Вещие мужи и женки призываются для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человека; они обмывают притолки от лихорадок, объезжают с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов7; когда на хлебные растения нападет червь, то нарочно приглашенная знахарка три зори выходит в поле, нашептывает заклятия и делает при концах загонов узлы на колосьях: это называется «заламывать червей», т. е. преграждать им путь на зеленеющие нивы8. Колдун — необходимое лицо на свадьбах; на него возлагается обязанность оберегать молодую чету и всех «поезжан» от порчи. В Пермской губ. при невесте всегда находится знахарка, а при женихе — знахарь. Этот последний едет впереди свадебного поезда — с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая: по народному объяснению, он борется тогда с нечистою силою, которая следует за новобрачными и строит им козни9. Вообще в затруднительных обстоятельствах жизни: нападет ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение врага и т. д. — во всех этих случаях крестьяне прибегают к колдунам и колдуньям и просят их помощи и советов10. Так ведется исстари. По свидетельству слова о злых дусех: «когда (людям) кака-либо казнь найдеть, или от князя пограбление, или в дому пакость, или болезнь, или скоту их пагуба, то они текуть к волхвом, в тех бо
1 Иллюстр. 1846, 333; О. 3. 1848, т. LVI, 204. Кто желает добыть шапку-невидимку или неразменный червонец от нечистого, тот, по народному поверью, может выменять у него эти диковинки на черную кошку; но непременно должен обвязать ее сетью или ниткою с узелками, а то — беда неминучая! Сказанное же средство спасает от несчастия, потому что нечистый до тех пор связан в своих злобных действиях, пока не распутает всех узлов. — Ворон. Бес, 192; Сахаров., I, 55.
|
2 Владим. Г. В. 1844, 49.
3 То место, где кисть руки соединяется с костью, идущею от локтя, крестьяне называют заве(и)ть. — Библ. для Чт. 1848, X, ст. Гуляева, 119.
4 D. Myth., 1117, 1121; Die Götterwelt, 197.
5 Beiträge zur D. Myth., I, 247.
6 Этн. Сб., VI, 129.
7 Сахаров., II, 95.
8 Владим. Г. В. 1844, 49.
9 Сахаров., 1, 56; II, 17, 107—9; Очерк Арханг. губ. Верещагина, 181—3.
10 Сахаров., I, в отделе: «Чернокнижие»; Вест. Р. Г. О. 1852, V, смесь, 34; Ж. М. Н. П. 1746, XII, 208.
собе помощи ищуть»1. В Святославовом изборнике замечено: «аште и сн (сон) тя смоутить, к сньноуоумоу сказателю течеши; аште и погоубиши (потеряешь) что, то к влхвоу течеши»2. Колдуны и ведуньи тотчас обличают вора и находят потерянную вещь; они обладают способностью проникать в чужие мысли, знают все былое, настоящее и грядущее; для них достаточно посмотреть человеку в очи или прислушаться к его голосу, чтобы в ту же минуту овладеть его тайною3. От глубокой древности и до наших дней их считают призванными совершать гадания, ворожить и давать предвещания. В. кн. Олег обращался к волхвам с вопросом: какая суждена ему смерть? и получил в ответ: «князь! ты умрешь от любимого коня». Рассказавши о том, как сбылось это предвещание, летописец прибавляет: «се же дивно есть, яко от волхования сбывается чародейством»4. По указанию Краледворской рукописи Кублай собирал чародеев, и те гадали ему: на чью сторону должна склониться победа. Те же вещие дарования нераздельны и с понятием жречества. Везде, где только были жрецы и жрицы, на них возлагались обязанности творить суд, совершать гадания, предсказывать будущее, произносить заклятия и врачевать недуги (см. стр. 45—46)5; с водворением же христианства некоторые из этих обязанностей были усвоены служителями новой религии. Не останавливаясь на так называемых «божьих судах» и заклинательных молитвах, наполняющих старинные служебники, заметим одно, что во все продолжение средних веков духовенство предлагало свою врачебную помощь, пользовалось для этого частию религиозными обрядами, частию средствами, наследованными от незапамятной старины6. Наделяя вещих жен и мужей теми же эпитетами и названиями, какие употреблялись для обозначения облачных духов, присваивая тем и другим тождественные признаки, естественно было породнить и смешать их: за первыми признать стихийные свойства, а последних низвести на землю и поставить в условия человеческой жизни. Большая часть народных поверий о ведунах и ведьмах представляет такие яркие, знаменательные черты древнейших воззрений на природу, которые не оставляют ни малейшего сомнения, что первоначально они могли относиться только к демонам облачного мира. Таковы поверья: а) о наслании ведунами и ведьмами грозовых туч, бурных вихрей и града, b) о скрадывании ими росы, дождей и небесных светил, с) о их полетах в воздушных пространствах, d) сборищах на «лысой горе», неистовых плясках и нечестивых оргиях, е) о доении ведьмами коров, f) о влиянии колдовства на земное плодородие и, наконец, g) о волшебной силе оборотничества.
