Аннотация
Предлагаемая работа представляет собой исследование эпиграфических памятников симферопольского еврейского некрополя (1911–1964 гг.). Рассмотрены основные особенности эпитафий и ономастикон еврейского кладбища. Наиболее устойчивой в эпиграфике некрополя оказывается традиция билингвальных надписей: в таких эпитафиях передают еврейские имена умерших (в ряде случаев не совпадающие с указанными в русскоязычной надписи), дату смерти по еврейскому календарю, традиционные формулы-евлогии (напр., תנצבה – да будет душа его/ее завязана в узле жизни). Предпринята попытка соотнести этническую ситуацию в Симферополе довоенного и послевоенного периода с надписями на сохранившихся памятниках.
Ключевые слова: некрополистика, эпитафии, евреи Крыма, охрана культурного наследия.
Еврейский симферопольский некрополь находится в северо-западной части города, он ограничен улицами Широкая и Западная. Здесь находится памятная стела подпольщицам Ф. Шполянской и Е. Жигалиной, расстрелянным белогвардейцами на этом же некрополе в 1920 г. Памятник установлен в 1950 г., на сегодняшний день он включен в реестр объектов историко-культурного наследия регионального значения (Постановление Совета министров РК от 20 декабря 2016 г. № 627).
Остальные же памятники не охраняются, кладбище в целом находится в плохом состоянии. Очевидно, именно поэтому в издании 2008 г. «Украина. Евреи. Тавриды негасимая свеча» его авторы подвели итоги существования памятников симферопольского еврейского некрополя, указав, что стела подпольщиц – «одно из тех немногих сохранившихся надгробий, которые еще можно идентифицировать» [1, с. 74].
Однако в ходе обследования кладбища, проведенного в 2019 г., выяснилось, что более чем на 200 надгробиях сохранились эпитафии. В большинстве случаев достаточно уверенно читаются даты рождения (если они были указаны) и смерти, имена умерших[1].
Симферопольское еврейское кладбище было открыто в 1911 г. В Государственном архиве Республики Крым сохранилось дело Симферопольской городской управы[2] «Об отводе под новое еврейское кладбище в Симферополе участка городской земли за полотном железной дороги площадью в 3 десят. 2362 квадр. саж.» [2].
Из материалов дела следует, что еще в 1909 г. Симферопольское еврейское общество обратилось в городскую управу с просьбой прирезать дополнительные участки к уже существующему еврейскому кладбищу (оно находилось возле Казанской слободки и ул. Новосадовой). Уполномоченные от еврейского общества указывали, что на действующем кладбище едва ли хватит места для совершения захоронений в течение года [2, Л. 1]. Прошение Симферопольской городской управой было удовлетворено. Однако земли все равно отчаянно не хватало: в связи с высокой смертностью симферопольских евреев (ок. 250 человека в год) прирезанной земли было достаточно для совершения захоронений лишь в течение 8 месяцев и не более. В начале 1910 г. община вновь обратилась в городскую управу с просьбой выделить участок земли для нового еврейского кладбища «мерою в пять десятин приблизительно» [2, Л. 4]. Наконец, 18 марта 1911 г. участок выгонной земли за железнодорожным полотном был выделен общине под новое кладбище. Площадь участка составила немногим более трех десятин (Рис. 1); этого должно было хватить на 20 лет (8000 могил) [2, Л. 6].
Рис. 1 План Симферопольского еврейского кладбища, составленный городским архитектором А. Б. Зайончковским. 1910 г.
Следует заметить, что захоронения до 1917 г. на сегодняшний день не выявлены. Они либо уничтожены вандалами, либо пострадали при строительстве хозяйственных построек последней четверти ХХ в., либо (что вполне вероятно) находятся в каменном завале, образовавшемся как раз при строительстве этих построек.
Неожиданными находками стали и три надгробия, на которых указаны даты до 1911 г. Это мацева (памятный знак на еврейской могиле) Меира-Залмана Литвинчука (ск. 1856 г.; Рис. 2), она находится на участке с захоронениями преимущественно конца 1910-х гг.; а также два русских надгробия: Петра Ф. Тимченко (ск. 1878 г.) и И. Г. Мяс(..)ловой (ск. 1908 г.). Русские памятники располагались на участке с захоронениями преимущественно 1930-х гг., притом надгробие П. Тимченко было разбито упавшей на него (неясно, когда именно это произошло) мацевой Р. М. Крепс, поставленной в 1935 г. Вероятнее всего, еврейское надгробие XIX в. и русские памятники были перенесены с других кладбищ (недалеко от еврейского некрополя, по ул. Шахтеров находится старое русское кладбище). Однако все равно остается неясным вопрос о том, когда и с какой целью это было сделано. Сложность состоит и в том, что надгробие 1908 г. очень массивное и, как представляется, имеет под собой захоронение, то есть, находится in situ.
