СТАТЬЯ В «ЭКСПАНСЬОН ФРАНСЕЗ»




Аннотация

 

Роман Ж.Верна рассказывает о загадочных криминальных происшествиях, навлекших бесчестье на старинный род лорда Бакстона. Стремясь раскрыть тайну, его дочь отправляется с экспедицией в Африку. Там она оказывается в эпицентре непредсказуемых событий, сталкивается с коварным преступником, использующим для своих целей новейшие достижения науки.


Жюль Верн
Необыкновенные приключения экспедиции Барсака

 

Часть первая

 

ДЕЛО ЦЕНТРАЛЬНОГО БАНКА

 

Смелый налет на Центральный банк, волновавший прессу и в продолжение двух недель занимавший ее страницы под сенсационными заголовками, не изгладился из памяти людей, несмотря на протекшие годы. Мало преступлений, в самом деле, возбуждало всеобщее любопытство в такой мере, как это; не много случалось дел, соединивших в себе привлекательность тайны и злодейскую изобретательность и потребовавших для выполнения невероятной смелости и свирепой решимости.

Рассказ об этом, хотя и не полный, но совершенно правдивый, возможно, будет прочитан с интересом. Если этот рассказ не осветит с абсолютной ясностью все пункты, до сих пор остающиеся в тени, то он сообщит, по крайней мере, некоторые новые точные данные, исправит и поставит в связь противоречивые сообщения, помещенные в ту эпоху в газетах.

Грабеж произошел в Агентстве ДК Центрального банка, расположенного близ Лондонской биржи, на углу Треднидл-стрита и Олд-Брод-стрита; Агентством управлял тогда Льюис Роберт Бакстон, сын лорда Гленора.

Агентство занимало одну большую комнату, разделенную на две неравные части длинной дубовой конторкой, стороны которой сходились под прямым углом.

В Агентство входили с перекрестка уже упомянутых улиц через застекленную дверь, которой предшествовало нечто вроде тамбура на одном уровне с тротуаром. Налево у входа, за решеткой с крупными ячейками, была касса, сообщавшаяся дверью, тоже зарешеченной, с помещением служащих. Направо дубовая конторка прерывалась на конце подвижной створкой, позволявшей проходить из части, предназначенной для публики, в помещение служащих. В глубине этого последнего, близ конторки, была дверь в кабинет директора Агентства, не имевший другого выхода. Далее, следуя по стенке, перпендикулярной Треднидл-стриту, начинался коридор, который вел в общий вестибюль дома, где помещалось Агентство.

С одной стороны вестибюль проходил перед швейцарской и вел на Треднидл-стрит. С другой, у главной лестницы, он оканчивался стеклянной двустворчатой дверью, не позволявшей видеть снаружи вход в подвалы и черную лестницу, расположенную напротив парадной.

Такова была обстановка, где развернулась эта таинственная драма.

В момент, когда она началась, в пять часов без двадцати минут вечера пять служащих Агентства занимались обычной работой. Двое из них писали. Трое других беседовали с посетителями, облокотившимися на конторку. Кассир под защитой решетки подсчитывал наличность, достигнувшую в тот день, завершавший месячные расчеты, внушительной суммы в 72 079 фунтов 2 шиллинга и 4 пенса, или в 1 816 393 франка 80 сантимов.

Как уже сказано, часы Агентства показывали без двадцати пять. Следовательно, через двадцать минут Агентство закроется, железные шторы будут спущены, и немного позже служащие разойдутся, закончив трудовой день. Заглушенный грохот экипажей и шум толпы проникали снаружи через оконные стекла, потемневшие в сумерках последнего дня ноября.

В это время открылась дверь, и вошел человек. Он бросил быстрый взгляд, полуобернулся и сделал наружу, без сомнения, компаньону, оставшемуся на тротуаре, жест правой рукой; большой, указательный и средний пальцы его изображали число три.

Служащие не видели этого жеста из-за полуоткрытой двери; но и увидев, вряд ли заметили бы соответствие числа клиентов, облокотившихся на конторку, числу поднятых пальцев.

Подав сигнал, человек вошел в банк и встал позади одного из клиентов.

Один из двух свободных конторщиков поднялся и, подойдя к нему, спросил:

– Что вам угодно, сударь?

– Благодарю вас, – ответил новый посетитель, – я подожду, – и он показал жестом, что желает иметь дело именно с тем служащим, около которого остановился.

Конторщик не настаивал, сел за свой стол и принялся за работу. Человек ждал, и никто не обращал на него внимания.

А между тем его странная внешность заслуживала самого серьезного внимания.