|
В Германии ведьмам даются названия: wettermacherin, wetterhexe, nebelhexe, strahlhexe, blitzhexe, zessenmacherin (от стар. zessa — sturm, буря, гроза), что, во-1-х,
|
1 Москв. 1844, 1, 244.
2 Ист. Христом. Бусл., 274.
3 Иллюстр. 1846, 135.
4 П. С. Р. Л., I, 16. Гедимину волхв растолковал его чудесное видение. — Вест. Евр. 1821, XVI, 310—1. Напомним и народные поговорки: «хорошо тому жить, кому бабушка ворожит», «бабка надвое сказала!»
5 У литовцев, например, жрецы давали прорицания, гадали по крику птиц, лечили болезни, заживляли раны, останавливали кровь, навязывали амулеты и пр.; верховный жрец назывался у нихкриве кривейте = судья судей. — Ж. М. Н. П. 1844, IV, ст. Боричевск., 15—21. По чешскому преданию, у Крона было три вещие дочери, из которых одна знала силу трав, умела целить болезни и ведала все, о чем бы ее ни спросили, вторая была жрицею, научила чехов поклоняться богам и приносить им жертвы, а третьей Любуше принадлежали суд и управа.
6 D. Myth., 1103; П. С. Р. Л., I, 81: «аще кто коли принесяше детищь болен... ли свершен человек, кацем-либо недугом одержим, приходяще в манастырь к блаженному Феодосью — повелеваше сему Дамьяну молитву створити болящему; и абье створяше молитву и маслом помазаше, и приимаху и(с)целенье приходящие к нему».
роднит их с валькириями, которые носятся на облачных конях и сотрясают на землю росу, во-2-х, — сближает их с сербскими вилами, собирательницами облаков, и, в-3-х, — напоминает греч. νεφεληγερέτης — один из эпитетов Зевса1. Славянская «Кормчая» (по списку 1282 г.) и «Домострой» называют чародеев облакопрогонниками2; митрополит Даниил советует налагать запрещение на «глаголемых облакопрогонников и чаровников и наузников и волшебников3. В западной Европе существует глубоко укорененное верование, что колдуны и ведьмы могут носиться в тучах, производить грозы, напущать бури, дождевые ливни и град. Верованье это идет из отдаленной древности. Фессалийские волшебницы обвинялись между прочим и во всех бедствиях, причиняемых опустошительными бурями. В средневековых памятниках (VIII—IX вв.) чародеи именуются tempestarii, immissores tempestatum, и это основывалось на общем убеждении, что «homo malus vel diabolus tempestatem faciat, lapides grandinum spergat, agros devastet, fulgura mittat». Скандинавская сага говорит о двух полубогинях-получародейках Ирпе и Торгерде (Yrpa и Thorgerd), которые производили ненастье, бури и град. Из преданий, сохраненных германскими племенами, узнаем, что колдуны и ведьмы употребляют для этого кружки или чаши. Подобно тому, как древние боги и богини проливали из небесных урн дожди и росу, так точно колдуны и ведьмы, уносясь в воздушные выси, посылают из своих кружек разрушительную бурю; опрокидывая одну кружку, они творят гром и молнии, из другой пускают град и метели, из третьей — суровые ветры и ливни. Облака и тучи, содержащие в своих недрах дождь, град и снег, в поэтических сказаниях старины представлялись сосудами, котлами и бочками, в которых изготовлялся и хранился волшебный напиток, или небесными родниками и колодцами. На этих давно позабытых метафорах основаны многие из народных поверий. Так, о ведьмах рассказывают, что, погружая в воду горшки и взбалтывая ее, они вызывают ненастье; с тою же целью они потрясают котлом или вздымают пыль против солнечного заката; сверх того, в своих котлах и горшках они стряпают (варят) непогоду, проливные дожди и град; рассказывают еще, что ведьмы пускают по воде синие огоньки, бросают в воздух