочная маленькая Лана, — бормочу я, так близко к ее шее, что, если высуну язык, то смогу лизнуть нежную кожу. Я скольжу рукой вниз по гладкой шеи, ее кожа, как шелк. Я позволяю своим пальцам обернуться вокруг— такой стройной, такойхрупкой. Я слышу, как она резко втягивает воздух. Я медленно скольжупод воротник ее дешевой блузки.
Она начинает дрожать, я не обращаю внимания. Вместо этого я сосредоточен на своих пальцах, которые расстегивают пуговички, одну за другой. Я отодвигаюворот так, что ее горло, грудь, и кружевнойверх лифчика теперь видны. Желание сорвать с нее эту одежду настолько сильное, я прилагаю большое усилие, чтобы противостоять ему. Я хмурюсь. Да, она очень красивая, но у меня былополно других очень красивых женщин, почему именно эта женщина оказывают такое сильное воздействие на меня? Даже знание, кем она теперь является на самом деле,ничего не меняет. Утрата полного контроля над собственными импульсами заставляет меня чувствовать себя уязвимым и беззащитным. Это было похожим, как провалиться назад в никуда. Я ненавижу этиощущения. Я никогда не позволю ей увидеть мою слабость. Я одеваю на себя маску хладнокровной ярости, она быстро еле заметно выдыхает. Я улыбаюсь собственнической улыбкой, потому что понимаю, что в этом не изменилось ничего.
— Ты была гораздо толще, когда втиснулась в то маленькое оранжевое платье и туфли трахни меня и отправилась на поиски денег. Посмотри на себя сейчас, ты напялила на себя мужской пиджак. Двести тысяч, а ты даже не купила себе хороший костюм.
Досадливо говорю я:
— А это..., — поднимаю руку к ее волосам. — Этот безобразный пучок. О чем ты думала? — спрашиваю я мягко, выдергивая заколки из ее волос, и бросая на синий ковер. Ее волосы, словно шелковый занавес, падают вниз. Красивые. Я тянусь назад, вытаскивая из коробки бумажную салфетку,и начинаювытирать помаду цвета дикая слива. Я не тороплюсь, разрешая ейтомиться от моих действий, и бросая окрашенные салфетки прямо на пол.
— Так-то лучше.
Она беспомощно смотрит на меня, и думает, что? Что это видимо мое прощение.
— Оближи свои губы, — приказываю я.
— Что? — она смотрит в ужасе от холодного тона, и еще наэлектризованный сексуальный жар, чувствуется в ее теле, вызванный моимприказом. Словно превосходно настроенная гитара, сексуальное напряжение ее телапод статьмоему,я чувствую такое же желание,рябью исходившее от нее.
Мы играли в эту игру раньше, и оба знаем, куда она приведет.
Моя челюсть выпячивается вперед, становясь каменной.
— Ты слышала.
Кончик ее маленького, розового язычка высовывается, и я с запоем наблюдаю, за его путешествием.
— Вот так-то лучше, меркантильная сука, — говорю я, грубо хватая ее за волосы. Они точно такие же, как я их запомнил, мягкие и шелковистые. Год ожидания. Сука! Я дергаю и оттягиваю ее голову назад. Она задыхается от ужаса, но ее глаза широко раскрыты, в них не видно страха, только невиновность. Черт побери тебя, Лана. Ты сама в этом виновата. У нас был договор, и ты обманула меня. И что, за гребанное письмо, что ты ушла к другому? У тебя даже не было порядочности подождать, пока я выйду из больницы. Я готов был умереть за ее беспокойство обо мне. Я ожидал лучшего от дешевой шлюхи, но именно это и задевает больше всего: она не беспокоилась обо мне.
Теперь у меня только месть. Другая же часть моего мозга смеется, сообщая: «Ты проиграешь эту битву, чувак».
