КОМНАТА В СЕРДЦЕ (Рассказ)




Евгений Рябой

Не существует любви без утраты. И невозможно преодолеть утрату без переживания скорби. Неспособность скорбеть не позволяет войти в великий человеческий цикл смерти и возрождения.

Роберт Джей Лифтон

 

По дороге на кладбище Хелен было как-то не по себе. Она могла с уверенностью сказать, что ей не было страшно, ей было именно «как-то не по себе».

Джим Харрисон, ее сотрудник из экономического отдела, с которым она сблизилась в эти последние месяцы, сказал, что с вкрапленной в надгробную плиту фотографией, она будет воспринимать могилу сына совсем по-другому, не так, как когда глядишь на холодный серый камень, на котором указано лишь имя «Питер Коннорс» и четыре года короткой жизни. Слова Джима опирались на переживания двухгодичной давности, когда он похоронил свою мать. Но Хелен не предала этим словам особого значения не в тот день, когда они беседовали во время ленча на скамейке в зеленом парке, не в сам день годовщины смерти своего сына – 7 сентября.

Но уже там, когда она, бессильно упав на колени, и прижавшись всем телом к надгробию, рыдала навзрыд, сотрясая тишину кладбища пронзительным плачем матери навсегда утратившей ребенка, она поняла, что Джим все же был прав. Теперь ее плач, ее переживания, ее встреча с собственным сыном в этом месте, в этом «городе мертвых», где вместо бревенчатых домиков или железобетонных строений тянутся лишь рядки невысоких могилок и примыкающих к ним кое-где памятников, стали иными, поскольку оплакивая свою горькую потерю она могла смотреть на Питера – улыбающегося Питера с озорными голубыми глазами и русыми веселыми кудряшками. От его фотографии как будто шел какой-то свет, проникая в самые темные глубины ее покалеченного существа.

В этот сентябрьский день была хорошая погода, все лучшее, что было в теплом и не знойном августе было представлено сегодня здесь. Солнечные лучи, медленно и уверено опускаясь вниз с ясного голубого неба, согревали могильный камень и он был таким приятно теплым, что обнимая его, Хелен казалось, что она обнимает живого человека.

Недалеко от нее, чуть позади, стояла ее младшая сестра Норма, глотая ртом воздух от перехваченного горем дыхания, престарелые родители, которые жались к друг другу и тихо роняли слезы по испещрённым морщинами лицам, которые были словно позаимствованы со старых желто-темных картин европейских художников и дальше всех них стоял Джонатан Коннорс, ее муж. Его лицо было каменным, глаза бездвижно устремлены на то место, где лежал его единственный сын…сын, которого хищными щупальцами забрала чудовищная болезнь, известная в медицине под именем «Острый Лейкоз». Питер уже с год, как был под землей, землей, на которую в свое время опадала желто-красная листва, похожая на ветхую бумагу, иногда лил холодный проливной осенний дождь и красиво падал в январе белоснежной скатертью легкий серебристый снег.

***

Джонатан сидел на скамейке с дымящейся в дрожащей руке сигаретой «Честерфилд». Он глядел в сторону небольшой детской площадки метрах в пятнадцати от него – несколько детей возрастом до двух лет весело катались на горках, качались на качелях, бегали друг за другом, дразнились, смеялись смехом, в котором было так много маленького волшебного солнца из сказочной страны. Три мамаши стояли, сбившись в кучку, и о чем-то сплетничали, глядя на своих детей и периодически на него недобрым подозрительным взглядом. Лицо Джонатана было по-прежнему каменным, гранитным.

О том, что рождение детей укрепляет брак и открывает новые перспективы для супружеской пары, знают, наверняка, многие семьи, но о том, что мертвый ребенок забирает с собой в могилу весь фундамент и непоколебимые безопасные стены семьи и даже то шаткое, что осталось от нее словно после разрушительного урагана, знают лишь те, кому далось это пережить самому. Джонатан знал об этом и мог многое рассказать на эту тему священнику, психиатру или писателю, который решил, что хочет написать роман про такую столь болезненную и специфическую проблему, но он не говорил не с кем из них за этот год. Год прошел, пролетел просто, как неделя, а горе утраты все так же сжимало горло стальной хваткой и вызывало приступы удушья по темным ночам, по утрам, когда просыпаешься, завариваешь себе черный кофе на кухне и, глядя в окно на раскрывающиеся по весне почки на деревьях, понимаешь, что твоего четырёхлетнего сына больше нет.

