Один в глубинах Земли
Издательство "Мир", Москва, 1966
Автор: Мишель Сифр
Содержание
Часть первая:
Призвание;
Цель;
Идея;
Подготовка к экспедиции;
Экспедиция начинается;
День "икс";
Спуск в пропасть;
Часть вторая:
Жизнь под землей;
Дневник;
Подъем на поверхность;
Что же дальше?
Заключение
16 июля 1962 г. французский геолог и спелеолог Мишель Сифр, возглавлявший экспедицию на массив Маргуарейс, спустился в пропасть Скарассон на глубину 135 м. В полном одиночестве, в абсолютной темноте и холоде он провел на подземном леднике два месяца.
Этот опасный эксперимент требовал от исследователя неимоверной стойкости, силы воли и отваги — ведь ему приходилось выносить не только холод, одиночество и сырость; в этом царстве вечной ночи ему постоянно грозила опасность быть раздавленным глыбами, срывавшимися со свода пещеры, упасть в расщелины подземного ледника, заблудиться в лабиринте гротов.
Пещера была для Сифра своеобразной испытательной камерой, своего рода сурдокамерой, применяемой для подготовки космонавтов.
Мишель Сифр поставил смелый научный эксперимент и провел множество биологических и физиологических наблюдений, которые могут оказать неоценимую помощь в решении проблемы продолжительного пребывания человека под землей.
Но книга Сифра "Один в глубинах Земли" имеет не только научный интерес — это дневник его приключений, это занимательный, полный истинно французского юмора рассказ.
Редакция литературы по вопросам геологических наук.
За последние несколько лет были проведены многочисленные опыты по "выживанию" в самых необычных условиях: в пустыне Сахаре, на большой высоте в горах, в океане.
Цель всех этих опытов — определить минимальные условия, необходимые для жизни, и вселить мужество в людей, попавших в тяжелое положение, потому что отчаяние, как убеждал Ален Бомбар, является основной причиной высокой смертности во время различных катастроф.
Не удивительно, что экспериментами такого рода интересуются и военные, и гражданские организации. Доброволец, вызвавшийся осуществить подобный опыт, должен быть превосходным наблюдателем и прекрасно знать среду, в которой будет проходить эксперимент. Ибо познания, которые он приобретет во время опыта по "выживанию", позволят ему в будущем успешно руководить экспедициями.
Мишель Сифр словно самой судьбой был предназначен для такого опыта. С 1954 года, еще, будучи ребенком, он проводит более 150 подземных исследований, причем несколько весьма рискованных на глубине более 400 метров.
С семнадцати лет он уже получает официальные научные поручения и участвует в спелеологических конгрессах. Однако его не увлекают чисто спортивные достижения. Все свое свободное время, а зачастую даже в ущерб занятиям, он пытается проникнуть в тайны строения Земли и выдвигает одну гипотезу за другой. Некоторые его предположения о формировании подземных пустот, безусловно, интересны и многообещающи.
Во время своих экспедиций Мишель Сифр исследует малоизвестный массив Маргуарейс, расположенный на высоте более двух тысяч метров над уровнем моря близ франко-итальянской границы.
Здесь он обнаружил глубокую пропасть Скарассон, на дне которой сохранился — явление очень редкое! — подземный ледник.
Именно эта пропасть и подступы к ней привлекли пристальное внимание Мишеля Сифра. Он решил установить, сколько времени человек сможет прожить в холоде, сырости и мраке и, что не менее важно, какой режим и какое снаряжение будут в таких условиях наилучшими.
Нельзя возглавлять экспедицию, если не знаешь, как добиться успеха с наименьшим риском для жизни ее участников. Мишеля Сифра привлекали не спортивные рекорды, потому что он, прежде всего, был ученым и стремился к тому, чтобы каждая экспедиция, завоевание каждой новой пропасти сопровождались научными открытиями и разрешали волнующие его проблемы.
Всю свою юность он посвятил геологии. С десяти лет увлекался проблемами строения и формирования Земли, порой даже в ущерб своему общему развитию. Он часто убегал из лицея и сопровождал меня в походах по горам в очаровательных окрестностях Ниццы, чтобы изучать геологию этого района и помогать мне в сборе редких ископаемых.