Вместе с тем, архивные данные надежно свидетельствуют об открытии еврейского кладбища в 1911 г.
Рис. 2 Мацева 1856 г.
В 1920 г., по воспоминаниям старожилов, на еврейском кладбище были расстреляны белогвардейцами участники подпольной татарской секции, а также подпольщицы Фани Шполянская и Женя Жигалина. Долгое время сохранялась и Стена Комунаров с юго-западной стороны кладбища, у которой, как считалось, произошла казнь подпольщиц (Рис. 3). Но сегодня этот участок сохранился не полностью.
Рис. 3. Стена Коммунаров на Симферопольском еврейском кладбище. Фотография из фондов ФГБУК «Государственный центральный музей современной истории России» [3]
В годы нацистской оккупации, по воспоминаниям старожилов, камни еврейского кладбища использовались немцами в хозяйственных целях. При проведении топографической съемки кладбища в 1989 г. была найдена фаянсовая крышка от бутылки с надписью «Люфтваффе» [4, с. 11], а во время уборки некрополя студентами-волонтерами в 2019 г. обнаружены остатки немецкого винтовочно-пулеметного патрона 7,92×57 мм с бронебойно-трассирующей пулей (S.m.K.l'spur). На некоторых довоенных мацевах отчетливо видны следы от пуль, которые, вероятно, также можно связывать с периодом Великой Отечественной войны.
Во время оккупации на кладбище, очевидно, прекратили производить регулярные захоронения. На сегодняшний день сохранились лишь два надгробия, где указан 1942 г. как дата смерти, однако эти памятники могут оказаться кенотафами. Так, памятник «Нюсику, погибшему от рук фашистов» мог быть установлен значительно позднее.
Только с 1946 г. захоронения вновь совершались регулярно. После открытия нового общегородского кладбища Симферопольский еврейский некрополь был закрыт. Последние погребения относятся к 1964 г.
В последующие полтора десятилетия кладбище охранялось, у ворот со стороны ул. Широкой располагалась сторожка. Однако к концу 1980-х гг. некрополь приходит в упадок.
Участники Крымской постоянно действующей охранно-археологической комиссии[3], производившие обследование кладбища в 1989–1990 гг., отмечали плачевное состояние объекта: «в направлении от ул. Западной участок стены протяженностью 107, 5 м смещен вглубь кладбища на расстояние 27 м в результате строительства склада Укртекстильторга… Большая часть надгробий, разбитых и опрокинутых, бессистемно разбросана по территории кладбища… Многие могилы разрыты, что является и свидетельством перезахоронения, и следами грабительских раскопок. У 2/3 могил отсутствуют ограды. В северном углу кладбища, справа от центрального входа расположена свалка, с целью въезда машин с мусором, справа от центральных ворот, запертых замком, разломана часть стены, протяженностью 3 м» [4, с. 15–16]. Стоит заметить, что в настоящее время пролом в стене составляет уже не 3 м, а 16 м, ворота отсутствуют, а свалка продолжает наползать на северную часть кладбища. Что касается оград вокруг отдельных могил, то от них практически ничего не сохранилось.
Учитывая неудовлетворительное состояние некрополя уже в конце 1980-х гг, планировалось, что Крымская постоянно действующая охранно-археологическая комиссия проведет исследование кладбища «в связи с предстоящим благоустройством» [4, с. 3]. Похоже, что это был первый проект сохранения некрополя. Действительно, комиссия выполнила свою часть работы: были проведены историко-архивные и натурные исследования, топографическая съемка кладбища, фотофиксация. Также был выпущен фотоальбом и разработаны предложения к проекту восстановления кладбища: восстановить разрушенные участки стен, засыпать разрытые могилы, устроить лапидарий из разбитых и перемещенных надгробий, у каждой могилы посадить вечнозеленое дерево, а в пространстве между могилами высеять декоративный травяной покров, обеспечить освещение объекта, наконец, выделить ставку смотрителя кладбища [4, с. 59–60]. Благоустройством должен был заняться отдел коммунального хозяйства Симферопольского горисполкома. Однако ничего из предложенного сделано не было.
