Что еще может вызвать нарушение развития? Педагогическая запущенность, причем педагогическая запущенность – это отнюдь мы говорим не о родителях-наркоманах или алкоголиках, хотя эти люди тоже существуют, и мы никаким образом не можем списывать это со счетов. Но существует педагогическая запущенность и другого рода – дать ребенку планшетик и как бы забыть, потому что ребенок туда сел и всё. Или включить ребенку мультики.
– С ним нужно как-то заниматься?
– С ребенком? Да, вы абсолютно правы. Вы так точно сформулировали – нужно заниматься.
– Я имею в виду, что конкретно нужно делать?
– С ребенком нужно заниматься в соответствии с его возрастом. Есть игры для детей первого года жизни, второго, третьего и так далее.
– Совсем его лишить планшета?
– Почему, почему? Если вам хочется, ради Бога. Вы даете ребенку, хотите – давайте, не хотите – не давайте. У ребенка до, по крайней мере, пяти лет наглядно-действенное мышление, то есть ему нужно взаимодействовать как-то с предметами, предметы должны быть в объеме, у них должны быть разные характеристики и так далее. Все эти айпады задействуют визуалку и аудиалку. Соответственно, это обеднение мира, его уплощение. Но это не значит, что по каким-то причинам вы должны встать в позу и выбросить телевизор с балкона.
– Норма, что ребенок смотрит 15 минут телевизор в день?
– Норма – это то, что вы решили для вашей семьи. Вы понимаете, что есть в мире семьи, где нет телевизора, и дети его не смотрят совсем. Это норма для них. Есть вариант, где дети смотрят 15 минут в день, есть, где они смотрят полчаса в день. Есть, где они с мамой с утра до ночи сидят и смотрят телевизор.
– Что такое педагогическая запущенность?
|
|
– Педагогическая запущенность – это когда ребенок смотрит телевизор без мамы. Вот это свое – заниматься ребенком – перекладывают на что-то другое: на улицу, на воспитателей, на телевизор, на социальные сети, еще на что-то. Мать это отпускает – это и есть педагогическая запущенность. Может она не приводить к нарушениям развития? Конечно, может, и в большинстве случаев не приводит, потому что к нарушению развития приводят более серьезные вещи. Но если там что-то трачено, то может и привести.
Бывают совершенно особые случаи. Вот самый яркий, который встречался в моей жизни, ярче я даже не припомню. Однажды ко мне на прием пришла женщина с уже взрослым мальчиком 12 или 14 лет. Мальчик выглядел странно, и идея о нарушении развития для меня даже не была гипотетической. У него было какое-то нарушение развития – он был толстый и говорил таким голосом: «Мя-мя-мя» (писк). При этом он физически был крупный и толстый.
К моему изумлению (я решила не спрашивать у матери, я решила, что она мне сама скажет, какой диагноз установлен), она предъявила проблему, что он не самостоятельный. Я несколько офигела, но решила с ним всё-таки поговорить. Вот как она предъявила проблему – что он не самостоятельный и учительница жалуется. Я подумала, что если есть учительница, значит, он учится в какой-то школе вспомогательной, и всё не так плохо, как мне показалось вначале.
Я его спросила: «В какой школе ты учишься?» Он мне назвал обычную реальную школу. «Как ты учишься?» – спросила я. «У меня три четверки, остальные пятерки», – сказал он. Мое впечатление о нарушении развития никуда не делось. Тут я с матерью говорю: «Что с ним?» Она говорит: «Не знаю. Он всегда так говорил». – «Как – всегда?» – «Так, всегда. Раньше совсем плохо говорил, я ему массажик делала, еще что-то такое делала». Я говорю: «С друзьями как?» – «Никак, он с другими не общается, он со мной всё время. Что же делать? Это мой крест». Я говорю: «Ну ладно, давайте попробуем».
|
|
Я ему давала задание, он на неделю уходил, через неделю приходил и отчитывался. Задания были какие? Подойти к человеку на улице и спросить у него время; пойти в магазин, купить булку – какие-то такие вещи. Что-то у него получалось, что-то не получалось, но процесс на самом деле шел. При этом парень радовался и голос был пониже. И я радовалась – процесс идет.
А с матерью как-то не складывалось. Я чувствовала – я что-то говорю, а она как-то уходит всё время. Дальше я его послала на лечебную физкультуру, потому что физически он явно какой-то совсем слабый. А моя коллега, руководитель отделения лечебной физкультуры на следующий день, после того как он пришел, говорит: «Слушайте, он вообще чего? Что с ним? Лечебная физкультура лечебной физкультурой, а вообще-то с ним что?» – «Я вообще представления не имею. В карточке, я читала, ничего такого». Когда я спрашивала, мать говорит: «Да, обследовали, но ничего такого». Но всё-таки физиономия грушевидная и вот это «ня-ня-ня».