И как бы в противовес этой мысли, у меня возникает мощное желание поцеловать ее,этот поцелуй ничего не будет значить для меня, всего лишь способ посмотреть ее реакцию. Я не позволю себе вляпаться в это опять. Я нападаю грубона нее, больно, жестоко, намеренно вредя ее мягкие губы, мой рот становится таким диким, что она издает сдавленный, беззвучный крик. Этот звук возрождает во мнедикого зверя, иясторонюсь, давая ему возможность насытиться. Жгучее желание причинить ей боль,и моя месть берет верх надо мной. Давая ей понять, что я уже не являюсь теммужчиной, который был когда-то раньше, перед тем, как она предала меня.
Я чувствую ярость своего поцелуя: кровь!
На самом деле, Блейк? Но я не могу остановиться. Не могу совладать со своими эмоциями, не могу устоять перед ней, и не могужить без нее. Я не позволяю себе ощущать больше никаких эмоций.
Слетевший стон с ее губ, влияет на меня так, что я даже раньше не знал, способен ли на такое. Он почти заставляет меня забыть о тщательно продуманных планах, ичуть ли не взять ее на полу этого серогоунылого офиса. Влияние этой женщины на меня умопомрачительно, у меня ощущение, словно с меня содрали кожу и дикий голод. И совершенно неважно, что она делает или кем она является, я хочу ее. Все, что я жажду, это находится глубоко внутри нее, но я не дармовой Баррингтон, которого можно поиметь за панюшку табака. Годы, оттачивания железного контроля, приходят мне на помощь. Одному из нас будет причинена больи на этот раз, это буду не я.
Ее руки тянутся вверх, пытаясь оттолкнуть меня, но они упираютсяв мою каменную грудь, и словно обладая своим разумом, раздвигают лацканы моего пиджака и пытаются расстегнуть рубашку. О, я узнаю этот жест. Чистоеподчинение. Она моя. Я могу сейчас делать с ней все, что угодно. Но я хочу большего, чем просто сексуальноеподчинение. У меня есть план, и я собираюсь его осуществить.
Мой поцелуй становится более нежным. Мгновенно ее тело ощущает победу и пытается прижаться ко мне ближе, но я продолжаю больно удерживать ее за волосы, не ослабевая сильной хватки. Я не должен позволять ей прижиматься ко мне, потому что и так нахожусь на опасной территории. Одно неверное движение, и я провалюсь в ее расставленные сладкие силки снова. Она пытается прижаться бедрами к моему паху. Этого нельзя допустить, иначе это выдаст меня с головой.
Я небрежно отстраняюсь от нее, словно только что принял участие в бессмысленнойвстрече, или познакомился с новой культурой. С той же поддельной, без эмоциональностью я отпускаю ее и небрежно облокачиваюсьнасвой стол, сложив руки на груди, и с величайшим удовлетворением наблюдая за ней. Это моя территория, и я здесь главный. На этот раз, сладкая Лана...
Она возбужденная стоит передо мной, ее грудь часто вздымается, а руки сжаты в кулаки и пытается восстановить свое хладнокровие.
Я улыбаюсь — первый раунд за мной.
Молча она делает два шага вперед, и дотрагивается до пульсирующей вены у меня на шеи. Я цепенею, чувствуя ее кожу на своей. И возникает такое чувство, как будто мы оба соединились во что-то одно целое, продолжая смотреть друг другу в глаза. Трахнуть ее.
Несмотря на то, что она прочитала по моим глазам, это еще не конец, впереди второй раунд.
— Это всего лишь секс, и я хочу увидеть тебя распадающейся подо мной? — горько спрашиваю я.
Ее лицо изменяется, словно из нее выкачали весь воздух. Эта женщина явно заслуживает Оскара. Она убираетсвою руку от моего горла.
— Что ты хочешь, Блейк?
— Я хочу, чтобы ты завершила свой контракт.
Она закрывает лицо руками.
— Я не могу, — шепчет.
— Почему нет? Потому что ты взяла деньги и убежала, пока я лежал на больничной койке.
Она глубоко вздыхает, но не поднимает глаза. Виновна по всем пунктам.
— Начнем с того, что я очень страдал, — говорю я, как можно более безразлично. Я не хочу давать ей повод чувствовать силу, которую она имеет надо мной.