Сколько раз он взбирался на крутые склоны, которые для меня в моем возрасте были уже недосягаемы! Позднее я пригласил его на научно-исследовательское судно "Инженер Эли Монье" и мы вместе исследовали устья подводных рек близ Ниццы, нередко впадающих в море на глубине до двух тысяч метров.
Весь свой досуг Мишель Сифр отдает изучению трудов по геологии и спелеологии. Я никогда еще не встречал юношу, столь страстно увлеченного наукой!
Он напоминает мне молодого Дарвина времен плавания на корабле "Бигль". Ни один из моих студентов не возбуждал во мне столько надежд, сколько Сифр. В нем сочетаются мужество, честолюбие, упорство и жизнерадостность. Он прирожденный геолог, и я надеюсь, он еще много сделает для развития нашей науки.
Действительный член Французской Академии профессор Жак Буркар.
Есть люди, которые познаются в испытаниях и для которых трудности служат трамплином. Именно таков Мишель Сифр.
На дневнике, сданном в Фонд призваний, Сифр написал: "Всегда дерзай!" Дерзать — вот главное свойство характера Сифра, человека, который способен удержаться над пропастью, вцепившись пальцами в скалу.
Вся Франция, более того, весь мир, затаив дыхание, следили за тем, что происходило на Маргуарейсе, где двадцатитрехлетний юноша боролся с холодом и мраком, страхом и одиночеством в подземной пещере.
Мужество, упорство и главным образом исключительная жизнеспособность помогли Мишелю Сифру вынести все испытания. Он сделал все, что было в его силах, и добился успеха.
Создавая в 1960 году Фонд призваний, я надеялся, что когда-нибудь один из наших энтузиастов совершит подвиг, которым будет гордиться Франция, подвиг, который сторицей вознаградит нас за все наши труды и сомнения.
Не прошло и двух лет, как Мишель Сифр оказался в числе первых семнадцати лауреатов Фонда призваний, совершивших немало открытий для нашей страны.
Мне думается, что в жизни каждого человека бывает момент, когда события принимают особенно острый характер.
Так случилось и с Мишелем Сифром в 1960 году. Ему предстоял выбор: либо остаться во Франции, чтобы прославить родину новыми открытиями, либо отправиться в США, где перед ним открывались широкие горизонты.
С одиннадцати лет Мишель был одержим страстью к геологии и спелеологии. Его наставником был профессор Жак Буркар. Однако живой, пытливый ум и смелый дух Сифра плохо приноравливались к учебной дисциплине.
У мальчика тысячи замыслов, за осуществление которых он с жаром принимается. В тринадцать лет Мишель — самый юный спелеолог Франции, на его счету более ста подземных исследований, около пятидесяти сообщений в Академии, научных обществах и на международных конгрессах.
А когда ему исполнился двадцать один год, он вступает на тот путь, на котором наилучшим образом могут развернуться его дарования, столь рано проявившиеся.
Именно в этот момент он обратился к нам.
С тех пор все и началось. Защитив в Сорбонне дипломную работу по геологии, Мишель Сифр отправился на Цейлон, получив стипендию Фонда призваний в миллион старых франков. На Цейлоне Сифр с риском для жизни изучал тропические гроты; один, в гнетущем мраке, он лицом к лицу встретился со смертельными опасностями.
Возвратившись во Францию, летом 1961 года Мишель во главе партии спелеологов провел исследования на горном массиве Маргуарейс; там он открыл пропасть Скарассон, которая в дальнейшем стала называться "пропастью Сифра".
Все последующие месяцы всецело были заняты тщательной подготовкой опасного эксперимента. Опыт этот начат был Сифром 16 июля, а закончен 17 сентября 1962 года. Шестьдесят три дня Сифр пробыл под землей.
То, что совершил Мишель Сифр, не только выдающееся спортивное достижение — это, прежде всего, смелый научный эксперимент, это множество наблюдений, биологических и физиологических, которые позволяют представить себе условия длительного существования в подземной среде. Сифр изучал возможность жизни вне привычной наземной обстановки. Чтобы оценить эти возможности, надо знать, каковы пределы выносливости и сопротивляемости человеческого организма. Такого рода опыты имеют огромное значение для космической медицины.
Никогда не забуду слов, с которыми Мишель Сифр обратился ко мне, возвратившись из путешествия в бездну: "Это благодаря вам..."