Это был здоровяк высокого роста. Судя по ширине плеч, он обладал необыкновенной силой. Великолепная белокурая борода окаймляла смуглое лицо. Об его общественном положении нельзя было судить: костюм был скрыт длинным плащом-пыльником из шелка-сырца.

Клиент, стоявший впереди, кончил свое дело, человек в пыльнике стал на его место и начал, в свою очередь, разговор со служащим Центрального банка о тех операциях, которые он хотел предпринять. В это время посетитель, которого он заменил, отворил наружную дверь и покинул Агентство.

Дверь немедленно открылась, и вошел второй субъект, настолько же странный, как и первый, копией которого в некотором роде он являлся: тот же рост, та же ширина плеч, такая же белокурая борода, окружавшая загорелое лицо, такой же длинный плащ скрывал одежду.

Этот второй субъект поступил, как его двойник, он терпеливо ожидал позади одного из двух посетителей, еще стоявших у конторки, потом, когда пришла очередь, завел разговор с освободившимся служащим; клиент в это время оставил помещение.

И, как перед этим, дверь тотчас открылась. Третий человек вошел и занял очередь за последним из трех первоначальных клиентов. Среднего роста, широкий и коренастый, с красным лицом, обрамленным черной бородой, в одежде, прикрытой длинным серым плащом, он одновременно и отличался и походил на тех, что вошли перед ним.

Наконец, лишь только последний из трех посетителей, которые до этого находились в Агентстве, закончил дела и освободил место, как открывшаяся дверь дала проход сразу двоим. Эти два человека, из которых один, казалось, обладал геркулесовской силой, были одеты, хотя погода этого еще и не требовала, в длинные просторные пальто, обычно называемые ульстерами; как и у трех первых, густые бороды украшали их загорелые лица.

Они вошли странным образом: более высокий появился первым, едва войдя, остановился так, что прикрыл компаньона; тот, притворившись, будто зацепился за ручку двери, проделал с ней какую-то таинственную операцию. Задержка продолжалась недолго, – и дверь закрылась; но в этот момент у нее осталась только внутренняя ручка, позволявшая выйти, а наружная исчезла. Таким образом, больше никто не мог войти в контору. Можно было постучать в окно, чтобы открыли, но никто не попытался бы это сделать, так как наклейка на двери извещала заинтересованных лиц, что Агентство на этот день закрыто.

Служащие не подозревали, что были отрезаны от внешнего мира. Да, впрочем, если б они и знали это, то лишь посмеялись бы. О чем можно было беспокоиться в центре города, в самое рабочее время дня, когда к ним доносилось эхо деятельной жизни улицы, от которой их отделяла лишь тонкая пленка стекла?

Двое незанятых конторщиков устремились ко вновь пришедшим с любезным видом, так как заметили, что часы уже показывают около пяти. Значит, визит посетителей будет коротким, и от них можно будет отделаться меньше чем через пять минут. Один из запоздалых клиентов принял услугу, в то время как другой, более высокий, пожелал переговорить с директором.

– Я посмотрю, здесь ли он, – был ответ. Служащий исчез через дверь в глубине бюро, недоступную для публики, и тотчас появился.

– Потрудитесь войти! – предложил он, открывая подвижную створку в конце конторки.

Человек в ульстере последовал приглашению и прошел в кабинет директора, тогда как конторщик, закрыв за ним дверь, вернулся к работе.

Что произошло между директором Агентства и его посетителем?

Впоследствии, отвечая на вопросы, служащие утверждали, что ничего не знают, и этому можно поверить. Произведенное следствие свелось к различным предположениям на этот счет, и даже теперь мы в неведении о сцене, которая разыгралась за закрытой дверью.

Одно достоверно: не прошло и двух минут, как дверь снова открылась, и человек в ульстере показался на пороге.

В безразличной манере, не обращаясь ни к кому из служащих в частности, он произнес совершенно спокойным тоном:

– Пожалуйста… Господин директор желает говорить с кассиром.

– Хорошо, сударь, – ответил тот из конторщиков, который не был занят.

Повернувшись, он позвал:

– Стор!

– Мистер Берклей?

– Вас спрашивает директор.

– Иду! – ответил кассир.

С аккуратностью, свойственной людям его профессии, кассир бросил в несгораемый шкаф портфель и три мешка, содержавших в билетах и звонкой монете кассовую наличность, шумно захлопнул тяжелую дверку, потом, опустив окошечко, вышел из зарешеченной клетки и, заботливо закрыв ее за собой, направился к кабинету начальника. Ожидавший посетитель пропустил кассира и вошел вслед за ним.