Супружеская жизнь Джонатана и Хелен Коннорс летела и билась вдребезги, как дорогая фамильная посуда, которая выпрыгнула из шкафа из-за землетрясения на деревянную лестницу, обитую войлочным ковром, и рассыпалась на паркете у входной двери.

Они с Хелен практически не разговаривали друг с другом в течение этого года, а редкие попытки поговорить приводили к скандалам. После работы в своей строительной компании, Джонатан с каким-то облегчением часто шел в бар вместе с парой своих коллег, чтобы пропустить несколько кружек «Будвайзера». Но и там, он никогда не разговаривал о Питере, об утрате, о том, что такая ценность, как «семья» идет прямым ходом на дно. Там он также чувствовал то неописуемое и странное чувство пустоты в области солнечного сплетения, пустоты столь глубокой, скорее даже необъятной, что в нее могла бы провалиться целая планета, целая Солнечная система и пустота бы не заполнилась, пустота осталась бы на прежнем месте. Когда он дотрагивался до этой пустоты рукой, то он не ощущал свою кожу, свою диафрагму, его рука попадала на те минуты по ту сторону времени и пространства, в Царство Пустоты.

Но в баре было все же лучше, чем дома, когда разувшись и пройдя по коридору в гостиную, тебе приходилось оказаться рядом с той самой комнатой. В ту комнату просто было страшно заглянуть, а заглядывать, так или иначе, приходилось. Бывшая комната Питера. Сотни игрушек, разноцветные кубики и шарики на полу, рисунки, сделанные карандашами и красками, развешанные на стенах, маленькая мальчишечья одежда в шкафчиках, детская кроватка, застеленная желто-голубой постелью с любимым медвежонком Вилли на подушке и в углу столик, на котором стояли фотографии Питера в рамках, где он был жизнерадостным и еще не больным лейкозом. Комната практически не менялась в течение года, ничего не выносили и не заносили в нее, там Хелен проводила большую часть времени. В комнате практически всегда было очень тихо, но иногда из нее доносился глубокий и пронзительный плач супруги, когда она лежала на полу, свернувшись эмбрионом и прижимая к содрогающейся груди одну из фотографий своего ангелочка.

Джонатан сделал последнюю затяжку и отправил окурок сигареты в зеленую мусорную урну. Он смотрел на маленькую рыжеволосую девочку, которая теребила подол платья своей матери и что-то требовала от нее своим писклявым голоском – и в этот момент у него перед глазами промелькнули воспоминания о вчерашнем походе на кладбище к Питеру. Он спрятал свои серо-голубые глаза за тяжелыми веками и почувствовал, как его несет какая-то река, несет куда-то в сплошной безмолвной темноте так, что кружится голова, и он не ощущает при этом ни холода, ни жара, а только то, что он оторван от земли и беспомощен…просто беспомощен.

***

Хелен сидела на полу в комнате Питера с ноутбуком на коленях. Ее черные волосы были неряшливо собраны в хвост, она была одета в потертые голубые джинсы и серую футболку. На лице застыло какое-то странное чувство, похожее в чем-то на умиление, а в чем-то поглощенность тоской. Джонатан заглянул в комнату, чтобы сказать ей пару слов и на мгновения просто засмотрелся на жидкокристаллический дисплей.

Она просматривала в который раз небольшой видеоролик, сделанный ручной видеокамерой на двухлетие Питера. Маленький человечек на нем всем лицом нарочно вымазался в праздничный торт и смелся вместе с ней и Джонатаном, который хохотал так, что немного тряслась видеокамера в его руках. При этом малыш что-то периодически рассказывал своей маме, меняясь в лице, на котором секунды назад отображалось озорство и веселье, а секунды спустя любовь и какая-то даже что ли серьезность.

– Хелен, я съезжу в супермаркет, куплю себе сигарет, – бросил Джонатан и уже развернулся спиной в проеме дверей.

– Сейчас восемь вечера, Джон! Тебе тут так тошно и никак не сидится? До утра не потерпишь без своего любимого курева? Предлог нужен, чтобы свалить из дома? – В ее голосе, который он так раньше любил и готов был слушать часами, звучало какое-то колкое презрение.

