— Я едва знал его. Он наслаждался ведением опасных игр, и был настоящим профессионалом в вопросах издевательства и унижения.
Англер глубоко вздохнул. Столь скупые ответы ни капли ему не помогали.
— А его мать?
— В моем заявлении вы должны были прочесть, что она умерла вскоре после его рождения, в Африке.
— Все верно. Несчастный случай на охоте, — во всей этой истории тоже было нечто странное, но Англер не мог исследовать столько странностей разом. — Скажите... может, у вашего сына были какие-то неприятности?
— В этом я даже не сомневаюсь.
— Какого рода неприятности?
— Не имею ни малейшего понятия. Но уверен, что он был вполне способен справиться даже с самой худшей из неприятностей.
— Как вы можете утверждать, что у него были проблемы, если не представляете себе, какого именно рода были эти проблемы?
— Потому что у него были весьма сильные криминальные наклонности.
Они просто ходили вокруг да около. У Англера сложилось впечатление, что Пендергаст не только не желал помогать полиции поймать убийцу своего сына, но, вероятно, даже утаивал ценную информацию. Зачем ему это делать? Ведь не было никакой гарантии, что тело, найденное на пороге Пендергаста, вообще принадлежало именно его сыну. Интересно, что покажет последний анализ ДНК? Было бы полезно просто сравнить результаты с ДНК Пендергаста — по крайней мере, это представлялось возможным, поскольку данные о ДНК агентов ФБР находятся в свободном доступе.
— Агент Пендергаст, — холодно произнес Англер. — Я обязан спросить вас снова: у вас есть хоть малейшее подозрение, любая догадка, о том, кто мог убить вашего сына? Любая информация об обстоятельствах, которые могли привести к его смерти? Любой намек на то, почему его тело подбросили на порог вашего дома?
— В моем заявлении содержится все, что я мог сказать. Добавить мне нечего.
Англер отодвинул отчет. Что ж, это был лишь первый раунд. Он понимал, что разговор с этим человеком еще не окончен.
— Я даже не знаю, что кажется более странным — особенности этого убийства, отсутствие какой-либо реакции с вашей стороны или совершенно пустая биография вашего сына.
Выражение лица Пендергаста так и осталось непроницаемым.
— «О дивный новый мир », — процитировал он, — «где есть такие люди ».[17]
— «Тебе все это ново », — тут же продолжил цитату Англер.
В этот момент Пендергаст впервые за время всей беседы продемонстрировал намек на заинтересованность. Его глаза едва заметно расширились, и он взглянул на лейтенанта с чем-то вроде любопытства.
Англер наклонился вперед, облокотившись на стол.
— Похоже, пока что на этом мы закончили, агент Пендергаст. Но позвольте напоследок сказать вам следующее: вы можете не хотеть, чтобы это дело было раскрыто. Но оно будет раскрыто, раз уж я взялся за него. Я распутаю его до самого конца и в случае необходимости силой переступлю порог агента ФБР, не желающего сотрудничать. Это понятно?
— Меньшего я и не ждал, — Пендергаст поднялся и, кивнув Слейду, когда тот открыл перед ним дверь, покинул кабинет, не произнеся больше ни слова.
***
Вернувшись на Риверсайд-Драйв, Пендергаст быстрым шагом прошел через приемный зал в библиотеку. Подойдя к одному из высоких книжных шкафов, содержавшему в себе множество антикварных изданий в кожаных переплетах, он отодвинул деревянную панель и извлек из тайника лэптоп. Быстро пробежавшись пальцами по клавиатуре и введя нужные пароли, он вошел на сервер данных нью-йоркской полиции, после чего обратился к базе нераскрытых дел об убийствах. Набрав необходимые ключевые слова, он нашел результаты анализа ДНК убийцы, который терроризировал город своими жестокими убийствами в престижных отелях Манхэттена полтора года назад.
Несмотря на то, что он был зарегистрирован как авторизованный пользователь, данные были заблокированы, и их нельзя было изменить или удалить.
Пендергаст несколько секунд пристально смотрел на экран. Затем спешно извлек из кармана свой мобильный телефон и набрал междугородний номер в Ривер-Пойнте, штат Огайо. Трубку взяли после первого же гудка.
— Так-так, — послышался мягкий голос, — уж не это ли мой дорогой мистер Секретный Агент?
— Здравствуйте, Мим, — ответил Пендергаст.
