История - одна из первых отраслей гуманитарного знания, обособившаяся от остальных. Со времен Геродота (484-425 до н.э.) она понимается как Histories Apodexis – «Изложение событий», желательно исходящее из уст очевидца, или же, опирающееся на достоверные свидетельства. При этом от простого повествования оно отличается своей боговдохновенностью. По выражению Франсуа Артога, историк для Геродота это «наблюдатель Histor», который смотрит не обычным человеческим зрением, но божественным взором повелителя муз Аполлона, позволяющим охватить все многообразие дел человеческих.
Формула Histories Apodexis Геродота заложила пять парадигм, которые до наших дней являются основой понимания истории как отрасли знания. В общем виде их можно сформулировать следующим образом.
1. Предметом Histories Apodexis являются события прошлого, которые историк называет историческими фактами.
2. Формой Histories Apodexis служит рассказ, повествование, обладающий внутренней структурой и сюжетом.
3. Между событиями прошлого и Histories Apodexis существует устойчивая схема информационной коммуникации. Прошлое оставляет следы. Ими, во-первых, являются свидетельства очевидцев, записанные непосредственно или пересказанные с чьих-то слов. Во-вторых, события также отражаются в памятниках материальной культуры и текущей документации, изначально не предназначенной для глаз историка.
Совокупность этих следов называется историческими источниками. Задачей Histories Apodexis является извлечение информации из данных источников и составление на ее основе рассказа о том или ином сюжете прошлого. Историки обладают принципиальной способностью извлекать эту информацию тем или иным способом, как бы «допрашивая свидетелей» прошлого на предмет установления исторической истины.
4. Субстанциальной чертой Histories Apodexis является присутствие в ней особого духовного содержания, которое и отличает историю от других гуманитарных наук. Эта ее сущность трудноопределяема. Изначально ей придавался мистический характер. Древние, как уже говорилось, ссылались на «взор Аполлона». Немецкие классики ХVIII Ц ХIХ вв. (Г.В.Ф. Гегель, Л. фон Ранке) писали о проявлении в истории «божественного духа».
В наши дни ссылки на Бога в науке не модны, но трансцендентная сущность Histories Apodexis, обусловливающая ее обособление от других гуманитарных наук, по-прежнему часто не имеет вербального выражения, а ощущается интуитивно. По выражению Жана-Клода Пассерона, несмотря на то, что суть процесса исторического познания до сих пор остается предметом споров, «Книгу по истории от книги по социологии мы отличаем также легко, как бургундское от бордо».
5. В гносеологическом плане Histories Apodexis строится по определенным нормам. Они рифмуются с законами, по которым, по мнению авторов, развивается исторический процесс. При этом признается справедливость высказывания Марка Блока, что «доказательства в истории - не доказательства теорем». Однако своя «формула истории» присутствовала практически у каждого автора Histories Apodexis, будь то моральные сентенции Плутарха, проявления Абсолюта у Гегеля или базис и надстройка у Карла Маркса.
На этих пяти парадигмах Histories Apodexis строилась на протяжении почти двух с половиной тысяч лет. Правда, надо отметить, что научная институционализация данной дисциплины произошла довольно поздно. Она была обусловлена двумя событиями: формулированием социологических законов и выделения источниковедения как базиса Histories Apodexis. Первое связывается с появлением социологии как особой дисциплины и деятельностью О. Конта (1798-1857). Второе надлежит поставить в заслугу немецким герменевтам ХVIII-ХIХ вв., прежде всего, Ф. Шлейермахеру (1768-1834) и В. Дильтею (1833-1911), а также авторам первых методов критики источников Ч немцам Ф.А.Вольфу (1759-1824), Б.Г. Нибуру (1766-1831), Г. Вайцу (1813-1886), французу П.Дону (1761-1840) и др.
Симптомами институционализации истории как науки стало возникновение профессиональных стандартов и систем их обретения. В европейских университетах открываются кафедры истории (1810 - в Берлине, в 1812 - в Сорбонне, и т.д.). Основываются специальные исторические серии (самый грандиозный проект - Monumenta Germaniae Historica - начат Г.Ф. фон Штейном в 1815 г.). Вскоре начинают выходить профессиональные исторические периодические издания (Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских в 1845 г., Historische Zeitschrift в 1859, Revue historigue в 1876, Rivista storica Italiana в 1884, English Historical Review в 1886, American Historical Review в 1895).