– Я просто хочу купить сигарет, мать твою! – Кинул он в ответ со злобой и быстро зашагал по коридору, хотя внутри себя он знал, и заглядывать глубоко не приходилось в душу, что Хелен была права – ему было невыносимо дома и хотелось выскочить на улицу на каких-то хотя бы полчаса.

***

Желтый свет фар «Форда» прорезал темноту. Джонатан заметил примерно в сорока метрах слева от дороги знакомую большую неоновую вывеску «СУПЕРМАРКЕТ» и свернул в нужном направлении. Он услышал, как по ветровому стеклу стремительно забарабанил пулеметной очередью дождь и вскоре увидел перед собой причудливые рисунки из воды на лобовом стекле машины.

На просторной стоянке возле супермаркета стояло не больше десятка автомобилей, и он свободно припарковался. Джонатан застегнул свою ветровую куртку по самый воротник, вылез из «Форда» и быстро зашагал под дождем к входу в помещение магазина. По дороге он обратил внимание на двух человек, которые только что выбрались из старого темного «Фольксвагена» – широкоплечего чернокожего мужчину со стеклянными глазами и выпирающей вперед мощной челюстью и молоденькую девушку, по внешнему виду которой трудно было определить является она цыганкой или скорее мулаткой или происходит родом из тех мест на земном шаре, о которых он ничего не слышал. В контраст мощной фактуре стоящего рядом с ней взрослого мужчины, девушка была не старше двадцати лет, она была очень-очень худенькая, одетая в серые обтягивающие джинсы, которые только подчеркивали ее худобу и джинсовую куртку цвета хаки, надетую на ее незаметные крохотные плечики, словно на алюминиевую вешалку. У нее была фигура девочки-подростка, но взгляд, которым она наградила Джонатана, был воистину каким-то пронзительным, скорее даже пронизывающим его, словно холодный хлесткий ветер, который закрался за полы одежды.

Джонатан Коннорс отвел свои глаза от девушки и уже скоро оказался внутри супермаркета, но он все еще видел этот пронизывающий взгляд перед собой. Он быстро прихватил нужные ему две пачки сигарет «Честерфилд», подумал о том, что бы купить еще пару бутылок пива, но все же передумал и расплатился наличкой на кассе. Когда он вышел обратно на улицу, ему захотелось закурить, и он спрятался под козырьком магазина от свинцовых струй дождя и достал пачку из кармана куртки. Он щелкнул пару раз зажигалкой и с наслаждением сделал первую затяжку. Домой по-прежнему не хотелось.

– Угостите меня сигареткой, смерть, как хочется затянуться! – Уверенный женский голос прозвучал за его спиной и он ничуть не удивился, когда обернувшись, увидел перед собой ту самую худенькую девушку с необычной внешностью. Только теперь ее взгляд был не пронзительным, а каким-то мягким.

Джонатан ухмыльнулся, а потом, словно машинально, быстро, не задумываясь, протянул ей сигарету из пачки. Он мог вблизи рассмотреть теперь эту девушку. У нее были черные, как вспаханная земля волосы, которые намокли от дождя и теперь прилипали к щекам, шее и плечам. Глаза были еще более черными, и свет от неоновой вывески отображался в них необычной желтой россыпью. Она все же больше походила на мулатку, чем на цыганку. В тонких длинных исцарапанных пальцах она зажимала сигарету, от которой шел дым, костяшки были содраны, побиты. От нее пахло свежим сентябрьским дождем и веяло уверенностью, которую он ощутил каждой частью своего существа. Глядя на нее Коннорс подумал: «Такая не даст себя никому в обиду», хотя даже на его фоне она выглядела маленькой и хрупкой.

– У вас такой вид, какой я видела совсем недавно у многих людей в психиатрической лечебнице! – Ее голос по-прежнему звучал уверенно и твердо, но в нем слышались нотки сострадания.

– Видели где, простите? – Коннорс ясно услышал последние слова, но все же переспросил. Его немного смутила ее напористость и бестактность в разговоре, но почему-то лишь немного.