кремневые камни (т. е. возжигают в дождевых источниках молнии и мечут «громовые стрелки») и катают бочки, разрыв которых производит грозу и бурю. По немецким актам XVI и XVII столетий, ведьмы собирались около озер и источников, били по воде хлыстами, и когда от летящих брызг подымался туман, то сгущали его в черные тучи; на этих тучах ездили они по воздушным пространствам, направляя их бег в ту сторону, где хотели произвести опустошение. Бросая в колодцы и пруды камни, чародеи могут вызывать грозы, дожди и град: поверье, общее германцам с кельтами и финнами. И лоза, и камень — символы молнии. В Греции совершался следующий обряд: когда наступала засуха, Зевсов жрец шел к источнику, посвященному нимфе, творил там жертвоприношение и дубовою веткою касался поверхности вод; думали, что вследствие этого обряда непременно должны подняться туманы, собраться в облака и напоить землю дождем. Немецкая сага рассказывает о ведьме, которая из маленького облачка создала большую грозовую тучу и, носясь в ней, словно в воздушном корабле, воздвигла сильную бурю; на ту пору шел по дороге охотник; застигнутый ненастьем, он зарядил свое ружье освященной пулею и выстрелил в самую середину черной тучи, где мрак был сгущен всего больше, и вслед за выстрелом перед ним упала убитая голая жен-
1 D. Myth., 1042-3.
2 Истор. Христом. Бусл., 381; Времен., I, 43.
3 Пам. стар. рус. литер., IV, 202. В финских рунах «колдун» называется Ukon poika = сын громовника Укко. — Учен. Зап. Ак. Н. 1852, IV, 514—5.
щина; в то же мгновение буря затихла и небо стало проясняться. Сказание это известно и словенцам1; смысл его — тот, что облачная жена гибнет от громовой стрелы дикого охотника (Одина). В Каринтии поселяне стреляют в грозовые тучи, чтобы разогнать злых духов, собирающихся в надземной области держать совет и уготовлять беды. Ветры, сопровождающие полет туч, заставили уподобить эти последние раздувательным мехам. О норвежских чародейках сохранилось предание, что они заключали ветры в мешок (windsack) и завязывали его узлами, а в случае надобности разрешали эти узлы, произнося заклятие: «wind, ins teufels namen!» — и в ту же минуту подымался бурный вихрь, опустошал землю, волновал море и разбивал корабли. Норманны и вообще жители северных поморий верили, что колдуны могли продавать ветры морякам, давая им кожаные мешки с волшебными узлами: когда развязывали один узел — начинали дуть тихие и благоприятные ветры, развязывали другой — ветры крепчали, а вслед за разрешением третьего узла — наставала страшная буря. Напомним, что с дующими ветрами фантазия сочетала представление о буйных, неистовых существах, которым удалось вырваться на свободу; в тихое же время они сидят в заключении, окованные и связанные своим владыкою (I, 158). Управляя ветрами, колдуны и ведьмы могут не только собирать, скучивать облака, но и прогонять их с небосклона ипроизводить бездождие и засуху, не менее гибельные для жатв, как и безвременные ливни и все истребляющий град2. В Испании простолюдины убеждены, что ведьмы как только захотят — тотчас же добудут ветра, потому что им сам черт поддувает3. То же воззрение на колдовство разделялось и славянскими племенами. По их рассказам, ведуны и ведьмы могут, по своему произволу, и насылать и отвращать бури, грозы, дожди и град; могут морочить (затуманивать или отводить очи), т. е. застилать окрестные места и предметы туманом, и, придавая им обманчивые образы, заставлять человека видеть совсем не то, что есть на самом деле4.
