Я красива. Я знаю, что я очень красива.
И сексуальна. Я вижу это в глазах мужчин, которые смотрят на меня. Я вижу это в жадных глазах таксиста, который везет меня на мою съемную квартиру. Сколько? – спрашивает он меня. Мне смешно, тебе то куда, думаю я. Он ждет ответа, я называю фантастическую даже для того валютного отеля, где я тусуюсь, сумму. Мне смешно, - за раз, уточняю я.
Мои любимые игры – «динамо» и «разведи папика на деньги».
Мужчины, это просто члены и кошельки, - учит меня старшая коллега, - члены у них одинаковые, а вот кошельки разные.
Меня интересуют только те кошельки, где лежат американские рубли. И мне плевать, что об этом думает моя бабушка. Я ненавижу бабушку.
Вы мне заплатите. За все.
Я люблю этот отель. Я люблю его длинные полукруглые коридоры, его казино, огромный двухъярусный холл…. Особенно я люблю его ночью. Впрочем, днем я его особо и не видела. Иногда я неделями не вижу солнце, мы с ним не пересекаемся. Оно мне не интересно. День слишком реален и плосок, чтобы в нем жить.
Ночью совсем другое дело, вы не замечали?
Ночью все по другому.
Все.
Ночью у меня другая жизнь. У меня их две, жизни. Одна – для родителей, другая, - другая моя личная.
Иногда мне звонит мама. Я не звоню ей… Просто забываю. Да и потом – ну не ночью же ей звонить.
Днем у меня есть парень. Он – бизнесмен. Конечно познакомлю, просто он сейчас в командировке. Нет, не знаю когда вернется.
Со мной всегда волшебная коробочка, когда нет коробочки – всегда есть баночка. Она не такая волшебная, но тоже ничего. Одна баночка утром, моим утром, одна по дороге, пара-тройка за ночь, и по дороге домой. Иначе я не могу. Даже ночь не помогает.
Боря. Мой любимый бандит. Все его боятся. И правильно делают. Только я его не боюсь. Он мой друг. Он чувствует это. Он защищает меня от радикально настроенных «пацанов». Я не сплю с его друзьями. Ни за какие деньги. Когда он приезжает, я – его девушка.
Мы мотаемся по ночной Москве, регулярно прикладываясь к зеркальцу с кокаином. Я люблю кокаин. Я полюбила его в первого взгляда, с первого вздоха. С того утреннего момента, когда я поняла, что я сейчас умру, если не будет еще дорожки.
По утрам я мечусь по комнате, а Боря пытается отпоить меня пивом. Иногда у него это получается, но чаще – мы едем за кокаином.
Иногда я приезжаю к себе в район.
Я привожу подарки. Я могу позволить себе то, что не может себе позволить никто из них. Они не любят меня, но они так замечательно делают вид, что рады мне.
Так замечательно, что я даже могу на какое-то время поверить в это. Все-таки это иногда нужно. Любовь. Пусть и покупная. А как же еще? Кто же будет любить просто так?
Мне не нужна Мери Поппинс. Я сама – Мери Поппинс. Мне наконец-то нравится этот мир.
18 лет
Мне надо остановиться. Мне очень надо остановиться.
Я вижу эти лица в казино, лица, влюбленные в кокаин. У каждого из них либо коробочка, либо баночка.
Мне не нравятся эти лица. Я не хочу иметь такое лицо, я слишком дорожу им.
Я чувствую себя вещью. Я не хочу быть вещью.
Я принимаю решение.
Я узнаю, что и как.
Теперь они будут только отдавать мне деньги, ничего не получая взамен.
Прощай, отель, я надеюсь, что больше никогда тебя не увижу.
Я уезжаю.
Я опять счастлива.
Глава 5
«Эй, ямщик, поворачивай….. к черту.....»
Поезд. Я всегда любила поезда.
Я всегда любила этот стук колес и полосы света, пробегающие по лицу.
Я стою в тамбуре и вспоминаю. Я вспоминаю этот год, день за днем.
Этот потрясающий год. Одесса… я всегда мечтала попасть в Одессу. Испания… Барселона… Валенсия… Удивительно красивые города. Удивительные приключения….