– В психушке! Это место такое для умалишенных, но я думаю, вы и так знаете, что значит это слово. Мой дядя забрал меня оттуда, и мы направляемся к нему, в соседний штат. Он зашел в магазин, чтобы кое-чего прикупить. Я пробыла там целый год! Это просто ужасное место! Я вам клянусь! В жизни не захочу попасть туда снова, да и никому не пожелаю туда залететь! – Она произнесла эти слова с экспрессией и со свободой, свободой от чужого мнения, смущения, стыда.

Еще год назад Джонатан не завел бы такой случайный разговор с девушкой, попросившей у него сигаретку возле супермаркета, а услышав о психиатрическом лечении, быстренько, без лишних слов, смотался куда подальше. Но сейчас был мертв его сын, семейная жизнь трещала по швам, будущее было бесперспективным и удручающим, он ни с кем не говорил об утрате, о себе, о своих переживаниях, о том, что выглядит, как опустошённый горем человек и эта девушка совершенно необъяснимым, просто колдовским способом побуждала его немного поговорить. Он в это сам не мог поверить сейчас. Магия!

– Вы всегда так откровенничаете с незнакомцами, у которых только что стрельнули сигаретку?

– Только с теми, у которых такой вид, что они потеряли своего близкого человека, а вместе с ним потеряли самих себя в этом мире. По крайней мере, те люди из психушки на которых вы так похожи, были там именно из-за этого – смерть своих детей, смерть своих любимых и неспособность с этим жить.

– Вы тоже были там из-за этого? – Коннорс съежился от ощущения, что его видят насквозь, видят его трагедию и попытался этим вопросом уйти в другую сторону в беседе.

– О, нет! Врачи считали, что суть моей болезни состоит в том, что я считаю себя избранной, обладающей особой энергетической силой, но они никак не могли принять то, что моя сила дарована мне не пришельцами или демонами, а просходит от моей кровной связи, от моей бабушки. Я так на нее похожа! Правда она могла продлевать жизнь даже своим любимым кошкам, а мне это никогда не будет сделать под силу. Но это моя история…А что случилось с вами? Кого Господь забрал к себе в свой лучший мир у вас?

– Мне нужно идти, – Джонатан осмотрелся по сторонам, с облегчением отведя взгляд от мулатки, он жалел, что завязал этот разговор и хотел быстрее оказаться в машине.

– Скажите мне, Джон, кто лежит сейчас на кладбище? Кого вам больше никогда не обнять, не прижать к себе, не услышать, что он так любит вас? – Ее голос был уверенным и требовательным и он необъяснимым для Джонатана образом заставил его вновь посмотреть в глаза девушке, застыть на месте словно скульптура. В ее глазах действительно была сила и таинственность, он был уверен, что она знает имя того, кто сейчас лежит в могиле, подобно тому, как она знала магическим образом его собственное имя. Ей нужно было не само знание, ей нужно было, чтобы он сам это сказал.

– Мой сын, Питер…Ему было четыре…Он умер из-за лейкоза. – Его тело обхватила судорога, ноги подгибались и тряслись и вдруг он закашлялся таким сильным кашлем, как астматик, но кашель этот был освобождающим, дающим возможность задышать.

– Маленький мальчик и такая страшная болезнь. – В ее глазах волнами накатила грусть. Она стояла, задумавшись, глядя то в глаза Джону, то на завесу дождя за пределами козырька супермаркета. – Возьмите вот это и храните столько сколько надо. Это поможет. – Она протянула ему ладонь, в которой лежал какой-то маленький предмет еле-еле отдающий блеском. Коннорс присмотрелся и понял что это сережка.

– Я не могу это взять…Зачем вы мне даете это? Зачем это вам? – Происходящее закружило вихрь у него в голове.

– Эта очень старая сережка. Еще моей бабушки. Она кое-чему успела меня научить и поэтому я делаю это сейчас для вас. Остальное вы поймете потом. Я не могла помочь никому в той больнице, потому что меня пичкали этими чертовыми нейролептиками, но могу сделать кое-что для вас. Возьмите сережку. И на этом все. – Ее голос по-прежнему звучал магически уверенно, черные глаза стали еще более бездонными и таинственными. Он взял сережку из ее рук, как зачарованный.