Однако эти первые слова благодарности юного ученого, бесспорно, следует отнести в адрес Фонда призваний.
Читатели книги Сифра, написанной по материалам его дневника, дневника, который Мишель вел на дне пропасти, будут очарованы энергией, верой, непосредственностью, любовью к жизни, органически свойственными этому исследователю.
Можно ли остаться равнодушным к откровенному признанию, которое завершает его дневник: "Я не думал, что выйду оттуда живым".
Желаю всем читателям "заразиться" замечательным духом этой книги. В каждой ее строчке проявляется лицо автора, человека простой души и неотразимого обаяния. Он достиг успеха потому, что любимое призвание позволило ему мобилизовать все его физические силы, все его способности и дарования.
"Иметь призвание к какой-либо деятельности,— как точно определила Франсуаза Жиру,— значит быть способным отдавать ей всего себя, а не заниматься ею только для того, чтобы существовать. Служение своему призванию равно обретенной свободе".
История Мишеля Сифра — лучший пример "обретенной свободы", пример для всего молодого поколения нашей планеты.
Президент Фонда призваний Марсель Блёштейн-Бланше.
| Часть первая |
| Призвание |
Мое увлечение подземными исследованиями и геологией началось с десятилетнего возраста, когда среди холмов за оградой лицея Парк Империал в Ницце я обнаружил подземный ход и увидел в глубине его окаменелые остатки морских организмов.
После этого я с моим другом Марком Мишо облазил все пещеры и гроты Приморских и Нижних Альп, заново переживая волнение знаменитого их первооткрывателя Норбера Кастере, чьими книгами мы зачитывались до глубокой ночи.
Совершив несколько "научных открытий", я уже в детстве убедился, что в области подземных исследований для спелеологов остается еще немало "белых пятен".
В пятнадцать лет судьба свела меня с человеком, поистине замечательным, членом Академии, профессором Жаком Буркаром, под чьим влиянием мой интерес к геологической науке возрос еще больше, так что не случайно я целиком посвятил себя проблемам подземной геологии.
И когда в 1961 году клуб Мартеля в Ницце и спелеологическое отделение Французского альпийского клуба доверили мне, несмотря на мои двадцать два года, руководство спелеологической экспедицией на Маргуарейс, я постарался придать этой экспедиции сугубо научный характер.
|
| Рис. 1. Расположение массива Маргуарейс |
Экспедиция была назначена на август, примерно через месяц после моего возвращения с Цейлона, где я в одиночку исследовал пещеры в глубине джунглей и тропических зарослей.
Путешествие на Цейлон было моей самой пылкой мечтой, осуществить которую позволила мне стипендия Фонда призваний — стипендия в миллион старых франков, так неожиданно присужденная мне в один из самых трудных моментов моей жизни. Это путешествие в свою очередь стало залогом моих новых спелеологических достижений.
Массив Маргуарейс представляет собой известняковую гряду в Приморских Альпах; гряда эта тянется вдоль франко-итальянской границы и проходит в шестидесяти километрах к северо-востоку от Ниццы, между городками Лимоне и Тенда (рис. 1).
Пограничный хребет разделяет бассейны Средиземного и Адриатического морей; средняя высота его превышает 2000 метров. Самая высокая точка хребта — вершина горы Маргуарейс — достигает отметки 2651 метр над уровнем моря (рис. 2).
Зимой этот обширный массив площадью несколько десятков квадратных километров сплошь покрыт снегом. Климат здесь суровый, с резкими колебаниями температуры и проливными дождями; и даже в летние месяцы бывают сильные грозы, и выпадает град. Растительность на массиве крайне скудна, деревьев нет совсем.
|
| Известняковый массив Маргуарейс (2651 м) на Франко-итальянской границе |
От ближайшего селения до подножия горы Маргуарейс всего пять часов ходьбы, но дорога туда очень трудна. Правда, с французской стороны массив пересекает вьючная тропа, но она давно заброшена и местами совершенно непроходима из-за обвалов и наледей, которые не тают до самого августа.
Летом здесь очень сухо, и все поверхностные водотоки пересыхают. В пределах массива выделяется несколько крупных обособленных форм рельефа.