Это все кончилось вчера… Но такое ощущение, что этого не было никогда…
Странно….
Город (я буду называть его просто Город, хорошо?). Все ночи я провожу в клубах и на улицах этого города. Я нахожу Его. Мы едем куда-то за город, в пансионат, носящий мое имя (символично, не правда ли?) – мое настоящее имя.
Имя, которого сейчас нет.
Меня зовут Яна.
Я – скучающая институтка, проводящая последние дни перед семестром в поисках приключений. Да, конечно, можно и ко мне, но боюсь, что уже вернулась гувернантка моего младшего брата. Ах, ох, ну что вы, что вы.
Мы приезжаем в отель. Мы заказываем шампанское. На здоровье, за знакомство, светская беседа, … когда же ты заснешь, сволочь…
Меня берут при попытке угона автомобиля со стоянки этого пансионата.
Отдел. Или как он там называется…?
Кто с тобой?! С кем ты работаешь?!
Я молчу. Мне просто нечего им сказать.
Конечно, мне лестно, что мои действия приняты за «профессиональный преступный сговор», но не настолько лестно, чтобы садится из-за этого в тюрьму. Я не знаю почему, но я чувствую, что я не вынесу тюрьмы.
И еще.. и еще я вижу глаза моего отца…
Нет.
Я прошу их – все что угодно, прошу я их, только не сообщайте моим родителям…
Я больше не буду.
Приехавший друг спящего на втором этаже мирным сном человека, удар по лицу. Обыск. Падающий на пол легкий пластиковый пузырек с клофелином, который я пытаюсь придавить ногой….
Но.
Но оказывается, что можно обойтись и без тюрьмы и прочего.
Как? Очень просто. Просто надо помочь хорошим людям словить плохого людя. Мне долго и в красках описывают его плохость, а я делаю вид, что прониклась.
Я и на самом деле прониклась.
Прониклась тем, что поняла, что мне не нужно прямо сейчас ехать в следственный изолятор.
О кей, как скажете.
Мне страшно. Этот человек пугает меня.
Этот человек – отец того самого плохого парня, которого мне надо найти.
Я не верю, я не верю тому, что каждый мой шаг под контролем. Я не верю тому, что если этот человек, который и так смотрит на меня с подозрением, начнет выяснять кто я и откуда я (а я ведь очень быстро скажу ему - и кто и откуда), а потом повезет закапывать меня в пригородный лес… я не верю, что прилетят бравые парни и спасут меня.
Чип и Дейл.
Которые ни хрена не спешат на помощь.
И я точно знаю, что никому из них нет до меня никакого дела. Я просто пешка. Пешка, которая никогда не станет ферзем. Потому что не успеет.
Горничная отеля, в котором я живу. Она следит за мной. Я знаю.
Я выкидываю чемодан из окна.
Я спускаюсь, как ни в чем не бывало.
Я прохожу мимо нее. У меня нет ни копейки денег. У меня уже давно нет ни копейки. Последние три дня я питаюсь бутылкой «хироу» и черным хлебом.
ОНИ на мой вопрос на что мне жить предложили решить все привычным способом.
Ночь я провожу в кабине финского дальнобоя, захлебываясь пьяной истерикой и прося увезти меня от «рашен мафия».
Плодов истерики хватило не надолго.
Я крадусь вдоль отеля, поднимаю свой чемодан и еду на вокзал.
Я дома.
Я не могу заплатить за съемную квартиру. У меня нет денег.
Я говорю родителям, что я их прошу – кто бы ни звонил, хоть кто – хоть милиция, хоть черти рогатые – говорить, что они меня давно не видели и не знают где я.
Я боюсь выходить из дома.
А еще… А еще мне скучно.
Безумно скучно.
Невыносимо скучно.
Мы сидим в подъезде. Мы курим в подъезде. Мы пьем в подъезде.
Не потому что нет квартир, а потому что все равно где курить и пить. Какая разница, если это скучно.
Я слышу слова. Я слышу слова, что есть такой кайф.
Называется «винт».