В постсоветский период вопрос о благоустройстве кладбища снова поднимался: в письмах Крымского облисполкома городскому отделу коммунального хозяйства с 1995 г. содержались предложения засыпать грунтом разрытые бесхозные могилы, засеять травой, восстановить разрушенную ограду кладбища. И снова ничего не было выполнено [5].
В 2001 году по решению Симферопольского горсовета кладбище было передано на обслуживание Ассоциации еврейских организаций и общин Крыма, что позволило воспрепятствовать новым «прирезкам» хозяйственных объектов к территории некрополя.
Сегодня обсуждается проект передачи некрополя в ведение еврейской религиозной общины г. Симферополь, заинтересованной в сохранении памятников кладбища, их дальнейшем изучении и музеефикации. Периодически проводятся рейды по уборке территории кладбища учениками симферопольских школ, участниками студенческой организации «Гилель» (руководитель – Д. Либман), студентами исторического факультета Крымского федерального университета им. В. И. Вернадского, волонтерами организации «Культурный патруль – Симферополь» (координатор – К. Шульман). Конечно, такие рейды дают лишь краткий и незначительный эффект, кроме того, они не могут остановить продолжающегося разрушения памятников некрополя вандалами.
В условиях, когда статус и вопрос сохранения Симферопольского еврейского кладбища неясен, а надгробия разрушаются и исчезают буквально на глазах, особое значение приобретает изучение его памятников, прежде всего, эпиграфических – именно эта группа источников дает наиболее полное представление о составе, этнокультурных особенностях симферопольской раббанитской общины.
Приходится констатировать, что до сих пор эпиграфические памятники этого кладбища не собирались и не изучались. Цели исследования Крымской постоянно действующей охранно-археологической комиссии в 1989–1990 гг. включали в себя эпиграфические штудии, но их результаты резко контрастируют с прекрасным топографическим планом, составленным той же комиссией. Эпитафии же фиксировались в недостаточном количестве, тексты на иврите не были прочитаны, русскоязычные тексты передавались не полностью. В ряде случаев исследователи указывали, что текст нечитаем, однако спустя 30 лет, в 2019 г., он вполне поддается прочтению.
В ходе предварительного исследования некрополя за 2019 г. была зафиксирована и обработана 241 эпитафия. Несмотря на краткость большинства из них, надписи дают значимый материал по истории симферопольской еврейской общины.
Благодаря указаниям дат в сохранившихся надгробных надписях, прослеживается история «заселения» некрополя. Отчетливо выделяются участки 1920-х – начала 1930-х гг. (на естественном возвышении, примерно в центре кладбища, вокруг стелы Ф. Шполянской и Ж. Жигалиной), 1940-х гг. (к юго-востоку от стелы подпольщицам, а также на южном участке, выходящем к ул. Западная), наконец, 1950–1960-х гг. (в северо-восточной стороне). Наиболее ранние захоронения, насколько можно судить, совершались в своеобразном «треугольнике»: на северном, северо-восточном и северо-западном участках (именно здесь были найдены мацевы 1910-х гг.). Полностью разрушен юго-западный участок, выходящий на ул. Западную, – его памятники снесли бульдозером при строительстве помещений «Укртекстильторга». Те из них, что уцелели, образуют завал из камней, в котором для осмотра доступны только мацевы, лежащие наверху. В надписях на этих памятниках указаны 1918–1923 гг.; вполне вероятно, здесь могли быть и более ранние.