Прежде всего, это ледниковый цирк Пьяджиа-Белла, большая котловина, загроможденная осыпями и моренами — наследием великого оледенения четвертичного периода, затем плато Амбруаз — обширная мелкая карстовая впадина на
|
| Рис. 2. Расположение пропасти Скарассон и базового лагеря на плато Амбруаз восточнее перевала Теида. |
высоте 2100 метров над уровнем моря. Летом и цирк и плато покрываются травой; итальянские пастухи перегоняют сюда свой скот и устраиваются в сложенных на скорую руку каменных укрытиях. Наконец, следует назвать Конка-делле-Карсенну, совершенно мертвую безводную известняковую впадину, изрытую множеством карстовых воронок.
Этот известняковый массив в Средиземноморских Альпах известен французским спелеологам еще с 1951 года. Здесь были обнаружены, пожалуй, самые глубокие в мире пропасти, в частности подземная система Каракас-Пьяджиа-Белла глубиной 1100 метров, исследованная пока лишь до уровня 690 метров.
Да и эта глубина была достигнута только после нескольких экспедиций, снаряжаемых сюда, как правило, в августе. Клуб Мартеля в Ницце, в котором я состою с 1952 года, пользуясь своим преимуществом перед другими спелеологическими клубами Франции, обычно каждое лето разбивает недели на две свой лагерь либо в цирке Пьяджиа-Белла, либо на плато Амбруаз, где есть маленький родничок (рис. 3).
Перед моей экспедицией стояли две основные задачи. Во-первых, необходимо было произвести окрашивание подземного ручья, обнаруженного на глубине 285 метров в пропасти Заблудившихся, окрещенной так потому, что ее случайно открыли два спелеолога, затерявшиеся в тумане в горах Маргуарейса, и, во-вторых, обследовать ранее найденные пропасти, в частности пропасть Скарассон.
Эта пропасть, по всей вероятности, имела продолжение, о котором еще ничего не было известно. В самом деле, на существование здесь еще одного, более глубокого колодца указывали не только звуковое зондирование, но и мощный низвергающийся поток воздуха, который для нас, спелеологов, обычно служит неопровержимым доказательством существования под землей обширных полостей.
Существенную помощь в этой экспедиции оказали нам власти. В частности, Национальная служба гражданской обороны и префектура департамента Приморских Альп предоставили вертолет, пилотируемый капитаном Балле, а командир 6-й роты республиканской безопасности майор Риоле выделил нам отряд из пяти своих горных стрелков под командованием ефрейтора Лафлёра. Эту группу предстояло еще обучить основам спелеологии.
|
| Рис. 3. Морфологический и гидрологический план массива Mapгуарейс, составленный Ивом Креашем. 1 - пропасть Пьяджиа-Белла; 2 - пропасть Шан-Нуар; 3- пропасть Каракас; 4-пропасть Гаше; 5—пропасть Заблудившихся; 6—пропасть Скарассон; 7-пропасть Навелла; 8— пещера Арма-дель-Лупо; 9—выход на поверхность реки Фоче. Прерывистой линией обозначены подземные потоки, обнаруженные методом окрашивания. Маленькие кружки показывают расположение фильтров для анализа воды по методу радиоактивного углерода. |
Экспедиция закончилась с большим успехом. Впервые в мире в столь широких масштабах был применен новый способ обнаружения подземных вод, который позволил отыскать истоки одного из притоков реки По и оконтурить подземную речную сеть с разностью уровней 890 метров на протяжении 2800 километров.
За этой технической новинкой, которая имела большое значение для гидрологических исследований, последовало еще одно открытие, позволившее успешно осуществить нашу последнюю экспедицию.
|
| Рис. 4. План и разрез подземной пропасти Скарассон с ископаемым ледником, составленные Ивом Креашем. Цифры со знаком минус-глубина от поверхности. |
22 августа 1961 года группа в составе Ива Креаша, Абеля Шошона, Марка Мишо, Филиппа Энглендера, Жерара Каппа и горных стрелков Лафлёра и Кановы обнаружила в пропасти Скарассон огромные залежи льда на глубине от 104 до 131 метра.
После беглого обследования я понял, что там, в глубине сорокаметрового колодца, настоящий подземный ледник, заваленный сверху хаотично нагроможденными глыбами, застывшими в шатком равновесии (рис. 4).
С северо-востока в основании склона осыпи обнажался вход в низкий и широкий грот с ледяным полом. На северной стороне грота ледяной пол повышался, образуя стену высотой два-три метра.