Это как кокаин (боже, как я по нему скучаю!!), но только круче.
И – и дешевле во много раз.
Теперь у меня в жизни есть цель.
Я найду его.
Глава 6
У тебя в кармане… два мелка и волшебный камень…
Я сижу на кухне какой-то стремной квартиры.
Рыжий парень колдует у плиты.
Напротив меня сидит Бася (Бася….толстая, милая девочка…)
Я замечаю, что у Баси трясутся руки, они трясутся все сильнее. Когда рыжий парень говорит, что все готово, Бася безуспешно пытается одеть колпачок на ручку.
Что это с тобой?, - спрашиваю я.
Потом поймешь, - говорит мне рыжий парень.
И я действительно это пойму. Потом. А сейчас….
Я лежу на диване. Мне хорошо. Господи, как же мне хорошо. Я открываю глаза, и вижу этого рыжего парня. Он держит меня за руку.
Как ты?, - спрашивает он. Хорошо, - шепчу я.
Я встаю. Меня немного покачивает.
Все эти люди, в этой квартире… Я понимаю, что они – мои лучшие друзья. Что я люблю
их, а они любят меня. Просто так. Я понимаю, что ищу их всю жизнь.
Я лежу на диване. Я чувствую потрясающую волну, которая идет от кончиков пальцев… Она все ближе и ближе…. Она уже здесь… Как вдруг меня кто-то бьет бейсбольной битой по голове. Меня тошнит. У меня просто раскалывается голова.
Вдруг я понимаю, что среди этих людей есть те, кто ищет меня еще с того города… Я понимаю, что не исключено, что все они – вовсе не друзья, а враги. Мне надо срочно уходить. Бежать. Они пытаются меня остановить, я так и знала. Я вырываюсь и выбегаю на улицу. Я мчусь домой, через всю Москву.
Я меняю машины, потому что те, кто меня везет ведут себя подозрительно и наверняка с ними заодно.
Я закатываю истерику в каком-то подъезде, колотя в дверь и умоляя пустить меня. Я сползаю по стене от ужаса, когда на лестничной клетке открываются двери лифта…
Я дома. Я вижу их – они сидят в квартире в доме напротив. Я слышу их. Я вообще почему-то очень хорошо слышу. Даже то, что происходит внизу, на улице.
Я прилипаю к дверному глазку. Здесь меня и застает отец. Он дает мне какие-то таблетки. Через десять минут дверь начинает тихо струиться вниз…
Отец подхватывает меня и относит в кровать…
Он садится рядом.
Он гладит меня по голове и говорит «тихо..тихо… все хорошо….»….
Я засыпаю.
Я звоню всем. Всем по записной книжке. У каждого я спрашиваю, не знает ли он, где можно достать винта. Когда я говорю это слово – я начинаю заикаться и меня потрясывает.
Я опять на той квартире.
Рыжий парень смотрит на меня. Я люблю тебя, говорю я ему.
МЕНЯ? – спрашивает он, улыбаясь.
Мне плохо. У меня останавливается сердце. Во всяком случае, я так считаю. Я безостановочно пью воду. Я вызываю скорую.
А вы знаете, что ваша дочь колется? – говорит молодой доктор моим ничего не понимающим родителям.
Он профи. Первое, что он попросил сделать, посмотрев на меня, - засучить рукава.
Дай мне телефон, - прошу я маму.
Мама смотрит на меня сухими, остановившимися глазами, - не дам.
Дай!, - кричу я, вырывая аппарат у нее из рук.
Мама, мамочка, если ты меня любишь, дай мне телефон, - прошу я.
Все, что я хочу, это позвонить своему другу, он не колется, нет, просто он сейчас нужен мне.
- Нет, - говорит мне мама, - ТАКУЮ я тебя не люблю.
Мое сердце останавливается.
Глава 7
Кто-то не может зажечь свет… Кто-то не в силах сказать «нет»….
19 лет.
Я давно не была дома. У меня даже нет ключей от квартиры. Однажды, приехав домой, я вижу новую металлическую дверь. Мне все понятно.
Иногда я все же там появляюсь.