Я говорю матери: «Вы его по трисомии обследовали?» Потому что там же частично бывает, там же бывает целиком эта хромосома, синдром Дауна, а бывает кусочками, и тогда что-то где-то, как-то. Чего я ожидала, когда я задавала этот вопрос? Я ожидала, что она скажет: «Да, обследовали, ничего». Или, соответственно: «Я не помню, на что обследовали, но, наверное, и на это тоже». И тут она падает в обморок! Знаете, как в XVIII веке – хопа! Я заметалась, я же не медик. В конце концов, я набрала воды в рот. Делать-то чего? Тут она приходит в себя, а у меня инсайт – психолог такой, почти год я на этого ребенка смотрела, тут до меня доходит, я говорю: «Всё, я всё поняла. У вас был ребенок с синдромом Дауна?» Она говорит: «Нет, не так».
|
|
Они были молоды с мужем, а молодых не тестируют, считается, что дауны рождаются после определенного возраста. Они были не готовы, и она говорит сейчас, что ее, в основном, гнетет то, что она даже не сопротивлялась. Когда у них родился ребенок, ей сказали: «Оставьте, вы молоды, вы родите нормального». Пришел муж, они жили со свекровью, они сказали, что они не готовы к такому, что им нужен полноценный ребенок. Она не сопротивлялась, отказалась от ребенка, но это ее душило. С мужем она развелась почти сразу после рождения второго ребенка. Этот ребенок нормальный, дауна она из него сделала. Я, честно говоря, до этого, пока не увидела этого ребенка, думала, что это невозможно. Так вот, это возможно.
Это к вопросу о формировании нарушений развития, это особый случай. Ей нужен был на самом деле даун, и даун ей был послан, но она от него отказалась, ей нужен был ребенок, который «мой крест», то есть мы вместе, мы всегда рядом, он без меня не может – ей нужен был даун. Я говорю: «Знаете что? Это слишком дорогая цена за ваши какие-то приколы. Его надо отпустить. Найдите себе, усыновите, если у вас такой опыт делания даунов из подручных материалов, вы знаете, как с этим обращаться. И с настоящим сумеете. На самом деле, может быть, жив тот ребенок?». Она говорит: «Это девочка». – «Хорошо, ищите девочку ту, может быть, вы еще успеете. А нет – на могилке поплачете. Пока ищете ее, найдете других, сумеете выбрать кого-то еще». И она радостно куда-то убежала. В общем, бывают совершенно удивительные случаи.
Возможности у родителей скорректировать уже имеющиеся нарушения развития у ребенка практически безграничны. Я видела одну ситуацию, она тоже за всякими пределами – социально адаптированного микроцефала. Это, с моей точки зрения, невозможно, но я, тем не менее, видела. Женщина-кинолог родила ребенка и довольно долго ходила по врачам и спрашивала, что он такое. Она его забрала, ей тоже говорили его оставить. Что такое микроцефал, вы понимаете – мозг практически там только частично, и с корой всё плохо, то есть они не разговаривают, вообще ничего.
Она ходила по врачам и спрашивала: «Что он такое, как мне понять, чего он?» Один старый психиатр, узнав, что она – кинолог, ей сказал: «Что он такое? Он как собака у вас. Вы понимаете, каким-то командам, наверное, его можно обучить. Он по интеллекту, по всему – как собака». «Правда, что ли?» – сказала она. «Правда», – сказал психиатр. «Спасибо», – сказала она и ушла, и перестала ходить по врачам. Я не помню, как его звали изначально, она звала его Джеком. И вы знаете, она его научила даже команды у собак отрабатывать, то есть вырабатывать закрепление. Она Джека научила апорт кидать собакам, вольеры убирать, и команд он понимал много, она говорила, порядка 150. Невозможно, но это было сделано, Джек был социально адаптирован, я это видела своими глазами.
То есть возможности безграничны. Опять же важен контекст. Что спасло эту женщину и ее Джека? То, что ей задали контекст. Ей сказали, что он такое, а ее контекст был: «А с собаками я работать умею». Если мне досталась собака, то я сделаю так, что с ней будет всё хорошо – и с ней стало всё хорошо. Знаете, с чем она ко мне пришла? Ей же не нужна помощь психолога. Зачем? Она пришла спросить меня, во сколько лет можно переключать на Джека свою младшую дочку, чтобы он выполнял ее команды. Чтобы она не натравила Джека на кого-нибудь или каких-нибудь обидчиков своих. Джек огромный размером. Во сколько лет разумно это? Я говорю: «Почему вообще это разумно?». Она говорит: «Мы же не вечные, вдруг он нас переживет, должен же кто-то с ним…».