Здесь можно было подробно изучать строение ледника. Он представлял собой как бы слоеный пирог, состоящий из множества горизонтальных слоев льда толщиной от двух до четырех сантиметров, отделенных друг от друга тончайшими прослойками глин или мелких обломков породы. В толще льда невооруженным глазом видны угловатые кристаллы различных размеров. Весь ледник рассечен "залеченной" трещиной.
Дальше вглубь этот ледяной массив, вначале гладкий и горизонтальный, постепенно становится все круче, а затем обрывается вертикально вниз на глубину до 15 метров. Если спуститься по откосу на веревочной лестнице, можно заметить во льду небольшие углубления и обломки породы, врезавшиеся в пласты льда, а в самом низу нагромождение камней и льда, перекрывающих вход в галерею.
По моему мнению, подземный ледник Скарассона — явление в своем роде уникальное. По сути дела, он не является следствием накопления в пропасти снега, который на глубине 115 метров образует только небольшую наледь, и не имеет ничего общего с ледниками, образующимися в хорошо вентилируемых галереях.
Мне кажется, что пропасть Скарассон — это "глазок", через который можно наблюдать ледник, движущийся откуда-то издалека и, может быть, питаемый в истоках горными снегами через неведомые нам колодцы. Но каким образом этот лед сохраняется на такой большой глубине? Каков его действительный возраст?
Что это — древний ледник времен последнего оледенения или новообразование? Как он образовался — из наслоений снега, превращенного давлением в лед, или в результате намерзания слоев воды? Подобных вопросов возникало множество, но я не мог на них ответить.
Мы были плохо снаряжены, холод и сырость пронизывали нас до костей и потому, несмотря на огромное желание раскрыть тайну ледника, мы не смогли на нем пробыть и часа. С большим сожалением возвратился я на поверхность, а перед моим мысленным взором все время стояла сказочная картина подземного ледяного царства.
| Цель |
Видно, уж таково призвание людей — бесконечно раздвигать границы уже изведанного. В наш век были покорены оба полюса и высочайшие вершины мира, подземные глубины и океанские пучины, а совсем недавно полет космонавта Гагарина открыл новую эру — эру проникновения человека в космос.
Таких успехов человек смог добиться только в результате постоянной тренировки своей физической и духовной выносливости и стремления дойти до никем еще не установленных пределов, которые целиком зависят от моральных качеств людей, совершающих то, что мы называем подвигом.
Человеческий организм легко приспосабливается к самым различным условиям: холоду, жаре, боли, одиночеству и другим столь же неблагоприятным факторам, и выносливость человека всегда оказывается намного выше, чем это предполагают.
Так, доказано, что люди могут выносить температуру свыше +120° и ниже —55° по Цельсию, находиться в атмосфере разреженного воздуха или, наоборот, под давлением, во много раз превышающим нормальное. Одним словом, люди способны побеждать неблагоприятное влияние среды, сначала сопротивляясь, а затем приспосабливаясь к ней.
Совершенно очевидно, что способность человека приспосабливаться к самым различным условиям существования, даже совершенно отличным от наземных, неизменно возрастает.
Это качество очень ценно, и его необходимо изучать, ибо в наш век покорения атома и производства чудовищных разрушительных средств человеку, может быть, придется искать убежища под землей, а развитие космонавтики уже ставит перед ним проблемы существования в аритмичной вневременной среде с постоянными физическими характеристиками.
Однако приспособляемость, а, следовательно, и жизнеспособность, как мне кажется, во многом зависят от душевной настроенности человека, от его убежденности в необходимости такой приспособляемости.
Его поведение всегда подчинено разуму и воле, и в этом отношении его психика не имеет ничего общего с психикой "подопытного кролика", который лишь пассивно реагирует на внешние раздражители.
Можно, не боясь преувеличений, сказать, что физические границы выносливости человека целиком зависят от моральных факторов. Это хорошо доказал доктор Ален Бомбар, изучая наиболее известные случаи выживания потерпевших кораблекрушения и заключенных.
И, пожалуй, лучшим доказательством того явилось его одиночное путешествие через Атлантический океан1. Я не говорю уже о восхождении на Аннапурну, покоренную скорее благодаря воле и упорству человека, нежели альпинистской технике.