— Чем могу быть полезен?
— Мне нужно удалить некоторые записи из базы данных полиции Нью-Йорка. Тихо и без следа.
— Всегда рад подложить свинью нашим парням в синей форме. Скажите мне, это имеет отношение к… — как же звучало то название? — операции «Лесной Пожар»?
Пендергаст выдержал паузу.
— Имеет. Но, пожалуйста, Мим, больше никаких вопросов.
— Не вините меня за любознательность. Впрочем, как скажете. У вас есть необходимые ссылки и номера?
— Дайте знать, когда будете готовы записывать.
— Я готов.
Медленно и отчетливо, не сводя глаз с экрана компьютера, держа пальцы на тачпаде, Пендергаст начал зачитывать цифры.
В половину седьмого вечера телефон Пендергаста зазвонил. На экране высветилось: НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН.
— Специальный агент Пендергаст? — человек на том конце провода не представился и говорил он несколько монотонно, однако голос его показался отдаленно знакомым.
— Да.
— Я — друг в постигшей вас беде.
— Я слушаю.
Послышался сухой смешок.
— Мы уже виделись однажды. Я приходил в ваш дом. Мы встречались под мостом Джорджа Вашингтона. Я передал вам один файл.
— Конечно. Дело Локка Балларда. Вы тот джентльмен из... — Пендергаст остановил себя, прежде чем назвал место работы этого человека.
— Да. И вы совершенно разумно предпочли не произносить эти надоедливые правительственные акронимы во время телефонного разговора.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил Пендергаст.
— Вам следовало бы, скорее, спросить, чем я могу быть полезен для вас.
— Почему вы думаете, что мне нужна помощь?
— Три слова: операция «Лесной Пожар».
— Понятно. Где мы встретимся?
— Вы, разумеется, знаете, где находится стрельбище ФБР на Западной 22-й улице?
— Конечно.
— Через полчаса. Шестнадцатая секция.
Связь прервалась.
***
Пендергаст прошел через двойные двери длинного низкого здания на углу 22-й улицы и Восьмой Авеню, показал свое удостоверение ФБР женщине на посту охраны, спустился по небольшой лестнице, снова показал удостоверение инструктору по стрельбе, взял несколько бумажных мишеней и наушники, после чего вошел в галерею. Он прошел мимо первой секции, мимо агентов, стажеров, инструкторов по стрельбе, и, наконец, достиг секции номер 16. Между каждыми двумя отсеками стояли защитные звуконепроницаемые перегородки. Пендергаст заметил, что секция номер 16 и соседняя, 17-я, были свободны. Выстрелы из соседних секций были лишь частично приглушены звуконепроницаемыми перегородками, и Пендергаст, чей слух всегда отличался особой чувствительностью, спешно надел наушники.
Пока он выкладывал на полку перед собой четыре пустых магазина и коробку патронов, то почувствовал в секции чье-то присутствие. Высокий худощавый мужчина среднего возраста в сером костюме с глубоко посаженными глазами и чересчур морщинистым для его возраста лицом, остановился поблизости. Пендергаст сразу же его узнал. Похоже, его волосы слегка поредели с момента их последней встречи, состоявшейся четыре года назад, но в остальном он почти не изменился — все еще казался самым обычным человеком, хотя и окруженным ореолом некой загадочности. Он принадлежал к тому типу людей, мимо которых можно пройти на улице и не суметь дать их описание уже через несколько минут.
Мужчина не ответил Пендергасту столь же пристальным взглядом. Вместо того он вынул из своего пиджака «Зиг Зауэр P229» и подошел к секции 17. Наушники он не надел и сдержанным движением, все еще не глядя в сторону агента, сделал ему знак, чтобы и он, в свою очередь, их снял.
— Интересный выбор места встречи, — заметил Пендергаст, глядя в сторону мишеней. — Здесь обстановка не столь приватная, сколь была под мостом Джорджа Вашингтона.
— Часто можно добиться максимальной степени конфиденциальности в местах, явно не располагающих к этому. К примеру, здесь: мы просто два федерала, пришедшие попрактиковаться на стрельбище. Никаких телефонов, никаких микрофонов, никаких записывающих устройств. И, разумеется, при таком шуме никаких шансов, что нас подслушают.
— Инструктор по стрельбе запомнит, что агент ЦРУ появился на стрельбище ФБР — особенно, учитывая то, что ваши коллеги не привыкли носить скрытое оружие.
