Говоря об истории послепотопного человечества, нельзя не обратить внимание прежде всего на притчу о Вавилонской башне. В сущности, именно она и характеризует духовное состояние человечества в этот период. И всё же библейский автор упоминает ещё одно событие, которое многое объясняет в истории цивилизации как данного периода, так и других. Речь идёт о грехе, совершённом Хамом – первом грехе, осквернившем ещё чистую, не омрачённую проявлениями зла землю. Казалось бы, между двумя рассказами нет никакой внешней связи; к тому же, по логике библейского повествования, их разделяет как минимум несколько поколений. И всё же связь эта существует. Конечно, первый в истории послепотопного человечества грех неизбежно должен был оказать воздействие и на формирование того мировоззрения, которое сделало возможным идею строительства Вавилонской башни. На первый взгляд, речь идёт о совершенно разных вещах: с одной стороны, неуважение к отцу – грех, несомненно, серьёзный, прямо нарушающий одну из заповедей Декалога, но всё же личный, с другой – гордыня, охватывающая целый народ и заставляющая его решиться на осуществление грандиозного, очевидно невыполнимого проекта, бросающего вызов Богу. И всё же ситуация с грехом Хама не так проста. Внешне всё действительно выглядит так, как будто речь идёт лишь о неуважении к отцу (Быт.9:20-23). К тому же, пьянство, несомненно, не входит в число добродетелей, и библейские авторы его отнюдь не поощряют. Но не случайно подчёркивает автор Пролога тот факт, что речь идёт о первом урожае с первого на земле виноградника. Для всех южных народов праздник урожая без вина немыслим, а если речь идёт о первом урожае с вновь высаженного виноградника, то это, естественно, двойное торжество, и тут уж вино всегда льётся рекой. Напиться допьяна в такой праздник неудивительно, гораздо более странным было бы остаться трезвым. Для праведника, каким был Ной, это был, конечно, исключительный случай. И именно в такой ситуации наиболее рельефно обозначаются и противопоставляются друг другу два разных отношения ко греху и к грешнику. Хам, пользуясь своим временным превосходством, готов ради самоутверждения втоптать в грязь праведника, притом самого близкого себе человека; его братья, наоборот, готовы скорее помочь ему, чем выставлять напоказ свою добродетель. И дело здесь не только в том, что речь идёт об отношении детей к отцу (хотя в известном смысле и это значимо: от человека, который не жалеет даже собственного отца, едва ли дождётся сочувствия кто-нибудь другой), а в том, как вообще относится человек и к себе самому, и к другим. Грешить так или иначе приходится всем, и Ной здесь не исключение, ведь праведник в библейском смысле – это не тот, кто никогда не грешит (Библия – книга достаточно реалистическая, чтобы не предлагать своим читателям образы таких персонажей, кроме одного лишь Спасителя), а тот, кто умеет, несмотря на свои грехи, борясь с ними и раскаиваясь в них, всё же идти за Богом и свидетельствовать о Нём. Однако грешим мы обычно не одновременно, а по очереди, и конкретные проявления нашей, увы, всегда в нас присутствующей греховности у каждого свои и по форме, и по месту, и по времени. Вполне естественно, что в данный момент времени и в данной точке пространства вполне могут оказаться двое, из которых один как раз и совершает нечто греховное, а другой – нет. Отсюда, конечно, вовсе не следует, что один из этих двоих непременно хуже другого; если он и хуже, то лишь в данную минуту, а кто окажется хуже в следующую, зависит от целого ряда причин. Вопрос в том, как поведёт себя в такой ситуации тот, кто как раз сейчас не совершает ничего греховного. Можно помочь тому, кто рядом, по возможности достойно выйти из положения, в котором тот оказался, помня при этом, что в следующую минуту самому помогающему вполне может понадобиться такая же помощь; можно просто пройти мимо, отвернувшись и не обращая внимания на чужой грех. Но можно и попытаться самоутвердиться за счёт ближнего, воспользовавшись своим временным превосходством. Конечно, при этом всегда остаётся риск, что кто-то другой захочет того же и в свою очередь воспользуется первой появившейся возможностью для собственного самоутверждения уже за счёт сегодняшнего победителя; но тут-то и начинается соперничество самолюбий, когда одна гордыня готова пожрать другую, а один соперник – растоптать другого. Собственно, вся человеческая история представляет собой в значительной степени именно такое постоянное соперничество в разных формах и на разных уровнях, и потому историческое развитие обходится человечеству столь большой кровью. Как видно, грех Хама – гордыня – действительно лежит в основе всех других грехов, являясь одновременно и основной движущей силой истории падшего человечества.