Она встречается с моими глазами, и ее рот открывается в удивленную сладкую букву О.
— Ты страдал?
— Забавная штука, но да.
— Я думала, что для тебя это был просто секс и ничего больше, — бормочет она.
— Если ты хотела денег, почему не попросила у меня?— мой голос звучит сурово.
— Я... — она качает головой.
— Ты совершила серьезный просчет, не так ли, Лана, любовь моя. Горшок меда находится здесь, —яуказываю на свою грудь.
Она просто смотрит на мою руку.
— Но не беспокойся, еще не все потеряно, — говорю я с сарказмом. –В банке есть еще деньги.
Как и ожидалось, ее взгляд тут же поднимается вверх к моим губам.
— Ты сделала мне одолжение, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал отстраненно, но он получается с горечью и страданием, — открыла мне глаза. Теперь я вижу, кем ты была.... Я был ослеплен тобой, и совершил классическую ошибку, влюбившись в иллюзию чистоты и невинности.
Она продолжает непонимающе смотреть на меня.
—Если бы я не купил тебя в тот вечер, ты бы пошла с кем-нибудь еще, не так ли? Ты не достойна восхищения, ты отвратительна.
— Так почему же тогда, ты хочешь, закончить контракт со мной? —спрашивает она вздохнув.
— Я, как наркоман, который знает, что его наркотик — это яд. Он презирает его, но он не может противостоять. Я перед тобой совершенно честен, я ненавижу себя за это. Мне стыдно, что я испытываю потребность в тебе.
—...Люди, которые заплатили мне…
— Они ничего не могли сделать. Моясемья…
Она перебивает меня.
—Как насчет Виктории?
И вдруг я чувствую такую злость. Какоечерт побери отношение Виктория имеет ко всему этому? Это отношения только между мной и ей. Кроме того, я хорошо отношусь к Виктории и чувствую определенную вину за боль, которую причинил ей. Меня удивил ее шок, вызванный моим желанием, разорвать нашу помолвку. Я думал, что она собирается выйти за меня замуж, по тем же причинам, что и я — объединение, безопасность и преемственность наших семей — но на самом деле, она выходит замуж, потому что влюблена в меня. Если уж, на то пошло, степень ее страсти волнует меня мало, если не сказать, что вообще не волнует. Брак по расчету работает только лишь в том случае, когда обе стороны демонстрируют схожие интересы. Я не хочу думать сейчас именно об этом, но правда состоит в том, что я не хочу Викторию. И в этот момент я понимаю, что я никогда не смогу жениться на Виктории. Но сейчас мне предстоит решить наиболее важныесвои проблемы: я не могу даже себе представить быть с кем-то другим, кроме ведьмы, стоящейпрямо передо мной.
Зло я запрещаю ей когда-либо снова впутывать Викторию в нашиотношения. Эмоции страсти уходят из ее глаз, и в течение какой-то секунды, мне кажется, промелькнувшее внутри ее глаз, начинает походить на ревность.И я пытаюсь ухватиться за эту возможность для манипулированияЛанойна преувеличенной верности Виктории. Я рассказываю ей, что Виктория была рядом со мной в мой худший период, в то время, как она смылась в Иран.
— И в один прекрасный день, — говорю ей я, — проснусь, и болезнь уйдет. А пока... ты должна мне 42 дня, Лана.
Она закрывает глаза и опускает голову.
— Назови свою цену, — резко требую я.
Она моментально поднимает глаза.
— Нет, — говорит она очень сильно и уверенно. —Ты не должен платить мне снова. Я завершуконтракт.
— Хорошо,вернемся к бизнесу,— мимоходом замечаю яи сразу же отворачиваюсь. Я не могу позволить ей видеть, насколько я ликую от ее капитуляции. Мне с трудом вериться, что я смог выиграть так легко. В моей голове совершается явно какой победный кульбит, пока я обхожу вокруг стола, и сажусь за него.
Глава 2.
Я сажусь в черное вращающееся кресло и открываюпапку, лежащую передо мной.