— Я воспользовался фальшивым удостоверением. Инструктор не вспомнит ничего особенного.
Пендергаст открыл коробку с патронами и начал загонять пули в обоймы.
— Мне нравится ваш пистолет. 1911-й, явно сделан на заказ, — отметил агент ЦРУ, посмотрев на оружие Пендергаста. — «Лес Баер»? Хороший вкус.
— Может, вы лучше расскажете мне, зачем мы здесь?
— Я наблюдал за вами с момента нашей первой встречи, — ответил агент ЦРУ, все еще не желая устанавливать зрительный контакт. — Когда я узнал о вашем вмешательстве в операцию «Лесной Пожар», то был заинтригован. Скрытая, но интенсивная слежка со стороны ФБР и ЦРУ — даже общими усилиями — не помогла обнаружить местонахождение Альбана. Он предположительно скрывался — или не скрываться — в Бразилии или в прилегающих к ней странах, плюс ко всему он свободно говорил по-португальски, по-английски и по-немецки, и считался чрезвычайно опасным.
Вместо ответа Пендергаст выстрелил в мишень, попав точно в красный крест посередине, и нажав кнопку регуляции расстояния на перегородке слева от себя, отодвинул мишень на полные двадцать пять ярдов. Его собеседник также начал стрелять по мишени — это была серая, напоминавшая по форме бутылку, фигура без каких-либо маркировок или меток. Вскоре стрелок 17-й секции отодвинул мишень на максимальное расстояние.
— И вот сегодня я получаю рапорт нью-йоркского полицейского управления, в котором вы заявляете, что ваш сын — известный как Альбан — был обнаружен мертвым прямо на пороге вашего дома.
— Продолжайте.
— Я не верю в совпадения. Именно из-за этого и попросил вас о встрече.
Пендергаст взял новый магазин и перезарядил оружие.
— Не сочтите за грубость, но я вынужден попросить вас как можно скорее перейти к сути.
— Я могу помочь вам. Вы сдержали свое слово насчет Локка Балларда и спасли меня от множества неприятностей. Я вам обязан. К тому же, как я уже упоминал, я следил за вами. Вы довольно неординарная личность. Вполне возможно, мы снова могли бы оказать друг другу услугу. Поработать вместе. Лично я в этом заинтересован.
Пендергаст промолчал.
— Можете быть уверены, мне можно доверять, — голос агента ЦРУ был приглушен звуками выстрелов. — Я столь же верен своему слову, сколь и вы. Любая информация, которую вы предоставите, не уйдет дальше моих ушей. А у меня взамен могут найтись ресурсы, к которым у вас в противном случае не будет доступа.
Через мгновение Пендергаст кивнул.
— Я принимаю ваше предложение. Что касается подноготной: у меня два сына. Они близнецы, о существовании которых я узнал только полтора года назад. Один из них — Альбан — является... то есть, являлся социопатом и убийцей самого опасного типа. Он — и есть так называемый «убийца из отелей», дело которого так и осталось нераскрытым в полицейском управлении Нью-Йорка. И я хочу, чтобы были приняты все меры для того, чтобы оно таковым и осталось. Вскоре после того, как я узнал о его существовании, он исчез в джунглях Бразилии, и я не встречался с ним и больше ничего о нем не слышал ровно до того момента, как он появился у моего порога прошлой ночью. Я, разумеется, догадывался, что в один прекрасный день он объявится... и что он спровоцирует своим появлением нечто катастрофическое. По этой причине я и инициировал операцию «Лесной Пожар».
— Но операция «Лесной Пожар» так и не увенчалась успехом.
— Так и не увенчалась.
Безымянный человек зарядил свое оружие, предварительно загнав пули в обойму, прицелился обеими руками, и выпустил в мишень весь магазин. Каждый выстрел достиг своей цели, оставив след на серой фигуре. Даже при наличии звуконепроницаемых перегородок звук оказался оглушительным.
— Кто знал, что Альбан был вашим сыном, до вчерашнего дня? — спросил агент ЦРУ, вынимая магазин.
— Небольшая горстка людей. Б о льшая их часть — члены моей семьи или помощники по дому.
— И все же кто-то не только нашел и захватил Альбана в плен, но и убил его, оставил на вашем пороге, а после этого ему удалось скрыться почти незамеченным.