Посмотри на свои руки!, - кричит отец,- Посмотри на кого ты похожа!
Я вешу сорок пять кило в одежде. Ну и что?
Я ненавижу их.
Всех.
Предатели.
Птичий рынок. Мы уже все взяли.
Сколько времени?, - я поворачиваюсь к тому, с кем я приехала, и вижу красную книжечку. В моей сумке лежит все.
Десяток ребят и я. Мы все стоим, закатав рукава.
Мальчики в автобус, а девочки со мной, - говорит толстый красный дядька в форме.
Девочки – это я.
Кабинет.
Ну что, дорогуша, - вальяжно откинувшись, говорит он мне, - Сдается мне, что у тебя неприятности….
Приступим к их устранению, - говорит он, похотливо улыбаясь…
Я иду по улице. Я иду, непроизвольно вжимая голову в плечи. Я слышу, как прохожие шепчутся, озираясь на меня. Они всегда шепчутся. Всегда и везде, где бы я не появилась. Поэтому я не люблю появляться днем. Ночь – мое время. Ночью они тоже шепчутся, даже те, кого я не вижу, но их меньше.
Эти люди. Эти люди, которых я встречаю там, куда приезжаю… Они не такие как я. Они – они просто балуются. Они – они могут бросить в любой момент. А я… А я все отдам. На все пойду. Я это знаю, и боюсь, что это поймут и они.
Поэтому я не люблю быть вместе с ними. Я хочу быть одна. Я вообще уже не могу находиться среди людей. Я боюсь их.
Но даже когда я одна – они все равно шепчутся. Они шепчутся, а я слышу. Я всегда их слышу.
Я уже знаю, что это просто я схожу с ума. Что никого нет. Что все эти голоса – они внутри меня. Как мне надоели эти галлюцинации, - думаю я…. Ооооо….!, слышу я, - она обозвала нас галлюцинациями!.... сейчас мы ей покажем!, - слышу я … Я всегда их слышу.
Я рисую. Все что мне нужно, это карандаш, бумага, и раствор. Не так уж и много, не правда ли? Я закрываюсь в своей комнате и рисую. Я рисую то, что внутри меня. Я рисую свою боль, свой страх, свою жизнь…. Все, что мне нужно, это карандаш, бумага и раствор. А еще я хочу умереть. Я хочу, чтобы это все кончилось. Я не могу так больше. Вся моя жизнь идет по одному и тому же, знакомому до боли сценарию. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем.
Сон, с редкими перерывами на то чтобы выпить еще таблеток.
Поиск денег. Несколько часов спокойствия и нормального состояния. Дни, когда я даже толком не понимаю где я и с кем я. Мне плохо. Страх, тоска. Бывают ночи, когда я пересекаю Москву из конца в конец несколько раз. Мне кажется, что мне плохо от того, что я здесь, а если я уеду туда (не важно куда), то мне станет хорошо. Но там хорошо не становится, и все повторяется. Я вкалываю себе дозу за дозой. Я делаю это, чтобы оттянуть тоску. Тоску не совместимую с жизнью. Я довожу себя до полного изнеможения, чтобы на тоску не оставалось сил.
Я обнаруживаю себя, стоящую на подоконнике пятого этажа. Я не помню, как я сюда попала. Все, что мне надо – это сделать шаг вперед. Но мне страшно.
Я хочу остановиться. Я хочу умереть, но я не хочу закончить свою жизнь в Кащенко.
Я держусь. Я держусь на зубах.
Неделя.
Две недели. Я сижу дома. Я готова просто приковать себя наручниками к батарее. Я не могу спать. Как только я закрываю глаза, передо мной встает ОН. Я ем все, что найду.
Три недели. Все, о чем я могу думать, это ОН.
Звонок.
Приезжай. НЕТ. Да ладно тебе. Нет. Ну как знаешь… ЕДУ.
Новый год. Я даже толком не знаю, какой именно по счету новый год отмечает страна.
Весь день, 31 декабря я ищу. Я не могу найти. Я еду домой. Я еду домой на перекладных, у меня нет денег.
С последним боем курантов я звоню в дверь.
Дверь открывает мама.