— Итак, ты создаешь бизнес?
Она опускается в одно из кресел, стоящее напротив и рассказывает, что она и Билли решили начать свой бизнес. Я задаю соответствующие вопросы, но мои мысли находятся явно не здесь, где-то далеко, и мне совершенно не интересуют ее бизнес-план.
—Это напомнило мне твою маму. Как она?
К моему удивлению, ее лицо искажаетсяот боли. Секунды стоит напряженная тишина.
— Она умерла.
Я подаюсь вперед, прищуриваясь от шока.
—Я думал, что лечение помогло.
—Лечение подействовало,— она с трудом выговаривает слова. — Автомобиль. Сбита машиной, водитель убежал.
—Я сожалею. Мне жаль это слышать, Лана, — и мне действительно очень жаль. Она была хорошей женщиной и нравилась мне.
Она быстро моргает, пытаясь остановиться. Но, Боже мой, у нее начинают литься слезы. Она вскакивает, я тут же поднимаюсь. Моментально, она выбрасывает руку вперед, останавливая меня, и чуть ли не бегом направляется к двери. Мгновенномоя ненависть испаряется, и все желание причинить ей боль рассыпается в пыль, я хочу помочь облегчить ее потерю, заключить в свои объятья и защитить. Я оказываюсь рядом и хватаю ее за руку. Она пытается освободиться от меня, но я только усиливаю хватку.
—Там есть мой личный туалет, —говорю я тихо, быстро открываю дверь и веду ее по коридору. Краем глаза я вижу, как слезы текут по ее щекам. Я открываю дверь в туалет, и она бросается внутрь,дверь закрываетсяпрямо перед моим лицом.
Я стою, тупо смотря на эту чертову дверь, а затем слышу ее плач. Плач по своей матери. Поднимаю руку, чтобы толкнуть ее и войти внутрь, но понимаю, что не могу, поэтому делаю несколько шагов назад. И прислоняюсь к стене. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так рыдал. Я происхожу из семьи, где не принято выражать эмоции, особенно скорбь, которая так же тщательно контролируется, и проявляется в виде изящного жеста, поднесения носового платка к уголкам глаз. Когда умер дедушка, моя бабушка пила чай, и ей сообщили в тот момент, когда она подносила чашку к губам, она даже не остановила свое действие. Только сделав глоток чая, она произнесла: «Боже мой!» На похоронах никто, ни единственный человек, не пролил ни единой слезинки.
Не один раз я все же подхожу к двери, готовый войти во внутрь. Я хочу войти, но не могу,мои ноги отказываются входить в эту дверь. Во всяком случае, мне понятно, что она точно не хочет меня видеть, и очутись я там, будет небезопасно для меня самого. За несколько минут, проведенных в ее обществе, я уже чувствую себя полностью сбитым с толку и потерявшим весь здравый смысл. Какая-то женщина появляется в конце коридора, по-видимому, направляясь в туалет. Она несколько раз поглядывает на меня, и я рыкаю на нее. Да, этоправда, ярычу.
Она разворачивается на сто восемьдесят градусов и убегает. Я смотрю на часы, прошлопять минут. Плач превратился в затяжные рыдания. Я по-прежнему стою у стены, сжимая кулаки в карманах брюк. Она скоро придет в себя. Внезапно рыдания резко прекращаются. Я подхожу к двери, которая слишком тонкая и поэтому слышу, какначинает литься вода из крана. Я делаю шаг в сторону и встаю, опять прислонившись спиной к стене, в нескольких шагах от двери, уставившись в пол. За этот прошедший год я словно умер внутри, сейчас же все мысли, желания и эмоции, словно проснулись и пытаются выхлестнуться из меня. Но все они выглядят какими-то странными, покрытыми грязью, словно когда уходит прилив, оставляя после себя мусор и тину, принесшую морем. Дверь открывается. Она выходит, ее блузка застегнута до верха шеи, глаза опущены. Она не хочет встречаться со мной взглядом.
— Ты в порядке?
Она кивает.
— Том отвезет тебя домой.
