- Что ж, это честно.
- Мы поболтали, и я вас пригласил куда-нибудь съездить.
Тут мне пришлось на него взглянуть:
- Вы меня приглашаете?
- Да.
Я покачала головой и отвернулась к дороге.
- Мне эта мысль не кажется удачной.
- Почему? - спросил он.
- Я вам уже говорила.
- Если убили кого-то одного, это еще не значит, что будут убивать всех.
Я вцепилась в руль так, что пальцы заболели.
- Мне было восемь, когда умерла моя мать. Когда мне было десять, мой отец женился снова. - Я покачала головой. - Люди уходят и не возвращаются.
- Звучит пугающе, - заметил он тихим и низким голосом.
Не знаю, почему я это сказала. Обычно я не говорю о матери с незнакомыми людьми и вообще ни с кем, если на то пошло.
- Пугающе, - повторила я. - Можно сказать и так.
- Если никого к себе не подпустишь, никто тебе не сделает больно, так?
- К тому же в возрастной группе от двадцати одного до тридцати полно противных мужчин.
Он усмехнулся.
- Согласен. Но симпатичных, умных и независимых женщин тоже не пруд пруди.
- Перестаньте говорить комплименты, а то я покраснею.
- Вы мне не кажетесь человеком, который легко краснеет.
У меня в мозгу вспыхнуло воспоминание: голый Ричард Зееман около кровати натягивает тренировочные штаны. В тот момент меня это совсем не смутило. И только теперь вспомнилось, когда он сидит рядом со мной в машине, такой теплый и близкий. Горячая волна краски стала заливать мое лицо. Я краснела в темноте и радовалась, что он меня не видит. Не хотела я, чтобы он знал, что я думаю о том, как он выглядит без одежды. Обычно я так не делаю. Конечно, обычно я не вижу голых мужчин до первого свидания. А если подумать, я и на свиданиях не вижу голых мужчин.
- Мы сидим в клубе здоровья, попиваем фруктовый сок, и я приглашаю вас куда-нибудь.
|
|
Я пристально смотрела на дорогу. И все еще краснела, вспоминая гладкую линию его бедер и то, что ниже. Это мешало, но чем сильнее я старалась об этом не думать, тем яснее был образ.
- В кино и на ужин? - спросила я.
- Нет, - ответил он. - Что-нибудь совершенно оригинальное. Поход по пещерам.
- Вы предлагаете на первом свидании ползать по пещерам?
- Вы когда-нибудь в пещерах бывали?
- Однажды.
- Вам понравилось?
- Мы тогда подкрадывались к плохим парням. Насчет нравится или не нравится не было и мысли.
- Тогда вам надо попробовать еще раз. Я хожу в пещеры не реже двух раз в месяц. Приходится надевать самую старую одежду, как следует вымажешься, и никто тебе не скажет, что нельзя играть в грязи.
- В грязи?
- Для вас это слишком неопрятно?
- Я была ассистентом биолаборатории в колледже. Для меня нет слишком неопрятной работы.
- По крайней мере, вы можете сказать, что используете в работе знания по диплому.
- Это верно, - рассмеялась я.
- Я свои знания тоже использую, но я ушел в обучение мелкоты.
- Любите преподавать?
- Очень.
В одном этом слове было столько теплоты и энтузиазма! Редко приходится слышать такое от людей, говорящих о своей работе.
- Я тоже люблю свою работу.
- Даже если она втравливает вас в игры с вампирами и зомби?
- Ага.
- Итак, мы сидим во фруктовом баре, и я только что вас пригласил. Что вы скажете?
- Я скажу «нет».
- Почему?
- Не знаю.
- Вы очень подозрительны.
- Всегда такая, - согласилась я.
- Никогда не пробовать - это самая большая из неудач, Анита.
- Не ходить на свидания - это не неудача, а выбор.
|
|
Я чувствовала, что начинаю оправдываться.
- Скажите, что в этот уик-энд пойдете на экскурсию в пещеры.