В Малороссии ведьму называют мара, а словом заморока обозначается и чаровница, и темнота ночная5. Оба названия указывают на мрак, производимый наплывом черных туч. Эта связь с тучами и вихрями, в которых издревле рисовались народному воображению великаны, змеи и другие нечистые духи, враждебные светлым богам неба, наложила на колдунов и ведьм демонический характер. Уже в Индии верили в злое влияние колдовства. В народных сказках колдун и ведьма нередко заступают место дракона или черта, и подобно им — налетают грозовою тучею, ударяют громом и сверкают молниями6. Отсюда-то возник целый ряд суеверных преданий, по свидетельству которых чародеи и чародейки предаются дьяволу, заключают с ним договоры и действуют его именем, направляя свои вещие дарова-
1 Рус. Бес, 1857, 111, 112.
2 D. Myth., 559—560, 606, 1026, 1040—2; Der Ursprung der Myth., 260-1; Библ. для Чт. 1842, XI, 56. Фритиоф-сага предлагает следующее свидетельство: сыновья конунга Бели послали за двумя ведьмами, заплатили им деньги и заставили на погибель Фритиофа возбудить морскую бурю. Ведьмы приготовили пары и, взобравшись на утес, вызвали заклинаниями буйные ветры. Море запенилось, заклубилось, и пловцов окружила непроницаемая тьма... — Опыты истор.-филология, трудов Глав. Педаг. института (1852 г.), 154—9.
3 Телескоп 1834, IV, 224.
4 Киевлян. 1865, 69; Гануш: Дед и Баба, 53; Zarysy domove, III, 150, 166; Москв. 1848, VIII, 71—73; Маяк, XII, 21. На Руси можно услышать рассказы о том, как положили колдуна или ведьму наказывать плетьми, а им и горя мало: всем кажется, что плеть бьет по голой спине, а она ударяет по земле или бревну. Мороча людей, колдуны напускают обманчивое наводнение = марево (Н. Р. Ск., V, 16; VI, 21; Чудинск., 24).
5 Киев. Г. В. 1845, 13; Старосв. Банд., 333. 6 Чудинск., стр. 14, 32.