Но хотя человек и может приспосабливаться к самым различным враждебным ему средам, он еще никогда не пытался жить в условиях постоянной температуры чуть ниже 0°, в пересыщенной влагой атмосфере, без малейшего доступа солнечного света, который считается необходимым для всех форм физиологического существования, без всякого общества и без каких бы то ни было контактов с земной поверхностью, то есть в среде с физическими константами, характерными для подземных пустот.
Правда, на американской базе Райт-Пэттерсон в Огайо был однажды проведен опыт приспособляемости человека к одиночеству, темноте и абсолютной тишине, но он длился всего семь дней. Другие опыты не превышали по продолжительности пятнадцати суток.
Задуманный нами эксперимент с его научно-техническими исследованиями должен был углубить наши знания относительно возможности жизни в подземной среде.
Мы стремились разрешить проблему защиты человека от сырости и холода, изучить его приспособляемость к этим условиям, в частности с точки зрения физиологической, установить изменение порога различных видов чувствительности, скорость реакций, нервно-мышечную возбудимость и т. п.
Разумеется, внешняя среда должна была прямо или косвенно повлиять на ход тех или иных жизненных процессов. Поэтому было необходимо изучить все изменения в характере обмена веществ, изменения ритма сердечной деятельности, кровяного давления и физиологических отправлений, исследовать влияние этой среды на функцию эндокринной и вегетативной нервной системы, а также нарушения метаболизма кальция, связанные с отсутствием ультрафиолетовых лучей.
Жизнь в полной темноте при свете очень слабой электрической лампочки должна была значительно повлиять на мое зрение, изменив пространственные или цветовые восприятия. Кроме того, общее утомление организма, по-видимому, всегда вызывает те или иные расстройства зрения.
Этот вопрос требует скорейшего разрешения. В наш век бурного развития науки возникла необходимость изучить, сумеет ли человек приспособиться к совершенно иному образу жизни, к жизни в пещерах, откуда он в свое время вышел и где ему, может быть, суждено погибнуть.
Такова была моя первая цель, ради которой я задумал, организовал, подготовил и осуществил эксперимент, послуживший материалом для этой книги.
Однако главная цель моего добровольного заточения, которое многие расценивали всего лишь как экстравагантное пари или попытку установить какой-то рекорд, главное, что мной руководило,— это желание познать, уловить самое неуловимое и наименее познаваемое — время, это трагически необратимое, приближающее нас к смерти нечто, которое не дает человеку покоя с момента его появления на Земле.
Вот почему мне пришлось освоить методы чистой биологии и психофизиологии, чтобы проверить все количественные точные и неоспоримые данные о времени и его течении и попытаться определить, является ли время порождением нашего сознания или это объективная реальность, связанная с пространством. Вполне возможно, что для человека существует, по крайней мере, три вида времени: время субъективное, отмечаемое и воспринимаемое только нашим сознанием, время биологическое и, наконец, время объективное, отсчитываемое часами.
Нет ли между первым и вторым видом времени тесной связи? Не влияет ли в той или иной степени время, отмечаемое нашим мозгом, на физиологический ритм организма, и наоборот?
Но как подойти к проблеме Времени? Первое, что мне пришло в голову,— это полностью изолироваться от изменений окружающей нас внешней среды, то есть от тех факторов, которые обусловливают поведение человека с момента его рождения.
Изолироваться так, чтобы можно было выявить основной механизм наших собственных "часов", наш физиологический ритм и частоту первичных элементарных процессов.
Решение этой проблемы чрезвычайно важно для космических полетов, ибо космонавт на искусственном спутнике неизбежно выпадает из суточного цикла — смены дня и ночи в течение двадцати четырех часов.
Очень важно установить, сможет ли человек в изменившихся условиях сохранить прежний ритм, до сих пор определявший всю его жизнь,— бодрствование, сон, работу — или этот ритм нарушится?
Как поведет себя человек, лишенный привычных естественных ориентиров? Как он будет спать без механических или космических ориентиров времени? Так же, как на поверхности земли? Каков будет его сон, и как он будет влиять на организм?
Сохранит ли человек в условиях абсолютной изоляции свой жизненный ритм с сутками в 24 часа? А может быть, его сутки удлинятся или укоротятся?