Кожаное пальто скрипнуло, когда он попытался приблизиться ко мне больше, чем пускал ремень безопасности. Он мог протянуть руку и коснуться меня. И какая-то часть моего существа этого хотела, что уже само по себе смущало.
Я начала говорить «нет» и поняла, что мне хочется сказать «да». Что было глупо. Но мне нравилось сидеть в темноте с этим запахом кожи и одеколона. Назовите это химией, взрывом вожделения, как хотите. Ричард мне нравился. Он повернул во мне выключатель. Уже давно мне никто не нравился в этом смысле.
Жан-Клод не в счет. Не знаю почему, но не в счет. Может быть, потому, что он мертв.
- Ладно, я пойду в пещеры. Когда и где?
- Отлично. Встречаемся около моего дома в, скажем, десять часов, в воскресенье.
- Десять утра? - спросила я.
- Вы не из жаворонков?
- Совсем нет.
- Нам придется начать раньше, иначе мы не дойдем за один день до конца пещеры.
- Что мне надеть?
- Самую старую из своей одежды. Я надеваю комбинезон поверх джинсов.
- Комбинезон у меня есть.
Я не стала говорить, что он мне служит для защиты одежды от крови. Грязь - это звучит куда более нейтрально.
- Отлично. Остальное снаряжение я для вас принесу.
- А какое еще снаряжение мне нужно?
- Каска, фонарь, может быть, наколенники.
- Колоссальное обещается первое свидание, - сказала я.
- Так оно и будет, - уверил он. Голос его был тихим, мягким и почему-то создавал большую близость, чем просто сидение в одной машине. Это не был волшебный голос Жан-Клода, но что же это было?
- Здесь направо, - сказал он, указывая на боковую улицу. - Третий дом справа.
|
|
Я заехала на короткую аллею с гудроновым покрытием. Дом был кирпичный, какого-то бледного цвета. Подробнее в темноте сказать было трудно. Забываешь, как бывает темна ночь, когда нет электрического освещения.
Ричард отстегнул ремень и открыл дверь.
- Спасибо, что подбросили.
- Помочь вам занести его в дом? - спросила я, держа руку на ключе.
- Нет, справлюсь. Но все равно спасибо.
- Не за что.
Он посмотрел на меня пристально:
- Я что-то не то сделал?
- Пока нет, - ответила я.
Он улыбнулся в темноте мимолетной улыбкой.
- И хорошо.
Потом он открыл заднюю дверь и вышел из машины. Наклонился, поднял Стивена, прижимая одеяло, чтобы не соскользнуло. Поднимая, он сделал упор на спину, а не ноги - работая с тяжестями, этому обучаешься. Человеческое тело поднять куда труднее, чем даже свободный вес. Оно куда меньше сбалансировано, чем штанга.
Он спиной закрыл дверцу автомобиля. Она щелкнула, и я сняла ремень безопасности, чтобы ее запереть. Ричард смотрел на меня через открытую пока пассажирскую дверь. Сквозь шум работающего на холостом ходу мотора послышался его голос:
- Запираетесь от бук и бяк?
- На всякие случай, - сказала я.
Он кивнул и сказал:
- Понятно.
В этом одном слове было что-то такое грустное, тоскливое, как утраченная невинность. Приятно говорить с человеком, который понимает. Дольф и Зебровски разбирались в насилии, в близкой смерти, но в монстрах они не понимали.
Я закрыла дверь и отодвинулась обратно за руль. Потом застегнула ремень и включила передачу. Фары выхватили из темноты Ричарда, волосы Стивена лежали на его руках желтым всплеском. Ричард все еще смотрел на меня. Я оставила его в темноте перед этим домом, где единственным звуком был стрекот осенних сверчков.
