Г. Алмонд и С. Верба предложили свое видение структуры системы ориентаций, составляющей политическую культуру. Они считали, что эта структура состоит из ориентаций различных типов: “когнитивные ориентации” - знание и убеждение о политической системе, ее роли и тех, кто выполняет политические роли “аффективные ориентации” – чувства относительно политической системы, ее роли и тех, кто выполняет политические роли; “оценочные ориентации” - убеждения, мнения о политических объектах (своеобразная комбинация ценностных стандартов, знаний и аффективных ориентаций).Исходя из этих посылок, Г.Алмонд и С. Верба выделили три основных модели («идеальных типа») политической культуры: Патриархальная политическая характеризуется ориентацией на местные, национальные ценности и может проявляться в форме местного патриотизма, семейственности, коррупции, мафии. Член такого общества пассивен в политике, не выполняет конкретных политических ролей (например, избирателя). Данный тип культуры характерен для молодых независимых государств, в которых политическая культура оказывается наслоением множества более мелких.
Подданническая политическая культура предполагает пассивное и отстранённое отношение индивида к политической системе. Он ориентируется на традиции, хотя политически сознателен. Подчиняясь власти, индивид ожидает от неё различных благ (социальных пособий, гарантий и т. д.) и опасается её диктата. Именно эта политическая культура доминировала в Союзе ССР, начиная с 20-30-х гг., и не только тогда, но и практически всю в течение всей истории Российского государства. Культура участия отличается политической активностью, вовлечённостью и рациональностью. Граждане стремятся активно воздействовать на политическую культуру, направлять её деятельность с помощью законных средств влияния (выборов, демонстраций и т.д.). Кажется, именно в этом направлении сегодня происходят попытки изменения политической культуры России, но с твердой уверенностью можно сказать, что она еще долго останется смешанной, включающей подданнические элементы, если они вообще не возобладают над культурой участия. Их основной вывод заключался в том, что наиболее оптимальным для стран стабильной демократии является смешанный тип политической культуры, выявленный в Великобритании и США – гражданская политическая культура (или политическая культура гражданственности). В рамках этой культуры “многие граждане могут быть активными в политике, но многие другие играют более пассивную роль подданных…даже у тех, кто исполняет гражданскую роль, качества подданных и прихожан не полностью вытеснены… Это означает, что активный гражданин сохраняет свои традиционалистские, неполитические связи, равно как и пассивную роль подданого… Политическая деятельность представляет собой лишь часть интересов гражданина, причем, как правило, не очень важную их часть. Сохранение других ориентаций ограничивает степень его включенности в политическую деятельность и удерживают политику в надлежащих рамках. Более того, ориентации прихожанина и подданного не просто сосуществуют с ориентациями участника, они пронизывают и видоизменяют их. Так, например, первичные связи важны в становлении типов гражданского влияния. Кроме того, взаимопроникающие структуры общественных и межличностных связей имеют тенденцию воздействовать на характер политических ориентаций – делать их менее острыми и разделяющими” [6]. Согласно Г. Алмонду и С. Вербе, для гражданской культуры характерны два “противоречия”: между высокой оценкой своей потенциальной влиятельности на политические решения и более низким уровнем реального влияния, между степенью распространения вербального признания обязательности участия граждан в политической жизни и реальной значимостью и объемом участия. Эти два противоречия, по мнению авторов “Гражданской культуры”, помогают понять, каким образом в странах стабильной демократии разрешается дилемма, оптимальное сочетание сторон которой крайне важно для поддержания стабильности: между активностью и влиятельностью неэлитных групп и их пассивностью и невлиятельностью, между властью правящей элиты и ее подконтрольностью и ответственностью. С одной стороны, бездеятельность обыкновенного человека помогают обеспечить правящие элиты властью в той мере, которая необходима для эффективного решения проблем. С другой стороны, роль гражданина, как активного и влиятельного фактора, обеспечивающего ответственностью элит, поддерживается благодаря его приверженности нормам активного гражданства и его убежденностью, что он может быть влиятельным политическим актором.