Войдя в кабинет, Стор с изумлением заметил отсутствие того, кто его будто бы вызывал: комната была пуста. Но ему не хватило времени разъяснить загадку: стальные руки схватили его сзади за горло. Напрасно онпытался биться, кричать; убийственные руки сжимали его все крепче, пока он не повалился на ковер без дыхания, без чувств.

Ни малейший шум не выдал этого свирепого нападения. В большой зале служащие спокойно продолжали свое дело: четверо – занятые с клиентами, отделенными от них конторкой, пятый – погруженный в расчеты, касающиеся работы.

Человек в ульстере вытер со лба капельки пота, потом наклонился к своей жертве. Быстро и ловко он связал кассира и заткнул ему рот.

Покончив с этим, он тихонько приоткрыл дверь и бросил взгляд в большую залу. Удовлетворенный осмотром, он слегка кашлянул, как бы для того, чтобы привлечь внимание четырех странных запоздалых клиентов, потом одним толчком открыл дверь, его скрывавшую.

Это был, без сомнения, заранее условленный сигнал к сцене, буквально фантастической. Человек в ульстере пересек одним прыжком залу и, обрушившись как гром на одинокого счетовода, безжалостно стал душить его, и в то же время четверо остальных конторщиков подверглись той же участи.

Клиент, стоявший у конца конторки, перескочил через дверку и опрокинул навзничь служащего, который был перед ним. Из трех остальных посетителей двое протянули руки через конторку и, схватив за горло своих почтительных собеседников, стали жестоко ударять их о дубовую стойку. Последний же, самый низкорослый, не мог схватить визави из-за большого расстояния, их разделявшего; он перепрыгнул через конторку и схватил за горло своего противника с силой, удвоенной прыжком.

Не раздалось ни одного крика. Драма продолжалась не более тридцати секунд.

Когда жертвы потеряли сознание, душители закончили битву. План налета был продуман до мельчайших подробностей. Все было наготове, не замечалось никакого раздумья. Нападающие сразу вытащили из карманов необходимые принадлежности. Рты всех служащих банка были заткнуты ватой и завязаны, хотя это и грозило жертвам смертью от удушья, руки завернуты назад и скручены, ноги крепко связаны, и вытянутые тела опутаны стальной проволокой.

Все было кончено в одно мгновение. Одновременно пять нападающих выпрямились.

– Штора! – приказал тот, кто просил свидания с директором. Он, очевидно, командовал.

Трое бандитов бросились к железным рукояткам у витрин. Ставни начали спускаться, постепенно заглушая уличный шум.

Дело было выполнено наполовину, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Стоп! – приказал атаман шайки.

Когда штора перестала опускаться, он приблизился к аппарату и снял трубку. Произошел следующий разговор, лишь половина которого достигла до слуха временно бездействовавших грабителей.

– Алло!

– Я слушаю.

– Это вы, Бакстон?

– Да.

– Странно, я не узнаю вашего голоса.

– Аппарат поврежден.

– Не у нас…

– Это здесь. Я тоже не узнаю вашего голоса.

– Мистер Лазон.

– Ага, так, так! Теперь я узнал…

– Скажите, Бакстон, карета уже была?

– Нет еще, – ответил бандит после краткого колебания.

– Когда она придет, прикажите ей завернуть в Агентство 5. Мне сейчас звонили, что они только что получили значительный вклад после закрытия конторы и отправки фондов.

– Большая сумма?

– Приличная. Около двадцати тысяч фунтов.[1]

– Черт побери!

– Принимаете поручение?

– Рассчитывайте на меня.

– До свиданья, Бакстон!

– До свиданья!

Незнакомец положил трубку и остался на мгновение б задумчивой неподвижности.

Внезапно он принял решение и собрал сообщников Вокруг себя.

– Надо действовать, друзья, – сказал он тихо, начиная лихорадочно раздеваться. – Живо! Дайте-ка мне шкуру с того парня!

Он указал пальцем на Стора, еще лишенного чувств.

В мгновение ока кассир был раздет, и грабитель натянул на себя его одежду, хотя она была ему немного коротка. Найдя в одном из карманов ключи от кассы, он открыл кабинку, затем несгораемый ящик, откуда вынул мешки со звонкой монетой, портфель с билетами и пачки ценных бумаг.

Едва он кончил, как послышался стук кареты, остановившейся у тротуара. Почти тотчас же постучали в стекло двери, полузакрытой металлической шторой.