И здесь просматривается явная связь с притчей о Вавилонской башне. Мы говорим «с притчей», хотя из всех притч Пролога эта более всего напоминает реальное историческое свидетельство. Впрочем, историзма здесь действительно больше, чем в притче о Каине и Авеле, основанной, как уже говорилось, на близнечном мифе, или в притче о Ное, основанной на древнем, полулегендарном предании о некой геологической катастрофе. В данном случае совсем не трудно определить, какое именно историческое событие лежит в основе притчи. Оно, очевидно, связано с первым появлением семитских племён в Месопотамии, которое относится приблизительно к XXII в. В это время в южной части указанного региона появляется семитское государство – Аккад, и семиты – недавние кочевники впервые сталкиваются здесь с высокоразвитой шумерской цивилизацией, к семитскому миру никакого отношения не имевшей. Именно там, в шумерских городах, предки евреев впервые увидели гигантские ступенчатые храмы – зиккураты, напоминавшие отчасти первые египетские пирамиды. Главный зиккурат Ура – столицы Шумерской конфедерации – носил название этеменанки, букв. «основание земли и неба», с чем, по-видимому, и связано предание, на котором основана притча. Позже на территории конфедерации возникло новое, основанное семитами, государство – Вавилония, столица которого – Вавилон – была основана неподалёку от Ура. Надо заметить, что зиккурат этот разрушался не однажды, но всякий раз восстанавливался вместе с городом, и во время Вавилонского плена, когда Вавилония переживала последний в своей бурной истории экономический и политический расцвет, он стоял на старом месте, где первые читатели Пролога могли его видеть во всём великолепии. Важно в притче и то, что аллюзии, связанные с величием и мощью создателей зиккурата, связываются у автора с представлением о сильном, централизованном государстве (Быт.11:1; выражение «один народ и один у всех язык» не еврейское, это калька с аккадского, языка древнего Вавилона, и означало оно «одно государство и один правитель», так же, как выражение «сделать к-л. одним языком» означало «подчинить к-л. единой власти», а «смешать язык» – «разрушить единовластие»). Исторически такая связь вполне оправданна, т.к. само существование вавилонского государства трудно представить себе вне контекста непрерывной, никогда не прекращающейся стройки: гигантские сооружения и – в особенности – система каналов требовали постоянного обновления, без которого они быстро приходили в упадок. С другой стороны, и сами эти постройки и каналы были бы (как, кстати, и в Египте) совершенно немыслимы, если бы не сильное централизованное государство, административный аппарат которого был постоянно озабочен организацией строительных работ.
По-видимому, все эти ассоциации были важны автору притчи. В сущности, он апеллирует не столько к образу собственно Вавилонской башни, сколько к образу связанного с ним сильного централизованного государства и того типа общества, которое оно создаёт. Надо кстати заметить, что такими были все более-менее крупные государства древнего Ближнего Востока, создавшие великие цивилизации древности. Социум этот отличался строгой и жёсткой централизацией, корпоративной структурой, внутри которой переход из одного сословия в другое был если и не невозможен, то, во всяком случае, существенно затруднён, и традиционалистской ментальностью. Последняя выражалась в том, что древние общества, оформившиеся в крупные государства, имели собственную, чётко сформулированную и общеобязательную систему ценностей, в которой отдельная человеческая личность никогда не занимала первого места. Речь идёт не только о религии, содержание и формы которой определялись и контролировались государством (такого понятия, как «свобода совести», языческая древность не знала в принципе). Речь идёт именно обо всей системе ценностей в целом, не о национальной идее даже, а о национальном мифе, который не просто официально исповедовался и поддерживался государством, но и реально разделялся подавляющим большинством населения данного государства. При этом важно, что речь шла именно о мифе, т.