Архитектурные типы надгробий варьируются во времени (впрочем, жесткая корреляция наблюдается не всегда). Наиболее ранние мацевы выполнены в форме «деревьев скорби» и вертикально стоящих прямоугольных стел с полукруглой верхней частью, опирающейся на «плечики». В 1920-е – сер. 1930-х гг. наиболее распространенный тип надгробия – массивная горизонтально лежащая плита (надпись наносили на горизонтальную поверхность – неудивительно, что эпитафии на памятниках этого типа сохранились хуже всего); появляются также четырехгранные стелы. В 1940-60-х гг. горизонтальные плиты становятся менее массивными, а надпись наносят на дополнительную каменную «подушку», стоящую в изголовье горизонтальной плиты. Основной материал для надгробий – известняк, встречаются также гранитные памятники, стелы из мраморной крошки, металлические таблички. С 1930-х гг. широко использовались мраморные таблички в качестве вставок в известняковые надгробия. На мраморных табличках размещали эпитафии. В результате многочисленных актов вандализма многие мраморные таблички были выломаны и разбиты. В тех счастливых случаях, когда они оказывались целыми или большая часть осколков одной и той же таблички находилась и позволяла составить текст, зачастую оказывалось, что мраморные вставки подвергались вторичному использованию еще во время, когда кладбище действовало (Рис. 4).
Рис. 4а Мраморная вставка с эпитафией.
Сторона 1: ר פנחס בר עקיבה תנצבה / Гохберг Пинхус Акивович /1896-1955 23/IV / Память от жены и дочери
Рис. 4б. Мраморная вставка с эпитафией. Сторона 2 (вторичное использование): «Память дорогой мамочке и бабушке / от любящих детей и внуков / Ты живешь в / наших сердцах»
Язык наиболее ранних эпитафий (включая эпитафии 1856, 1917–1918 гг.) – традиционный для еврейских надгробий иврит. Тексты ранних эпитафий, в общем, следуют и традиционной структуре еврейской эпитафии: начальная формула («здесь покоится», обычно сокращенно: פנ), имя погребенного в «официальной форме» – «такой-то, сын/дочь такого-то», дата смерти по еврейскому календарю, заключительная формула-эвлогия (תנצבה – да будет душа его/ее завязана в узле жизни) [5, с. 11].
Этой структуре соответствует, к примеру, эпитафия 1917 г. (Рис. 5), с тем лишь дополнением, что в надписях ХХ в. обыкновенно указывается не только имя, но и фамилия.
Рис. 5 Мацева 1917 г.
Однако уже в памятниках 1918 г. появляются билингвальные надписи – на иврите и русском. В информативной части русский текст дублирует иврит, но встречаются и значительные отличия.
Рис. 6 Мацева Малха Солодухо из рода коэнов, 1918 г.
Рис. 7 Мацева Анны Бохоровой, 1918 г.
Рис. 8 Мацева Марии Рогожанской, 1920 г.
Мы видим, что, с одной стороны, такие «вольности» как эмоциональное описание качеств покойного (возможно, стихотворное, как в эпитафии Малха Солодухо – Рис. 6), указание девичьей фамилии покойной (как в эпитафии Маши Рогожанской, ур. Мейдельсон – Рис. 8), наконец, указание на автора посвящения (загадочный «друг А. И.» в эпитафии Анны Бохоровой – Рис. 7) – допустимы только в русской части текста. Напротив, принадлежность почившего к колену коэнов или левитов во всех известных случаях на симферопольских памятниках фиксируется только на иврите.
Заметим, что эпитафии, указывающие на принадлежность к коэнам и левитам, относятся к периоду до 1920 г. включительно – позднее эта принадлежность, если она и существовала, не указывалась. На сегодня известны один «коэн» (Малх Солодухо, ск. 1918 г.) и один «левит» (Афроем Зверов, ск. 1920 г.).
Зачастую в еврейском тексте передано двойное имя почившего или его отца, а в русском тексте указано лишь одно из этих имен или передана русифицированная форма имени. Так, например, еврейский текст эпитафии Рахили Яковлевны Соркиной (ск. 1918) передает ее отчество как משה יעקב רי בת (дочь господина Яакова-Моше). Иона Гершевич Рехтман (ск. 1941 г.) в еврейской (идишской) части текста носит патронимик צווי,ב''ר что позволяет судить о двойном имени отца: Цви-Гирш/Герш (оба этих имени обозначают в иврите и идиш оленя). Иосиф-Борис Лихтенштейн (ск. 1961 г.) указан как יסף דוב (Йосеф-Дов), возможно, через Дов – Бер (оба имени со значением «медведь») – Борис (по созвучию).