Перед своим домом я остановилась чуть позже двух часов ночи. А рассчитывала лечь спать куда раньше. От нового крестообразного ожога расходилась жгучая кислотная боль. От нее вся грудь ныла. Ребра и живот саднило. Я включила лампочку под крышей машины и расстегнула жакет. В желтом свете на коже расцветали синяки. Минуту я не могла сообразить, откуда они взялись; потом вспомнила сокрушительную тяжесть переползающей через меня змеи. Господи, мне еще повезло, что это синяки, а не переломы ребер.
Отключив свет, я застегнула жакет снова. Ремень кобуры натер кожу, но ожог болел настолько сильней, что боль от синяков и потертости казалась ничтожной. Хороший ожог отвлекает мысли от всего чего угодно.
Свет, который обычно горел на лестнице, был неисправен. Не впервые. Но когда утром откроется офис, надо будет позвонить и сообщить. Если этого не сделать, его никогда не починят. Я уже поднялась на три ступеньки, когда его увидела. Он сидел наверху лестницы и ждал меня. Короткие белокурые волосы, в темноте бледные. Руки на коленях ладонями вверх - дескать, оружия у меня нет. Ладно, оружия нет в руках. А вообще оружие у Эдуарда есть всегда, если его никто специально не отбирал.
Если на то пошло, у меня тоже.
- Давно не виделись, Эдуард.
- Три месяца, - ответил он. - Пока моя сломанная рука до конца не зажила.
Я кивнула.
- Мне тоже швы сняли только два месяца как.
Он все так же сидел на ступеньке, глядя на меня.
- Что ты хочешь, Эдуард? - спросила я.
- Может, я просто зашел проведать? - Он тихо засмеялся.
- Сейчас два часа ночи, а не утро. Не дай тебе Бог, если ты просто зашел проведать.
- Ты бы предпочла, чтобы это было по делу?
Голос его был ровен, но что-то такое в нем слышалось.
- Нет-нет! - затрясла я головой. Иметь общие дела с Эдуардом мне никак не хотелось. Он специализировался на ликвидации ликантропов, вампиров, всех тех, что когда-то были людьми и перестали ими быть. Убивать людей ему надоело. Слишком легкая работа.
- А ты по делу?
Голос у меня был ровный и не дрожал. Очко в мою пользу. Браунинг я выхватить могла, но, если бы дело дошло до оружия, он бы меня убил. Дружить с Эдуардом - это как дружить с ручным леопардом. Можешь его гладить, и он тебя вроде бы любит, но в глубине души ты знаешь, что, если он всерьез проголодается или разозлится, он тебя убьет. Убьет и мясо с костей обглодает.
- Сегодня только информация, Анита. Никаких проблем.
- Информация какого сорта? - спросила я.
Он снова улыбнулся. Добрый старый дружище Эдуард. Вот так.
- А нельзя ли нам зайти в дом и там поговорить? Тут что-то холодно.
- В прошлый раз, когда ты был в городе, тебе не нужно было приглашения, чтобы зайти в мою квартиру.
- А у тебя новый замок.
Я улыбнулась:
- И ты не можешь его взломать?
Мне было по-настоящему приятно.
Он пожал плечами. Может, дело в темноте, но не будь это Эдуард, я бы сказала, что он смутился.
- Мне слесарь сказал, что он защищен от взлома.
- А я с собой тарана не захватил, - сказал он.
- Заходи. Я сделаю кофе.
Я обошла вокруг него, а он встал и пошел за мной. Я повернулась к нему спиной без всякой тревоги. Может быть, когда-нибудь Эдуард меня застрелит, но он не будет этого делать в спину, сказав сначала, что ему нужна только информация. Эдуарда нельзя назвать человеком чести, но у него есть правила. Если бы он собираются меня убить, он бы об этом заявил. Сказал бы, сколько ему заплатили за мою ликвидацию. Смотрел бы, как светится страх у меня в глазах.
Да, у Эдуарда есть правила. Просто у него их меньше, чем обычно у людей бывает. Но своих правил он никогда не нарушает, никогда не идет против своего искаженного чувства чести. Если он сказал, что сегодня мне ничего не грозит, значит, так и есть. Хорошо бы, если бы у Жан-Клода тоже были правила.