В следующий миг Джонатан испытал какое-то необычное переживание – его мысли в один миг исчезли из головы, он словно покинул на мгновения свое тело и растворился где-то в пелене дождя гуляющего в темноте ночи. Потом все закончилось, он вздрогнул и увидел, как мулатка садится в «Фольксваген» на заднее сиденье, а ее названный дядя уже заводит мотор. Сжимая сережку в руке, он наблюдал, как они уехали.

Он медленно выкурил еще одну сигарету, а потом отправился к своей машине. Ему захотелось оказаться дома.

***

На сережке был необычный узор – переплетающиеся линии, чем-то отдаленно напоминающие линии жизни и любви на человеческой ладони. Сама сережка была гладкой и приятной на ощупь, сделанной из белого камня и похоже очень-очень старой. Вероятнее всего ручной работы. Коннорс долго рассматривал ее в машине, потом еще дома, а после спрятал в серванте.

Когда он приехал домой, Хелен заваривала себе чай на кухне и не стала возобновлять скандал. Только сказала то, что он и так знал «ты стал курить в два раза больше». Это было действительно так – после смерти Питера никотин стал ему лучшим другом, только, пожалуй, курил его он даже не в два, а в три раза больше.

Он посмотрел футбольный чемпионат по телевизору, а потом по обыкновению разложил кушетку в гостиной и улегся спать. С Хелен они спали раздельно уже с полгода. Засыпая, он прокручивал в голове разговор на автостоянке.

Сновидения – это такое особое место, где встречаются Госпожа Жизнь и Госпожа Смерть, Бытие и Небытие, они переходят тонкую пелену, в чем-то похожую на мыльный пузырь и могут вести интимные и сокровенные разговоры друг с другом. И именно там Джонатану предстояло встретиться с правдой.

***

Джонатан стоял под кронами зеленых деревьев. Небо над головой было пепельно-серым, смеркалось, но вечер еще не наступил, казалось, что время здесь остановилось. Он огляделся по сторонам – это место казалось ему очень знакомым.

Вскоре он смог определить, что находится где-то за городом. Где-то на холмах, которые по весне в этом месте наверняка были радостно зелеными, расположился небольшой бревенчатый домик, к нему примыкал сад, огражденный бронзовым забором, возле сада, метрах в пятнадцати от Джона стоял каменный колодец. Это был дом из его собственного детства, дом его дедушки и бабушки к которым он так любил приезжать летом.

Вдруг Джонатан увидел Хелен, она была одета в легкое платье и пересекала сейчас сад. Он захотел окликнуть ее, но крик оборвался, застрял в горле, сдавил дыхание, ведь он увидел своего сына, который возникнув из ниоткуда со смехом прыгнул ей на руки, его улыбка пряталась в шелковых волосах его матери, в которые он зарывался всем лицом.

Питер попросил опустить его на землю, но Хелен еще долго держала его на руках, крепко прижимая к своему телу, как будто хотела растянуть эти объятия как можно дольше. Затем она все же опустила его и они, держась за руки, направились в сторону бревенчатого дома. Джонатан сделал глубокий выдох и немного покачиваясь, зашагал вслед за ними.

Когда Хелен и Питер зашли в дом, он остановился. Он ощущал тревогу, его руки тряслись, а взгляд блуждал по небольшому коричневому зданию. Он сделал несколько шагов и коснулся дверной ручки – она была такой холодной, как камень после оттаявшего в марте снега, который лежал на нем покрывалом. Дверь распахнулась, и он шагнул вперед.

Никого. Никого и ничего. Пусто. В доме не было ни души, ни одного предмета, никакой мебели. Все было серым и темным. Холодно. Чертовски холодно. Эта картина усилила биение сердца в груди Коннорса, он стоял посреди опустошенной комнаты и чувствовал себя беспомощным, отчаявшимся. Вопль вырвался из горла, когда он упал на колени и обхватил руками искаженное болью лицо.

И в следующий миг он был уже в другом месте. В совершенно другом месте, которое было хорошо ему знакомо. Комната Питера, такая светлая и теплая, в которой были его рисунки и игрушки, его фотографии на столе. Здесь сейчас было тепло и уютно. Но было кое-что отличительное, кое-что другое в этой комнате, что он не сразу уловил, оказавшись здесь. Необычная вибрация и ровные спокойные удары, которые доносились из-за стен комнаты, по другую ее сторону. Удары были тоже необычными, но казались очень знакомыми ему, он явно слышал их где-то на протяжении всей своей жизни.