Очень медленно она поднимает на меня глаза, ресницы влажные от слез и слипаются, но она смотрит на меня в упор. Они соответствуют ее голосу. Высокому, ничем не сдерживаемого.
— Нет, — говорит она. —Давай закончим это кредитное дело.
Если бы она врезала мне пощечину, мне было бы гораздо лучше, чем сейчас.
Мы возвращаемся в кабинет.
Я опять сажусь за стол.
— Baby Sorab? – говорю я,просматривая ее анкету.
И что я вижу, у меня стынет кровь в жилах. Ее лицо не выражает ни единую эмоцию и полностью отчужденное. Как она можетминутой раньше так рыдать, убиваясь по своей матери, и сейчас сидеть напротив меня с таким отсутствующим видом. Она небрежно пожимает плечами.
— Да. Мы думаем, что это хорошее название для нашего бизнеса.
— Почему детская одежда? — кажется любопытным, что две такие молодые девушкиначинают такой бизнес.
— Билли всегда отличалась хорошим чувством цвета. Она может взять красный и розовый,соединить их вместе и сделать божественную вещь, и так, как у Билли ребенок, то в этом году мы решили сделать детскую одежду?
— У Билли есть ребенок? —хмурюсь я, для меня это полная неожиданность, я почему-товсегда думал, что она лесбиянка. И потом вдруг до меня доходит. Ну, конечно. Именно так и принято у них делать. Молодые девчонки рожают ребенка и начинают свои «отношения» с правительством, выделяющим им квартиру и получая при этом доход на ребенкав ближайшие восемнадцать лет!
— Да, красивый мальчик, —говорит она, и вдруг я нутром чую, ееложь. Она говорит что-то еще, я отвечаю, но это всего лишь глупый спектакль. Я теряю всяческий интерес продолжать расспросы.
—Окэй, —говорю я.
—Окэй что?
— Вы получите кредит.
— Просто вот так?
— Естьодноусловие.
Она становится очень спокойной и собранной.
—Ты не получишь деньги в течение следующих 42 дней.
—Почему?
—Потому что, —тихоотвечаю я, — в последующие 42 дняты будешь существовать исключительно для моего удовольствия. Я планирую насытитьсятвоим телом до предела.
— Ты собираешься поселить меня снова вкаких-то апартаментах?
—Не в каких-то апартаментах, а в тех же самых, в которых ты жила.
Она выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза. У нее тоже появляется ряд условий, она хочет, чтобы малыш Билли оставался в квартире четыре ночи в неделю. И еще она хочет, чтобы Билли и Джек, которого она называет своим братом, но я, блядь, прекрасно знаю, что он любит ее, тоже могли посещать ее в апартаментах. Мне не нравится ее требования, но я соглашаюсь с ними сейчас. Нет ничего из-за чего бы я не получил ее назад. Ребенок, конечно, может раздражать меня, но я не плохо отношусь к Билли. Джек представляет из себя другуюпроблему, но я разберусь с ним со временем.
Я напускаю на себя скучающее выражение.
—Что-нибудь еще?
— Нет.
—Хорошо. У тебя что-нибудь запланировано на завтра?
Она отрицательно качает головой.
— Прекрасно. Не занимай завтрашний день. Лаура позвонит, чтобы назначить для тебя необходимые встречи.
— Окэй, еслибольшеничего...
— Я провожу тебя.
Головы персонала оборачиваются, наблюдая за нами, я игнорирую их всех, но Лана, кажется, встревожена их взглядами. И снова у меня появляется это незнакомое желание оградить и защитить ее. Управляющийбанка замечает нас и спешит ко мне. На его лице застывает какое-то странное выражение, помесь запорас горем, он без сомнения до умопомрачения обеспокоен, что я не оставил ему шанса польстить мне. Я поднимаю палец, и он резко останавливается. Толкаю тяжелую дверь, и мы выходим на летний воздух. Стоит по-прежнему серый день и слегка моросит.