– Внимание! – поспешно сказал атаман банды душителей, сопровождая слова выразительными жестами. – Долой плащи, пусть будут видны ваши пиджаки, и по местам – в момент!.. Чтобы не всполошить того, кто войдет! И без шума!.. Потом, когда закроется дверь, не открывать никому, кроме меня!..

Нагруженный портфелем и несколькими пачками бумаг, он, все еще говоря, приблизился к двери. Трое сообщников сели по его знаку на места служащих, затолкнув тех ногами под конторку; четвертый поместился у выхода. Он открыл дверь твердой рукой. Внезапно ворвался уличный шум.

Перед Агентством в самом деле остановилась банковская карета. Видно было в темноте, как блестят ее фонари. Кучер, оставаясь на козлах, разговаривал с человеком, стоявшим у тротуара. Это был инкассатор[2] Центрального банка, который только что постучал в дверь.

Не спеша, избегая прохожих, поток которых не прерывался, смелый бандит пересек тротуар и подошел к карете.

– Привет! – сказал он.

– Привет! – ответили ему.

Кучер, взглянув на того, кто к ним обращался, по-видимому, удивился.

– Смотрите! Да это не Стор! – вскричал он.

– Сегодня у него отпуск. Я его заменяю, – объяснил мнимый кассир. Затем он обратился к инкассатору, стоявшему перед ним: – Эй! Помоги немножко, приятель!

– В чем дело?

– Там один из наших мешков… Сегодня получили много монеты, а это тяжелая штука.

– Мне запрещено покидать карету, – сказал инкассатор, колеблясь.

– Ба! На минутку! Впрочем, я тебя замещу здесь. Один из служащих поможет тебе, пока я разгружу портфель…

Инкассатор удалился, не возражая больше, и вошел в дверь, которая закрылась за ним.

– Слушай, приятель! – сказал кучеру тот, кто подменил Стора. – Открой карету!

– Иду! – согласился кучер.

Кузов кареты не имел выхода ни сзади, ни по бокам: единственным отверстием была двустворчатая железная дверка позади козел. Таким образом, риск воровства сводился до минимума.

Чтобы проникнуть в карету, следовало отвернуть скамейку кучера, половина которой была сделана подвижной. Но когда речь шла только о том, чтобы положить несколько пакетов в один из ящиков, находившихся внутри кареты, кучер счел возможным избавить себя от этой работы и просто толкнул дверку.

– Давай портфель! – сказал он.

Получив то, что просил, кучер, склонившись с козел, исчез до половины внутри кареты, а ноги уравновешивали его снаружи. В этом положении он не мог видеть, что его предполагаемый сослуживец поднялся на подножку, а затем и на сиденье, таким манером, чтобы отрезать кучера от вожжей. Распростершись над кучером, мнимый кассир, точно ему было любопытно посмотреть, что находится внутри кареты, в свою очередь, засунул туда голову и плечи, и его рука с силой устремилась в темноту.

Если бы одному из многочисленных прохожих пришла в этот момент мысль взглянуть поближе, он увидел бы, что ноги кучера внезапно и странно окостенели, а потом бессильно опустились на доску сиденья, а туловище обмякло с другой стороны скамейки. Грабитель мгновенно схватил безжизненное тело и бросил в карету посреди мешков и пакетов.

Все эти поступки, выполненные с изумительной точностью и смелостью, заняли несколько секунд. Прохожие продолжали мирно идти мимо, не подозревая о необычных событиях, происходивших тут же, среди толпы.

Человек еще сильнее наклонился в карету, чтобы его не ослепляли уличные огни, и посмотрел внутрь. На полу, в луже крови, увеличивавшейся на глазах, валялся кучер с ножом в затылке. Он не двигался: смерть настигла его молниеносно.

Убийца, боясь, как бы кровь не просочилась через пол и не начала капать на землю, спустил ноги со скамейки, целиком влез в карету и стащил с мертвеца куртку. Он заткнул ею ужасную рану. Заботливо обтерев нож и свои окровавленные руки, он закрыл железную дверцу, уверенный, что если кровь будет течь, то шерсть впитает ее, как губка.

Приняв эти предосторожности, он выбрался из кареты и постучал особенным образом в дверь Агентства, которая немедленно открылась и затем закрылась,

– Человек? – спросил он, войдя. Ему указали на конторку.

– Вместе с другими. Связан.

– Хорошо! Его одежду, живо!

Приказание было поспешно выполнено, и он сменил костюм кассира Стора на одежду инкассатора.

– Двое останутся здесь, – распорядился он, продолжая преображаться. – Остальные со мной, чтобы очистить повозку.

Не дожидаясь ответа, он снова открыл дверь, вышел в сопровождении двух приспешников, поднялся на сиденье, вошел в карету, и грабеж начался.