Он подошел к двери, хотел узнать, что или кто издает эти звуки там, но когда отворил дверь – его глаза, глаза расширились, он полностью потерял равновесие и упал на пол. Перед ним была не гостиная, а совсем другая комната – там все было в крови, ее стены были в крови и она стекала на пол, комната будто пульсировала кровью. Он хотел вскрикнуть, но кровавое зрелище отобрало его способность говорить. Он начал понимать, что на стенах находятся вены и артерии, по которым бежит кровь. Он, кажется, начал понимать, где находится и тут услышал из-за своей спины спокойный голос Питера:

– Да, папа, ты находишься внутри ее сердца, ты в самом сердце моей мамы.

Джонатан обернулся, но никого не увидел. Он поднялся на ноги и сделал несколько шагов. Он был уверен, что голосом Питера с ним говорила сама эта комната. И она ответила ему снова мягко и проникновенно детским голосом:

– Да, папа, это так. Мамина тоска наполняет эту комнату мной, ее отсутствующим ребенком и я пронизываю все здесь, каждый уголок, каждый сантиметр…

– Сынок! – Джонатан хотел сказать что-то большее, но не мог.

– Мама видит меня здесь, как я лежу в кровати, хожу за нею, когда мы играем в кубики или машинки…

– Питер! – на лице Джонатана под глазами блестели слезы.

– Она видит меня здесь не как призрака, а как настоящего человека из плоти, она иногда повторяет вслед за мной мои слова и смеётся так радостно…

Папа просто плакал сейчас, просто плакал и чувствовал все то, что говорил его сын Питер. Он был в самом сердце своей жены, он зрел в лицо правде. В самой комнате вдруг появился его сын – живой и такой радостный, улыбающийся, действительно не похожий на призрака, с понимающим глубоким взглядом.

– Одежду в шкафу, которую я никогда не буду носить, она видит на мне одетой, папа. Она рисует моими красками и карандашами и чувствует близость со мной.

– Сынок, сынок, я чувствую это! – Джонатан обнял сына крепко-крепко и почувствовал его теплоту и волшебное сияние, которое исходит от него, слезы при этом выходили из глаз и бежали по щекам, губам, подбородку.

– Но она все равно чувствует себя одинокой здесь, ведь ты по другую сторону и ты молчишь, ты не говоришь с ней. И мне так тяжело смотреть на вас, папа. Я смотрю на вас и таю, исчезаю, как будто тот самый призрак…Папа, я люблю вас…

***

Джонатан проснулся и обхватил свои колени обеими руками. Слезы продолжали идти наружу, покидая его внутренний мир и оказываясь в другом мире, где их могли видеть другие люди, где его могли понять и поддержать, разделить его человеческое несчастье, его экзистенциальную трагедию.

Мужчина глубоко и часто дышал, этой ночью он начал воспринимать окружающую действительность по-другому. И он чувствовал нечто, чего не чувствовал ранее. Ощущение пустоты в области солнечного сплетения полностью исчезло и вместо него появилось кое-что другое. Там, в том самом месте, под своей кожей он ощущал своего сына, его Питер был там – маленькая миниатюрная человеческая фигурка заполнила то место.

***

Хелен Коннорс, как обычно проснулась рано утром, надела домашний бежевый халат и заскочила в ванную комнату. Там она услышала, как чайник извещает, что он закипел и готов наполнить горячей водой фарфоровые чашки. Она искренне удивилась этому и еще больше удивилась, когда увидел Джонатана на кухне приготовившего ей и себе по чашке черного кофе.

– Джон, ты еще здесь? Чего ты не на работе еще?

– Я позвонил с утра Эдгару и сказал, что беру отгул...Тебе добавить молока в кофе?

– Нет, я буду черный и несладкий, – Хелен взяла свою чашку из рук супруга и села за кухонный столик. Она внимательно смотрела на подымающийся пар из чашки и, не переводя взгляд, добавила, – Мне кажется, что мы не пили кофе тысячу лет вместе.

– Это так, Хелен. И еще мы тысячу лет не разговаривали друг с другом, – голос ее мужа дрожал, как струна и отдавался эхом по кухне.

– Разговаривали друг с другом… – почти шепотом повторила она и посмотрела на него внимательно своими карими глазами, которые были сейчас похожи цветом на кофе в чашке. – Ты хочешь поговорить, Джон? О чем?