Пендергаст кивнул.
— Говоря по существу, преступнику удалось сделать то, чего не сумели сделать ФБР и ЦРУ, вместе взятые. Даже больше.
— Совершенно верно. У этого преступника весьма неординарные способности. Он и сам может оказаться работником правоохранительных органов. Вот почему я сомневаюсь, что полицейское управление Нью-Йорка сумеет добиться большого успеха в этом деле.
— Насколько я понимаю, Англер — хороший коп.
— Увы, в этом-то и проблема. Он достаточно хороший коп, чтобы стать значительной помехой в моем собственном расследовании по поиску убийцы. Лучше б он был некомпетентным.
— Поэтому вы и не пытались с ним сотрудничать?
Пендергаст ничего не сказал в ответ.
— У вас нет предположений, почему его убили или какое именно послание хотели вам оставить?
— В этом и состоит весь ужас: у меня нет ни одной догадки ни о посланнике, ни о послании.
— А что насчет второго вашего сына?
— Я договорился о том, чтобы за границей он постоянно находился под охраной.
Агент ЦРУ зарядил новую обойму в «Зиг Зауэр», всю ее выпустил в цель и нажал на кнопку, чтобы приблизить мишень.
— И что вы чувствуете? По поводу убийства вашего сына, я имею в виду.
Пендергаст довольно долго не отвечал. Затем:
— На сегодняшний день лучшим ответом было бы: я в смятении. Он мертв. И это хороший исход. Но, с другой стороны... он был моим сыном.
— Каковы будут ваши планы, когда — или если — вы найдете тех, кто за это в ответе?
И снова, Пендергаст не ответил. Вместо этого он поднял «Лес Баер» правой рукой, а левую завел за спину. Быстро — одним точным выстрелом за другим — он опустошил магазин, отправив все пули в цель, затем вставил новую обойму, переложил пистолет в левую руку, снова повернулся лицом к цели, на этот раз став вполоборота другой стороной, и опять — на этот раз еще быстрее — полностью разрядил обойму в мишень. После этого он нажал кнопку на панели, чтобы приблизить к себе своего мнимого изрешеченного врага.
В этот момент оперативник ЦРУ оглянулся.
— Вы просто порвали мишень. Даже стреляя с одной руки, из позиции стоя, и при этом поочередно воспользовавшись обеими руки, — как ведущей, так и ведомой. — Он сделал паузу, — я могу считать это вашим ответом на мой вопрос?
— Я просто воспользовался моментом, чтобы отточить свои навыки.
— Вам нет нужды их оттачивать. В любом случае, я немедленно задействую все свои ресурсы. Как только узнаю что-нибудь, сразу же дам вам знать.
— Спасибо.
Агент ЦРУ кивнул. Затем, надев наушники, он отложил «Зиг Зауэр» в сторону и начал заряжать обоймы.
Лейтенант Винсент д’Агоста ступил на первую широкую гранитную ступень главного входа в нью-йоркский Музей Естественной Истории. Поднимаясь, он взглянул на освещенный полуденным солнцем фасад. Это величественное здание занимало четыре городских квартала и было выполнено в неповторимом романском стиле. К сожалению, это место хранило очень плохие воспоминания лейтенанта... и то, что ему приходилось входить сюда снова, казалось злонамеренным поворотом судьбы.
Только предыдущей ночью он вернулся из двухнедельного путешествия — лучшего в своей жизни — из медового месяца со своей женой Лорой Хейворд. Они отдыхали на курорте Тертл-Бей, на легендарном северном побережье Оаху, загорая на раскинувшемся на многие мили диком пляже, плавая с аквалангом в бухте Килима и, конечно же, только сильнее сближаясь с друг другом. Это был, в буквальном смысле, рай.
Поэтому возвращение на работу этим утром — воскресным утром, ко всему прочему — и мгновенное погружение в ведение дела об убийстве лаборанта в остеологическом отделе музея стало для него весьма неприятным сюрпризом. И дело было даже не в том, что ему поручили дело сразу же по его возвращении, а в том, что это расследование должно было проходить именно здесь, а он очень — очень! — надеялся, что ему больше никогда не придется снова заходить сюда.
И, тем не менее, он был полон решимость раскрыть это дело и привлечь преступника к ответственности. Случай казался пустяковым, но он бросал тень на Нью-Йорк — случайное, бессмысленное, жестокое убийство бедного парня, которому не посчастливилось оказаться не в том месте и не в то время.