Многие думают, что биологическое время, кстати, весьма отличное от объективного, является основой субъективного психологического времени. Но это всего лишь гипотеза, еще нуждающаяся в подтверждении и уточнении. Во всяком случае, пока еще нет данных, опровергающих возможность обратной зависимости.
В самом деле, почему субъективное время (учитывая, конечно, влияние физических факторов) не может влиять на жизненные циклы, начиная от сравнительно медленных, таких, как суточные, и кончая более быстрыми, как, например, пульс и дыхание?
Короче говоря, старение — это явление чисто физиологическое, как думают доктор Алексис Каррел и Леконт дю Ноуй, или следствие отмеченного сознанием психологически зафиксированного времени?
Таким образом, как мы убедились, наши исследования носили не только теоретический характер. Они могли найти непосредственное практическое применение, ибо космическая эра, когда человеку придется жить, подчиняясь своему собственному ритму, уже началась.
Поэтому было совершенно необходимо досконально изучить физические и психические реакции на изменение привычных условий, чтобы в дальнейшем оградить человека от возможных опасностей.
Я пытался на практике количественно измерить и оценить эти реакции. Для этого мне пришлось прожить в кромешной тьме 1500 часов. Но я ни о чем не жалею, ибо даже самый маленький вклад, внесенный в сокровищницу знаний, дает высшее удовлетворение и приносит огромную радость.
Однако как зародилась во мне эта мысль? Что определило выбор среды — подземную пещеру? Почему я, геолог по призванию и образованию, вдруг решился на столь необычный эксперимент, который мог мне стоить здоровья и даже жизни и в то же время не имел к геологии почти никакого отношения — скорее уж к медицине?!
Я постараюсь ответить на все эти вопросы, но для этого мне придется вернуться в своих описаниях на несколько лет назад.
1См. Ален Бомбар, За бортом по своей воле, изд-во "Мысль", М., 1965.
| Идея |
Экспедиция 1961 года на Маргуарейс, организованная сразу же после моего возвращения с Цейлона, вымотала меня окончательно. Тем не менее мне удалось составить отчет, который позволил уточнить все, что я знал о подземном леднике.
Его возраст, происхождение и строение оставались неизвестными. Поэтому по совету моего учителя Жака Буркара я принялся за классические труды о ледниках. Через два месяца я одолел многие сугубо специальные работы, но все же не нашел практически никаких сведений о подземных ледниках, если не считать описаний скопления льда в гротах типа грота Кастере и естественных ледников, часто встречающихся в Альпах и Пиренеях.
Но ни то, ни другое нисколько не напоминало ледника в пропасти Скарассон, который образовался, по-видимому, в доисторическое время, то есть в предшествующую геологическую эпоху.
Чем больше узнавал я о ледниках, тем сильнее волновало меня это необычайное явление природы. Наконец у меня возникла мысль — во время следующей экспедиции разбить на подземном леднике лагерь на два-три дня. Впрочем, вскоре я понял, что для серьезного изучения ледника, пожалуй, понадобится не менее двух недель. И вот тогда-то передо мной встала проблема подземного существования.
Изучая подземные пещеры, мы остаемся под землей совсем недолго и лишь в исключительных случаях до двадцати-тридцати часов. Продолжительные исследования обычно очень тяжелы, и спелеологам приходится делать привалы, ставить палатки, где можно согреться и с "комфортом" отдохнуть.
Прочитав в "Истории спелеологии" Феликса Тромба главу о пребывании человека под землей, я узнал, что до сих пор никто еще не разбивал в пещерах долговременных лагерей. Значит, мне предстояло все решать самому.
Я стал изучать климат подземных пустот и сразу же обратил внимание на неизменность, постоянство этой среды с совершенно определенными, на мой взгляд, физическими константами: полным отсутствием солнечной радиации, то есть вечной ночью, постоянной стопроцентной влажностью и практически постоянной нулевой температурой.
Сотрудница профессора Буркара, инженер-картограф Жинетта Энар, совершенно случайно познакомила меня с некоторыми отчетами о полярных экспедициях Поля Эмиля Виктора. В них натолкнулся я на исследование утомляемости человека за полярным кругом, и мне стало ясно, что изменение климата оказывает огромное влияние на наш организм.
Проблема жизни в пещерах предстала передо мной в новом свете, и я понял, какое она может иметь значение. Я сразу же подумал об атомных убежищах. В самом деле, люди в этих убежищах будут лишены солнечного света. А без солнца не образуется витамина D, необходимого для усвоения кальция. Недостаток же кальция вызывает рахит.