Она не рада меня видеть.
Я ее тоже.
Но на улице слишком холодно.
Ночь мы проводим в молчании. Я сижу на диване и ем сахарный песок из банки.
Мама сидит в кресле и ест мандарины. Мы молчим.
А о чем нам говорить?
20 лет
Я бью посуду.
Открой дверь!, - требую я. Дверь закрыта на ключ, а ключей у меня нет.
Нет, - говорит мама.
Я разбиваю тарелку об пол, не знаю какая она по счету, но весь пол завален черепками и осколками.
Открой!, - кричу я.
Нет!, - кричит мама.
Я убью тебя, - тихо говорю я, - если ты не откроешь, я убью тебя.
Мама сереет.
Я хочу их убить. Они предали меня, они не дают мне жить так, как я хочу, они….. они…. В общем я убью их.
Я даже знаю как. Я придумала идеальное убийство. Ха!
Приезжает отец…. Да, с ним вот так не забалуешь, но ничего…, тебя я тоже убью. Он связывает меня. Они везут меня в семнашку.
Извините, прием окончен, говорят им.
По дороге домой я сбегаю прямо из машины.
Подвалы, чердаки, квартиры, машины…
Куда бы я не попала, если я вижу икону, я переворачиваю ее. Или выкидываю в окно. Я ненавижу Его. Он нарушил паритет. Когда-то давно мы договорились, что у меня своя жизнь, а у Него своя.
«Не верь, не бойся, не проси».
«О, обезьянка Бога своего, достойна быть всего лишь обезьянкой?» - я люблю Ницше.
Он сошел с ума. Я тоже схожу с ума.
Мы похожи.
Всемогущий?, - что же Ты, всемогущий, не сделал так, чтобы я себе ногу сломала, когда ехала за первой дозой, а? Я ненавижу Тебя!
Я ненавижу Его.
А Он – плачет.
Только я еще не знаю об этом.
Я хочу лечь в клинику, - говорю я им.
Я не могу больше, - говорю я им.
Отец везет меня к какому-то психотерапевту.
Он колдует надо мной.
А я думаю о том, как хорошо было сейчас вмазаться. Я принимаю решение.
По дороге домой я сбегаю прямо из машины.
Глава 8
Мусорный ветер….
Я в семнашке. Каждый наркоман должен отлежать в семнашке.
Семнашка. Больница – тюрьма.
Персонал смотрит на тебя как на кафель в сортире.
Через неделю, в субботу ко мне должны приехать родители. Они не приезжают.
Они не приезжают.
Их нет.
Их нет. Их опять нет! Их никогда нет, когда они нужны!
Я прошу, - дайте мне позвонить домой!!!
Мне не дают.
Дайте!! Мне!! Позвонить!! Домой!!
Они не дают.
Я устраиваю бунт. Я разбиваю стулом окно.
Дайте! Мне! Позвонить! Домой!!!
Нас, наркоманок (в те время на шестьдесят человек в отделении было всего пять-шесть
наркоманов), запирают в палате.
Мы бунтуем. Тем же стулом я разбиваю окно в двери и пытаюсь пробраться в него.
Нам делают укол.
Мы засыпаем.
Тоже неплохо.
Ночь. По ночам мы просим, чтобы у нас был ВИЧ. Это глупо, но мне кажется, что это – лучший выход. Потому что умереть самой у меня почему-то не хватает сил. Наверное мне мешает вера в сказки. Даже не вера… а так… подобие надежды…. Что однажды… однажды приедет принц … и скажет мне: «Хочешь, я увезу тебя отсюда? … И ты бросишь все это..»….
Пап, я больше не буду, - говорю я.
Мы едем домой.
Я провела там больше месяца.
Я валялась в ногах у родителей, прося забрать меня оттуда.
По дороге отец покупает мне плейер. Просто так, потому что знает, что я очень хочу плейер…
Пока он ходит в магазин за хлебом или молоком, я сбегаю из машины.
Глава 9
А ту собачку, что бежит за мной, зовут последний шанс…
21 год
Я где-то, на какой-то квартире. Их много, этих квартир.