Коридор был тих, как должен был быть в середине ночи, в середине рабочей недели, когда людям рано на работу. Мои живущие днем соседи беззаботно похрапывали в своих кроватях. Я открыла новые замки на своей двери и впустила Эдуарда.
- Это у тебя новый фасон? - спросил он.
- Что?
- Что случилось с твоей рубашкой?
- Ох!
Находчивость в ответах - совсем не мое свойство. Я не знала, что сказать, вернее, сколько сказать.
- Ты опять повязалась с вампирами, - сказал он.
- Почему ты так решил?
- Из-за нового крестообразного ожога у тебя на... гм... на груди.
Ах, это. Я расстегнула жакет, перекинула его через спинку кровати и осталась стоять в лифчике и наплечной кобуре, причем встретила взгляд Эдуарда, не краснея. Очко в мою пользу. Расстегнув ремень, я сняла кобуру и взяла ее с собой на кухню. Там я положила ее на столик и достала из морозильника кофейные зерна, оставшись только в лифчике и джинсах. Перед любым другим мужчиной, живым или мертвым, я бы застеснялась, но не перед Эдуардом. Между нами сексуального напряжения не было никогда. Может, мы в один прекрасный день друг друга пристрелим, но спать вместе не будем. Его больше интересовал свежий ожог, чем мои груди.
- Как это случилось? - спросил он.
Я стала молоть зерна в электрической мельничке для перца, которую купила на этот случай. Уже от запаха свежесмолотых зерен мне стало лучше. Я вставила фильтр в любимую кофеварку, засыпала кофе, залила воду и нажала кнопку. Примерно на этой стадии кончалось мое кулинарное искусство.
- Я сейчас накину рубашку, - сказала я.
- Этому ожогу не понравится прикосновение чего бы то ни было, - сказал Эдуард.
- Тогда я не стану ее застегивать.
- Ты мне расскажешь, как тебя обожгло?
- Расскажу.
Захватив с собой пистолет, я прошла в спальню. Там в глубине шкафа у меня висела рубашка с длинными рукавами, которая когда-то была лиловой, а теперь выцвела в бледно-сиреневую. Это была рубашка от мужского костюма, и висела она мне почти до колен, но она была удобная. Я закатала рукава до локтей и застегнула ее до половины. Над ожогом я ее оставила свободной. Глянув в зеркало, я убедилась, что она закрывает почти весь мой вырез. Годится.
Поколебавшись, я все же положила браунинг в кобуру у кровати. Сегодня у нас с Эдуардом битвы не ожидалось, а если кто-то или что-то пробьется через мои новые замки, ему придется встретиться с Эдуардом. Нет, сейчас мне ничего не грозит.
Он сидел на моем диване, вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Плечи его опирались на подлокотник дивана.
- Будь как дома, - сказала я.
Он улыбнулся:
- Ты мне расскажешь про вампиров?
- Да, но я пока решаю, сколько именно тебе рассказать.
Он улыбнулся еще шире:
- Ну естественно!
Я поставила две чашки, сахар и настоящие сливки из холодильника. Кофе капал в стеклянный ковшик. Аромат шел резкий, теплый и такой густой, что хоть на руки наматывай.
- Как тебе сделать кофе?
- Как себе.
- Никаких личных предпочтений? - посмотрела я на него.
Он покачал головой, не вставая с дивана.
- О’кей.
Я разлила кофе по чашкам, положила по три куска сахара и побольше сливок в каждую, размешала и поставила на столик.
- А ты мне его не принесешь? - спросил он.
- Не стоит пить кофе на белом диване, - сказала я.
- А!
Он поднялся одним плавным движением, весь изящество и энергия. Это впечатляло бы, не проведи я почти всю ночь с вампирами.