Д’Агоста остановился, чтобы перевести дух — черт, придется садиться на диету по прошествии двух недель, когда основными блюдами меню были пои[18], запеченный поросенок калуа[19], опихи[20], хаупии[21] и пиво. Мгновение спустя он продолжил свое неохотное восхождение по лестнице и миновал главный вход — необъятную Большую Ротонду. Здесь он снова остановился, извлек свой iPad и решил освежить в памяти детали дела. Убийство было совершено вчера вечером. Все первоначальные работы на месте преступления уже успели завершить. Первой задачей д’Агосты было снова расспросить охранника, который обнаружил тело. Затем у него была назначена встреча с руководителем отдела связей с общественностью, который — как это было принято в Музее — больше беспокоился о том, как нейтрализовать негативную реакцию в прессе, чем о том, будет ли раскрыто это преступление. В списке тех, кого следовало опросить, присутствовало еще около полудюжины имен.
Он показал свой значок одному из охранников, зарегистрировался, получил временный пропуск и прошел через отзывающийся эхом зал, мимо динозавров, до следующего контрольно-пропускного пункта. Его путь лежал к двери без каких-либо опознавательных знаков и уводил на нижние этажи через ряды лабиринтообразных коридоров к Центру Безопасности — д’Агоста сожалел, что слишком хорошо помнил эту дорогу. Когда он добрался до своего пункта назначения, в зоне ожидания его встретил одетый в униформу охранник. Он моментально вскочил на ноги, заметив приближение д’Агосты.
— Марк Уиттакер? — спросил лейтенант.
Мужчина отозвался быстрым кивком. Он был невысокого роста — около пяти футов — полный, с карими глазами и редеющими светлыми волосами.
— Лейтенант д’Агоста, убойный отдел. Знаю, вы через все это уже проходили, поэтому я постараюсь не отнять у вас больше времени, чем необходимо, — он пожал дрожащую, вспотевшую руку Уиттакера. На своем опыте д’Агоста успел убедиться, что частные охранники бывают двух типов: те, которые подражают во всем полицейским — чаще всего такие персонажи всегда чем-то озлоблены и легко идут на конфликт — или те, что сохраняют кроткий и мягкий нрав, и больше напоминают швейцаров у дверей, любая настоящая опасность пугает их до чертиков. Марк Уиттакер, без сомнения, был представителем второго типа.
— Мы можем поговорить на месте преступления?
— Разумеется, да, конечно, — Уиттакер, казалось, очень воодушевился.
Д’Агоста последовал за ним по другой длинной дороге, ведущей из недр музея в зоны, предназначенные для посетителей. Идя по извилистым коридорам, д’Агоста не смог удержаться от того, чтобы не взглянуть на экспонаты. Прошло уже много лет с тех пор, как он побывал в этом месте, но, похоже, музей не был склонен к разительным переменам. Они прошли по темному двухэтажному африканскому залу мимо стада слонов, откуда попали в залы народов Африки, Мексики, Центральной и Южной Америки. Далее следовал отдающий эхом зал, заполненный стеклянными витринами с птицами, зал экспонатов из золота, зал гончарных изделий... в этом причудливом месте направления, эпохи и времена сменяли друг друга: за скульптурами следовали текстильные экспонаты, зал копий, одежды, масок, скелетов, обезьян...
Д’Агоста обнаружил, что запыхался, и невольно задался вопросом: как, черт возьми, могло так получиться, что он с трудом поспевал за этим толстым коротышкой.
— Альков Брюхоногих моллюсков, — прочитал д’Агоста название выставки на медной мемориальной доске, стоявшей около входа. Уиттакер кивнул.
Д’Агоста в который раз показал свой жетон охране, нырнул под полицейскую ленту и жестом позвал Уиттакера за собой. Пространство за окном было темным, а воздух казался мертвым. Три стены были уставлены стеклянными шкафами, на полках которых покоились раковины брюхоногих моллюсков всех форм и размеров. Перед шкафами были установлены более низкие витрины, дополняющие многообразие гастроподов[22]. Д’Агоста фыркнул. Должно быть, это самое непосещаемое место во всем музее. Его взгляд упал на королевскую раковину — розовую и блестящую. Она на миг унесла его в воспоминания о прекрасном вечере на Гавайях: еще теплый песок, впитавший тепло едва начавшего садиться солнца; Лора, лежавшая на песке рядом с ним; сливочные закручивающиеся барашки волн, щекочущих ноги...