ния не столько на пользу, сколько во вред и на пагубу человеческого рода1. В южной России существует любопытный рассказ о знахаре, который по собственному желанию мог располагать и дождем, и градом. Бывало, во время жатвы надвинется на небо дождевая туча; все бросятся складывать снопы, станут убираться домой, а ему и горя мало! «Не будет дождя!» — скажет он — и туча пройдет мимо. Раз как-то собралась страшная гроза, все небо почернело; но знахарь объявил, что дождя не будет, и продолжал работать на своей ниве. Вдруг откуда ни взялся скачет к нему черный человек на черном коне: «пусти!» — умоляет он знахаря. — Ни, не пущу! — отвечает тот, — було не набирать так богато! Черный ездок исчез; тучи посизели, побледнели, и мужики стали ожидать граду. Несется к знахарю другой ездок — весь белый и на белом коне: «пусти, сделай милость!» — Не пущу! «Эй, пусти; не выдержу!» Знахарь приподнял голову и сказал: «ну, вже ступай, да тилько у той байрак, щò за нивою». И вслед за тем град зашумел по байраку2. Чехи передают этот рассказ в такой форме: завидя градовую тучу, заклинатель решился отвести ее от засеянных полей на дальние пустынные горы; но из средины тучи раздался голос: «пусти меня! я не в силах сдерживать больше». Заклинатель бросился к соседу своему — судье, выпросил у него позволение провезти груз через его владения, и через несколько минут все судейские поля были побиты градом; прочие же окрестные поля остались нетронутыми3. В бурных, стремительных ветрах поселяне усматривают полет колдуна или ведьмы. По немецкому выражению, колдун ездит на хвосту ветра; как скоро ему понадобится перенестись в дальнюю сторону. Ветр приглашает его: «setz dich auf meinen schwanz!»4 На Руси существует поверье, что на Благовещенье, когда повеет весна, черти проветривают колдунов и с этою целью подымают их на воздух и держат головами вниз5. От малорусов можно услышать следующее предание: работал мужик в поле; глядь — прямо на него летит вихорь, мужик выхватил из-за пояса секиру и бросил в самую средину вертящегося столба пьши. Вихорь понесся дальше и увлек за собою топор, вонзившийся в него, словно в дерево. Вскоре случилось этому мужику остановиться на ночлег в одной деревушке; было поздно, когда он вошел в хату, в которой еще светился огонь. В хате лежал больной, и на вопрос пришельца домашние сказали: «то наш батька скалечил себя секирою!» Располагаясь спать, мужик ненароком заглянул под лавку и увидел там свой собственный топор; тотчас узнал он, что ранил колдуна, и в страхе, чтобы не попасться ему на глаза, поспешил из хаты вон6. Таким образом колдун, увлекаемый буйным ветром, подвергается удару топора — точно так же, как в вышеприведенной саге выстрел охотника поражает ведьму, несущуюся в бурной туче. О крутящемся вихре крестьяне наши думают, что это вертится нечистый дух, что это — свадебная пляска, которой предается он вместе с ведьмою; чехи о том же явлении выражаются: báby čarujou, т. е. ведьмы чаруют, подымают вихрь. Чтобы напутать путников, ведьма нередко превращается пыльным столбом и мчится к ним навстречу с неудержимою быстротою. По народному поверью, если в столб пьши, поднятый вихрем, бросить острый нож, то можно поранить черта или ведьму, и нож упадет на землю
1 Поэтому и в народных заклятиях испрашивают защиты «от бабьих зазор, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, от ведьмы киевской и злой сестры ее — муромской». — Сахаров., 1, 19.
2 Кулиш, II, 40; Москв. 1846, XI—XII, критика, 153—4.
3 Громанн, 34—35: по другому варианту, колдун велит граду спуститься на поля нечестивой бабы.
4 Die Götterwelt, 98; Beiträge zur D. Myth., II, 362.
5 Сахаров., 1, 52.
6 Lud Ukrain., II, 100.
весь окровавленный1. Канцлер Радзивил, описывая в своих мемуарах страшную бурю, которая была 5 мая 1643 года, утверждает, что ее произвели ведьмы2: так глубоко проникли в народное убеждение заветы старины, что и самые образованные люди XVII века не теряли к ним доверия. Отсюда становится понятною примета, по которой ни одна баба не должна присутствовать при отправлении рыбаков в море; особенно стараются, чтобы она не видела — как забирают и кладут в лодку рыболовные и мореходные снасти: не то ожидай большой беды!3
Примета эта возникла из боязни морской бури, которую может наслать тайная колдунья, если только сведает про отъезд рыбаков. Желая произвести засуху, ведьма — как скоро покажется дождевая туча — машет на нее своим передником, и туча удаляется с горизонта4. С помощью «громовых стрелок» чародейки могут низводить с неба молнии, зажигать дома и поражать людей; словенские вештицы, подобно вилам, владеют губительными стрелами5.