– Я даже не знаю, как начать, – Джон смотрел ей прямо в глаза, и его сердце забилось быстрее. Он слушал свое сердце, его сильные удары в грудной клетке и начал говорить. Он начал с рассказа о своем вчерашнем сновидении, о том, что побывал в ее сердце, о том, что раньше у него внутри был бревенчатый пустой и холодный дом, наполненный темнотой и отчаянием, а теперь там был Питер, о том, что он жалел об их отчуждении друг от друга, о своем чувстве вины перед ней за отсутствие поддержки и обречение на одиночество. Он плакал впервые за этот год перед ней и впервые был искренен с ней. И он очень хотел при этом услышать ее, смотреть на нее, говорить с ней.

Нельзя сказать, что дальше разговор пошел легко, но она была потрясена откровением мужа и тем, что он смог понять ее чувства, тем, что ему помогло в этом вчерашнее магическое сновидение. И конечно ему помог Питер. Она верила, что это действительно он приходил к мужу из Царства Иной Жизни через ткань сна.

Они разговаривали друг с другом до самого вечера. И в определенный момент обнялись. А ночью легли спать вместе. Перед тем, как лечь в постель Джонатан еще раз посмотрел в сервант и увидел то, что лицезрел этим осенним утром – сережка магическим образом исчезла. Исчезла сама по себе. Куда-то. Возможно обратно к мулатке. Он думал, что она вернулась именно к ней, сослужив свою службу. И Коннорс был благодарен ей. Он, как и Хелен, догадывался, что впереди предстоит долгий извилистый путь по обретению обратно их семьи, но сегодня были сделаны первые шаги, а они самые нелегкие, когда у тебя были долго опущены руки и никто не говорил, что сейчас так тяжело, но поддержка все же будет обретена.

***

Прошло два года.

В комнате Питера Джонатан сделал для супруги художественную мастерскую, где теперь она проводила много времени за написанием картин – она поучаствовала в одной городской выставке в этом году и продала пять своих хороших работ, которыми гордилась.

В этой комнате Хелен оставила только несколько фотографий Питера, а в остальном помещение полностью преобразовалась для работы с кистью и холстом. Сегодня она работала над вдохновляющей ее картиной – две ладони, мужская и женская соприкасались и линии любви и жизни на них были так похожи, словно Творец специально запечатлел их связь на Земле таким образом.

Хелен подошла к открытому окну и вдохнула приятный весенний аромат, который шел с улицы. Вяз за окном, под дуновением легкого шелкового ветра шевелил зеленой листвой и рассказывал этими приятными звуками молодой художнице какую-то незамысловатую историю. Хелен Коннорс прикрыла глаза, и легкая улыбка возникла на ее лице в ответ на историю могучего дерева.

Женщина взяла чашку зеленого чая с подоконника, и сделал глоток. Теплая жидкость увлажнила ее губы и приятно разлилась внутри. Она полюбила этот напиток, и теперь пила кофе гораздо меньше. А Джонни бросил уже с год курить, и она искренне уважала его за это.

Поставив чашку обратно, Хелен взяла в руки свой дневник с замшевой обложкой и сделала запись в нем:

«Я по-прежнему продолжаю возвращаться к жизни. Наступил новый ее период, и я чувствую, что мое тело изменилось, изменился теперь мой голос, моя походка, мой взгляд, мое дыхание. Я успокаиваюсь глядя на то, как птицы летают, а деревья растут за окном. Мне даже приятен лай собак на улице, а воркованье голубей заставляет вспоминать о моем далеком беспечном радужном детстве. Это кажется, мне схожим с тяжелым и долгим выздоровлением после автокатастрофы, в которой потерял руку или ногу и пытаешься увидеть свет в ходе болезненной реабилитации. Боль утраты не так остра, не режет меня, и я чувствую что-то иное вместо нее. Я продолжаю любить своего сына и не отказываюсь от своих чувств и буду всегда любить его…И я чувствую, что хочу попробовать и родить еще одного ребенка. Я много думаю об этом. И Джонни хочет тоже, он говорил мне об этом несколько раз. Я верю, это будет новый цикл возрождения нашей семьи. Я верю…Я верю в это».

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-11-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: