Рорик все еще лежал на земле, а над ним стоял Тимберли и размахивал мечом, пытаясь достать летучую мышь, которая кружила и пикировала, словно дразня воина. Но меч никак не успевал за зигзагами стремительного чудовища.
Зато успела Ханалейса. Миновав Тимберли, она высоко подпрыгнула и, усиливая удар, сделала сальто. Удар ноги пришелся в бок летучей мыши и оттолкнул ее на несколько футов, а Ханалейса ловко приземлилась, не теряя скорости.
Темнокрыл быстро оправился и обрушил свою ярость на девушку.
Тимберли воспользовался тем, что внимание врага переключилось на сестру, и все-таки сумел рассечь черное крыло почти у самого плеча. Темнокрыл неуклюже покачнулся в воздухе и чуть не упал на пол, но Ханалейса и Тимберли уже были наготове и ринулись на противника, не дав ему расправить раненое крыло.
Ханалейса первой оставила едва живую жертву и стала кричать людям, пытаясь восстановить хоть какой-нибудь порядок и организовать оборону. Но в пещере царил хаос. Летучие мыши носились взад и вперед, многие люди уже были ранены, у кого-то сильно окровавлены плечи, а один мужчина был полностью оскальпирован. Все беглецы отчаянно метались по пещере в поисках безопасного укрытия.
Около десятка людей схватили драгоценные факелы, сложенные в углу пещеры, и устремились в туннель, куда они все собирались пойти после недолгой передышки. Остальные люди в панике бросились за ними.
Тимберли зарубил еще одного темнокрыла, и Ханалейса от него не отставала.
Другие чудовища вылетели из пещеры и ринулись в погоню за беглецами.
Когда схватка закончилась, в пещере осталось не больше двух десятков людей, и среди них — трое тяжелораненых.
— Мы так не продержимся, — сказала Ханалейса братьям и Пайкелу, как только они собрали все свои скудные пожитки и несколько оставшихся факелов. — Надо искать путь на Поверхность.
|
|
— Ух-ух! — решительно возразил Пайкел.
— Тогда зажги свой посох! — закричала Ханалейса.
— О-о-ох, — вздохнул дворф.
— Хана! — одернул ее Рорик.
Девушка вытянула перед собой руки и, чтобы успокоиться, сделала глубокий вдох:
— Прости. Но мы должны выбираться отсюда, и как можно скорее.
— Да, здесь нельзя оставаться, — согласился Тимберли. — Надо пробраться ближе к Храму Парящего Духа и там выйти наружу. — Он посмотрел на Пайкела, но дворф неуверенно пожал плечами. — Другого пути у нас нет, — настаивал Тимберли.
Собравшиеся вокруг них люди вдруг заволновались.
— Разведчик возвращается, — предупредил Рорик.
Все бросились навстречу рыбаку Алагисту, и даже при свете факела стало видно, насколько он потрясен.
— Мы боялись, что ты погиб! — воскликнула Ханалейса. — Когда налетели летучие мыши…
— Забудьте про этих тварей, — прервал ее пожилой мужчина, и в подтверждение его слов послышались раскаты, словно вдали прогремел гром.
— Что?.. — хором спросили Тимберли и Рорик.
— Это шаги, — ответил Алагист.
— Ух-ох, — вздохнул Пайкел.
— Это магия? — спросила дворфа Ханалейса.
— Ух-ох, — повторил он.
— Берите раненых! — крикнул Тимберли тем, кто еще оставался в пещере. — Берите все, что мы сможем унести! Надо быстрее уходить из этого места!
— Его нельзя трогать, — возразила женщина, склонившаяся над потерявшим сознание мужчиной.
Пещера содрогнулась от очередного шага.
|
|
И женщина не стала спорить, когда Тимберли взвалил раненого на плечо.
Во главе с Пайкелом, несущим факел, они торопливо покинули пещеру.