Он передавал один пакет за другим сообщникам, и те переносили их в Агентство. Свет, проникавший через распахнутую дверь, вырезал блестящий квадрат на тротуаре.

Прохожие, выходя из темноты улицы, чтобы тотчас в нее вернуться, беззаботно пересекали светлую полосу. Ничто не помешало бы им войти. Но такая мысль не приходила никому, и толпа текла, равнодушная к операции, которая ее не касалась и в которой ничто не представлялось подозрительным.

Через пять минут карета опустела. Закрыв входную дверь, приступили к разборке. Ценные бумаги, акции и облигации были отложены в одну сторону, деньги – в другую. Первые, безжалостно отброшенные, усыпали паркет. Банковые билеты разделили на пять частей, и, взяв по одной, каждый спрятал свою под пиджак.

– А мешки с монетой? – спросил один из бандитов.

– Набейте карманы, – отвечал главарь. – Что останется, в повозку. Я займусь ею.

Ему быстро повиновались.

– Минутку! – вскричал он. – Условимся обо всем. Когда я отправлюсь, останьтесь здесь и закончите спуск шторы. Потом, – добавил он, показывая на коридор, открывавшийся в глубине залы, – выйдете отсюда. Последний закроет дверь двойным оборотом и бросит ключ в водосток. Не забудьте о простофиле! Вы помните приказ?

– Да, да! – отвечали ему. – Будь спокоен. Собираясь выйти, он еще задержался.

– Черт! – сказал он. – Я не подумал о самом главном. Здесь должен быть список других агентств…

Ему показали приклеенное в уголке стекла желтое объявление, содержавшее необходимые сведения. Он пробежал его глазами.

– Да, насчет плащей, – сказал он, найдя адрес Агентства S, – бросьте их в угол. Пусть их здесь найдут. Важно, чтобы их не видели больше на наших спинах. Встретимся, знаете где… В путь!

Не поместившееся в карманах грабителей золото и серебро было перенесено в карету.

– Это все? – спросил один из бандитов.

Атаман подумал, потом воскликнул, пораженный внезапной мыслью:

– Черт возьми, конечно, нет! А мои пожитки?

Бандит пустился рысью и тотчас вернулся, таща одежду, незадолго перед тем смененную атаманом на костюм Стора; он на лету швырнул ее в кузов кареты,

– Теперь уж все? – спросил он снова.

– Да! И не копайтесь! – был ответ.

Бандит скрылся в Агентстве; железная штора окончательно опустилась.

А в это время импровизированный кучер схватил вожжи и разбудил лошадей ударом кнута. Карета закачалась, покатилась по Олд-Брод-стриту, завернула на Трогмортон-стрит, проследовала по Лотбург-стриту, потом по Грехем-стриту, повернула на Олдергэт-стрит и у номера 29 наконец остановилась перед Агентством S.

Мнимый кучер смело вошел туда и направился в кассу.

– Кажется, у вас есть для меня пакет? – сказал он. Кассир поднял глаза.

– Как, – удивился он, – это не Бодрюк!

– Честное слово, нет! – подтвердил мнимый инкассатор с грубым смехом.

– Я не понимаю, – заворчал недовольный кассир, – почему правление посылает незнакомых людей…

– Это потому, что я не в своем участке. Мне велели в Агентстве В приехать сюда после телефонного звонка из Банка. Кажется, вы получили здоровый вклад после закрытия.

Он тотчас нашел этот правдоподобный ответ, так как перечень агентств Центрального банка был еще свеж в его памяти.

– Да… – согласился кассир с невольным подозрением. – Все равно, мне не нравится, что я вас не знаю.

– А вам-то что? – возразил тот с удивлением.

– Ведь столько воров!.. Но, впрочем, это можно устроить. Я полагаю, ваш документ с вами?

Если что-нибудь могло смутить бандита, это был как раз такой вопрос. О каком документе шла речь? Но он не смутился. Когда отваживаются на такие приключения, надо иметь особые качества и, сверх всех прочих, абсолютное хладнокровие. Этим качеством мнимый инкассатор Центрального банка владел в высшей степени. Если он и взволновался так неожиданно предложенным вопросом, то ничем этого не показал и ответил самым естественным тоном:

– Черт побери, разумеется!

Он естественно рассудил так: если предполагают, что «документ» при нем, то это, должно быть, какое-то удостоверение, всегда носимое служащими Центрального банка с собой. Роясь в куртке инкассатора, которого он заменил, он найдет, без сомнения, этот знаменитый «документ».