Он вздохнул и неохотно вернулся в настоящее время, взглянув за одну из витрин, где виднелись меловые очертания и метки, а так же длинный ручей уже высохшей крови.
— Когда вы обнаружили тело?
— В субботу поздно вечером. Примерно в десять минут двенадцатого.
— А в котором часу вы пришли на работу?
— В восемь.
— Этот зал входит в территорию, которую вы осматриваете во время смены?
Уиттакер кивнул.
— Во сколько музей закрывается по субботам?
— В шесть.
— Как часто вы заходили в этот зал после закрытия?
— Когда как. Обход может составлять от полутора часов до сорока пяти минут. У меня есть карточка, которую я должен прикладывать к дверям с электронными замками, чтобы пройти дальше. Руководству музея не нравится, когда мы совершаем обход по одинаковой схеме.
Д’Агоста извлек из своего кармана план здания музея, который он захватил по дороге.
— Можете отметить свою траекторию обхода — или как вы это называете — на этой карте?
— Конечно, — Уиттакер достал из кармана ручку и провел на карте неровную кривую, охватив б о льшую часть этажа, после чего вернул карту д’Агосте.
Лейтенант тщательно изучил ее.
— Не похоже, что вы ходите в этот зал.
Уиттакер на мгновение замер и замолчал, словно ища какой-то скрытый подвох.
— Ну, я не всегда сюда захожу. Просто здесь тупик, понимаете? Поэтому чаще всего я прохожу мимо.
— Что же заставило вас заглянуть сюда вчера после одиннадцати вечера?
Уиттакер потер лоб.
— Крови много натекло, она добралась до середины зала. Когда я посветил туда фонариком... его луч просто привел меня к телу.
Д‘Агоста вспомнил, сколько было крови на фотографиях следователей SOC[23]. Реконструкция преступления показала, что жертва — старший лаборант по имени Виктор Марсала — был оглушен ударом по голове тупым предметом в этой тупиковой нише, после чего этого несчастного затащили под витрину, сняли часы, забрали кошелек и обчистили карманы.
Д’Агоста сверился со своим планшетом.
— Вы не заметили чего-нибудь странного вчера вечером?
— Нет.
— Никто не проспал смену? Не устраивал частных вечеринок, показов в IMAX или экскурсий после закрытия? Что-нибудь подобное вчера происходило?
— Ничего такого.
Д‘Агоста уже знал б о льшую часть ответов на вопросы, и все же он предпочитал переспросить у свидетеля детали лично — на всякий случай. В докладе коронера говорилось, что время смерти наступило около десяти тридцати.
— За сорок минут до того, как вы обнаружили тело, может быть, вы заметили или услышали что-нибудь необычное? Турист, проворонивший закрытие или заявивший, что потерял что-нибудь? Может, кто-то из сотрудников музея находился здесь в неурочное время?
— Я не видел ничего странного. Просто здесь обычно ученые и кураторы работают допоздна...
— В этом зале тоже?
— Здесь было пусто.
Д’Агоста кивнул в сторону дальней стены, в которой располагалась дверь с красной табличкой «ВЫХОД».
— Куда ведет эта дверь?
Уиттакер пожал плечами.
— Это просто подвал.
Д’Агоста задумался. Зал Южноамериканского золота находился недалеко отсюда, но его не тронули, ничего не украли и не потревожили. Возможно, Марсала, закончив свою вечернюю работу, потревожил какого-нибудь бездельника, который решил прикорнуть часик-другой в этом отдаленном уголке музей, но д’Агоста сомневался, что вся эта история могла иметь такую экзотическую завязку. В этом деле необычным было только то, что убийце удалось выбраться из музея незамеченным. Единственным выходом для него был тщательно охраняемый контрольно-пропускной пункт на нижнем этаже. Стоит ли полагать, что убийца — из числа сотрудников музея? У лейтенанта был список всех сотрудников, работавших в ту ночь, и он оказался удивительно длинным. С другой стороны, музей был просто огромным, и персонала здесь насчитывалось несколько тысяч человек.
Он задал Уиттакеру еще несколько поверхностных вопросов, после чего поблагодарил его:
— Я собираюсь осмотреться здесь. Можете вернуться без меня, — сказал он ему напоследок.