Разум и чувства
– Скажите, пожалуйста, до какого возраста можно откорректировать развитие ребенка?
– Поскольку существует такая вещь как психотерапия, в принципе, всегда можно корректировать. Я не знаю возраста. Я не очень верю в психотерапию пожилого возраста, там, на мой взгляд, корректировки не может быть – если чего-то нет, то его взять неоткуда, там может быть только поддерживающая терапия. Во всяком случае, до позднего зрелого возраста, вне всякого сомнения.
– Зрелый когда?
– «Пока с ярмарки не начал ехать», условно говоря. Я не знаю. Опять же, каково развитие. Кто-то в 45 уже ощущает себя пожилым, пожившим человеком, который уже однозначно «с ярмарки едет», а кто-то не вышел из тинейджерства к 45-ти годам.
– Как лучше научить ребенка считывать чужие чувства, реагировать на них?
– Хорошо, что вы задали этот вопрос. Здесь всё очень просто – чувства надо проявлять, то есть они должны быть, ребенок должен сталкиваться со всеми эмоциональными проявлениями, которые есть, и иметь возможность связать их со своим поведением. Он должен понимать, что я делаю это – и это мать выбешивает. Я делаю вот это – и она попадает в состояние сентиментального умиления, и начинает размазывать по столу розовые сопли. Соответственно, я делаю вот так – и меня все не одобряют. Я делаю вот так – и бабушку это радует, а дедушку, пожалуй, это раздражает. Ребенок должен с самого рождения сталкиваться со всей гаммой человеческих чувств и иметь возможность связать их со своим поведением.
– С интеллектом чувства как связаны?
– С интеллектом практически нет. Я вам рассказала историю про Настеньку. Как это связано с интеллектом?
– Если он научится считывать эмоции и понимать, что это приведет к одному, а это к другому, он будет манипулировать взрослыми.
– Ребенок начинает манипулировать взрослыми, достигнув полутора лет, автоматически по программе «я могу вас сделать». Почему это связано специально с эмоциями, я не поняла. Может быть, вы уточните? Допустим, я знаю, что вы любите яйца-пашот и терпеть не может яйца-кокот. Приглашая вас в гости, я буду готовить яйца-пашот – это манипуляция? Ребенок знает, что папа любит чай с двумя кусочками сахара и лимоном, а дедушка пьет чай без сахара, но с двумя пакетиками. И желая получить положительное поглаживание, он папе к приходу готовит тот чай, а, соответственно, дедушке – тот. Это манипуляция?
– Если он что-то хочет получить – приносит чайк у.
– Дело в том, что это не вопрос ребенка, это ваш вопрос. Если вы в ответ на принос чайку включаете ему мультики, то, согласитесь, это не имеет отношения к ребенку, это имеет отношение к вам.
– Вы говорите – педагогическая запущенность, но при этом в развивашки отдайте…
– Можно отдать ребенка на улицу, можно отдать ребенка в развивашки – и то, и другое близко. Если мы говорим о маленьком ребенке, а не о более взрослом, который получает образование, то это близко к тому. Честные мамы из рабочих кварталов когда приходят ко мне со своими маленькими детьми, когда я говорю: «Ему полтора года, зачем вы его отдали в группу «Умники и умницы»?» – «Господи, чтобы полтора часа без него кофе выпить», – честно говорят мне мои рабочие мамы с табачной фабрики. Мамы с высшим образованием часто в этом месте делают серьезное лицо.
– Как вы относитесь к методикам правополушарного развития у детей? Методика Жохова, например.
– Знаете, никак не отношусь. Помню, дружила с Александром Захаровым, он всё носился с этой идеей лет 25-30 назад, что обязательно развивать надо то полушарие, сё полушарие. Дело в том, что межполушарная асимметрия формируется к семи годам, она реально формируется с нейрофизиологическим подтверждением, поэтому все эти притопы и прихлопы – не знаю. Кроме того, вы же понимаете: 20% праворуких, 7% или 8% леворуких, все остальные амбидекстры. Я думаю, что вреда особенного не должно приносить. Дети очень устойчивые.
– Вы говорите, проскользнула такая тема, что в школе усредняют детей.
– Нет, что вы, их не усредняют.