– Я поищу, – добавил он спокойно, садясь на скамью и принимаясь опоражнивать карманы.

Он доставал многочисленные бумажки, письма, служебные записки и прочее, все обтрепанное и помятое, как всегда бывает с тем, что долго носят при себе. Подражая неловкости мастеровых, у которых опухшие пальцы больше привычны к грубой работе, чем к обращению с документами, он развертывал одну бумажку за другой.

После трех попыток он раскрыл печатный документ с пробелами, заполненными от руки, которым некий Бодрюк назначался на должность инкассатора Центрального банка. Очевидно, это было то, что он искал, однако затруднение оставалось. Фамилия, вписанная в документ, составляла, быть может, самую большую опасность: ведь этого Бодрюка хорошо знал кассир Агентства S, который удивлялся, что не с ним имеет дело.

Не теряя хладнокровия, смелый бандит мгновенно измыслил необходимое средство. Воспользовавшись невнимательностью кассира, он разорвал на две половинки официальную бумагу. Верхнюю половинку, с уличавшей его фамилией, он перемешал в левой руке с просмотренными бумагами, а нижняя часть осталась в правой.

– Вот несчастье! – сердито вскричал он, когда эта операция пришла к благополучному концу. – Документ-то при мне, да осталась только половинка!

– Половинка? – спросил кассир.

– Да, он старый и совсем изношенный, истаскался в кармане. Он разодрался пополам, и у меня, дурака, осталась только половинка!

– Гм!.. – проворчал недовольный кассир. Бандит притворился оскорбленным.

– Ну, хватит с меня! – заявил он, поднявшись и направляясь к двери. – Мне велели захватить ваши деньжонки: я явился. Не хотите давать? Караульте сами. Поссоритесь с правлением, а мне на это наплевать!

Равнодушие, им высказанное, содействовало успеху предприятия лучше, чем самые сильные доводы. И еще больше помогла угрожающая фраза, которую он пустил, удаляясь, как парфянскую стрелу.[3] Поменьше историй – вот вечная цель всех служащих на земле.

– Минуточку! – сказал кассир, подзывая его. – Покажите мне его, ваш документ!

– Вот он! – отвечал инкассатор, предъявляя половинку документа, где не была вписана фамилия.

– Тут есть подпись директора, – с удовлетворением заметил кассир. И, наконец, решившись, показал запечатанный пакет. – Вот деньги. Пожалуйста, распишитесь!

Мнимый инкассатор, нацарапав на предложенном ему листке первую пришедшую на ум фамилию, удалился с недовольным видом.

– Желаю здравствовать, – проворчал он, как человек, раздраженный несправедливым подозрением.

Выйдя наружу, он ускорил шаги к карете, поднялся на козлы и исчез среди ночи.

Так совершился грабеж, ставший столь широко известным.

Как сказано, он раскрылся в тот же вечер, раньше, чем, вероятно, предполагали его виновники. Агентство было крепко заперто, персонал беспомощен, кучер кареты уничтожен, и они смело могли думать, что до следующего утра никто ничего не заметит. Утром конторский мальчик, придя производить ежедневную уборку, поневоле подымет тревогу, но было много шансов, что до того происшествие останется в тайне.

Но в действительности все повернулось иначе.

В половине шестого мистер Лазон, банковский контролер, звонивший по телефону в первый раз около пяти часов, чтобы осведомиться о приезде кареты сборщика, обеспокоился тем, что она еще не вернулась, и снова позвонил в Агентство ДК. Он не получил ответа: воры, заканчивавшие тогда дележ добычи, сняли трубку, чтобы избежать звонков, настойчивость которых могла возбудить внимание соседей. Контролер удовлетворился тем, что обвинил телефонистку.

Но время шло, карета не возвращалась, и Лазон сделал вторую попытку. Она осталась бесплодной, как и первая, и телефонная станция уверила его, что Агентство ДК молчит. Контролер послал банковского рассыльного узнать, почему не отвечают. В половине седьмого рассыльный воротился. Он сообщил, что Агентство закрыто, и внутри никого нет.

Контролер, очень удивленный, что мистер Бакстон закончил операцию так рано в последний день месяца, когда персоналу иногда приходится работать до девяти часов, ждал карету сборщика с возрастающим нетерпением.

Он ожидал до четверти восьмого, когда узнал важную новость. Один из служащих Центрального правления, возвращавшийся домой после работы, обнаружил карету позади Гайд-парка, на Холленд-стрите, малолюдной улице Кенсингтона. Этот служащий, удивленный появлением кареты Центрального банка на сравнительно пустынной и темной улице, поднялся на козлы, толкнул незапертую дверцу и при свете спички увидел уже холодный труп кучера. Он бегом вернулся в Центральное правление и поднял тревогу.