В Малороссии рассказывают, что ведьмы скрадывают с неба дождь и росу, унося их в завязанных кринках или мешках (= в облачных сосудах и мехах) и запрятывая в своих хатах и коморах (кладовых). В старые годы похитила ведьма дождь, и во все лето не упало его ни единой капли. Раз она ушла в поле, а дома оставила наймичку и строго наказала ей не дотрагиваться до горшка, что стоял под покутом. Мучимая любопытством, наймичка достала горшок, развязала его, смотрит — внутри не видать ничего, только слышится исходящий оттуда неведомый голос: «вот будет дождь! вот будет дождь!» Испуганная наймичка выскочила в сени, а дождь уже льется — словно из ведра! Скоро прибежала хозяйка, бросилась к горшку, накрыла его — и дождь перестал; после того принялась бранить наймичку: «если б еще немного оставался горшок непокрытым, — сказала она, — то затопило бы всю деревню!»6 Рассказ этот передается и с некоторыми отменами: ведьма запретила наймичке входить в одну из своих кладовых, где стояли завязанные кадки; та нарушила запрет, развязала кадки и нашла в них жаб, ужей, лягушек и других гадов; гады подняли страшный гам и расползлись в разные стороны. И что же? то было ясно, тихо, безоблачно, а тут откуда что взялось! — понадвинулась черная-черная туча, подули ветры, и полился дождь. Ведьма поскорей домой, посбирала гадин, сложила в кадки, завязала, и только это сделала, как дождь перестал идти. Принимая дожденосные облака за небесные источники, озера и реки, фантазия древнего человека населила их теми же гадами, какие обитают в водах низменного мира: жабами, лягвами и ужами. Если припомним, что сверкающие в тучах молнии уподоблялись змеям и ужам, что самые тучи олицетворялись демоническими змеями (гидрами, драконами) и что исстари представления эти были распространяемы и на других водяных гадов (II, 316—7), то для нас будет понятно, почему змеи, ужи, лягушки и жабы признаны были созданием нечистой силы, сокрывателями и проводниками дождей, а их шипенье и кваканье — знамением небесных громов. Рядом с баснями о гаде-господарике (домовом змее) удержалось у чехов верование в домовика-лягушку, кваканье которой служит предвестием дождя (сравни II, 280). По свиде-
1 Иллюстр. 1846, 332; Полтав. Г. В. 1844, 20; Громанн, 35; Beiträge zur D. Myth., I, 226; D. Myth., 599; Киевлян. 1865, 69: когда ведьма летит, должно воткнуть в землю нож, освященный на Светло-Христово Воскресенье, и она непременно опустится наземь.
2 О. 3. 1856, XI, ст. Солов., 10.
3 Совр., 1852, 1, смесь, 122.
4 Ворон. Бес, 193.
5 Учен. Зап. 2, отд. Ак. Н., VII, в. 2-й, 30; Иличь, 305.
6 Морск. Сб. 1856, XIV, ст. Чужбинск., 64; Lud Ukrain., II, 82.