В три часа ночи я вдруг понимаю, что мне надо идти. Я не знаю куда, меня никто и нигде не ждет. Я одеваю ботинки и спускаюсь. Москва вся в снегу, метель… Я иду сквозь метель и слушаю саунд-трек к «Прирожденным убийцам».
Мимо медленно едет машина. Машина останавливается рядом, парень, сидящий за рулем что-то спрашивает меня. Я не слышу что именно, но почему-то решаю, что он предлагает меня подвезти.
Мы едем. Парень осторожно начинает выяснять, не употребляет ли, нет-нет, я так, чисто на всякий случай спрашиваю!, так вот не употребляет ли девушка наркотики? Через пару минут выясняется, девушка употребляет все, в любую погоду и желательно побольше.
Мне надо перекумариться, говорит он, ты не знаешь, где можно достать винта?
Ха!
Он угощает меня героином, а я везу его на Птичку.
Мы проводим вместе пару дней. Мне хорошо. Он даже дарит мне розу.
Но тоска все ближе, она уже подступает. Я прошу его остановиться у аптеки, мне надо купить мазь, вены ни к черту, я уже давно колюсь в ноги, у меня даже кисти все заколоты.
Купив мазь, я возвращаюсь в машину. Он смотрит на меня. Я смотрю на него.
Хочешь, я увезу тебя отсюда?, - говорит он, - и ты бросишь все это.
Я смотрю на него. Я не могу дышать. Я только киваю головой. В моих глазах – счастье.
Я выкидываю, я первый раз в жизни выкидываю шприц с раствором в окно.
Мы заезжаем к нему домой и берем ключи от дачи.
Мы уезжаем.
Ночь. Снегу по пояс. Машина утоплена в сугроб на подходах к дому. Мне плохо… Господи, как же мне плохо. Я сижу и рисую. Я рисую орущий рот. Я плачу, я просто рыдаю, я не могу остановиться. Я хочу уйти отсюда, я хочу убежать от этого.
За все надо платить, так кажется?
Парень, его зовут Саша, говорит мне, ложись рядом, просто полежим и все. Рядом. Я напрягаюсь. Не бойся, говорит он мне. Никогда не бойся меня. Я верю ему и ложусь рядом. В доме холодно, очень холодно, и господи, как же холодно внутри… Он берет мою руку в свою. Запомни, говорит он мне, запомни это ощущение. Когда меня не будет рядом, ты сможешь вспомнить это, и я буду с тобой.
(Потом, через полтора года, я часто делала так, лежа бессонными ночами на даче и тоскуя по нему.)
Мы едем с дачи. Мы едем к его другу.
Что это??, - спрашивает шепотом его друг. Это он про меня.
Пол ночи мы пытаемся надуть матрац (в квартире ремонт). В результате мы ложимся на свернутый палас и накрываемся какой-то занавеской.
Мы лежим. Я плачу, а он рассказывает мне сказки. Про соловья и розу, про женщину и змею. Перед тем, как подняться к другу, он говорит мне – если ты уйдешь, не бойся вернуться.
Я засыпаю.
Лабиринт. Темный, ужасный лабиринт. Я мечусь по нему, пытаясь найти выход. Но его нет. Мне больно, мне так больно, что даже трудно дышать.
Тихо, чтобы меня не услышали, я встаю, и выскальзываю за дверь.
В машине, уносящей меня от этого дома, я рыдаю. Я не могу остановиться. Я уже зарыдала всю машину, сейчас я зарыдаю весь мир.
Поворачивайте!, Назад!, прошу вас, назад!…
Дверь никто не открыл.
Я ищу его. Я боюсь, но он же сам сказал мне – не бойся вернуться, ведь сказал же?
Я помню только двор, в который мы заезжали. Мы едем туда, я забываю… Мне кажется, что я на ходу забываю как ехать, я боюсь, что я забуду до того, как приеду.
«Радугою стелется судьба-змея… пожирая хвост, а глазах лед…, - играет в наушниках, аккомпанируя моим слезам - …а в душе страх, а в глазах тоска… ».
Пару лет спустя, я узнаю, что название этой песни – мое имя. Совпадение?
Его машина. Я спрашиваю толпящихся неподалеку мужиков – где живет хозяин машины? Они унизительно смеются. Я вспоминаю, что он говорил, что у них есть собака, Линда.
Где живет собака Линда?, - спрашиваю я, звоня во все квартиры подряд.
Наконец-то я узнаю номер квартиры.
Я жму на звонок.
Мне Сашу, робко говорю я открывшей дверь бабушке.
Я сижу на подоконнике в подъезде. Я провожу тут все свои дни. Я жду Его. Он звонит, и говорит, что скоро приедет. Я его тут же начинаю ждать. Изо всех сил.
Если я выхожу, то бегу домой как можно скорее. За пять метров до угла, за которым подъезд, я закрываю глаза. Господи, хоть бы он там был, ну пожалуйста, ну хоть бы он там был!! Делая последний шаг, я открываю глаза. Если он там – это счастье, господи, какое же это счастье! Если его нет – я сижу на подоконнике.
Я боюсь бессонницы. Пока ее нет, но я ее панически боюсь. Я боюсь, - говорю я ему. Не бойся, - говорит он, - ты ляжешь спать и спокойно заснешь, и тебе приснятся розовые слоны.
Я верю. Я во всем и всегда ему верю.
Я люблю его.
Я не одна.
Глава 10
Прости меня, моя любовь….
21-22 года
Что ЭТО?, - требовательно спрашиваю я, указывая на красные пятнышки на руках. Прыщи, говорит он мне.
Я знаю, что это за прыщи. Прыщи по венам.
Я обижаюсь на него, я боюсь за него. Это страшная штука – винт.
За себя я не боюсь, экая невидаль – героин, так – потошнит и перестанет. И никаких проблем. Не то, что эта гадость.
У меня спина болит, и вообще я встать не могу – сил нет, - говорю я ему на предложение прошвырнуться. Слышь, подруга, говорит он мне, - хорош героин жрать.
Кто??? Я???
Я лежу на кровати, убитая в сопли. Рядом сидит он, держит меня за руку и плачет. Я боюсь за тебя, говорит он. Это страшная штука.
Я молчу.
Я думаю, что мне все это снится.
Условный сигнал под окнами. Я вылетаю из подъезда. Машина рвет с места. Мы носимся по ночной Москве, выписывая странные круги.
Что случилось?, - спрашиваю я. За мной следят, - говорит он. Я заглядываю в его бездонные глаза-блюдца.
Аааа, - говорю я, - ну да… следят….
Мы в гараже. Он колдует над раствором.
Мы уже не врем друг другу. Мы теперь просто делаем это вместе. Мы всегда вместе.
Кстати, вместе – не так страшно, самое страшное – одиночество. По сравнению с ним все остальное – ерунда.
Постепенно и то, чего я боюсь больше всего на свете, уходит из нашей жизни.
На его место прочно и незаметно встает то, чего так боялся он.
Ты достал деньги? – спрашиваю я. Он уехал за деньгами к своему отцу.
Я звоню барыге. Барыга говорит, что у него осталось пара чеков, и если я не заберу через полчаса, он их отдает.
Да. Все ок, - говорит он мне.
Я несусь к остановке встречать его. Бежим скорее, говорю я, не успеем.
У меня нет денег, - говорит он.
Я столбенею.
Как нет…? Да ты…., - я в отчаянии бросаюсь на него с кулаками, - да как…. Он делает
резкое движение, и я падаю от боли.
Лумумба. Кто ж не знает старика Лумумбу.
Мы идем к машине. По моему светящемуся лицу, наверное, за километр видно, что у нас все хорошо, потому как есть. Как только мы садимся в машину, из соседней восьмерки выскакивают четверо амбалов и начинают ломиться к нам в двери. Ломятся чем-то очень тяжелым. Мы уходим от них, я рвусь показать им фак, а он кричит мне – если нас догонят, как только поставят раком у машины – глотай. На этот раз глотать не пришлось.
Та же Лумумба. На этот раз – пришлось. В смысле глотать. Нам не поверили, что мы тут просто гуляем, но почему то отпустили.