* * *
— Тогда выходи! — заорал Айвен в темноту. — Нечего высовывать голову, проклятый кальмар, покажись целиком! Выходи, и мы сразимся!
Он даже не стал снимать со спины топор, а ухватил пару булыжников и принялся стучать ими друг о друга с яростью, переходящей в злорадное ликование.
Физическая демонстрация гнева опять окутала мозг дворфа, и еще одна попытка вторжения со стороны Яраскрика закончилась провалом. Если иллитид и в этот раз пришел с надеждой завладеть его сознанием, Айвен с уверенностью мог сказать, что он опять устоял.
Но дворф все еще брел в одиночестве и в кромешной тьме, он очень устал и почти не надеялся, что когда-нибудь выберется из путаницы извилистых туннелей. Он оглянулся на залитую грязью пещеру, раздумывая, не повернуть ли назад, чтобы постараться выжить с помощью водившихся там рыбы или каких-то других обитателей подземного бассейна. Может, удастся отфильтровать воду, чтобы сделать ее пригодной для питья?
— Ба! — вскоре фыркнул он, решив, что лучше погибнуть, пытаясь выбраться, чем существовать в пустой и темной дыре.
И Айвен отправился в путь, держа в руках булыжники, по-прежнему усмехаясь и с кипящей в душе яростью, искавшей любого выхода.
Он шел несколько часов, часто оступаясь и спотыкаясь. Хоть его глаза и привыкли к темноте, отыскивать путь все равно приходилось на ощупь. Он обнаружил несколько боковых туннелей, но некоторые заканчивались тупиками, а в другие он сворачивал, поскольку просто «чувствовал» их более перспективными. Даже обладая врожденным чутьем дворфов, которые проводили под землей большую часть жизни, Айвен представления не имел, где он находится по отношению к Поверхности и даже к тому месту, где упал в грязную жижу подземного бассейна. При каждом повороте он удрученно вздыхал, и оставалось только надеяться, что он не ходит по кругу.
|
|
А еще при каждом повороте он засовывал один из камней под мышку, облизывал палец и поднимал руку над головой, стараясь уловить малейшее движение воздуха.
Наконец мокрого пальца коснулся слабый ветерок. Айвен, затаив дыхание, уставился в темноту. Он понимал, что это может быть всего лишь трещина, непроходимая труба или дразнящее узкое оконце, в которое невозможно протиснуться.
Он стукнул камнями и свернул навстречу ветерку, стараясь сберечь оптимизм и укрепляя себя яростью. Спустя час Айвен по-прежнему находился в полной темноте, но воздух стал не таким плотным, и каждый раз, поднимая влажный палец, он ощущал слабые дуновения.
А потом он заметил свет. Всего лишь слабый отблеск, отраженный от множества поворотов. Но, тем не менее, это был свет. Превосходное зрение дворфа уже различало силуэты стен и выступов. Темнота вокруг стала не такой непроницаемой, как прежде.
Айвен зашагал вперед, раздумывая над тем, как организовать контрудар против драколича, иллитида и их темных когтистых слуг. Затем опасения за свою собственную жизнь сменились страхом за оставшихся наверху друзей, за Данику и Кэддерли и их детей. Его шаги ускорились. Айвен мог сражаться за свою жизнь как одержимый, но, когда дело касалось жизни его близких, он бился, как целая толпа одержимых.
Однако вскоре он снова пошел медленнее. Разгоравшийся впереди свет не был отражением солнечных лучей или сиянием особых грибов, распространенных в Подземье. Айвен заметил, что это отблески огня, скорее всего факела.
А здесь, под землей, это могло означать присутствие новых врагов.
Он сжал кулаки и приготовился к битве. От напряжения у него побелели костяшки пальцев, Айвен скрипел зубами и представлял, как расколет несколько черепов.
Донесшийся издалека голос мгновенно развеял все его кровожадные намерения и заставил дворфа изумленно моргнуть:
— О-о-ой!
Глава 21
ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ИСТИНОЙ
Кэддерли почти полдня провел в комнате с Кэтти-бри, и, когда появился на пороге, его лицо было пепельно-серым, а взгляд выдавал крайнюю усталость.
Ожидавший в передней Дзирт посмотрел на него с надеждой, а составлявший ему компанию Джарлакс быстро перевел взгляд на жреца. Джарлакс все понял по лицу Кэддерли, тогда как Дзирт не мог — или не хотел — этого понять.
— Ты смог ее отыскать? — спросил Дзирт.
Кэддерли слегка вздохнул и протянул ему глазную повязку.
— Как мы и думали, — произнес он, обращаясь скорее к Джарлаксу, а не к Дзирту.
Дроу-наемник кивнул, и тогда Кэддерли повернулся к Дзирту.
— Кэтти-бри заперта в темном месте между двумя мирами — нашим и Миром Теней, — сказал жрец. — Прикосновение упавшей нити Пряжи привело к самым тяжелым последствиям у чародеев и жрецов по всему Фаэруну, и, насколько я слышал, ни одна болезнь не похожа на другую. Для Аргуста из Мемнона случай оказался фатальным, нить обратила его в глыбу льда — просто лед, никакой плоти внутри. Пустынное солнце быстро превратило его в лужицу. Другой жрец влачит теперь жалкое существование, по всему телу открылись ужасные язвы, и он вряд ли долго протянет. Многие случаи…
— Мне нет до них дела, — прервал его Дзирт. Джарлакс, уловив в голосе темного эльфа звенящую тревогу, успокаивающе похлопал его по плечу. — Как ты говоришь, мы выяснили, что Кэтти-бри заперта между двумя мирами, хотя, по правде говоря, мне кажется, что это очень сильная иллюзия, маскирующая злобные замыслы, возможно Красных Чародеев или…
— Это не иллюзия, — сказал Кэддерли. — Пряжа распадается, некоторые боги бежали или умерли… мы этого еще не знаем. То ли разрушение Пряжи послужило причиной столкновения, то ли столкновение так сильно повлияло на Пряжу, но какой-то другой мир надвигается на нас, и это вызвало расширение Уровня Теней, а возможно, даже открыло переходы в какое-то другое царство мрака.
— И ты обнаружил, что она — я говорю о Кэтти-бри — попала между нашим миром и этим местом. И как же нам вытащить ее, как вернуть в наш мир… — Дзирт, глядя в откровенно сочувствующее лицо Кэддерли, вдруг замолчал. — Должен быть какой-то способ! — закричал он, схватив жреца за тунику. — Не говори, что это безнадежно!
— Я и не собирался, — ответил Кэддерли. — Вокруг нас постоянно происходят неожиданные и необъяснимые явления! Я произносил заклинания, которых никогда не знал и не надеялся получить их от Денира. Да что там говорить, я не уверен даже в том, что их даровал мне Денир! Друг мой, ты задаешь вопросы, на которые я пока не могу ответить.
Дзирт отпустил жреца и устало ссутулился, не в состоянии скрыть душевную боль. Затем он вежливо поклонился Кэддерли:
— Я должен рассказать об этом Бренору.
— Позволь мне это сделать, — вмешался Джарлакс, вызвав удивленный взгляд Дзирта. — А ты иди к своей жене.
— Жена даже не ощущает моих прикосновений.
— Этого ты знать не можешь, — возразил Джарлакс. — Иди обними ее, и вам обоим станет легче.
Дзирт перевел взгляд на Кэддерли, и жрец одобрительно кивнул. Расстроенный дроу натянул на голову повязку и скрылся в соседней комнате.
— Она потеряна для нас, — негромко произнес Джарлакс, оставшись наедине с Кэддерли.
— Это пока неизвестно.
Джарлакс продолжал в упор смотреть на жреца, и Кэддерли не решился спорить.
— Я не вижу способа вернуть ее в реальный мир, — признался жрец. — И даже если бы мы и смогли это сделать, боюсь, ее разум необратимо изменился. Да, насколько я понимаю, Кэтти-бри для нас потеряна.
Джарлакс, хоть и не был удивлен таким прогнозом, тяжело вздохнул. И тут же решил, что не станет рассказывать Бренору обо всем, что услышал от Кэддерли.
* * *
Еще одна неудача, — заметил Яраскрик.
Мы ослабили их!
Мы едва поцарапали стены. А теперь у них появились новые могущественные союзники.
Значит, я всех своих врагов уничтожу одним ударом!
Кэддерли, Джарлакс и Дзирт До’Урден. Я знаю этого Дзирта До’Урдена, его не так-то легко одолеть.
Я тоже его знаю, — неожиданно вмешался в их внутренний диалог Креншинибон, и в его коротком телепатическом послании иллитид услышал звенящую ненависть.
Нам надо бы улететь из этого места, — осмелился предложить Яраскрик. — Через трещину с Уровня Теней вырвались неуправляемые твари, а у Кэддерли неожиданно появились помощники…
От драколича не последовало никакого внятного возражения, а только продолжительное злобное рычание, отразившееся эхом в объединенном разуме триумвирата, представлявшего собой Короля Призраков. Это была плотная и непроницаемая стена ярости и отрицания, самое убедительное «нет», которое когда-либо приходилось слышать Яраскрику.
Мысленным взглядом иллитида, описавшего широкий круг над всей местностью, они увидели трещину в Кэррадуне. Они увидели ночных странников и темнокрылов и поняли, что на Материальном Уровне появилась новая сила. Точно так же глазами иллитида они наблюдали за последней битвой у Храма Парящего Духа, появлением дворфов и дроу и обретенной Кэддерли силой. Это неведомое проявление магии жреца больше всего встревожило иллитида, поскольку даже он ощутил раскаты волшебного грома и вынужден был отшатнуться от божественного сияния. Яраскрик прожил очень долгую жизнь и когда-то был частью гигантского улья пожирателей разума; он полагал, что знает каждый двеомер Торила, но никогда не видел ничего подобного могуществу жреца, проявившемуся в тот день.
Расплавленная плоть ползунов и кучки пепла, оставшиеся на месте зомби, служили ему недвусмысленным напоминанием о том, что Кэддерли нельзя недооценивать.
Но драколич все еще рычал, и эта продолжительная буря отрицания стала утомлять всеобъемлющий разум иллитида. Он подождал, надеясь, что звук вскоре стихнет, но рычание не прекращалось. Он прислушался к третьему голосу, более сдержанному в своих эмоциях, но ничего не уловил.
И тогда он все понял. Неожиданное прозрение, мгновенное откровение обнаружили очень существенный факт: Король Призраков больше не являлся триумвиратом. Тональность рычания соответствовала не одному, а двум синхронным голосам. Два существа стали одним.
Ревущая стена гнева не пропускала ни одного отчетливого слова, но Яраскрик вынужден был признать, что все его доводы останутся без внимания. Они не намерены спасаться бегством. Они — иллитид и это двуединое существо, с которым он делил труп дракона, поскольку уже не мог воспринимать Гефестуса и Креншинибона по отдельности, — не потерпят никаких ограничений. Ни трещина между мирами, ни внезапно обретенная жрецом сила, ни неожиданное подкрепление, прибывшее в Храм Парящего Духа, — ничто теперь не удержит Короля Призраков от мщения.
Рычание продолжалось. Непрерывная, сводящая с ума стена звука заранее отвергала все предостережения и исключала возможность разумного обсуждения. Так же, как понимал иллитид, не оставляла места и для каких-либо планов, несмотря ни на новые обстоятельства, ни на появление новых противников.
Король Призраков решил атаковать Храм Парящего Духа.
Яраскрик попытался направить мысли сквозь эту стену, достучаться до Креншинибона или до того независимого существа, что осталось от Хрустального Осколка. Он старался своей логикой прекратить гневные вибрации драколича.
Но ничего не обнаружил. На все его попытки был только один ответ: изгнание.
Это уже не разногласие, не спор относительно дальнейших намерений или действий. Это бунт, откровенный и необратимый. Гефестус — Креншинибон решил изгнать Яраскрика и был настроен так же решительно, как тот дворф, что остался в подземелье.
С той лишь разницей, что в этом случае Яраскрику некуда было идти.
Рычание продолжалось.
Яраскрик одну за другой посылал в сознание дракона-кристалла волны мысленной энергии. Он собрал все свои псионические силы и тщательно пытался добиться цели.
Рычание продолжалось.
Иллитид атаковал Короля Призраков вихрем разрозненных эмоций и какофонией искаженных звуков, способной свести с ума любого мудреца.
Рычание продолжалось.
Он воззвал к страхам, живущим в сознании Гефестуса. Он воспроизвел картины уничтожения Хрустального Осколка, когда ослепительная вспышка выжгла глаза дракона.
Рычание продолжалось. Пожиратель разума не обнаружил ни малейшего зазора между драконом и артефактом. Они стали единым целым и объединились настолько полно, что Яраскрик не мог определить, где заканчивается один и где начинается другой, не мог определить, кто контролирует совместные действия или хотя бы кто придумал это рычание, так расстроившее и смутившее иллитида.
А оно продолжалось, не утихая, не изменяясь, и, как понял иллитид, могло продолжаться еще целую вечность.
Умное создание!
Пожирателю разума больше ничего не оставалось. Он больше не сможет контролировать движения драколича. Больше не будет ни споров, ни обсуждений. Не будет ничего, кроме этого рева, на протяжении нескольких мгновений, часов, дней, лет или столетий. Остается только рев, только непроницаемая стена звука одной и той же тональности, которая навсегда лишит его ощущений, лишит любопытства, заставит оставаться внутри, обрекая на бесконечную борьбу.
Яраскрик понимал, что мог бы справиться с одним Гефестусом. И не сомневался, что нашел бы способ уговорить Креншинибона.
Но эти двое отгородились от него стеной рева. И для иллитида все стало ясно. Хрустальный Осколок, такой же самоуверенный, как и сам Яраскрик, такой же упрямый, как дракон, и терпеливый, как само время, сделал свой выбор. В первый момент этот выбор удивил Яраскрика: почему Креншинибон предпочел более слабый интеллект дракона?
Да потому, что Хрустальный Осколок обладал большим самолюбием, чем предполагал иллитид. Креншинибон руководствовался не только логикой. Объединившись с Гефестусом, он получил доминирующую роль.
Рычание продолжалось.
В этом шуме время утратило смысл. Не было больше ни вчера, ни завтра, ни надежды, ни страха, ни наслаждения, ни боли.
Только стена, неизменная, непроницаемая, непреодолимая.
Яраскрик не сумел победить. И не смог выдержать. Король Призраков стал союзом двух существ, которые слились в одно, отделившись от иллитида.
И бестелесный интеллект пожирателя разума почти сразу же начал рассеиваться, погружаясь в забвение.
* * *
Все лучшие умы, оставшиеся в Храме Парящего Духа, собрались, чтобы обменяться мнениями, наблюдениями и догадками о столкновении миров и возникновении сумрачной области, образовавшейся из Уровня Теней, которую они договорились называть Царством Теней. В процессе обсуждения были отброшены все разногласия между чародеями и жрецами, между людьми, дворфами и дроу.
Все вместе они строили новые догадки и планы, пытаясь найти ответы. Все быстро согласились, что темные ползающие существа, атаковавшие Храм Парящего Духа, были порождениями другого уровня, и никто не стал спорить по поводу основного предположения о столкновении или, по крайней мере, о каком-то опасном взаимодействии постороннего мира с их собственным. Но осталось еще много других вопросов.
— А откуда взялись ходячие мертвецы? — спросила Даника.
— Это вклад Креншинибона в общую суматоху, — с неожиданной уверенностью заявил Джарлакс. — Хрустальный Осколок — это в первую очередь артефакт некромантии.
— Но ты утверждал, что он уничтожен, — полученное Кэддерли откровение подсказало способ его уничтожения, и мы выполнили все условия. Как же тогда?..
— Столкновение миров? — скорее спросил, чем ответил Джарлакс. — Ослабление Пряжи? Просто хаос нашего времени? Я не думаю, что он вернулся точно таким же, каким был прежде, что это очередное воплощение разрушенного Креншинибона. Но вполне могло быть, что создавшие его личи вырвались на свободу. Мне кажется, что одного из них я убил, а вы сталкивались со вторым призраком.
— Ты допускаешь слишком много предположений, — заметила Даника.
— Цепочка умозаключений для начала расследования. Ничего больше.
— И ты считаешь этих личей лидерами? — спросил Кэддерли.
Даника опередила Джарлакса:
— Лидер — это драколич.
— Объединившийся с остатками Креншинибона, а, следовательно, и с личами, — добавил Джарлакс.
— Ладно, что бы это ни было, происходит что-то плохое, и гораздо хуже, чем я видел за всю свою жизнь, — сказал Бренор, оглядываясь на дверь комнаты, где лежала Кэтти-бри.
Возникло напряженное молчание, и Бренор, что-то разочарованно пробормотав, ушел, чтобы побыть со своей несчастной дочерью.
К всеобщему удивлению и, прежде всего к своему собственному, Кэддерли по окончании дискуссии остался с Джарлаксом. Дроу обладал удивительным даром предвидения и высказывал интересные гипотезы относительно взаимодействия двух миров. Кроме того, ему пришлось столкнуться с призрачным существом, которое они оба считали одним из личей, когда-то давным-давно создавших Креншинибон. И идеи дроу казались Кэддерли наиболее содержательными.
Ни Дзирт, ни Бренор, ни даже Даника не могли так полно постичь смысл ловушки, в которую угодила Кэтти-бри, не понимали неизгладимых последствий, которыми угрожало столкновение нового и старого мира и ослабление барьера между светом и тьмой. Никто из остальных магов и жрецов не мог себе представить непоправимость постигших их изменений, утраты магии и если не всех, то некоторых богов. Но Джарлакс все понимал.
Денир исчез, и Кэддерли был вынужден это признать. Его бог не вернется, по крайней мере, в том облике, который был знаком жрецам. И Пряжа, источник всей магии Торила, не может быть восстановлена. Как будто сама Мистра — и вся сфера ее влияния, — казавшаяся незыблемой, внезапно исчезла.
— Какая-то магия останется, — сказал Джарлакс, когда беседа подошла к концу, сведясь к высказываниям одних и тех же предположений. — Твои деяния это подтверждают.
— Или это просто последние вздохи умирающего волшебства, — заметил Кэддерли.
Джарлакс пожал плечами и неохотно кивнул, признав вероятность такой теории.
— А в том мире, что столкнулся с нашим, есть магия и боги? — спросила Даника. — Увиденные нами чудовища…
— Они не имеют никакого отношения к новому миру, в котором, как и в нашем, наверное, есть и магия, и грубая сила, — бесцеремонно прервал ее Джарлакс. — Ползуны явились из Царства Теней.
Кэддерли молча кивнул, выразив свое согласие с дроу.
— А их магия тоже умирает? — спросил Дзирт. — Затронуло ли это столкновение, о котором вы говорите, их Пряжу?
— Или они как-то по-новому переплетутся между собой, возможно включив в себя и Царство Теней, находящееся между ними? — предположил Джарлакс.
— Нам это неизвестно, — покачал головой Кэддерли. — Пока еще не известно.
— А что же дальше?! — воскликнул Дзирт с оттенком отчаяния в голосе — отчаяния, вызванного страхом за судьбу Кэтти-бри.
— Нам известно, какими мы обладаем инструментами, — сказал Кэддерли, сложив руки на груди. — Мы ответим силой на силу и будем надеяться, что хоть какая-то магия откликнется на наши многочисленные заклинания.
— Ты уже прекрасно это продемонстрировал, — отметил Джарлакс.
— Жаль только, что я не могу ни предсказать, ни контролировать эти явления и, уж конечно, не могу вызывать их по своему желанию.
— Я верю в тебя, — произнес Джарлакс, и все четверо ненадолго замолчали, настолько это заявление казалось невозможным для предводителя Бреган Д’эрт — ни по отношению к Кэддерли, ни к кому-то другому!
— Может ли Кэддерли испытывать подобную уверенность? — спросила дроу Даника.
Джарлакс растерянно моргнул, а затем, как ни странно, заливисто засмеялся, и Кэддерли с Даникой к нему присоединились.
Только Дзирт не мог смеяться. Его взгляд постоянно возвращался к двери, за которой в бесконечной темноте мучилась Кэтти-бри.
Потерянная для него.
* * *
Реальность ситуации обрушилась на него всей своей тяжестью, и, обычно невозмутимым, Яраскриком овладело отчаяние. Воспоминания улетучивались, формулировки становились расплывчатыми. Ему пришлось познать физическое уничтожение, когда Гефестус обрушил на Креншинибона свое пламенное дыхание и разрушил артефакт. И только благодаря счастливой случайности — когда падающая нить Пряжи коснулась мертвого артефакта, а заодно и останков иллитида — Яраскрик снова обрел сознание.
Но теперь угроза уничтожения снова нависла над ним, и на этот раз надежды на помилование не было. Бестелесный интеллект беспомощно метался несколько драгоценных мгновений, а потом отчаявшийся пожиратель разума устремился к единственному доступному сосуду.
Но Айвен Валуноплечий был настороже и возвел вокруг своего сознания такую непроницаемую стену ярости, что Яраскрику нечего было и надеяться на успех. Иллитид оказался настолько выбит из колеи, что едва ли понимал, где находится и что поблизости есть менее устойчивые существа, которые могли поддаться вторжению.
Но пожиратель разума не слишком сопротивлялся решительному отпору, поскольку понимал, что вторжение в чужое сознание не решит его проблему. Он не мог вечно удерживать разум существа против его воли, да и переселение в физическое тело слабого создания, будь то человек, дворф или даже эльф, влекло за собой огромные ограничения в свободе передвижения.
Настоящего решения не существовало. Но, тем не менее, едва отступившись от Айвена Валуноплечего, пожиратель разума решил испытать еще одну идею и раскинул широкую сеть, охватившую весь Фаэрун. Ему нужен был другой пробудившийся интеллект, другой псионик, собрат-мыслитель.
Одного такого он знал. И сумел дотянуться до него, пока бездомный интеллект не разрушился полностью.
В уютной комнате под портовым городом Лусканом, за много миль к северо-западу, Киммуриэль Облодра, лейтенант Бреган Д’эрт, второй по рангу после самого Джарлакса Бэнра, услышал его зов.
Его отчаянную мольбу.
Глава 22
ШЕПОТ В НОЧИ
Ночь выдалась тихой, и лес позади широкого двора Храма Парящего Духа оставался неподвижным и молчаливым.
Слишком тихая ночь, решил Джарлакс, стоявший на страже на одном из балконов второго этажа. Он слышал, как кто-то говорил о благословенном спокойствии, сулившем надежду, но для Джарлакса этот обманчивый покой не предвещал ничего хорошего. Возникшая пауза свидетельствовала об осмотрительности врагов. Последняя атака обернулась для темных ползунов настоящим побоищем: их бесформенные опаленные тела до сих пор валялись по всей лужайке перед храмом.
Но это наверняка еще не конец. Судя по рассказу Даники, судя по ненависти, обращенной на него и на Кэддерли, дроу не мог надеяться, что враги оставят Храм Парящего Духа в покое.
Но эта ночь была мирной — неоспоримо, парадоксально и зловеще мирной. И тихой, без малейшего ветерка. И только Джарлакс — один Джарлакс — услышал призыв.
Несмотря на почти абсолютный контроль над своими чувствами, дроу широко раскрыл глаза и невольно оглянулся. Он понимал, насколько уязвимо его и Атрогейта положение в Храме Парящего Духа, и не хотел верить, что еще один из его союзников, которого вряд ли здесь будут терпеть, просит с ним встречи.
Дроу попытался проигнорировать этот тихий, но настойчивый зов, но он повторился снова.
Джарлакс всмотрелся в опушку леса и сосредоточил внимание на одном высоком дереве, стоявшем прямо у границы кустарника. А затем, больше не оглядываясь, скользнул через перила балкона и ловко спрыгнул на землю. Осторожно миновав широкую лужайку, дроу мгновенно растворился в темноте.
* * *
— Ба, я же говорил тебе, эльф, — ухмыляясь, сказал Бренор Боевой Топор Дзирту, глядя вслед исчезавшему в лесу Джарлаксу. — У Джарлакса нет других друзей, кроме него самого.
Тяжелый вздох Дзирта выдал его глубокое разочарование.
— Я пойду к Пуэнту, и мы вытрясем из этого окаянного дворфа все, что скрывается под проклятой шляпой его дружка.
Бренор повернулся к двери, но Дзирт, положив руку ему на плечо, остановил короля дворфов.
— Мы еще не знаем, что это означает, — напомнил он. — Дополнительная разведка? Может, Джарлакс что-то заметил?
— Ба! — фыркнул Бренор, вновь обернувшись к окну. — Иди и посмотри, если тебе так хочется, а я и так все знаю.
— Дождись моего возвращения, — попросил Дзирт.
Бренор ответил хмурым взглядом.
— Прошу, доверься мне, — настаивал Дзирт. — Все это слишком важно для нас всех и для Кэтти-бри. Если кто-то и может нам помочь справиться с проблемой, так это Джарлакс.
— А я думал, что Кэддерли. Разве не из-за него мы оказались здесь?
— И он тоже, — согласился Дзирт.
Убедившись, что Бренор немного остыл, дроу выскользнул из окна и отправился вслед за Джарлаксом. Его легкие шаги не побеспокоили ни одно живое существо.
* * *
— Каждый раз я нахожу тебя в самых неожиданных местах. — Пальцы Киммуриэля Облодры проворно двигались, говоря на тайном языке жестов темных эльфов. — Теперь ты подружился с Кэддерли Бонадьюсом и его жалкими жрецами, верно?
— В наше беспокойное время приходится довольствоваться… получением взаимной выгоды, — так же беззвучно ответил Джарлакс. — Ситуация здесь сложилась непростая, можно сказать, отчаянная.
— Мне об этом известно больше, чем тебе, — заверил его Киммуриэль, жестикулируя, и Джарлакс взглянул на него с любопытством.
— Ты говоришь о распаде Пряжи? — негромко спросил он.
Киммуриэль покачал головой.
— О твоих затруднениях, — вслух ответил он. — О Гефестусе и Креншинибоне.
— И об иллитиде, — добавил Джарлакс.
— Благодаря иллитиду, — поправил его Киммуриэль, — Яраскрик, лишенный тела и под угрозой полного распада, отыскал меня в Лускане. Он больше не является частью того существа, которое они называют Королем Призраков. Его выбросили вон, обрекли на полное уничтожение.
— И он жаждет мести?