Мы поворачиваемся лицом друг к другу и у нас происходит небольшой разговор, но внезапно слова застревают в горле, мы только поедаем друг друга глазами. Синева ее глаз прямо проникает в мое тело и с силой вытягивает мою душу, словно голодный ястреб. Эта сила невероятна. В таких когтях я чувствую, что теряю былую хватку. Порыв ветра поднимает мои волосы и бросает их на лоб. Она протягивает руку, чтобы убрать их, но я дергаюсь назад, если я позволю ей дотронуться, то не выиграю так легко.
—На этот раз ты не одурачишь меня, — выплевываю я.
Мы в упор внимательно смотрим друг на друга. Она поражена моим презрением. Ее рука безвольно падает, и вдруг она выглядит такой юной и невыносимо измученной. Она смотрит в сторону автобусной остановки.
— Тогда увидимся завтра, — в уличном шуме ее голос едва слышен.
— Том здесь, — говорю я, завидев подъехавшее Bentley, припарковавшееся у тротуара.
Она отрицательно качает головой.
—Спасибо, но я поеду на автобусе.
— Том довезет тебя, —настаиваю я.
— Нет, — огрызаетсяона. —Наш контракт не начнется до завтрашнего дня. Поэтому сегодня я буду решать, на каком транспорте мне ехать, —она отстраняется подальше от меня, собираясь уйти.
Моя рука самопроизвольно моментально хватает ее за запястье.
—Я схвачу тебя и засуну в машину, если это необходимо. Решать тебе.
— Ах, так? Я вызову полицию.
Я смеюсь.
—После всего, что я рассказывал тебе о своей семье —это твой ответ?
Я вижу, что она сдается, у нее уже нет сил, чтобы бороться.
—Конечно, кто мне поверит, если я буду утверждать, что Баррингтон пытался заставить меня силой сесть в машину, — она пытается меня умаслить. — Пожалуйста, Блейк.
Это не подлежит обсуждению. Как бы она не просила, но на автобусе она не поедет ни при каких обстоятельствах. Я знаю, как переиграть ее намерения.
— Ну, хорошо. Том поедет с тобой на автобусе.
В этот момент она перестает спорить, просто разворачивается, открывает дверцу машины, садится, с грохотом захлопывает ее, и смотрит прямо перед собой.
Том оборачивается и говорит ей что-то, она отвечает, пока автомобиль отъезжает.
Я стою на тротуаре, смотря вслед автомобилю, желая, чтобы она обернулась и посмотрела на меня. Сейчас, Лана, сейчас. Если она посмотрит на меня перед тем, как автомобиль скроется из вида, все будет хорошо. Обернись, Лана. Пожалуйста, посмотри на меня. Прошу тебя, обернись и посмотри. Bentley останавливается на светофоре, она поворачивает голову и смотрит на меня. Ее лицо совсем белое и не выражающее никаких эмоций, но внутри меня появляется волна дикой радости. Я хочу выбросить руку в верх в воздух, в жесте победителя. Никогда в жизни я не испытывал таких сильных эмоций, струящихся по моему телу.
Потом происходит самая невероятная вещь.
Возможно, это результат адреналина, бушующего в моей крови, и та сила эмоций, которые я никогда не разрешал себе проявлять, или, возможно, это шок от того, что увидел ее снова, но я словно перенесся в другое место изКилбурн-хай-Стрит с плохо одетыми людьми, проходящими мимо меня.
Мне пять лет, и я нахожусь один в ужасной комнате, освещенной только одной голой лампочкой. Я смотрю вниз на свои руки, покрытые кровью. Моя рубашка, шорты, ноги, даже пол вокруг меня красный от крови. Кровь не свежая: моя рукасжимает нож. Нож тоже не мой, так же, как и кровь. Я разжимаю руку и нож с грохотом падает на пол. Я перевожу глаза с блестящего клинка, но понимаю, что мне стоит туда смотреть, но я позволяю им скользить по цементному полу. Пока...
Не наталкиваюсь на то, что я совершил.
Я сделал это!
Нет. Этого не может быть.
Я открываю рот и хочу позвать маму, но ни звука не вылетает. Я кричу и кричу, но никто не приходит, никто не слышит меня.