е. о том, что по определению не допускает ни критики, ни рефлексии, и не потому, что они запрещены, а потому, что в отношении мифа ни то, ни другое психологически невозможно. В основе такого мифа всегда лежала некая главная идея, или, точнее, главная мифологема, оправдывающая существование – не отдельного человека, конечно, его существование в отрыве от государства, нации и общества не могло и не должно было быть оправдано, – а всё того же государства и нации. Конечно, древние общества менялись с течением времени, и такая ментальность была характерна для древних цивилизаций, по-видимому, лишь в ранний период их развития, но именно она делала их единым целым и придавала им силу. Симптоматично, что разрушение традиционалистской ментальности сопровождалось обычно экономическим и политическим кризисом древних обществ. Главной же мифологемой обычно была всё же не мощь государства или величие нации, а нечто сакральное, нередко сакрально-магическое, связанное с миром богов и лежащее в основе самого существования народа (иногда также и потустороннего). Так, напр., для шумеров было очевидно, что их зиккураты совершенно реально связывают мир людей с миром богов, и что именно этой связью держится мироздание. Конечно, отдельная человеческая жизнь на таком фоне значила мало, она была не более, чем функцией, у отдельного человека было своё место в хорошо работающей машине, и ничем другим, кроме её части, он не мог и не должен был быть. И здесь именно становится заметной глубинная связь притчи с рассказом о грехе Хама – ведь и для Хама человека собственно, образа и подобия Божия, вовсе нет, как нет его ни для кого из тех, у кого главная цель – утвердить себя. В таком случае человек перестаёт быть личностью, образом Божиим, таким же, как и любая другая личность, и становится объектом, который может быть «полезен» или «мешать», которого иногда надо «убрать» или «ликвидировать» и т.п. – даже терминология, применяемая обычно в таких случаях, явно свидетельствует, что речь идёт не о человеке, а о полезной или, наоборот, мешающей вещи. Собственно, любая чётко работающая государственная машина требует как раз такого отношения к человеку – и это закономерно, ведь чем меньше в человеке личного, т.е. того, в чём и проявляется обычно образ Божий, тем больше он напоминает именно деталь большой машины. Бог, приближающийся к человеку и Своим приближением возвращающий ему Свой образ и подобие, естественно, делает его плохим инструментом государства, ведь с Его приближением рушатся все мифы – в т.ч. и те, на которых эти государства держатся. Потому-то не нужны Создателю громы и молнии, чтобы разрушить Вавилонскую башню – Ему достаточно лишь приблизиться, «сойти» (Быт.11:5-8), чтобы «великая стройка» закончилась. Но, к сожалению, проблема этим не решается, на смену прежним строителям приходят другие – вспомним, что вавилонскийзиккурат разрушался и восстанавливался не однажды! Здесь снова, как и в притче о Ное, звучит мысль о том, что лишь особое действие Божие может кардинально изменить ситуацию и прервать «великую стройку» раз и навсегда.
Книга Бытия (12-50 главы)
Материал Быт 12-50 охватывает четыре поколения родоначальников Израиля: 1) Авраам и Сарра (Быт 12,1 – 25,18); 2) Исаак и Ревека (Быт 25,19 – 28,5; 35,27-29); 3) Иаков и Рахиль (Быт 25,19 – 37,1; 45,25 – 50,13); 4) Иосиф (Быт 37,2 – 50,26).
Призвание Авраама
« 1 И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего [и иди] в землю, которую Я укажу тебе; 2 и Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение; 3 Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные». (Быт 12,1-3).
Авраам, по Библии, – родоначальник еврейского народа, первый из трех патриархов. Авраам был потомком Евера (Быт 11,14) из рода Сима, первого сына Ноя. Отца Авраама звали Фарра (Быт 11,26). Повествование о жизни и деятельности Авраама содержится в книге Бытия (11,27 – 25,10).
Авраам, первоначальное имя которого было Аврам, родился в Уре халдейском, одном из древнейших и важнейших городов Месопотамии. Здесь он женился на Саре, которой позже Бог дал имя Сарра. Отец Авраама Фарра покинул Ур и, взяв с собой Авраама, Сару и внука Лота, направился в Ханаан (мотивы, побудившие его к этому, в Быт не указаны). По дороге, в городе Харране (Северная Месопотамия), Фарра умер; Бог повелел Аврааму оставить родную страну, обещая сделать его потомство великим народом.
Данное повеление имеет большое религиозное значение. См. Нав 24,2-3. Исходя из текста, призвание Авраама является призванием выйти из языческого мира на путь к Единому Истинному Богу. С призвания Авраама начинается период возврата человечества к Богу. В этом контексте положительный ответ Авраама является очень важным для осуществления Божественного плана, одно из проявлений которого является Завет Бога с Израилем на Синае. Кульминацией этого Завета является пребывание Бога в общении с Израилем (Исх 29,43-46).