…..Историческая наука в ХХ в. развивалась очень противоречиво. С одной стороны, именно в ХХ в. были созданы глобальные исторические теории ― цивилизационный подход и исторический материализм, а также приобрел всеобщий характер такой исследовательский метод, как исторический позитивизм. С другой стороны, во второй половине ХХ в. историческая наука рассыпалась на разные отрасли. В ней сегодня существует несметное количество направлений, представители которых все меньше понимают друг друга. Ж. Нуарель считает данный раскол историографии проявлением социального кризиса исторической профессиональной корпорации, которая распалась на отдельные сообщества, плохо связанные друг с другом.
….Позитивисты писали о «крайней сложности и абсолютной необходимости исторической критики», под которой понимали в основном всестороннюю проверку достоверности сообщаемых в источниках фактов. Собственно говоря, пределы этой критики для них были в том, что «истина не устанавливается на основании свидетельства. Чтобы что-либо утверждать, нужно иметь специальные доказательства считать это истинным». Иначе мы будем вынуждены считать, что «историческое существование дьявола гораздо более доказано, чем существование Писистрата; до нас ни дошло ни одного слова современников о том, что они видели Писистрата, а между тем тысячи «очевидцев» заявляют, что видели дьявола: мало найдется исторических фактов, подтверждаемых таким громадным числом самостоятельных свидетельств».
Позитивисты сумели довести до совершенства технику внешней и внутренней критики источника, методику выявления подделок и недостоверных сведений. Однако на этом они и останавливались, считая, что, выявив перечень исторических фактов, они сумели восстановить история, какой она «была на самом деле». Именно против такой позиции, сводящей процесс исторического познания к каталогизированию, во второй четверти ХХ в. начались «бои за историю», которые, по образному выражению А.Я. Гуревича, велись «против обветшавшей историографии, укрывшейся от действительности за каталожными ящиками с выписками из древних текстов, в которых она была неспособна ощутить живых людей».
Первой позитивизм атаковала Школа «Анналов». Ее основоположник Люсьен Февр издевался над теми историками, в трудах которых крестьяне пахали «не плугами, а картуляриями», упоминавшими крестьян лишь как объектов эксплуатации и имущественных сделок их господ. Под их пером реальная жизнь людей подменялась текстами памятников, которым придавалось самодовлеющее значение (мол, задача историка Ч максимально точно передать содержание источника, а он скажет все сам за себя). Это было, по словам А.Я. Гуревича, не средством познания человеческого содержания исторического процесса, а способом демонстрации снобистского всезнания мелочей замкнувшимися в «башню из слоновой кости» «мандаринами» университетской науки.
Вслед за «Анналистами» (и их приемниками историческими антропологами) свое наступление на позитивизм начали постмодернизм, герменевтика и т.д. Однако традиционное Histories Apodexis оказалось на удивление устойчивым. Его потеснили на поле исторического знания, но не более. ….
Каждый человек, избравший делом своей жизни профессиональное занятие научными изысканиями и остановившийся в выборе отрасли знания на истории, должен четко представлять себе, чем является «его избранница» и кем при реализации этого выбора становится он сам. Большинство современных историков, на мой взгляд, сознательно бежит не то что от ответа, но даже от постановки данного вопроса. Ведь иначе они вынуждены будут определить (по крайней мере для себя) пути преодоления постмодернистского вызова и лингвистического поворота. А это уже постановка серьезнейшей исследовательской сверхзадачи. Иначе честный в своей саморефлексии историк будет в глубине души считать себя ханжой и лицемером, который не может отстоять от нападок научную состоятельность того, чем он занимается. Третьим путем является интеллектуальное кокетство, когда историк признает, что он лишь практикующий на памятниках прошлого филолог, и его интересует лишь игра слов и собственные вербально-семиотические конструкты. Поскольку подобное заявление в профессиональной корпорации равноценно самоубийству, третий путь в ученой среде маловероятен. Остается выбирать между первыми двумя.