Следующие двадцать минут он провел, осматривая зал и прилегающую территорию, регулярно сверяясь с фотографиями с места преступления на своем iPad’е, но ему на глаза не попалось ничего нового — похоже, следователями SOC ничего не было упущено, все существенные детали были обнаружены и отображены.
Вздохнув, д’Агоста вернул iPad в портфель и направился в отдел по связям с общественностью.
Присутствие на процессе вскрытия никогда не входило в список любимых занятий лейтенанта Питера Англера. И дело было не в том, что он не выносил вида крови — за свои пятнадцать лет службы он повидал достаточно тел: застреленных, заколотых, изрезанных, раздавленных машинами, отравленных, избитых, попавших под поезд. Не стоило упоминать и о его собственном ранении. К тому же, Питер Англер не был рохлей, и всегда был при необходимости готов достать свой пистолет и применить его — ему уже около дюжины раз приходилось это делать. Он привык иметь дело с насильственной смертью. Но ему становилось неуютно от того, как патологоанатом с клинической холодностью разбирал труп по кусочкам, — орган за органом — обрабатывал каждую деталь, фотографировал, комментировал... даже шутил. У Англера все это вызывало дискомфорт. Это, и, конечно же, запах. Но с годами он смирился с необходимостью присутствия на этом неприятном процессе и подходил к ней, как и ко всему остальному, стоически.
Однако в этом вскрытии было кое-что, что делало его особенно жутким. Англер побывал во многих прозекторских, но никогда не видел, чтобы за процессом вскрытия наблюдал отец жертвы.
В комнате присутствовало пять человек — живых: Англер, один из его детективов, Милликин, судебный патологоанатом, ответственный за вскрытие, его ассистент, сморщенный и сгорбленный, как Квазимодо, и специальный агент ФБР Алоизий Пендергаст.
Разумеется, Пендергаст присутствовал здесь неофициально. Когда он передал свою странную просьбу Англеру, первым побуждением лейтенанта было отказать ему. В конце концов, агент никоим образом не посодействовал следствию до сего момента. Но Англер несколько раз проверил Пендергаста и выяснил, что, хотя он был известен в Бюро своими нестандартными методами ведения дел, результаты его работы оказались весьма впечатляющими. Англер никогда не видел досье, которое бы одновременно было переполнено таким количеством похвал и порицаний. Поразмыслив, он, в конце концов, решил, что не стоит лишать этого человека доступа к процедуре вскрытия. К тому же, это был его сын. Вдобавок ко всему, у Англера было ощущение, что Пендергаст нашел бы способ присутствовать на вскрытии вне зависимости от его мнения.
Патологоанатом, доктор Константинеску, похоже, тоже знал Пендергаста. Константинеску больше походил на добродушного сельского врача, чем на судмедэксперта. Присутствие специального агента ФБР явно его взбудоражило, он вел себя напряженно и нервно, как кот, попавший в новый дом. Время от времени он бормотал в висячий микрофон свои медицинские наблюдения и комментарии, прерывался, бросал через плечо взгляд на Пендергаста и снова продолжал. Ему потребовался почти час на внешний осмотр, что было замечательно, учитывая почти полное отсутствие улик, которые можно было бы обнаружить, пометить или собрать. Удаление одежды, фотографии, рентгеновские снимки, взвешивание, тесты на токсичность, поиск различных отметин — все это, казалось, длилось бесконечно. Как будто патологоанатом смертельно страшился совершить ошибку или совершенно не желал продолжать работу. Помощник, который проявлял явное нетерпение, перекладывал инструменты и переминался с ноги на ногу. На протяжении всего процесса Пендергаст неподвижно стоял позади всех остальных. Медицинский халат, подобно савану, окутывал его. Серебристые глаза, перемещавшие свой взгляд с мертвого сына на Константинеску и обратно, смотрели непроницаемо и ничего не выражали. Сам Пендергаст хранил абсолютное молчание.
— Никаких явных внешних травм: ушибов, гематом, колотых ран или других увечий, — сказал патологоанатом в микрофон. — Первоначальное внешние обследование наряду с рентгеновскими данными указывает на то, что смерть вызвана повреждением шейных позвонков С3 и С4, что было достигнуто поперечным вращением черепа, вследствие чего позвонки были смещены, и наступил спинальный шок.