Мы сидели друг напротив друга. Глаза у него были цвета весеннего неба - теплый бледно-голубой цвет, который умудряется еще выглядеть холодным. На лице у него было дружелюбное выражение, а глаза следили за всем, что я делаю.
Я рассказала ему про Ясмин и Маргариту. Я только опустила Жан-Клода, жертву вампиров, гигантскую кобру, вервольфа Стивена и Ричарда Зеемана. Так что рассказ получился очень коротким.
Когда я закончила, Эдуард сидел, попивая кофе и глядя на меня.
Я пила кофе и смотрела на него.
- Это объясняет ожог, - сказал он.
- Ну и отлично, - отозвалась я.
- Но ты очень много опустила.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что я за тобой следил.
Я уставилась на него, подавившись глотком. Когда я смогла заговорить, не кашляя, я переспросила:
- Ты - что?
- За тобой следил, - повторил он. Глаза его все еще были равнодушны, улыбка приветлива.
- Зачем?
- Меня наняли убить Мастера города.
- Тебя наняли для этого три месяца назад.
- Николаос мертва, а новый Мастер - нет.
- Николаос ты не убивал, - сказала я. - Это я сделала.
- Верно. Хочешь половину денег?
Я покачала головой.
- Тогда чем ты недовольна? Помогая тебе, я чуть не лишился руки.
- А я получила четырнадцать швов, и оба мы получили по укусу вампира.
- И очищались святой водой, - напомнил Эдуард.
- Которая жжет хуже кислоты, - вспомнила я.
Эдуард кивнул, попивая кофе. Что-то шевельнулось в его глазах, неуловимое и опасное. Я могу поклясться, что выражение его лица не изменилось, но вдруг я оказалась не в состоянии отвести взгляда от его глаз.
- А зачем ты за мной следил, Эдуард?
- Мне сказали, что у тебя встреча с новым Мастером.
- Кто тебе сказал?
Он покачал головой, и его губы искривила эта непроницаемая улыбка.
- Я был сегодня в «Цирке», Анита, и видел, с кем ты была. Ты якшалась с вампирами, потом поехала домой. Следовательно, один из них - Мастер.
Я старалась сохранить бесстрастное лицо - слишком бесстрастное, так что было заметно усилие, но не панический страх. Эдуард за мной следил, а я об этом не знала. Он знал всех вампиров, с которыми я сегодня виделась. Список не очень длинный. И он сообразит.
- Постой, - сказала я. - Значит, ты бросил меня драться со змеей и не попытался помочь?
- Я вошел, когда толпа выбежала. Когда я заглянул в палатку, все уже почти кончилось.
Я пила кофе и пыталась сообразить, как улучшить ситуацию. У него контракт на убийство Мастера, и я привела его прямо к нему. Я предала Жан-Клода. Так что, отчего это меня волнует? Эдуард изучают мое лицо, будто хотел его запомнить. Он ждал, что лицо меня выдаст. Я очень старалась быть бесстрастной и непроницаемой. А он улыбался своей улыбкой пожирателя канареек. Очень он был собой доволен. А я собой - нет.
- Ты сегодня видела только четырех вампиров: Жан-Клода, темнокожую экзотку, которая, очевидно, Ясмин, и двух блондинок. Их имена ты знаешь?
Я покачала головой.
Он улыбнулся шире:
- А знала бы - сказала бы?
- Может быть.
- Блондинок можно отставить. Ни одна из них не «Мастер вамп».
Я смотрела на него, заставляя себя сохранять лицо нейтральным, лишенным выражения, бесстрастным, внимательным, пустым. Бесстрастность - не мое любимое выражение лица, но, может, если потренироваться...
- Остаются Жан-Клод и Ясмин. Ясмин в городе новичок, остается Жан-Клод.
- Ты и в самом деле думаешь, что Мастер всего города будет вот так вот выставляться?
Я вложила в эти слова все презрение, которое смогла найти. Я - не лучшая в мире актриса, но, может, могу научиться.
Эдуард уставился на меня.