Аврааму обещается земля (Быт 12,7; 13,14-15; 15.7,18-21; 17,8) и большое потомство (Быт 12,2; 13,16; 15,5; 17,4-6; 18,18), (которое также будет владеть этой землей). Последнее являлось также очень важным для Авраама, ибо в 75 лет (Быт 12,4; 11,30) у него не было детей. Он был также заинтересован в рождении потомства, поскольку отсутствие детей на Востоке считалось отсутствием Божьего благословения (ср. Быт 30,1; 1 Цар 1,10; также Быт 21,1).
Аврааму и его потомству обещается благословение от Бога (Быт 12,2; 18,18; 22,17-18), что является высшим даром Божьего благоволения. В Библии слово «благословение» несет очень большое значение и употребляется наряду со словом «мир», означающим полноценное счастье, благополучие человека, живущего в гармонии с Богом, окружающим миром и самим собой.
В Быт 12,2, в МТ, фраза «будешь ты в благословение» стоит в повелительном наклонении, что можно перевести как «будь благословением». Итак, он, а затем и весь Израиль, призван быть проводником Божьего благословения (ср. Быт 18,19). Откровение, данное Богом Израилю, должно стать всеобщим достоянием всех людей, чтобы все народы обратились к Единому Истинному Богу (Ис 2,1-4), чтобы все получили благословение от Бога (Быт 12,3; 18,18). Это произошло с пришествием Господа нашего Иисуса Христа.
Призвание Авраама можно также рассмотреть в контексте пророческого призвания. Дело в том, что в Библии человек, который на определенном этапе своего жизненного пути услышал зов Божий, был призван Богом и ответил на этот зов, называется пророком. В силу состоявшегося призвания такой человек выполняет особую миссию в обществе: миссию выразителя и провозвестника воли Божией. В Библии этот термин впервые применяется к Аврааму (Быт 20,7).
«Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт 15,6). Рассуждая в Рим 4 о Быт 15,6, апостол Павел понимает веру Авраама как безоглядное доверие Богу и Его слову. За это Авраам был признан праведным. Вся жизнь Авраама была ответом на то, что такое вера.
Как праотец многочисленных народов и потомков (Быт 15,5; Рим 4,18), Авраам стоит в начале целой истории, которую привел в движение Сам Бог Своим обетованием, открывающимся в будущее.
Следует помнить, что Божественное избрание Израиля было осуществлено посредством создания его в качестве нового народа. Это Божественное избрание не было таким, как если бы Бог выбрал уже существующий народ, пренебрегая другими. Его новый искупительный акт потребовал нового народа; отсюда Его призвание Авраама, образование, создание нового народа из его семейства и последующие события в его истории.
Господь сотворил Израиль и образовал его от чрева матери; Он взял его — в отцах — от краев земли, воззвал от концов; Он призвал Израиль его именем и сказал ему: «Ты Мой» (Ис 43,1).
Господь, избравший Израиль в Свою собственность, в то же время Бог всех народов. Он сотворил небо и землю и все, движущееся на земле. В Его руке судьбы всех стран и народов. Поэтому избрание Израиля — не самоцель. Оно имеет скрытое предназначение, которое направлено в конце концов на народы и их обращение к Богу Израиля. Ведь согласно Быт 12,3 в конце все племена земли должны принять благословение в Аврааме и его семени. 3адача Бога - привести человечество к новому раю, царству Бога в мире.
Израиль стал народом ради всех остальных народов. Израиль был благословлен Богом, чтобы все народы получили его благословение. Землю как элемент обетования Аврааму следует рассматривать в этом же вселенском контексте. Израиль, научившись жизни по принципам Творца этого мира (отличающимися от принципов и путей народов и их богов, путей больной природы) (Быт 18,19), должен был стать образцом для других обществ. Он уполномочен быть «светом для народов», чтобы все человечество вернулось к Богу (Ис 42,6; 49,6b; Втор 4,5-8; Ис 2,2-4; Мф 5,16; Ис 43,10; 44,6-8; 51,4) и исцелилось, и мир обрел бы потерянную гармонию и целостность – стал бы раем.