За пару домов от Лумумбы мы ковыряемся палочками в рвоте, отыскивая шарики с заветным содержимым. На следующий день, товарищ, бывший там с нами, приносит слабительное. На всякий случай. Никто ж толком не помнит, сколько их там было, шариков этих.
Родители догадались. Наконец-то.
Нам выделена полка в холодильнике. Полка постоянно стоит пустой. Мы очень экономно и рачительно расходуем средства.. А еду предпочитаем воровать из гаража его отца.
Все чаще ночи я провожу в ванной, коленками под кипяток.
Мы решаем уехать в деревню.
Через три дня мы возвращаемся обратно.
Мы снова уезжаем. И снова возвращаемся. Мы сидим дома, пока один из нас не начинает уговаривать другого, а этот другой радостно соглашается.
Мы тупо лежим на кровати, наблюдая за стрелкой часов.
Почему так? Почему все вдруг получилось так?
Я так больше не могу.
Девятнадцатая клиника.
При институте наркологии. Нас сюда положил его отец. Сначала меня, а потом, через две недели и его.
Ведь в институте то должны знать, как лечить наркоманов, верно?
Это лучше чем семнашка. Горрраздо лучше.
Я сплю две недели подряд – таблеток и уколов они не жалеют.
Персонал вежлив и обходителен.
И все. Таблетки и обходительность.
На выходные меня впервые отпускают домой. Дома я откачиваю его от передоза, а остаток проношу с собой.
Мы ведь только один раз, верно? Так говорим мы себе и друг другу, выписавшись из больницы. Всего один раз.
Я остаюсь у подруги, а он едет домой.
Вечером я узнаю, что его до сих пор нет. Я вру и выкручиваюсь. Я вру и выкручиваюсь до тех пор, пока его отец не выясняет наконец-то где он.
Его приняли в метро, и сейчас он в милиции.
Я точно знаю, что у него ничего с собой не было. А они говорят, что было – и не мало.
Люди с теплыми глазами. Я тоже хочу такие глаза. У них такие глаза, как-будто они знают что-то очень, очень важное. То, что греет их, и позволяет им греть других. Особенно у него.
Они – это христиане. Он – это священник, к которому нас привел его отец. Это его последняя надежда, он не знает, что еще с нами сделать и надеется на чудо.
Священник проводит встречи для тех, кто хотел бы больше узнать о Боге, о библии, о вере.
Я ничего этого не хочу, но я хочу такие же глаза.
По дороге домой мы решаем, что сделаем еще одну попытку. Может быть, эти люди нам помогут.
На звонок в дверь нам открывает человек с автоматом.
Нам даже не дают попрощаться.
Кабинет. Еще один кабинет. Сколько их было в моей жизни – вот таких вот кабинетов.
Злой полицейский и добрый полицейский.
Классика жанра. Жаль, что я об этом не знаю.
Вопросы и угрозы. Бесконечные вопросы и угрозы.
Где пистолет?!
А хочешь, мы посадим тебя в камеру к милым девочкам? На пару-тройку дней? А?
Что ты знаешь о таком то?!
Ну что ты… мы же понимаем, что ты не виновата, ну просто с парнем не повезло…
Кого из этих людей ты знаешь?!
В глаза смотреть, сука!!
Семь часов. Семь часов ада. Их не интересуют наркотики, якобы найденные у него в кармане. Их интересует совсем, совсем другое.
Половину этого времени я смотрю на фотографию из бывшего когда-то моим фотоальбома.
На ней я.
Солнечная Барселона, белые шелковые летящие брюки, счастливая улыбка на красивом лице…
Кабинет.
Я не могу.
Прости меня.
Я предам тебя.
Разноцветные шары плавают по комнате. Они очень красивые. И яркие. Такие яркие, что сквозь них почти не видно ни моего отца, ни его. Его отец тормошит меня и кричит. Что?!, Что ты им сказала?! Это важно?! О чем они тебя спрашивали?!
Я улыбаюсь. И молчу. А зачем?
Я выпила все таблетки, которые мне так щедро выписали в больнице.
Прости меня, моя любовь.
Глава 11