- Это ведь Жан-Клод?
- Жан-Клод недостаточно силен, чтобы держать город. И ты это знаешь. Ему - сколько там - чуть больше двухсот лет? Недостаточно стар.
Он нахмурился.
- Но это не Ясмин.
- Верно.
- Ты же сегодня с другими вампирами не говорила?
- Может, ты и следил за мной до «Цирк», Эдуард, но ты не слушал у дверей во время моей встречи с Мастером. Не мог. Тебя бы услышали вампы или оборотни.
Он подтвердил это кивком.
- Я видела сегодня Мастера, но его не было среди тех, кто пришел на битву со змеей.
- Мастер бросил своих птенцов рисковать жизнью и не помог?
Его улыбка вернулась.
- Мастер города не обязан присутствовать физически, чтобы дать им свою силу. Ты это знаешь.
- Нет, - ответил он. - Не знаю.
- Верь или не верь, а это правда.
И я помолилась, чтобы он поверил.
Он снова нахмурился.
- Обычно ты не умеешь так хорошо врать.
- Я не вру.
И голос мой звучал спокойно, нормально, правдиво. Добрая честная я.
- Если Мастер действительно не Жан-Клод, то ты знаешь, кто это?
Это была ловушка. Я не могла ответить «да» на оба вопроса, но, черт побери, я уже начала врать, так зачем останавливаться?
- Да, я знаю, кто это.
- Скажи мне.
- Если Мастер узнает, что я с тобой говорила, он меня убьет.
- Вместе мы можем его убить, как убили предыдущего.
И голос его был ужасно рассудительным.
На минуту я задумалась. Задумалась, не сказать ли ему правду. Хмыри из «Человека превыше всего» с Мастером не заведутся, но Эдуард может. Вместе, командой, мы могли бы его убить. И жизнь моя стала бы куда проще. Я покачала головой иIвздохнула. Вот, блин!
- Не могу, Эдуард.
- Не хочешь, - сказал он.
Я кивнула:
- Не хочу.
- Если я тебе поверю, Анита, это будет значить, что мне нужно имя Мастера. Это будет значить, что ты - единственный человек, который это имя знает.
Дружелюбная мишура соскользнула с его лица, как тающий лед. Глаза его были пусты и безжалостны, как зимнее небо. За ними не было никого, кто меня услышал бы.
- Тебе не стоит быть единственным человеком, который знает это имя, Анита.
Он был прав. Еще как не стоит, но что я могла сказать?
- Хочешь верь, Эдуард, хочешь не верь.
- Избавь себя от большой боли, Анита. Скажи мне имя.
Он поверил. Черт побери, поверил! Я опустила глаза в чашку, чтобы он не заметил искорки торжества. Когда я подняла глаза, я уже контролировала свое лицо. Мерил Стрип, понимаешь.
- Я не поддаюсь на угрозы, и ты это знаешь.
Он кивнул, допил кофе и поставил кружку на середину стола.
- Все, что будет необходимо для завершения моей работы, я сделаю, Анита.
- Никогда в этом не сомневалась, - сказала я. Он хотел сказать, что добудет от меня информацию под пыткой. В его голосе почти звучало сожаление, но это его не остановит. Одним из главных правил Эдуарда было: «Работа всегда должна быть сделана».
И таким мелочам, как дружба, он портить свои послужной список не позволит.
- Ты спасла мою жизнь, а я твою, - сказал он. - Но сейчас тебе от этого никакой пользы не будет, ты понимаешь?
Я кивнула:
- Понимаю.
- Вот и хорошо. - Он встал, и я встала. Мы посмотрели друг на друга. Он покачал головой. - Сегодня вечером я тебя найду и спрошу снова.
- Я не дам себя запугать, Эдуард.
Наконец-то я слегка взбесилась. Он пришел сюда попросить информации, но теперь он мне угрожал. И я проявила злость - тут уж играть не надо было.
- Ты крута, Анита, но не настолько.