– Убивают творчество.
– Не убивает там никто творчество. Просто наша стандартная программа обучения построена на левополушарных вещах, то есть одна задача – одно решение. На самом деле это правда. Или вы хотите сказать, что по-настоящему творческий человек скажет, что в предложении: «Птичка полетела на юг» – четыре подлежащих и пять глаголов? Нет, конечно. Там одно подлежащее и один глагол. Обучение построено на этом, поэтому не сокращать хотя бы период креативности.
– В восемь лет в школу идти?
– О, индивидуально абсолютно. Кому-то уже в шесть надо, кому-то в восемь.
– Очень многие стали использовать домашнее обучение. Как вы к этому относитесь, не считаете ли, что это ребенка как-то ранит в социальном развитии?
– Да нормально. Послушайте, у нас поколениями дворяне получали домашнее образование, и не сказать, чтобы наши дворяне были уж таким совсем отстающим классом. Конечно, кончилось у них всё плохо. Но с другой стороны, ведь у всех всё плохо кончается, вы же понимаете, что и древние империи все рухнули, я уже не говорю про Эхнатона.
Речь идет о том, что дети – очень неустойчивая система. Если мама хочет себе головную грыжу и хочет ребенка учить дома, она имеет на это право, это ее ребенок, хочет – с кашей съест. Помните, фразы из школьных сочинений, я очень их люблю: «Чем тебя породил, тем тебя и убью», – сказал Тарас Бульба и отошел на три метра. Но, конечно, при этом надо учитывать: если мы ребенку даем домашнее образование, то мы где-то должны обеспечить ему социальное развитие тоже. Это тоже придется нам организовать. Если в школьном варианте мы не должны это организовывать, ребенок у нас будет гулять, а потом они вместе идут из школы, потом они еще ходят в кружок, на продленку и еще куда-то, то маме, которая занялась образованием ребенка дома, об этом надо подумать. Вот и всё.
– Скажите, пожалуйста, есть ли какие-то нормы по развитию двойняшек? На что нужно обратить внимание?
– Двойняшки обычно всегда чуть-чуть запаздывают. Это нормально, потому что они либо зациклены друг на друге, либо они делят пополам. Я помню, ко мне приходили двойняшки, мальчик и девочка, – там мальчик умел считать, девочка умела читать, им было 6 лет. Воспитательница сказала, что они оба умственно отсталые. Это еще ладно. Речь шла о том, что мальчик умел завязывать шнурки, а девочка – застегивать пуговицы. Причем мальчик завязывал обоим, а девочка застегивала обоим. Если хочется очень норму, то их надо разделять и заниматься отдельно с одним, отдельно с другим, иначе они поделят что-то.
– Правильно ли я услышала, что родитель внутри себя сам определяет, что есть для него норма?
– Конечно. Причем не внутри себя, а желательно это как-то вывести в сознание, то есть если вы будете на бессознательном уровне это определять, то дальше вам придется жить по Юнгу: коллективное бессознательное.
– Дальше родитель взаимодействует с социальными структурами – детским садом, школой, у которых есть эта кривая.
– Это если он выбирает. Только что сейчас задали вопрос, что можно выбрать не взаимодействовать со школой, например.
– Допустим, он выбирает взаимодействие. И школа говорит: «Ваш ребенок – не норма». А у меня в голове есть понимание, что мой ребенок – норма. Как тогда? Какие действия родителя?
– Родитель выбирает не то, «норма или не норма» его ребенок. А он выбирает, что такое для него норма. Например, он выбрал: норма – это полноценная социальная адаптация. И тогда он ведет своего ребенка по маршруту к полноценной социальной адаптации. Если, например, у ребенка есть какое-то очевидное нарушение развития, тот же синдром Дауна, раз уж мы о нем говорили, то родитель его обучает как может, и ведет его к полноценной социальной адаптации, например, к работе в универсаме по соседству, где его все будут любить и радостно принимать. Речь идет о том, что мы принимаем решение о маршруте для нашего ребенка, если у него есть какие-то несовпадения с общим выражением лица наших структур.
– Если говорить не о родительском контексте, а, допустим, о воспитателе, который работает с этими детьми – он может внутри себя определять свою норму?
– Да. Более того, он это делает, мы с этим ничего не можем поделать. Воспитатель всегда это делает. Если у учительницы первых классов есть ощущение, что ребенок, который отсиживает 45 минут, время от времени поднимая руку – это норма, а ребенок, который этого не может сделать – это не норма, нам надо иметь в виду, что у нее в голове есть вот это.