тельству народных легенд, адские колодцы, т. е. собственно грозовые тучи, наполнены змеями, жабами и лягушками (см. выше стр. 133); и поныне чехи убеждены, что лягушки падают с неба вместе с дождевыми ливнями!. Потому-то колдуны и ведьмы и стараются окружать себя всеми исчисленными гадами и пользуются ими, как необходимыми орудиями при совершении своих чар. Баба-яга и ведьмы варят в котлах или поджаривают на огне (т. е. в грозовом пламени) жаб, змей и ящериц, приготовляют из них волшебные составы и сами питаются их мясом; они нарочно приходят к источникам, скликают гадов и кормят их творогом2. В Германии ведьм обзывают: «inhitzige krotensack!» Во время ведовских сборищ одна из чародеек обязана сторожить жаб3. И в немецких, и в славянских землях запрещается прясть на Рождественские святки; не то ведьмы напустят в дом жаб, мышей и крыс4: поверье, в основе которого таится мысль, что вслед за изготовлением небесной пряжи (облаков и туманов) зарождаются мифические гады и должна последовать гроза; о крысах и мышах, как воплощениях молнии, сказано было в главе XIV. В бурных грозах древние племена узнавали битвы облачных духов, и потому как валькирии и вилы помогают сражающимся героям, а ведогони одной страны воюют с ведогонями соседних земель, так и ведьмы (по малорусскому сказанию) слетаются на границе и сражаются одни против других. Вооруженные небольшими мечами, они наносят друг другу удары и при этом приговаривают: «що втну, то не перетну!» — чтобы удары меча не были смертельными. Таким образом, ведьмы, после каждого поражения, восстают снова к битве, подобно воюющим героям валгаллы, которые если и падают бездыханными трупами, то всякий раз воскресают на новые подвиги. В ночь накануне Духова дня ведьмы воруют деревянные мéчики, которыми поселянки трут конопли; затыкают их за пояс и, слетаясь на лысую гору или пограничные места, рубятся ими, как саблями5. Отсюда объясняется галицкая поговорка: «коли мисяць в серп (т. е. ночью, во время новолуния), то чаровници jидуть на гряници»6. Ведьмы не остаются равнодушными и к народным битвам; помогая той стороне, которая прибегла к их чародейной помощи, они напускают на вражескую рать сокрушительные вихри и вьюги. Таково скандинавское предание о Торгерде и Ирне. Хроника св. Бертина повествует, что Рихильда перед битвою с Робертом взяла горсть пыли и, творя заклятие, бросила ее на воздух по направлению к неприятелю; но пыль упала на голову чаровницы в знак ее собственной гибели. В другой хронике рассказывается, как некая волшебница, взойдя на зубчатые стены осажденного замка, вызвала своими заклинаниями дождь и бурю, и тем самым заставила врагов удалиться из занятой ими области7. Подобное предание встречается и у нас. В XVI веке ходила молва, что во время осады Казани (в 1552 году) татарские колдуны и колдуньи, стоя на городских стенах, махали одеждами на русское войско и посылали на него буйные ветры и проливные дожди: «егда солнце начнет восходити, взыдут на град, всем нам зрящим, ово престаревшие их мужи, ово бабы, и начнут вопияти сатанинские словеса, машуще одеждами своими на войско наше и вертящеся неблагочинне. Тогда абие востанет ветр и сочинятся облаки, аще бы и день ясен зело начинался, и будет такий дождь, и сухие места в блато обратятся и
1 Beiträge zur D. Myth., II, 463; Громанн, 82.
2 Škult. a Dobšinsky, I, 39-42; Lud Ukrain., II, 85.
3 D. Myth., 1025.
4 Ч. О. И. иД. 1865, 111, 201.
5 Рус. Бес. 1856, III, ст. Максимовича, 90.
6 Номис, 4.
7 D. Myth., 1041.
мокроты исполнятся; и сие точию было над войском, а по сторонам несть»1. Своим заповедным словом колдуны и ведьмы могут давать бранному оружию победоносную силу и неизменную меткость и, наоборот, могут заговаривать его так, что удары и выстрелы его делаются совершенно безвредными: первоначальный смысл этого поверья был тот, что колдуны и ведьмы, возбуждая грозы, посылают разящие молнии, а похищая дожди и производя засуху, тем самым завязывают лук и стрелы бога-громовника (см. выше стр. 216)2.