Тотчас же телефоны заработали по всем направлениям. Около восьми часов наряд полиции окружил брошенную карету, а в это время толпа теснилась перед Агентством ДК, где другой взвод открывал двери с помощью приглашенного слесаря.

Читатель уже знает, что там должны были найти.

Дознание началось немедленно. К счастью, никто из служащих Агентства не умер, хотя, по правде говоря, они были недалеки от этого. Полузадушенные, со ртом, набитым ватой и тряпками, они валялись без чувств, когда к ним явилась помощь; не оставалось никаких сомнений, что они распростились бы с жизнью, если бы пробыли в таком положении до утра.

С трудом их привели в сознание. Но они могли дать лишь самые скудные сведения: пять бородатых людей, одетых в дорожные плащи и в пальто-ульстеры, напали на них. Больше они ничего не знали.

Не было сомнения в их чистосердечности. Лишь только начался розыск, нашли пять пальто, которые лежали в углу на виду, как будто преступники хотели оставить следы своего пребывания. Впрочем, эти одеяния, тщательно исследованные лучшими сыщиками Скотленд-ярда,[4] не сообщили ничего о тех, кем они были брошены. Сделанные из обычной, ходовой материи, они не носили марки портного или магазина, что и объясняло, почему их не унесли.

Все это не представляло ничего существенного, и следователь должен был отказаться от мысли узнать больше. Напрасно он расспрашивал и переспрашивал свидетелей: из них ничего нельзя было вытянуть.

Последним важным свидетелем был швейцар дома. Дверь Агентства была закрыта внутренним ставнем, следовательно, преступникам пришлось выйти через общий вестибюль дома. Швейцар должен был их видеть.

Но этот последний мог только признаться в своем неведении. Слишком многочисленны были помещения, над которыми он вел надзор. В этот день швейцар не заметил ничего подозрительного. Если похитители и прошли мимо него, как можно было предполагать, он их принял за служащих Агентства.

Подвергнутый более тщательному допросу и принуждаемый порыться в памяти, он назвал имена четырех жильцов, которые прошли через вестибюль незадолго до преступления или немного спустя. Жильцы были немедленно вызваны; они оказались людьми безукоризненно честными и выходили пообедать.

Швейцар рассказал также о разносчике угля, который явился с объемистым мешком около половины восьмого, незадолго до появления полиции, и на которого он обратил внимание только потому, что не принято доставлять уголь в подобный час. Разносчик так настойчиво спрашивал жильца из пятого этажа, что швейцару пришлось пропустить его и указать черную лестницу.

Разносчик угля поднялся, но спустился через четверть часа, таща мешок. Спрошенный швейцаром, он сказал, что ошибся адресом. Говорил он прерывающимся голосом, как человек, поднявшийся на пятый этаж с тяжелой ношей на плечах. На улице он положил мешок в ручную тележку у тротуара и удалился, не слишком спеша.

– Знаете ли вы, – спросил следователь, – от какой фирмы был разносчик?

Швейцар этого не знал.

Следователь, оставив этот пункт для дальнейшего выяснения, допросил жильца пятого этажа. Тот заявил, что разносчик угля действительно звонил у черной двери около половины восьмого. Служанка, открывшая ему, уверила его в ошибке, и тот ушел, не настаивая. Но свидетельские показания в этом пункте не сходились, так как служанка из пятого этажа утверждала, не соглашаясь с швейцаром, что при человеке не было никакого мешка.

– Он оставил его внизу, поднимаясь, – объяснил следователь.

Скоро оказалось, что объяснение было недостаточным, так как в подвальном коридоре нашли содержимое мешка, а швейцар уверял, что за несколько часов перед тем его там не было. Было очевидно, что таинственный разносчик угля опорожнил там принесенный им мешок. Но тогда что же он унес, если, по показаниям швейцара, мешок при уходе разносчика казался таким же полным и тяжелым, как при его приходе?

– Не будем пока этим заниматься, – заключил следователь, отказываясь от разрешения непосильной задачи. – Это выяснится завтра. – Чиновник шел по следу, который считал наиболее важным, и не хотел отклоняться в сторону.

В самом деле, весь персонал Агентства был налицо. Но директора не было. Мистер Льюис Роберт Бакстон исчез.

Служащие не могли дать никаких объяснений на этот счет. Они только знали, что незадолго до пяти часов один клиент вошел к директору и несколько минут спустя позвал кассира Стора; тот пошел на вызов и не вернулся. Тотчас же после этого произошло нападение. Мистера же Бакстона никто не видел.