Значительный массив памятников содержит эпитафии преимущественно на русском языке. Большинство памятников сер. 1920-х – 1930-х гг. содержат только одну формулу на иврите: פנ. Однако с 1940-х гг. иврит в эпитафии все же «возвращается», при этом становясь все проще: даты по еврейскому календарю указывать перестают, ограничиваясь лишь записью имени на иврите, начальной и конечной формулами (פנ, תנצבה). Эти формулы оказываются в итоге наиболее устойчивыми – их ставят в начале и в конце эпитафий как в начале ХХ в., так и в 1960-е гг.
Одна билингвальная надпись выполнена на русском языке и на идиш: в эпитафии И. Г. Рехтмана (ск. 1941 г.) на год рождения (1879 г.) указывает слово געברן (geborn – родился). К тому же, значительное количество эпитафий передает имена и фамилии усопших согласно правилам идиш, а не иврита (например, וואגמאן – Вугман).
Отступления от традиционной формулы, начавшиеся в 1920-е гг., видны и в указании даты смерти. В двух эпитафии Симхи Хаимовны Валит (ск. 1922 г.) запись года дана частично по еврейскому летоисчислению, частично по григорианскому: התרבב (вначале записаны тысячи и сотни: 56.., далее должно следовать פב – 5682, но резчик поставил בב – 22, имея в виду григорианскую дату). Таким же образом указан год смерти Якова Холодовского (также 1922 г.). Месяцы еврейского календаря в советское время продолжают указывать, однако нередки ошибки (расхождения в соответствии в григорианским календарем в несколько дней), иногда их записывают на идиш: חעשוואן(хешван, вместо חשון).
В свою очередь, русскоязычный, «светский» текст позволял вносить существенные дополнения к информативной, формальной части эпитафии. Помимо обычных для русскоязычной части эпитафии лаконичных замечаний о скорби родных, иногда прибегали к более эмоциональным текстам. На одном из памятников 1920-х гг. информативная часть эпитафии не сохранилась вовсе (она была написана на камне, ограничивающем могилу у изголовья; этот камень утерян), зато на «основном поле» большой горизонтальной плиты текст гласит: «Спи безмятежно / Свечу для тебя / Сохраню я навсегда / В наступившую ночь / Память от любящих / Жена и мать / Сестра и дочь / Скорбящие родственники».
Интересно, что на русскоязычные тексты 1920-30-х гг. выпадает некоторое число эрративов, причем довольно неожиданных. Так, например, в эпитафии А. А. Гандману (ск. 1933 г.) скорбь вдовы покойного передана как: «Рана ушол от меня / На кого оставил меня / Память от меня».
В отношении довоенного и послевоенного этапов существования кладбища весьма показателен его ономастикон. В 1910-х–1930-х гг. на памятниках появляются имена представителей многих крымчакских семей. Это мацевы Анны Самойловны и Моисея Гарриковича Бохоровых, Шолом Яковлевича Бермана-Табона (крымские Табоны считали себя потомками знаменитых средневековых сефардских переводчиков Тибонидов [7, с. 389]), [Любови] Соломоновны Пиастро, Симхи Хаимовны и Султан Хаимовны Валит, Симхи Абрамовны Ломброзовой, Лазаря Шебитеевича Анжело, Разальи Моисеевны Крекс, Шомер-Юсуфа Менделевича Леви, Бориса Марковича Куюмджи, Акивы М. Гурджи, Нафтуллы Саломоновича Гольштейна, Беньямин-Мордухай Яшевич Ломброзов. Послевоенные сохранившиеся эпитафии содержат только две крымчакских фамилии – Каракоз и Ачкинази, что иллюстрирует катастрофическое сокращение общины после Холокоста.
Численно преобладают – как в довоенный, так и послевоенный периоды – фамилии, которые можно обозначить как ашкеназские: например, Нахтигал, Кенигфест, Яновер, Генхель, Шавец, Шульман, Гуревич, Лихтенштейн. Среди их носителей встречаются преимущественно библейские имена: Авраам, Соломон, Самуил, Исаак, Иаков, Моисей, Ханна, Сарра, Рахиль. Однако часто встречаются и специфически ашкеназские формы имен, такие как Герш, Готлиб, Додик, Шифра, Гися, Блюма.
Эпиграфика симферопольского еврейского еврейского некрополя – несомненно, ценный источник по истории города и его еврейской общины в ХХ в. Дальнейшее его исследование и каталогизация памятников в перспективе должны быть дополнены выявлением архивных материалов, касающихся истории самого кладбища, его территории и тех, кто на нем похоронен.
Литература
1. Украина. Евреи: Тавриды негасимая свеча. Симферополь: ООО «Открытый мир», 2008. 240 с.
2. Государственный архив Республики Крым. Ф. 63. Оп. 1. Д. 804.
3. Госкаталог РФ. № 4926670. [Электронный ресурс]. URL: https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=4984680 (дата обращения: 16.11.2019).
4. Отчет о комплексном охранно-историческом обследовании территории кладбища по ул. Широкой г. Симферополя / Крымский областной исполнительный комитет управления культуры; Крымская постоянно действующая охранно-археологическая экспедиция. Симферополь, 2019. 145 с.
5. Гендин А. Еврейское кладбище по ул. Широкой в Симферополе // Шолэм. Симферополь, 2019.№11 (342). С. 5.
6. Носоновский М. Старинные еврейские кладбища Украины: история, памятники, эпитафии // Ангел смерти: Символика еврейского похоронного обряда / Материалы к лекции Б. Хаймовича, С. Амосовой и А. Смирнитской. М.: Эшколот, 2012. С. 2–23.
7. Вайсенберг С. Фамилии караимов и крымчаков // Еврейская старина. 1913. Вып. 3. С. 384–399.
References
[1] Ukraine. Jews. The ever lasting candle of Taurida [In Russian]. Simferopol: Open World LLC; 2008.
[2] The State Archive of the Republic of Crimea. F. 63. Op. 1. D. 804.
[3] The state catalog of the Russian Federation. No. 4926670. [Electronic resource]. URL: https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=4984680 (11/16/2019).
[4] Report on the comprehensive security and historical survey of the territory of the cemetery on the street. The wide city of Simferopol [In Russian] / Crimean Regional Executive Committee of the Department of Culture; Crimean permanent security and archaeological expedition. Simferopol; 2019.
[5] Gendin A. Jewish cemetery on the street Shirokaya in Simferopol [In Russian] // Sholem. Simferopol; 2019. 11 (342): 5.
[6] Nosonovsky M. Ancient Jewish cemeteries of Ukraine: history, monuments, epitaphs [In Russian] // Angel of death: Symbols of the Jewish funeral rite / Materials for a lecture by B. Khaimovich, S. Amosovoi and A. Smirnitskaya. M.: Eshkolot; 2012: 2–23.
[7] Weissenberg S. Surnames of Karaites and Krymchaks [In Russian]. // Jewish Antiquity. 1913. 3: 384–399.
MONUMENTS OF THE JEWISH NECROPOLIS IN SIMFEROPOL:
PRELIMINARY RESULTS OF EPIGRAPHIC WORKS
Leibenson, Yu. T.
Abstract
The proposed work is a study of the epigraphic monuments of the Simferopol Jewish necropolis (1911–1964). The main features of the epitaphs and onomasticon of the Jewish cemetery are considered. The tradition of bilingual inscriptions turns out to be the most stable in the epigraphy of the necropolis: in such epitaphs the Jewish names of the dead are transmitted (in some cases not coinciding with those indicated in the Russian-speaking inscription), the date of death according to the Jewish calendar, traditional eulogy formulas (for example, תנצבה - let it be his / her soul is tied in the knot of life). An attempt was made to correlate the ethnic situation in Simfero-Pole of the pre-war and post-war period with inscriptions on preserved monuments.
Key words: necropolitan studies, epitaphs, Jews of Crimea, cultural heritage protection.
Лейбенсон Юлия Тарасовна
кандидат исторических наук
старший преподаватель кафедры истории древнего мира и средних веков исторического факультета
Таврической академии (структурное подразделение)
ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет им. В.И. Вернадского»
E-mail: indrik-u-blues@rambler.ru
Античная история и культура, древнегреческие колонии циркумпонтийского региона, некрополи Крыма,
еврейские памятники Крыма.
РК, г. Симферополь, ул. 60 лет Октября, 10.
[1] Выражаю глубокую признательность проф. М. Б. Кизилову за помощь в чтении ряда эпитафий и ценные идеи относительно методов исследования некрополя.
[2] Благодарю Б. Г. Берлина за предоставленные копии документов.
[3] Благодарю А. И. Гендина за возможность ознакомиться с материалами Отчета Крымской постоянно действующей охранно-археологической комиссии 1990 г.