Глаза у него были безразличными, но настороженными, как у волка, которого я однажды видела в Калифорнии. Я обошла дерево, и он там стоял, сразу за ним. Я замерла. До этого я не понимала, что значит «безразличный взгляд». Волку было абсолютно наплевать, убивать меня или нет. Создай ему угрозу - и ад сорвется с цепи. Освободи ему дорогу для бегства - он убежит. Но волку было все равно: он был готов к любому исходу. Это у меня пульс забился в глотке, это я так перепугалась, что перестала дышать. Я задержала дыхание и ждала, что решит волк. Он, в конце концов, скрылся среди деревьев.
А я потом снова вспомнила, как дышать, и вернулась в лагерь. Я была перепугана, но стоило мне закрыть глаза, как я видела светло-серые глаза волка. Это чудо взгляда на хищника в упор, когда между нами нет прутьев решетки. Это было прекрасно.
Сейчас я смотрела на Эдуарда и понимала, что это тоже по-своему чудесно. Знаю я то, что ему надо, или нет, я ему не скажу. От меня угрозами ничего не добиться. Это одно из моих правил.
- Я не хочу, чтобы мне пришлось убивать тебя, Эдуард.
- Ты меня убьешь? - Он надо мной смеялся.
- Можешь не сомневаться.
Смех исчез из его глаз, с губ, с лица, и остались только безразличные глаза хищника, внимательно глядящие на меня.
Я напомнила себе о необходимости дышать, ровно и медленно. Он меня убил бы. Может быть. Или нет.
- Стоит ли Мастер того, чтобы одному из нас умирать? - спросила я.
- Это дело принципа, - ответил он.
- Для меня тоже, - сказала я.
- Что ж, по крайней мере, мы прояснили позиции.
- Это да, - согласилась я.
Он пошел к двери. Я проводила его и отперла для него замок. В дверях он задержался.
- У тебя время сегодня до наступления темноты, - сказал он.
- Ответ будет тот же.
- Я знаю, - ответил он и вышел, даже не оглянувшись. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице. Тогда я закрыла дверь и заперла, потом прислонилась к двери спиной и стала мысленно искать выход.
Если сказать Жан-Клоду, он, быть может, убьет Эдуарда, но я не выдаю людей монстрам. Ни по какой причине. Я могу сказать Эдуарду про Жан-Клода. Может быть, он даже сможет убить Мастера. Я даже могла бы ему помочь.
Я попыталась представить себе совершенное тело Жан-Клода, разорванное пулями, покрытое кровью. Разнесенное из дробовика лицо. И затрясла головой. Я не могу этого сделать. Не знаю почему, но не могу выдать Эдуарду Жан-Клода.
Не могу я предать никого из них. Значит, я по самое некуда в пруду с аллигаторами. Так что в этом нового?
Я стояла на берегу под черной бахромой деревьев. Накатывались и откатывались в темноте волны черного озера. Луна висела в небе, большая, серебряная. Дрожащим узором лежал на воде лунный свет. Из воды поднялся Жан-Клод. Серебряными лучами стекала вода по его волосам и сорочке. Короткие черные волосы завились локонами от воды, сорочка прилипла к телу, обозначив под тканью твердые и четкие соски. Он протянул мне руку.
Я была одета в длинное темное платье. Оно было тяжелым и висело на мне, как гиря. Изнутри что-то распирало юбку, как деформированный обруч. На мои плечи был наброшен тяжелый плащ. Была осень, и луна была полная, как в дни жатвы.
- Иди ко мне, - сказал Жан-Клод.
Я сошла с берега в воду. Она наполнила юбку, пропитала плащ. Я сорвала плащ, и он скрылся под водой. Она была теплая, как вода в ванне, как кровь. Я подняла руку к лунным лучам, и жидкость потекла по ней, и была она густая и темная, и она не была водой.