– Стоит тогда поменять учителя, если мы видим, что у нее устойчивая норма противоречит, как бы она всё время гнобит ребенка?
– Думайте, взвешивайте.
– Для социализации старших дошкольников и младших школьников есть какое-то понятие достаточного количества человек в группе?
– Нет, ну, что вы? Это очень зависит от темперамента ребенка, от силы его нервной системы. Есть дети, которые вообще не переносят толпу, ребенка нельзя привести ни на один праздник.
– Если у него есть только один друг, и он с ним всё время общается?
– Если у ребенка есть один друг, с которым он общается, это уже хорошо, особенно если мы имеем дело с ребенком, у которого процесс торможения преобладает над процессом возбуждения. У них, как правило, один друг – это для них абсолютная норма. А если ребенок совсем не может установить контакт, кроме как с одним ребенком, конечно, с этим надо работать – пытаться еще с кем-то его свести.
– Если он один на один, то он может.
– Если он с любым из этих пяти детей может один на один установить контакт, значит, с ребенком всё в порядке.
– Для левшей и правшей понятие нормы может быть разным?
– Конечно. Дело в том, что наша культура, материальная культура, устроена под правшей. Допустим, в японской культуре – нет, они пишут сверху вниз и едят палочками. У нас, конечно, левшам труднее.
– Что с ними делать?
– Ничего не делать. Я одно время тусовалась с Захаровым, который считал, что немедленно нужно с этим что-то делать, но я так и не поняла, что. Ничего. Принимать так, как есть, и отдавать себе отчет, что в материальном мире, который устроен для праворуких, левши встречаются с дополнительными трудностями. Точно так же, как ребенок в очках встречается с дополнительными трудностями, ребенок с плоскостопием встречается с дополнительными трудностями. Ну и что?
– Уже есть ощущение, что у него и внутри всё по-другому устроено?
– Это иллюзия, сформированная американскими фильмами, в основном.
– Можно про совсем маленьких? Как можно раньше диагностировать отклонение от нормы, если они не очевидны, те же микропоражения мозга?
– Если на первом году жизни невролог ставил какие-то диагнозы, неважно какие, то это нужно помнить. Ничего специального с этим делать не надо, просто запомнить, потому что это может сыграть в старшем дошкольном и младшем школьном возрасте.
– Что с этим делать?
– Слушайте, всё, что я могу сказать по этому поводу, написано в моей книге «Дети-тюфяки и дети-катастрофы».
– Как биолог, скажите, у кесарят всех такие есть поражения?
– Нет, конечно, не у всех, хотя наша медицина считает кесарят группой риска.
– А если гипо- и гипертонус при рождении ставили?
– Тоже ничего не значит. Надо знать, что оно было, но, как правило, в 19 случаях из 20 ничего не значит.
– Насколько может сильно повлиять на ребенка, если на него при оценке нормы и не нормы навешали какие-то ярлыки?
– Если у вас есть малейшая возможность пресечь навешивание на вашего ребенка любых ярлыков, включая «очень одаренный ребенок», пресекать всегда.
– Как? Если это делают родители на площадке, учитель в школе?
– По возможности. Вы же не 24 часа с ребенком, но если есть малейшая возможность это пресечь – это нужно сделать.
– Насколько нужно участвовать в играх ребенка дошкольного возраста?
– Насколько вам приятно.
– Если прямо хочется бесконечно с ним играть?
– Я рекомендую вам провести эксперимент: дайте себе волю, поиграйте с ним бесконечно. Когда вас затошнит, вы поймете.
– Вы говорили про игрушки из пластмассы. А как вы лично относитесь к конструктору «Лего»?
– Он такой сладенький.
– Скажите, есть какие-то маячки, что что-то очень явно забирает жизненные силы? Сейчас какая-то просто жуткая ситуация с суицидами у 18-летних. Где искать эти корни?
– Я думаю, это индивидуально. Сказать так: знаете, всё дело в том, что в 2,5 года границы не поставили… нет. Я думаю, что всё-таки это индивидуальные вещи. Но очень суицидные вещи – это, конечно, ранняя детская одаренность. Если вдруг тут это досталось, и вы начали в это играть, нужно, конечно, смотреть, смотреть и смотреть. Потому что, понимаете, он вернется обратно в норму. К концу подростковости, к 15, 16, 17, 18 годам. 17 лет прожил одаренным, а потом понял, или ему сказали: «Ты такой, как все, чего ты выкобениваешься?» И он сам видит, что он такой, как все, он не может ничего другого – это, конечно, ужас. В это лучше не играть совсем.