Итак, я с головой ушел в изучение медицины, чтобы приобрести хоть какие-то познания в этой новой для меня области. Но, увы, ни один из трудов по медицине даже не затрагивал вопроса о влиянии на человека климата подземелий.
И у меня внезапно возникла мысль: я должен провести под землей не менее двух месяцев, чтобы климат пещер успел повлиять на мой организм. Одного месяца, думал я, для этого будет мало, и в то же время не мог отделаться от мысли, что не смогу так долго жить на подземном леднике, не выдержу сырости и холода подземелья.
В прошлом году нас едва хватило на несколько часов! Пока мы карабкались по каменным и ледяным глыбам, руки у нас совершенно окоченели. Тем не менее, эта мысль преследовала меня неотступно, и я уже не мог ее заглушить.
Я, конечно, сознавал, что цели такого опыта намного превосходят мои собственные познания и что мне понадобится помощь врачей-специалистов, которые смогли бы сделать все необходимые биологические анализы.
Вдруг меня осенила еще одна идея: не брать с собой часов, чтобы в условиях вечной подземной ночи изучить, как будет теряться представление о времени. По опыту предыдущих экспедиций я знал, что время под землей бежит незаметно, и мне хотелось проверить, сохранится ли это ощущение, если я не буду знать ни часов, ни дат.
Я решил количественно измерить потерю представления о времени, но еще не знал, как это сделать. Потом я подумал о том, что смогу использовать в качестве временных единиц физиологический цикл организма: я буду ложиться, когда захочу спать, есть, когда почувствую голод, и работать, когда появится в этом потребность.
Мой собственный жизненный ритм будет полностью изолирован от ритма жизни на поверхности, от влияния всех космических и социальных факторов.
Вспоминая труды Павлова, которыми я увлекался, когда изучал физиологию, я думал о том, что жизнь людей и животных подчинена чередованию дней и ночей, но что сам я буду вырван из этих привычных условий. Может быть, этот опыт позволит мне обрести некий первичный ритм человека?
И мне стало ясно, что я стою на пороге необычайно важных и интересных открытий. Невольно напрашивалось сравнение между моим опытом и жизнью космонавтов на искусственных спутниках — условия полной изоляции были те же, за исключением состояния невесомости.
Несколько дней меня мучили сомнения, осуществим ли мой замысел и нужно ли вообще его осуществлять, но потом я пришел к убеждению, что игра стоит свеч и пора переходить от слов к делу.
Однако оставалось еще неизвестным, захотят ли мои товарищи из клуба Мартеля, чтобы я возглавил эту экспедицию 1962 года? Согласятся ли они поддержать мой опыт, который им наверняка покажется прямым вызовом судьбе?
Дело в том, что в прошлом, 1961 году мы выполнили всю программу исследований только потому, что я беспрестанно подгонял моих друзей спелеологов, требуя максимума результатов в минимальные сроки. К концу экспедиции мы все были измучены до предела.
Беспрерывные, проводимые днем и ночью исследования под землей не оставляли нам ни часу передышки, и я опасался, что подобная, может быть чрезмерная, гонка вызовет недовольство. Поэтому, когда пришло время поставить перед клубом Мартеля деликатный вопрос о будущей экспедиции, я решился на это не без колебаний.
Как и в случае с поездкой на Цейлон, мне помогла главный секретарь клуба Ноэли Шошон. Она предложила назначить меня начальником экспедиции. Особого энтузиазма мой проект ни у кого не вызвал. Скорее наоборот. Риск был слишком велик, и никто не хотел брать на себя такую ответственность.
Опасности, которые меня ожидали, были известны всем: температура около нуля и стопроцентная влажность могли вызвать серьезное легочное заболевание; кроме того, мне грозили серьезные расстройства сердечной деятельности; а самым основным доводом против моего проекта было якобы угрожавшее мне безумие.
Можно было подумать, что друзья заранее считали меня сумасшедшим! Прожить совершенно одному два месяца в полной темноте! Это казалось им бессмысленным и нереальным.
С другой стороны, они знали — а это действительно знают только спелеологи,— что даже самая незначительная травма — сломанная рука или нога — под землей означает смерть, и какую смерть!..
Порой