Никто.
Знакомство Блейка с Сорабом
Я останавливаюсь у двери ванной комнаты, пребывая в полом шоке.
Она смеется, я имею в виду действительно смеется так, как я никогда не видел, чтобы она смеялась со мной. Ее смех похожна фонтан свежей, сладкой воды, бьющей из глубины ее существа. Я в упор смотрю на нее, испытывая желания насытиться, словнобыл мужчиной, который несколько дней блуждал по пустыне без пищи и воды.
Я не знаю, сколько я так простоял, просто уставившись на нее, на ее живительную воду, которая была так близко и так далеко. «Ты не лучше, чем героиновый наркоман, отчаянно нуждающийся в следующей дозе», - надсмехается надо мной внутренний голос. Но в этот момент большевсегоя хочу заключить ее в объятия и никогда не отпускать снова.
Что такого было в этой женщине, которой я не мог сопротивляться, даже при том, что совершенно ясно, я не должен доверять ей в будущем, хотя и не мог бросить ее? Медленно, словно во сне, я перевожу свой взгляд на то, чем она так занята, и кто вызывает у нее такой смех, и понимаю, что слышу визг брызг, изаливистый смех ребенка.
И очевидно она любит это маленькое существо.
Мгновенно, я испытываю ревность к нему, она явно любит его и очень сильно. Ревность не ударяет по мне, как гром среди ясного него, она становится больше похожей на червоточину, расползающуюся по всем моим внутренностям. Ощущение настолько отвратительное. Я не хочу ревновать к гребаному ребенку. Я хочу ненавидеть саму ее сущность. Небольшой звук вырвалсяиз моего горла.
Я не планировал это: это было не умышленно.
Она поворачивает голову, и упирается прямо в мои глаза, и я наблюдаю довольно интересно, как она пытается воздвигнуть вокруг себя стену обороны. И мне приходится сдерживатьсяот смеха. Она слишком мало знает обо мне. Неужели она и вправду думает, что я не смогу разрушить ее стены, и просто остановить все это? Никакие стены не в состояниисдерживать меня. Я бы разобрал ихпо каждому гребанному кирпичику. Ничто и никто не может удерживать меня вдали от нее.
До тех пор, пока я говорил, что она была моей и должна делать то, чтобы доставлять мне удовольствие.
— Привет, — она вскакивает нервничая, очень нервничая. И именно нервничать ей и следует. Скрытаянервная дрожь медленно затихает в моих венах. Мне хочется задушить ее. Маленькая сучка. Как она посмела любить ребенка, а не меня?
— Кто это тут у нас?— тихо спрашиваю я, заходя в ванную.
Я вглядываюсь в большие, голубые глаза ребенка,действительно любопытные в своем бесстрашии, и вдруг во мне возникает нереальное ощущение, которое я не чувствовал, пока не заглянул в глаза этого ребенка. Мой мозг не спросил: «Кто ты?»— он спросил:«Кто я?» Я чувствую себя подобно одной из тех черепах в Азии, которым перерезали горло, и они истекали кровь, находясь еще живыми, и совершалось это исключительно для чокнутых людишек, которые делали коктейли из их крови.
Что-то было не так с ребенком, на которого я смотрел. Мои мысли проносились с бешенной скоростью. Малыш беззубо широко улыбнулся, и в это мгновение я все понял. Разрезнамоемгорлезатягивается.Постоянное чувствопустыипотериотступает.
В моей ванне был мой сын, и рядом с ним стояла моя женщина.
Какую-то долю секунды я чувствую вспышку опасности. ОН, как невидимая тень, находится в этой комнате. Поэтому, когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, мои глаза совершенно нейтральны, ничего не выражающие. Мы молча смотрим друг на друга.
Я вижу страх, но также и любовь в ее глазах. Как я мог упустить это? Я чувствуюбешенство, убийственную ярость на то, что она сделала с нами, но также и дикийскачок радости, что она любит меня. Что она непорочна и поступила, как настоящая мать сохранив ребенка. Иск