Заключение напрашивалось само собой: если было несомненно, что Агентство подверглось нападению пяти переодетых и загримированных бандитов, то очевидным казалось и то, что бандиты имели сообщника на месте и этим сообщником был сам директор.

Вот почему еще до окончания детального следствия немедленно был подписан приказ об аресте Льюиса Роберта Бакстона, директора Агентства ДК Центрального банка, обвиняемого в грабеже и сообщничестве в убийстве. Его приметы, хорошо известные, были телеграфно сообщены по всем направлениям; приметы сообщников остались неизвестными.

Виновный еще не мог покинуть Англию. Его, без сомнения, арестуют внутри страны или в порту – быстрый успех, которым полиция справедливо сможет гордиться.

Убаюкивая себя такой приятной перспективой, следователь и сыщики отправились на заслуженный отдых.

А в эту ночь, в два часа утра, пять загорелых людей, одни гладко выбритые, другие с усами, вышли в Саутгемптоне из лондонского экспресса по одиночке, как и садились. После выгрузки нескольких тюков и одного громадного тяжелого ящика они наняли карету в порт, где у набережной их ожидал пароход приблизительно в две тысячи тонн водоизмещением, из труб которого валил густой дым.

С четырехчасовым приливом, когда спал весь Саутгемптон, где еще не знали о преступлении на Олд-Брод-стрите, пароход вышел из гавани, миновал мол и направился в открытое море.

Никто не воспротивился его отправлению. И почему, в самом деле, можно было заподозрить это честное судно, открыто погрузившее несходные меж собой, но не вызывающие никаких сомнений товары, с назначением в Котону, порт в Дагомее?[5]

Итак, пароход спокойно удалился со своими товарами, с пятью пассажирами, с тюками и огромным сундуком, который один из пассажиров, самый высокий, поместил у себя в каюте. А в это время полиция, прервав розыски, наслаждалась вполне заслуженным покоем.

Назавтра и в последующие дни дознание было возобновлено, но, как уже известно читателю, не привело ни к чему. Дни проходили за днями, преступников не нашли. Льюис Роберт Бакстон не был разыскан. Никакой луч света не мог осветить непроницаемую тайну. Не могли также узнать, какой фирмой был послан разносчик угля, привлекший на момент внимание полиции. Выбившись из сил, дело прекратили.

Последующий рассказ впервые дает полное разрешение загадки. Читателю предоставляется право сказать, мог ли он вообразить что-нибудь более неожиданное и более странное.

 

ЭКСПЕДИЦИЯ

 

Конакри, столица Французской Гвинеи и резиденция губернатора, – очень приятный город, улицы которого, со знанием дела распланированные губернатором Бал-леем, пересекаются под прямым углом и, по американской моде, называются порядковыми номерами. Построенный на острове Томбо, он отделен от материка узким каналом. Через канал перекинут мост, где движутся всадники, пешеходы, экипажи, а также проходит железная дорога, кончающаяся в Курусе, близ Нигера. Это самая здоровая береговая местность в Гвинее. Там много представителей белой расы, особенно французов и англичан, причем эти последние живут преимущественно в пригороде Ньютаун.

Но во время событий, составляющих сюжет этого рассказа, Конакри еще не достиг процветания и был просто большим местечком.

27 ноября в Конакри был праздник. По приглашению губернатора господина Генри Вальдона население собиралось у моря, готовое горячо, как его об этом просили, встретить знатных путешественников, которые вот-вот должны были высадиться с парохода «Туат» компаний «Фрейсине»,

Приезжие, так взбудоражившие город Конакри, были, в самом деле, влиятельными людьми. Их было семеро, и они составляли парламентскую комиссию, направленную центральными властями в исследовательскую экспедицию в область Судана, известную под названием «Петли Нигера». По правде говоря, президент совета господин Граншан и министр колоний господин Шазелль отправили эту комиссию и предписали исследование против своей воли. Их вынудила к этому Палата депутатов и необходимость прервать ожесточенные прения, грозившие затянуться до бесконечности.

За несколько месяцев до того, во время дебатов по вопросам африканских колоний, которые было поручено изучить парламентской комиссии, французская Палата депутатов разделилась на численно равные партии, под предводительством двух непримиримых противников.

Одного из них звали Барсак, другого – Бодрьер. Первый – толстенький, с небольшим брюшком – носил пышную черную бороду веером. Веселый и симпатичный южанин из Прованса, с громким голосом, Барсак был одарен если не краснореч<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: