Профессор Алексей Афанасьевич Дмитриевский
Посвящается проф. Η. О. Красносельцеву
Из чинов, бывших в богослужебной практике древнерусской церкви и ныне совершенно вышедших из употребления, наиболее всего останавливалъ на себе внимание русских изследователей и ученых, так называемый, «чин пещного действа». Внимание к этому чину простерлось до того, что он один из богослужебных чинов попал даже на страницы курса «истории русской литературы» (мы имеем в виду труд П. Полевого). Этим, однако, вниманием к себе настоящий чин обязан не своим внутренним, в высшей степени интересным литургическим особенностям несомненноо древнего происхождения, а чисто случайным и явившимся в сравнительно позднюю пору существования настоящего чина диалогом между халдеями. В этих диалогах наши ученые (Пекарский, Веселовский, Тихонравов, Морозов и др.) стараются усмотреть зародыши у нас той литургической драмы, которая так пышно развилась на западе под покровом католической церкви, в стенах величественных, но индеферентных ко всему, костелов и получила тамъ название «мистерии». В погоне за отысканиемъ этого драматического элемента в «чине пещного действа», наши изследователи всегда упускали из внимания, с одной стороны, тот хорошо известный литургистам 1 факт, что православное богослужение никогда не чуждалось драматического элемента, а напротив дало ему видное место во многих чинах и исследованиях, бывших и доселе существующих в употреблении, но главным образом в чинах освящения церквей и омовения ногъ в великий четверток2, – а с другой стороны, не обращали никакого внимания на положительный и сильный протестъ против произвольного отождествления «чина пещного действа» с латинскими мистериями, высказанный еще в 19 веке известным писателем Симеоном Солунским. Нападая горячо на латинскую церковь за допущение в храм мистерий, в которых с пластическою рельефностью и с мельчайшими детальными подробностями, доходившими до полной иллюзии, старалась она воспроизводить историческия события из жизни Иисуса Христа, Богоматери и святых апостолов и угодников, этот писатель, чтобы устранить возражение латинян относительно «чина пещного действа», совершавшегося в греческой церкви с глубокой древности и как бы напомишавшего западные мистерии, пишет следующее: «Если же они (т. е. латиняне) будут укорять нас за пещь отроков, то нисколько не поразят нас, потому что мы не зажигаем пещи, но употребляем восковыя свечи с огнем и возносим но обычаю фимиам Богу, и изображаем ангела, но не посылаем (в пещь) человека. Мы только лишь допускаем, чтобы поющие чистые отроки, как те три отрока, воспевали их песнь, как предано. Этих отроков могут изображать все запечатленные (т. е. таинствами) и освященные»3. В виду этого все подобного рода прежние ученые изыскания о «чине», для интересующихся культурным прошлым Византии и, в частности, состоянием её богослужения, теряют почти всякое значение, и пред ними снова является настоятельная необходимость исследовать «чин пещного действа», рассмотреть все особенности его, каждую в отдельности и в цельном последовательном изложении, в конструкции чина, методом историко – археологическим, чтобы заполнить в нашей литературе пробел по отношению к данному чину. Нужно сознаться, что с этой стороны «чин пещного действа» никогда еще не исследовался, хотя и был он в самое недавнее время предметом изучения видного современного нам литургиста протоиерея К. Т. Никольского, весьма обстоятельно изложившего внешнюю историческую судьбу его в нашей церкви, в капитальном своем труде: «О службах русской Церкви, бывших в прежних печатных богослужебных книгах», Спб. 1885 г., стр. 169–213. Но, чтобы данный чин рассматривать с точки зрения вышеуказанной и быть вполне понятым нашими читателями, мы считаем необходимым предварительно сделать хотя бы то и краткий экскурс в историю нашего церковного устава, и доселе еще не обследованную всесторонне и не освещенную надлежащим образом. Только, при свете этой истории, для нас будут понятны все особенности «чина пещного действа» и разрешатся сами собою многие недоумения, высказаннын прежними его исследователями.
История нашего «монастырского», а вместе с тем и общецерковного устава начинается только с 1051 года, когда, по сказанию Нестора летописца, преп. Феодосий Печерский «нача искати правила чернечьскаго», «устава чернець студийских», в котором говорилось о том, «како пети пенья монастырьская и поклон како держати, и чтенья почитати, и стоянье в церкви, и весь ряд церковный, на трапезе седанье и что ясти в кыя дни все с установлением» (П. С. Р. Л., т. 1, стр. 69). «Пр. Феодосий изобрет (т. е. устав)4 передасть монастырю своему: от того же монастыря переяша вcu монастыреве устав» (там же), а затем и все русские церкви. Чем же руководствовалась в богослужебной практике русская церковь до этого времени, почти около ста лет со времени принятия русскими христианства? Вот естественный вопрос, который должен родиться у исследователя прежде всего, а между тем он не нашел себе даже и слабого отражения в специальном труде покойного профессора Московской духовной Академии И. Д. Мансветова «Церковный устав, его образование и судьба в греческой и русской церкви». Москва. 1885 г. Нам думается, что мы не ошибемся, если скажем, что церковь греческая византийская, просветившая нас светом Христовой веры, учредившая у нас иерархию, дала нам в то же время и тот церковный устав, каким сама пользовалась, а таковым у неё в данное время был «устав великой константинопольской церкви». Переходя от этих чисто теоретического характера соображений на почву положительных Фактов, мы находим, по нашему мнению, самые ясные следы существования у нас в богослужебной практике древнерусской церкви устава великой константинопольской церкви.
В правилах митрополита русского Иоанна II (1080–1089) имеется, например, следующее постановление касательно служб вечерни и утрени в воскресенье, подтверждающее соблюдение у нас обычая церкви константинопольской5. «Иже в пении: «Воскресни Господи» и «Всяко дыхание», «Аллилуия» и прокимен вечерний церковных (ἐκ παλαιοῦ ἔθος ἐκκλησιαστικόν), говорит митрополит Иоанн, иереем и архиереем седати, белцем или простьцемь никакоже, аще князь или царь будеть»6. Другим церковным уставам данный обычай не известен.
В правилах владимирского собора 1274 года митрополит Кирилл отмечает, что «в пределех новгородских дъяконы, емлюща Божественый Агнец, и преже попов проскоурмисание творяще, и потом пришедшем попом, после проскоурмисати»7 и делает распоряжение о его прекращении. Митрополит Киприан в ответах к Игумену Афанасию 1390 – 1405 гг. подтверждает прежнее постановление: «дъякону нелзе проскомисати, слуга бо есть попу, а не ровень»8, чем ясно указывает на то, что прежний обычай продолжал сохранять свою силу в практике. Обычай этот явился к нам несомненно из Византии вместе с уставом церкви константинопольской9 и особенно прочно утвердился в практике новгородской церкви, которая оказала широкое гостеприимство этому Типикону. За византийское происхождение рассматриваемого нами обычия говорит, между прочим, и тот любопытный факт, что на вопрос сарайскаго епископа Феогноста: «Аще будут попове мнози и диякони, подобает ли игуменом проскомисати, или ни»? собор константинопольский 12 августа 1276 года дает ответ в духе византийской практики: «Аще будеть старейший игумен, да посылаеш диакона, аще ли епископ будет с ними наслужбе, да проскомисают вси»10. Прекратит свое существование этот обычай на востоке в 14 веке.11
Из поучения к новгородскому духовенству (1395 г) митрополита Киприана и из послания митрополита Фотия от 12 августа 1419 г. к псковскому духовенству мы видим, что оба эти митрополита запрещают совершение литургий в среду и пятницу сырной недели и в пятницу великую. «А в среду масленыя недели и в пятницу, говорить митрополит Киприан, никакоя службы, но толко часы с вечернею; такоже и в великую пятницу по томужь»12. «А еже в среду и в пяток сырныя недели», пишет по тому же поводу в Псков митрополит Фотий, «не прияхом ниже в Палестине, ни в Святой Горе, ниже в царствующим Цариграде не прияхом в сия дни, рекше среду и пяток сырныя недели, ниже свершеную литургию, ниже прежесвященную стваряти; подобне же и наипаче в пяток великый распятия Христова не прияхом ни свершену литургию, ни прежесвященную»13. Ссылку митрополита Фотия в данном случае на практику «царствующего Царьграда» нужно понимать в том смысле, что обычай совершать литургию преждеосвященных даров в среду и пяток сырной недели и в великую пятницу, ко времени митрополита Фотия, под влиянием устава иерусалимского, вышел даже из практики и великой константинопольской церкви, чему подтверждение можно находить в постановлениях собора константинопольскаго 1276 г.14 и в трудах Симеона Солунскаго15. Но в глубокой древности обычай этот несомненно имел место в практике константинопольской церкви16, через устав которой проник к нам в нашу богослужебную практику и в некоторых местах, как это видно из поцитованных поучения митрополита Киприапа и грамоты митрополита Фотия, держался прочно даже до 15 столетия.
Ответ 22 Кирику Нифонта, епископа Новгородского: «А игумен чтеть евангелие на литургии на велик день в олтари, зря на запад, а дьякон по немь молвить пред олтаремь стоя, по строце в другое евангелие зря»17 представляет точное воспроизведение у нас подобного обычая практики великой церкви константинопольской18. О чтении евангелий архиереем нам известно еще распоряжение константинопольского собора 1276 года, сделанное тоже в духе практики церкви константинопольской. На вопрос Феогноста, епископа Сарайскаго: «в киа дни подобает и в годы чести святителю евангелие»? собор отвечал: «Четыржды в лето, рекше, страстныа недеди (в) великий четверток первое евангелие19, и на Пасху на литургии20, и на вечерни21, и в первый день сентября месяца, егда ходят с кресты22. Еже с игуменом в великие праздники23да чтут, при инех попах не чтут, развее нужда»24.
Митрополит Киприан в 1395 г. посылает псковскому духовенству для недели православия «синодик правый, истинный, который чтут в Царьгороде, в Софьи святой, в патриархии, причем прибавляет: «А синодик есмь послал к вам правый Царь городский, почему и мы здесе поминаем, или еретиков проклинаем: и вы по тому дейте»25. Тот же митрополит к игумену Афанасию пишет: «Трапеза же святая помывати в великий четверток, в соборных же церквах святителю, а меньшей чади немощно сего деети»26, т. е. опять узаконяет в нашей богослужебной практике обычай церкви константинопольской27.
Чины поставления в иерархические степени и в частности «устав како достоин избирать епископа», «устав благовестию», «о малом знамении», «устав, бываемый на поставлении епископом», чин «пастолования» епископов и митрополитов28, чины коронования князей и царей русских29, чин новолетия, совершаемый 1 сентября30, и некоторые другие чины целиком перенесены к нам из практики великой константинопольской церкви.
Нам нет надобности перечислять здесь все чины и особенности древнерусской богослужебной практики, сходные с практикой константинопольской церкви, так как и на основании отмеченных фактов с достаточною ясностью констатируется то положение, что в нашей церкви когда-то действовал устав великой церкви. Положение это станет несомненным, если мы укажем, что устав великой церкви константинопольской был переведен на славяно-русский язык, и памятники этого перевода сохраняются и до настоящего времени. Сделать последнее не представляется для нас делом невозможным. Так, например, в «переписной книге домовой казны патриарха Никона», составленной 31 июля 7166 = 1658 года боярином князем А. Н. Трубецким и др., значится между другими книгами и предметами «книга, писана в десть, правило Софейское старое, писана по телятине»31. Известный ученый А. Попов в рукописях библиотеки А. И. Хлудова нашел отрывок пергаментной рукописи XIII века32 с следующим весьма важным для нас заглавием: «Устав Великия Церкви святыя София списан боголюбивым архиепископом новгородским Климентом»33. В этом отрывке подробно изложены службы па первые тринадцать дней сентября месяца, со всеми особенностями устава великой константинопольской церкви. Наконец, в числе рукописей Московской синодальной библиотеки сохранился доселе полный пергаменный Требник ХIV–ΧV в., № 371 (675), «с русским правописанием», принадлежавший некогда патриарху Никону, который в 7169 году пожертвовал его в Воскресенский монастырь в Новом Иерусалиме34. В Требнике этом весьма сходном с патриаршим греческим евхологием XI в. кардинала Виссариона в Крипто-ферратской библиотске, содержатся исключительно чины и молитвословия, практиковавшиеся в великой церкви константинопольской. Крипто-ферратский Требник был описан ученым Я. Гоаром35 и в последнее время А. Рокки36.
Итак, вот очевидные памятники переводов у нас богослужебных книг с особенностями практики устава великой церкви. Если были переводы, то, следовательно, в них на Руси чувствовалась потребность, причем эта потребность, как свидетельствуют те же факты, охватывала довольно значительный район нашей древнерусской территории. Уставом великой церкви пользовались не только в митрополитанском кафедральном соборе св. Софии в Киеве, но его «списывали» для «церкви св. Софии» в Новгороде, несомненно и в Пскове, как это видно из приведенных выше мест посланий в Псков митрополитов Киприана и Фотия, направленных к уничтожению обычаев великой церкви константинопольской. Чины новолетия, чин пещного действа и некоторые другие чины свидетельствуют о том, что устав великой церкви регулировал богослужебную практику в Вологде, по всей вероятности, во Владимире на Клязьме, в Чернигове и в других городах.
Господство этого устава было вытеснено мало по малу сначала уставом в редакции патриарха Алексия, а потом окончательно иерусалимским уставом. Отсюда понятна и прибавка «в переписной книге домовой казны патриарха Никона», что писанное «по телятине» «правило37 Софейское» было «старое», т. е. считалось в ХVII в. уже вышедшим из употребления.
«Чин бываемый в неделю св. Праотец или св. Отец пещнаго действа»38, к рассмотрению которого мы теперь приступаем, хотя во всем своем объеме и составе, как он излагался в наших рукописях ХVI – ХVII веков и как он был напечатан в Москве, и неизвестен нам по греческим памятникам, тем не менее мы не сомневаемся в византийском происхождении его главнейших составных частей и особенностей и считаем этот чин новым подтверждением того положения, что в древнейшую пору нашей церковно-религиозной жизни прочно держался в богослужебной практике устав великой константинопольской церкви, одну из особенностей которого составлял и настоящий чин. Чтобы не быть голословным, мы рассмотрим каждую из особенностей «чина пещнаго действа», известного нам по русским памятникам, выделив пока из него, на что, как увидим ниже, у нас имеются и свои особые резонные основания, самый обряд возжжения пещи и ввержения в неё трех отроков, входящий в состав утреннего богослужения и соединяемый с пением седьмой и восьмой песней канона. Так как весь «чин пещнаго действа» заключает в себе последование вечерни, утрени и литургии, то с обозрения особенностей этих последований мы и начнем наше исследование.
Если Рождество Христово приходилось в понедельник или во вторник, то «пещное действо» совершалось в неделю святых праотец, а если тот же праздник падал на следѵющие дни недели, то «действо» происходило в неделю святых отцов.
Приготовления к этому «действу»39, «с благословения у святителя», начинались с предшествующей воскресению среды, когда «пономари и звонцы» разбирали «большое паникадило, что надо амбоном среде церкви». В субботу «на обедни у святителя благословляются ключари амбон здвигнути сместа, а на том месте поставит пещь», что и исполнялось ими после литургии. «Амбон» убирался «за левый клирос», а на его месте, «против царских дверей», ставилась «пещь»40, около которой располагались «железные шандалы» с «витыми свечами». На железном крюке, на котором до этого времени находилось паникадило, вешалось пергаментное изображение «Ангела Господня», при помощи «ужища» или веревки из алтаря подымаемое и опускаемое в печь41.
Звон к вечерни был в начале 6 часа и продолжался «народа ради» целый час. Сослужащее святителю духовенство, «учитель отроческой42 со отроки43 и сподияки44 и схалдеи»45 собираются в «крестовую полату» епископа и облачаются «отроки» в «стихари46 и в венцы»47 или «в отроческия шапки», халдеи – «в халдейское платье»48 и в турики или шеломы49, а подияки – «в свои стихари», после чего идут все «в сени пред крестовую келью» и здесь ожидают выхода святителя «издохожних келей». По выходе святителя один из халдеев идет в «крестовую келью», за ним отроки и затем другой халдей, «держаще трупки сплавучею травою50 и свечи возжены и пальмы51 в руках своих».
Первый халдей говорить: «Владыко благослови», второй добавляет: «И помолися». Архиерей на это отвечает чтением: «Достойно есть» и отпустом, носле которого раздает зажженныя свечи отрокам. «Учитель отроческой» произносить: «Хвалите, отроцы, Господа, хвалите имя Господне»52, епископ прибавляет: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века». Отроки поют: «Благословен еси Господи Боже отец наших» и все направляются «к Софеи к вечерни» в таком порядке: сначала идут по три в ряд без свечей «подияки», за ними «подиак» с лампадою и два другие с «большими свечами», далее отроки «с тройными свечами», по бокам коих находятся халдеи, потом духовенство и, наконец, епископ.
При входе в церковь, первый халдей говорить: «Владыко благослови», второй – прибавляет: «И помолися». Епископ становится «на святительское место» посредине храма, против которого отроки поют: «Преосвященному сысполайти». Подьяки стоят «от пещи с правые страны лицем к святителю». Епископ делает обычные поклоны с чтением: «Достойно есть» и благословляет народ. После этого, поклонившись епископу, отроки и подьяки уходят в алтарь северными дверями, а халдеи становятся пред алтарем.
Выходит из алтаря «поскору царьскими враты» протодиакон и, «став у пещи на степени», произносить: «Благослови владыко», протопоп отвечает из алтаря: «Благословен Бог наш» и начинается вечерня. Подобным образом совершается выход архиерея к утрени и на литургию с тою лишь разницею, что, во время пути к заутрени, отроки поют стих: «Яко же заповеда нам, да благо нам будет», а к литургии – стих: «И яко песок вскрай моря».
Не имея прямого оригинала настоящего чина в практике греческой церкви, мы не можем указать происхождеиие всех подробностей и частностей его, имеющих характер исключительный, но особенности даннаго выхода к богослужению архиерея, так сказать, общего характера, несомненно те же самыя, которыя мы находим в обычном уставе великой церкви. В известном нам по рукописи ΧV в. русского Андреевского скита на Афоне чине вечернего, утреннего и литургийного богослужения или «Τάξις, γινομένη ἐν τῇ μεγάλῃ ἐκκλησίᾳ ἐπὶ τε τῷ ἑσπερινῷ, τῷ ὄρθρῳ, τῇ θείᾳ καὶ ἱερᾷ λειτουργίᾳ καὶ ἐπὶ τῇ χειροτονίᾳ τοῦ ἐπισκόπου» мы читаем следующее описание выхода митрополита к вечернему богослужению: «Τῷ σαββάτῳ ἑσπέρᾳ, μετὰ τὸ συναχθῆναι τὸν κλῆρον, ἀπέρχονται εἰς τὸ κελλίον τοῦ μητροπολίτου, καὶ λαμβάνει τὸ μονοβάμβουλον ὁ ὀστιάριος, εἰ ἔνι, εἰ δὲ μή, ἑτερὸς τις τῶν ἐκκλησιαστικῶν53, καὶ ἅπτει τὴν λαμπάδαν, καὶ προπορευομένου τοῦ κλήρου καὶ τοῦ λαοῦ ἔμπροσθεν τοῦ ἀρχιερέως, εἰσέρχεται ὁ ἀρχιερεὺς εἰς τὴν ἐκκλησίαν καὶ προσκυνεῖ μέσον τῆς ἐκκλησίας ἱστάμενος, ἔπειτα ἀσπάζεται τὴν εἰς τὸ μέσον τοῦ ναοῦ ἱσταμένην ἁγίαν εἰκόνα καὶ ἀνέρχεται εἰς τὸ στασίδειον αὑτοῦ, καὶ ψάλλουσιν ἐκ τρίτου οἱ κληρικοὶ μετὰ τὸ ἀνελθεῖν αὐτὸν ἐκεῖσε τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα ἡμῶν, Κύριε, φύλαττε, μετὰ μέλους. Μετὰ δὲ τὸ συμπληρωθῆναι τοῦτο παρ' αὐτῶν, ἐπευλογεῖ αὐτοὺς ἐκ τρίτου ὁ ἀρχιερεύς, ἐπιφωνούντων αὐτῷ το Εἰς πολλὰ ἔτη, δέσποτα. Εἶτα γίνεται ἔναρξις τῆς ἀκολουθίας, τοῦ μὲν διακόνου ἐκφωνοῦντος τὸ Εὐλόγησον δέσποτα, τοῦ δὲ ἱερέως ἢ Εὐλογητὸς ὁ Θεός, ἢ Εὐλογημένη ἡ βασιλεία54.
Если заменить в данном чине остиария и церковников с лампадами дьяками, а клириков или певцов – отроками и «отроческим учителем», двух человек из народа одеть «в халдейское платье» и «турики» или «шоломы», в уста певцов вложить те песнопепия, какие положено петь отрокам на пути в церковь, то тождество между обоими чинами получится полное. Все остальные обряды не представляют никакой разницы в обоих чинах.
Вечерня до выхода происходила обычным порядком. Во время догматика совершается выход. Впереди идет халдей с «халдейскою свечею», за ним отроки, потом другой халдей, далее «подияк» со свечею, «диакони градские», «от соборов десятские», «протопоп и священники соборные и градские» –«от соборов старосты». Отроки становятся против архиерейского места, имея по сторонам халдеев, а «подиак» со свечою у царских врат. Остальные лица, после совершения входа, направляются в алтарь, куда, поклонившись владыке, удаляются и отроки, а халдеи становятся на прежнее место. «Подияцы же меньшая станица» за пещью, носредипе церкви, поют: «Святыя славы»55, после чего следует прокимен: «Господь воцарися», который произносит «подияк». «Певчие дияки поют прокимен тройной по дважды на клиросех, таже подияки поют большая станица за пещию, посреде церкви, прокимен демественной»56. Остальная часть вечернего богослужения совершается обычным порядком.
Если мы теперь обратимся к тому же чину вечерни, по уставу великой церкви, то все особенности описаннаго момента мы найдем в нем. «Εἰς δὲ τὸ Δόξα, говорится в этом чине, ἐνδύονται οἱ ἱερεῖς ἐντὸς τοῦ βύματος τὰ φαινόλια ἀυτῶν καὶ οἱ διάκονοι, καὶ ἐξέρχονται ἀπὸ τοῦ μέρους τῆς προθέσεως, καὶ ἀπέρχονται πλησίον τῶν ὡραίων πυλῶν τοῦ ναοῦ· καὶ στιχηδὸν στάντων τῶν ἱερέων καὶ τῶν διακόνων ἐκεῖσε, κατὰ τάξιν, πορεύεται ὑποδιάκονος, κρατῶν θυμιατήριον καὶ μανουάλια δύο, ἐνδεδυμένος καμμύσιον, καὶ τὰ μὲν μανουάλια τίθησιν ἔμπροσθεν αὐτῶν περὶ τὰ μέσα, τὸ δὲ θυμιατήριον δίδωσι τῷ δευτερεύοντι τῶν διακόνον, αὐτὸς δὲ ἀπέρχεται καὶ ἵσταται ὄπισθεν μεταξὺ τοῦ τε πρώτου τῶν ἱερέων καὶ τοῦ δευτερεύοντος τῶν διακόνων. Καὶ ἡνίκα πληρωθῇ τὸ στιχηρόν, ἐκφωνεῖ ὁ δευτερεύων τῶν διακόνων, μικρὸν προβὰς τὸ Σοφία ὀρθοί, σφραγίζων σταυροειδῶς μετὰ τοῦ θυμιατηρίου, καὶ ἀπέρχονται οἱ ἔσχατοι διάκονοι καὶ λαμβάνουσι τὰ μανουάλια, καὶ προπορεύονται τῆς εἰσόδου, καὶ γίνεται ἡ εἴσοδος μέχρι καὶ ἐντὸς τοῦ ἁγίου βύματος. Ὁ δὲ ὑποδιάκονος ὑποστρέφει ἀπὸ τοῦ μέρους, ὅθεν ἐξῆλθεν ἦ εἴσοδος, καὶ εἰσέρχεται καὶ αὐτὸς ἐκεῖθεν εἰς τὸ ἅγιον βῆμα. Ἐν ὅσῳ δὲ ἒρχεται ἡ εἴσοδος, προπορεύεται μετὰ τοῦ θυμιατηρίου ὁ δευτερεύων τῶν διακόνων καὶ ἵσταται ἔμπροσθεν τοῦ στασιδείου τοῦ ἀρχιερέως καὶ θυμιᾷ αὐτόν, εἶτα ἀπέρχεται καὶ ἑνοῦται τοῖς ἱερεῦσι, καὶ πρῶτος οὕτος εἰσέρχεται αὐτὸς τὴν σολαίαν, καὶ οὕτω τελεῖται τὰ τῆς εἰσόδου. Ψαλλομένον δὲ μετὰ ταῦτα τοῦ προκειμένον παρὰ τοῦ δομεστίκου ἢ τοῦ λαοσυνάκτου ἐν τῷ ἄμβωνι, συνόντων αὐτῷ καὶ συμψαλλόντων καὶ τῶν ψαλτῶν, κάθηται ὁ ἀρχιερεὺς καὶ οἱ εὑρεθέντες ἐκεῖσε ἐπίσκοποι, κάθηνται δὲ ὁμοίως καὶ ἐξωκατάκοιλοι» (т. е. первые шесть диаконов: великий эконом, великий сакелларий, великий скевофилакс, хартофилакс, сакеллий и протекдик).
По окончании вечерни, отроки с халдеями подходят к «святительскому месту», сюда же приходят и «подияки» с лампадою и со свечами, и все вместе кланяются епископу и провожают его в крестовую палату в том порядке, в каком они шли к вечерни.
Во время пути, после вечерни, отроки поют стих: «И на град святый» с припевом, после утрени – стих: «Студ и поношеиие быхом рабом твоим чтущим Тя» и после литургии – стих: «И даждь славу имени Твоему», или «Яко во тмах агнец тучен» с припевом. При входе в «крестовую келью», первый халдей произносит: «Владыко благослови», второй добавляет: «И помолися». Отроки поют «вход по обычаю», т. е. «Святейшему патриарху московскому и всея Руси, да Исполайти деспота». Если же митрополит, то многолетствуют его57. «Подияцы» с лампадою и со свечами становятся в крестовой по левую сторону отроков и вместе с последними, после окончания входнаго, делают поклон архиерею и уходят. Архиерей читает «Достойно есть», совершаег обычный отпуст и, благословив всех, удаляется в свои покои, а духовенство или «власти» возвращаются домой. Отроки, учитель отроческой и халдеи имеют стол «в ключе и всход на погреб», а «дияки певчие и нодияки» – «тольке всход на погреб».
В чине вечерни, по уставу великой церкви, окончание её и вообще всех служб изложено следующим образом: «Μετὰ δὲ τὴν συμπλήρωσιν τῆς ἀκολουθίας, ψάλλουσιν ἅπαντες ὁμοῦ τὸ Στερέωσον, ὁ Θεός, τοὺς βασιλεῖς ἡμῶν, ναί, Κύριε, εἰς πολλὰ ἔτη, διαφύλαττε τὴν ἁγίαν βασιλείαν αὐτῶν· ἔτι δὲ καὶ τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα ἡμῶν, Κύριε, φύλαττε. Καὶ συμπληρωθέντος τούτου, δοξάζει ὁ ἀρχιερεύς, καὶ γίνεται ἀπόλυσις ἀπὸ τοῦ ἱερέως· εἶτα ψάλλουσι συνήθως πάλιν οἱ κληρικοὶ μεγαλοφώνως τὸ Πολυχρόνιον ποιήσαι, ὁ Θεός, τὴν ἁγίαν βασιλείαν αὐτῶν εἰς πολλὰ ἔτη, καὶ τὸ Τὸν δεσπότην καὶ ἀρχιερέα ἡμῶν, Κύριε, φύλαττε. Καὶ μετὰ τοῦτο εὐλογεῖ αὐτοὺς ἐκ τρίτου ὁ ἀρχιερεύς, ἐπιφωνούντων κάτωθεν πάντων τὸ Εἰς πολλὰ ἔτη, δέσποτα, καὶ κατέρχεται ἀπὸ τοῦ στασιδείου αὐτοῦ, καὶ προπορευομένων τῶν κληρικῶν μετὰ τοῦ μονοβαμβούλου, ὡς καὶ τὴν ἀρχήν, ἀπέρχεται μέχρι καὶ τοῦ κελλίου αὐτοῦ· κἀκεῖσε συνήθως τοῦ κλήρου καὶ τοῦ λαοῦ εἰπόντος τὸ Εἰς πολλὰ ἔτη, δέσποτα, ὁ ἀρχιερεὺς εὐλογεῖ αὐτοὺς ἅπαξ καὶ ἀπολύει. Τοῦτο ποιεῖ ὁμοίως καὶ ὅτε ἐξέρχεται τοῦ κελλίου αὐτοῦ πρὸς τὸ εἰς ἐκκλησίαν ἐλθεῖν, ἤτοι τῷ σαββάτῳ ἑσπέρᾳ, τῇ κυριακῇ πρωὶ καὶ κατὰ τὰς ἐπισήμους τῶν ἑορτῶν 58).
Таким образом, все особенности в конце служб недели св. отец находят для себя основание в практике великой константинопольской церкви.
Благовест к заутрени начинался «за 6 часов дни» и продолжался «народа ради» целый час. Последование его, кроме самого обряда «пещнаго действа», до пения великаго славословия совершалось обычным порядком, если еще не принимать во внимание той особенности, что евангелие воскресное этого дня читалось не пред каноном, а после славословия. «Егда же приспеет время славословию», читаем в чине пещнаго действа, «подияком же поющим «Преблагословенную» и славословие в пещи, и егда учнут пети последнюю статью: «Господи прибежище бысть нам», тогда идут на выход два халдея с выносными свещами вкупе, и потом отроки со свещами, таже протодиякон со евангелием и протопоп и священницы по чину. И пришед отроки и халдеи пред святительское место и покланятся святителю и стоят пред святительским местом, дондеже скончают славословие59). Егда же пропоют подияки славословие, и идет первый халдей от святительского места к пещи и по нем отроки и другий халдеи. Таже идут в пещь отроки Анания, Азария и потом протодиакон со евангелием и протопоп и по них идет в пещь Мисайло. Протодиякон же полагает святое евангелие на налоге и сходит испещи, и станут отроки в пещи вси вкупе у налога против протопопа, а халдеи станут по странам пещи, спем ссобя турики. А прокимен сказываешь подияк. стоя у царских дверей. Егда же прочтешь протопоп евангелие60, и идут испещи отроки Анания, Азария, таже протопоп со евангелием и потом Мисайло. И станут отроки пред святителем по прежеуказанному и поклонятся святителю вкупе. По прочтении же евангелия, халдеи воздевают на себе турики61. И пришед пред святителя протопоп со евангелием и, поклонся святителю, приносить святое евангелие, святитель же целует святое евангелие и благословит рукою протопопа, протопоп же целует в руку святителя и отходит паки от места со евангелием и, поклонся святителю, отходит волтарь и полагает евангелие на престоле. А отроки и халдеи такоже поклонятся святителю, и идут волтарь северными дверми отроки».
Данный момент утрени, по нашему чину пещнаго действия, представляет во всех своих важнейших и основных особенностях воспроизведение особенностей практики великой церкви. Вот как описывается он в чине великой церкви: «Εἰς δὲ τὴν μεγάλην δοξολογίαν γίνεται ἡ εἴσοδος πάλιν, ὥσπερ εἴρηται ἐν τῷ ἑσπερινῷ. Ψαλλόντων τῶν ἱερέων τὸ Ὑπερευλογημένη ὑπάρχεις, μέχρι τέλους, πλὴν εἰς τὴν τοιαύτην εἴσοδον, ἔμπροσθεν τῶν μανουαλίων προπορεύεται ἀναγνώστης μετὰ φαινολίου μεταξωτοῦ, κρατῶν ἐν ταῖς χερσὶν αὐτοῦ σταυρὸν μέγαν, καὶ ὁ μὲν ἀναγνώστης μετὰ τοῦ σταυροῦ ἵσταται μέσον τῶν μανουαλίων. Ὅταν δὲ ὑποστρέφωσιν εἰς τὸ βῆμα, αὐτὸς προπορεύται καὶ ἔρχεται μέχρι, καὶ ἑκτὸς τῆς σολαίας καὶ ἵσταται ἐκεῖσε. Εἰσελθόντων δὲ τῶν ἱερέων ἐντὸς τοῦ βήματος, ἀνέρχεται ἀναγ&#