Я стояла на мелком месте в платье, которое никогда даже себе не представляла, у берега, который я не знала, и глядела на прекрасное чудовище, а он шел ко мне, грациозный и покрытый кровью.
Я проснулась, ловя ртом воздух, вцепившись в простыни, как в спасательный круг.
- Ты же обещал не лезть в мои сны, сукин ты сын! - прошептала я.
На радиочасах возле кровати было два часа дня. Я проспала десять часов. И должна была чувствовать себя лучше, но это было не так. А было так, будто я бежала из кошмара в кошмар без единой минуты передышки. Помнила я только последний сон. Если они все были такие, то остальные я и не хотела вспоминать.
Почему Жан-Клод снова вошел в мои сны? Он дал слово, но, может быть, его слово ничего не стоит? Может быть.
Я разделась перед зеркалом в ванной. Ребра и живот были покрыты густыми, почти лиловыми кровоподтеками. При дыхании грудь стискивало, но ничего не было сломано. Ожог на груди горел, кожа почернела там, где не было волдырей. Ожог болит всю дорогу, и боль от кожи передается до самой кости. Ожог - это единственный вид травмы, который убеждает меня, что нервные окончания есть и глубже кожи. А то как оно могло бы там так зверски болеть?
У меня была встреча с Ронни в клубе здоровья в три. Ронни - это сокращение от Вероники. Она говорила, что так получает куда больше заказов как частный детектив - люди считают, что она мужчина. Горько, но правда. Мы будем работать с тяжестями и бегать. Я очень тщательно надела поверх ожога спортивный черный лифчик. Резинка сдавила синяки, но в остальном все было нормально. Ожог я смазала антисептиком и застелила куском пластыря. Поверх всего остального я натянула красную мужскую футболку с рукавами и открытой шеей. Черные велосипедные штаны, носки для бега с тонкой красной полоской и черные найковские кроссовки с воздушной подушкой завершили костюм.
Футболка открывала бинт, но скрывала синяки. Завсегдатаи клуба здоровья уже привыкли, что я прихожу с синяками или еще как-нибудь похуже. И вопросов больше не задают. Ронни говорит, что я грубо им отвечала. Ну и ладно. Я люблю, когда меня оставляют в покое.
Я надела пальто, взяла спортивную сумку, и тут зазвонил телефон. Я подумала, но все же трубку взяла.
- Говорите!
- Это Дольф.
У меня живот свело судорогой. Еще одно убийство?
- Что случилось, Дольф?
- Установили личность неизвестного, которого ты осматривала.
- Жертвы вампиров?
- Его.
Я выдохнула - оказывается, я задержала дыхание. Убийств пока больше нет, а мы продвигаемся - что может быть лучше?
- Кэлвин Барнабас Руперт, среди друзей - Кэл. Двадцать шесть лет, женат на Дениз Смит Руперт четыре года. Детей нет. Страховой агент. Связей с вампирскими кругами пока не установлено.
- Может быть, мистер Руперт просто оказался не в том месте в неудачный момент.
- Случайное преступление?
- Возможно.
- Если так, то у нас нет картины, нет того, что искать.
- Значит, ты просишь меня проверить, не был ли Кэл Руперт связан с монстрами?
- Да, - ответил он.
Я вздохнула:
- Попробую. Это все? Я опаздываю на встречу.
- Все. Позвони мне, если что выяснишь. - Он говорил очень мрачным голосом.
- Ты мне сообщишь, если обнаружится другое тело?
Он вроде как фыркнул:
- И даже заставлю прийти и обмерить эти проклятые укусы. А что?
- Голос у тебя мрачный.
Смеха в его голосе уже не было.
- Это ты сказала, что будут еще тела. Ты переменила мнение?
Я хотела бы сказать «да». Но не сказала.
- Если это шайка одичавших вампиров, тела еще будут.
- Ты можешь предположить что-нибудь другое, кроме вампиров? - спросил он.
Я минуту подумала и покачала головой:
- Ни черта.
- Ладно, потом поговорим.