Послушные волшебным чарам, тучи сгущаются, закрывают небесные светила и претворяют ясный день в темную ночь. Отсюда возникло убеждение, что ведуны и ведьмы скрадывают солнце, луну и звезды, что их шумные сборища и воздушные полеты происходят обыкновенно по ночам. О ночных поездах ведьм уже свидетельствует Эдда. Злые чародейки, родственные великанкам и дивоженам, называются на севере queldridha (abendreiterin) u myrkridha (dunkelreiterin)3. По русскому и сербскому поверьям, ведьмы летают ночью по воздуху и блестят яркими огоньками, т. е. сверкают молниями4; особенно любят они носиться в надземных пространствах в непроглядные осенние ночи5. Точно так же в ночную пору совершаются и бурно-стремительные поезды дикой охоты или неистового воинства Одина. Сокрытие небесных светил тучами и астрономические затмения солнца и луны принимались нашими предками за явления тождественные и равно приписывались вражескому нападению демона-змея или влиянию злого чародейства. Такое убеждение разделяли все индоевропейские народы. Во время затмений напуганные жители собирались толпами, били в металлические сосуды и заставляли лаять собак; делалось это с двоякою целью: во-1-х, чтобы напугать нечистую силу, и во-2-х, чтобы чародейные заклятия, заглушаемые звоном и лаем, не могли долетать до небесной тверди и вредить пребывающим там светилам6. Звон — старинная метафора грома, а собачий лай — завывания бурных ветров; с тем и другим народная фантазия соединила понятие о спасительном средстве, разгоняющем демонов мрака (= темные тучи). Наравне с нечистыми духами ведуны и ведьмы боятся собак и не терпят колокольного звона (см. I, 152—3, 377). Древние греки затмения солнца и луны объясняли похищением их с неба; волшебницы низводили небесные светила на землю и гасили их божественное пламя. В таком похищении преимущественно были подозреваемы фессалийские колдуньи. В «Облаках» Аристофана Стрепсиад, объясняя Сократу придуманное им средство не платить долгов, советует ему обзавестись фессалийскою колдуньею: она спрячет луну в коробку, и тогда можно продолжить месячный срок, на сколько угодно. У славян верование это и доныне удерживается между поселянами. Болгары, во время лунного затмения, стараются выстрелами из ружей и пистолетов прогнать ведьм (магесниц), которые, по их мнению, захватили луну и омрачили ее светлый лик7. На Руси есть поверье, что ведьмы, скрадывая с неба месяц и звезды, складывают их в горшки и кувшины и прячут в глубоких погребах или опускают в криницы, т. е. скрывают (погребают, хоронят) их за дождевыми тучами. Случится ли затмение или густые облака неожиданно заволокут небесные светила, поселяне с наивно-детским, но твердым убеждени-
1 Сказания кн. Курбского (изд. 2-е), 27.
2 Zarysy domove, III, 168.
3 D. Myth., 1006.
4 «Кад вjeштицa лети нoћy, она се cиja као ватра».
5 Срп. pjeчник, 66; Zarysy domove, III, 135; Полтав. Г. В. 1844, 20.
6 О. 3. 1842, VI, 49; Ж. М. Н. П. 1839, III, 309-314.
7 Ж. М. Н. П. 1846, XII, 208.
ем обвиняют в похищении их колдунов, ведьм и злых духов, которым во мраке удобнее творить безбожные дела и уловлять в свои сети христиан. О падающих звездах в Малороссии говорят, что их уносит ведьма и прячет в кувшины. С особенною ревностью занимаются ведьмы скрадыванием месяца и звезд на праздники Коляды и Купалы, когда бывают главные ведовские сборища и нечистая сила предается самому дикому разгулу!. Было село (рассказывают в Черниговской губ.), в котором проживало до тысячи ведьм, то и дело — крали они святые звезды и до того довели небо, что «ничим було свитить нашому гришному миру». Тогда Бог послал святого Андрея (замена Перуна), который ударил своею палицею — и все ведовское село провалилось сквозь землю, а на его месте стало болото, т. е. удар громовой палицы разбил облачные обиталища ведьм и отверз дождевые источники. Скандинавскую колдунью El (procella) называли sôlar böl — solis pernicies, из чего видно, что в ее образе олицетворялась черная туча, помрачающая дневной свет2. У нас сохранилось следующее причитанье: