Мужчина лишь смотрел на агента все с тем же пустым выражением на лице.
— Если вы продолжаете молчать из какого-то иллюзорного чувства преданности, позвольте уточнить: вас уже принесли в жертву. Вы понимаете? Кем бы ни был ваш кукловод — тот, кто направлял ваши действия — он явно с самого начала хотел вывести вас из строя, так же, как и меня. Так зачем же молчать дальше?
По-прежнему тишина.
— Позвольте мне рассказать вам историю. Один из моих коллег посадил мафиози в тюрьму семь лет назад за вымогательство и шантаж. У бандита было много возможностей предоставить имена своих боссов в обмен на смягчение наказания, но он остался верным солдатом. Он отмотал весь свой срок, все семь лет наказания. Этот человек вышел на свободу две недели назад. Первое, что он сделал, это отправился домой к семье, которая приветствовала его со слезами радости. Меньше чем через час после этого, он был убит теми самыми бандитами, ради защиты которых он отправился в тюрьму. Они повели себя так, чтобы убедиться, что его рот останется закрытым... несмотря на семь лет его молчания.
Слушая эту историю, заключенный заморгал чуть чаще, однако никаких других движений не произвел — остался неподвижным, как изваяние.
— Вы молчите в надежде, что вас вознаградят? Уверяю вас, этого никогда не произойдет.
Ничего. Пендергаст помолчал некоторое время, оценивающе глядя на мужчину, сидящего через стол от него. Наконец, он снова заговорил.
— Возможно, вы защищаете свою семью. Может быть, вы боитесь, что если вы заговорите, они будут убиты.
Мужчина также не отреагировал и на это. Пендергаст поднялся.
— Если это так, то единственная надежда для вашей семьи и для вас лично — это заговорить. Мы сможем защитить их. В противном случае вас всех убьют, это я могу вам предречь. Поверьте мне: я видел, как это происходило много раз.
Что-то мелькнуло в глазах этого человека, или агенту просто показалось?
— Доброго дня.
С этими словами, Пендергаст позвал охранников. Дверь отперли, засов выдвинули, и охранники вошли вместе со Спандау. Пендергаст оставался стоять, пока конвой выводил заключенного. На какое-то время агент замешкался.
— Я возвращаюсь в Нью-Йорк, — сказал он. — Можете организовать для меня пересылку его фотографий, отпечатков пальцев, ДНК и медицинского заключения врача?
— Конечно.
— Вы мне очень помогли, — он кивнул и продолжил говорить после недолгой паузы. — Скажите мне, мистер Спандау, вы ведь ценитель вина, не так ли?
Мужчина посмотрел на агента со скрытым удивлением.
— Что заставило вас так подумать?
— Брошюра с подробным описанием фьючерсов Бордо на вашем рабочем столе, которую я заметил вчера.
Спандау замялся.
— Признаюсь, что я могу назвать себя его поклонником.
— Значит, вы знакомы с «Шато Пишон Лонгвиль Комтесс де Лаланд»?
— Конечно.
— Вам оно нравится?
— Я никогда не дегустировал его, — Спандау покачал головой. — И не смогу на офицерскую зарплату.
— Жаль. Просто так получилось, что сегодня утром мне удалось раздобыть экземпляр урожая 2000 года. Отличный год, вполне уже можно пить. Я договорился, чтобы бутылку доставили к вам домой.
Спандау нахмурился.
— Я не понимаю.
— Вы оказали бы мне огромную личную услугу, если бы сообщили тотчас же, когда этот человек начнет говорить. Поверьте, все это во имя благой цели — раскрытия этого дела, не более.
Спандау выслушивал эту просьбу в тишине.
— И если бы вы смогли сделать запись того, что именно он скажет — официально, разумеется — это было бы просто вишенкой на торте. Возможно, это сможет нам помочь. Вот моя визитка.
Спандау помолчал еще одно мгновение. А затем его обычно бесстрастное лицо расплылось в довольной улыбке.
— Агент Пендергаст, — сказал он, — для меня будет честью помочь вам раскрыть это дело.
Покидая тюрьму, Пендергаст направился на юг. Солнце уже начинало клониться к закату, когда он свернул с главной дороги и припарковался под суровым хребтом холмов Скэррит.
Он взобрался на гребень и посмотрел на восток. Между ним и мертвым берегом Солтон-Си лежал «Фонтенбло», его безвкусные и рваные линии затмевались холодной гладью воды. Все было по-прежнему. От горизонта до горизонта в этом краю не появилось ни малейшего признака жизни. Компанию агенту в этом безмолвии составлял лишь заунывный и тихий стон ветра.
Теперь Пендергаст посмотрел севернее, следуя взглядом по пробитой грунтовой дороге, ведущей к шахте «Золотой паук». Плохо замаскированные следы шин, которые он отметил накануне, исчезли, оставив на своем месте лишь новую, явно не нарушенную корку соли.
Пендергаст прошел по противоположной стороне предгорья и приблизился к курорту — так же как он сделал прошлой ночью. От каждого его шага под туфлями поднималось облачко соленой пыли. Он отметил, что не видит ни одного следа своей прошлой активности — ступени, по которым он поднимался на веранду, как и сама веранда, казалось, все это время (с самого упадка отеля) лежали нетронутыми.
Он повернул прочь от «Солтон Фонтенбло» и прошел полмили на север, к главному входу в шахту «Золотой паук». Ее древняя дверь была наполовину зарыта в намытую соль. Миниатюрные соляные дюны, образованные пылевыми смерчами, были разбросаны вдоль грунтовой подъездной дороги, и соленая корка казалась нетронутой, как и с его опорного пункта на хребте холма.
Пендергаст тщательно обследовал вход с разных углов, пройдя сначала вперед, потом назад. Изредка он останавливался, чтобы окинуть окрестности оценивающим взглядом. Наконец, он опустился на колени и очень внимательно осмотрел корку под ногами, а затем вынул крошечный венчик из кармана своего пиджака и очистил поверхность — нежно, мягко — постепенно обнажая светлую соль внизу. Теперь он, наконец, увидел слабые следы активности, так умело стертые, что не было никакой возможности расшифровать или собрать с них какую-либо информацию. Он долго разглядывал их, поражаясь такой очевидной попытке сокрытия отпечатков, прежде чем снова встать.
Ветер плакал и стонал, шевеля его волосы и теребя лацканы пиджака. На краткий миг агенту показалось, что по воздуху разнесся слабый, приятный запах лилий…
Отвернувшись от шахты, Пендергаст продолжил свой путь на север, пройдя две мили до окраины города-призрака Солтон-Палмз. Он выглядел так же, как накануне: разбитые фонари, разрушенные дома, зияющие провалы окон, ржавые поилки для птиц, пустые бассейны. Но слепленной лачуги с рубероидной крышей, что стояла на южной окраине города, уже не было.
Пендергаст подошел к тому месту, где она находилась прежде. Он прекрасно помнил, как стучал накануне в примитивную дверь, чтобы поговорить с Кьюитом. Теперь здесь не было ничего, кроме грязи и наростов иссохшей травы.
Как будто все здесь — и отель, и шахта — стояли непосещаемыми и нетронутыми в течение многих лет. Как если бы старик и его никчемный хлам никогда не существовали.
Казалось, что это все было сном.
На мгновение Пендергаст покачнулся — всему виной была пустяковая неустойчивость из-за беспокойных и резких порывов ветра, бьющих по ногам. Затем он повернулся на юг и начал спускаться вниз через соль, пыль и песок к своей арендованной машине.
— Да, — сказал младший куратор. — Конечно, я помню его. Он работал с Марсалой, примерно, два месяца назад. Они с Марсалой вели себя, как приятели, что было довольно необычно.
— Тот парень на экране похож на него? — переспросил Бономо.
— Почти в точности. Кроме... — куратор присмотрелся к ноутбуку, — мне кажется, что его лоб был немного шире. Шире в висках, пожалуй.
Бономо сотворил волшебство с помощью своей программы проектирования лиц.
— Вот так?
— Еще немного шире, — качнул головой куратор с возросшей убежденностью в голосе, — и выше.
Еще немного магии.
— Так?
— Да. Это идеально.
— Идеально? В самом деле?
— Абсолютно.
— Мы стараемся угодить клиенту! — сказал Бономо и разразился своим фирменным смехом.
Д'Агоста с улыбкой наблюдал за этим странным процессом обмена любезностями. Они проводили опрос персонала отдела остеологии, вызывая каждого, кто вспомнил, что видел этого «ученого», которому помогал Марсала. Дополнительные свидетельства позволили Бономо подправить портрет, созданный накануне, чтобы добиться еще большего совпадения. Д’Агоста был настроен оптимистично и собирался вскоре снова начать обзор записей с камер наблюдения с портретом преступника на руках. Его интересовали две даты — в частности, день, когда был убит Марсала. А еще тот, когда он расписался за образец для посетителя.
Д'Агоста вычеркнул имя младшего куратора на своем листе. Теперь следовало двигаться дальше по списку. Следующей сотрудницей отдела остеологии, видевшей фальшивого ученого, была женщина по фамилии Споттинг. Д’Агоста не преминул познакомить ее с Бономо и с удовольствием понаблюдал, как она делится с ним своим мнением. Бономо прорубил довольно широкую просеку в пыльном и тихом музее, громко разговаривая, шутя, делая всезнайкам замечания и хохоча во весь доступный объем своих легких. Это приносило д’Агосте тайную радость, особенно когда Фрисби несколько раз высовывал голову из своего кабинета и хмурился. Он ничего не говорил — что он мог сказать? Это было дело полиции.
Уголком глаза д’Агоста заметил Марго Грин. Она шла по коридору неподалеку от главного входа в отдел остеологии. Их глаза встретились, и она махнула рукой в сторону соседнего хранилища.
— Ну как? — обратился д’Агоста, последовав за ней внутрь и закрыв за собой дверь. — Готовы рассмотреть те дополнительные образцы?
— Уже сделано. Готтентот так и не был найден. Отсутствующая трубчатая кость также не нашлась ни в одном из близлежащих лотков. Но я провела дальнейший анализ женского скелета, как и обещала. Я хотела бы дать вам новую информацию.
— Я весь внимание.
Д’Агосте показалось, что Марго выглядит слегка запыхавшейся.
— Я могу подтвердить большинство своих первоначальных выводов о костях. Дальнейшее изучение, в частности, соотношение изотопов кислорода и углерода, присутствующих в скелете, указывает на то, что рацион и географическое местоположение соответствуют женщине, жившей в конце девятнадцатого века, возрастом примерно шестьдесят лет, находившейся в городской американской среде, возможно, Нью-Йорке или окрестностях.
По коридору вновь пронесся взрывной звук смеха Бономо. Казалось, даже стены сотряслись от его хохота.
— Еще немного громче, — сказала Марго, — и ваш друг мог бы обскакать Джимми Дюранте[66].
— Он немного несносный, но он лучший в своем деле. Кроме того забавно наблюдать за Фрисби, который нервничает по пустякам.
При упоминании имени Фрисби, лицо Марго помрачнело.
— Как вы справляетесь? — спросил д’Агоста. — Я имею в виду, находится здесь вот так. Я знаю, что это для вас нелегко.
— Я поступаю правильно.
— Фрисби усложняет вам жизнь?
— Я справляюсь.
— Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?
— Спасибо, но это не поможет. Я ничего не приобрету и могу все потерять из-за этой конфронтации. Музей может быть настоящим змеиным логовом. Если я буду вести себя тихо, все будет хорошо, — она помолчала. — Знаете, есть еще кое-что, о чем бы я хотела с вами поговорить.
— И о чем же?
Несмотря на то, что они были одни, Марго понизила голос.
— Вы помните, когда просили Сандовала проверить сопроводительную запись на этот скелет?
Д'Агоста кивнул, но не смог понять, к чему она клонит.
— И когда мы добрались до имени препаратора — доктора Паджетта — Сандовал сказал: «О! Тот самый Паджетт ».
— Продолжайте.
— В тот момент это показалось мне странным. Поэтому сегодня я спросила Сандовала об этом. Как и многие работники музея, он любит собирать старые слухи и сплетни. Во всяком случае, он рассказал мне, что у этого Паджетта — который, кстати, являлся куратором отдела остеологии здесь много лет назад — была жена. И она исчезла. Между ними произошел какой-то запоминающийся скандал… Ее тело так и не нашли.
— Исчезла? — переспросил д’Агоста. — Как? И что за скандал?
— Он не знает, — ответила Марго.
— Вы думаете, о том же, о чем и я?
— Вероятно, — и это пугает меня до чертиков.
Лейтенант Питер Англер сидел за потертым столом, заваленным бумагами, в одном из офисов Администрации Транспортной Безопасности. За пределами единственного окна ревел непрерывный поток самолетов на взлетно-посадочной полосе 4Л-22П аэропорта имени Джона Кеннеди. Внутри было почти так же шумно: офисы АТБ купались в звоне телефонов, щелканье клавиш, хлопанье дверей, и — нередко — в гневных или возмущенных голосах на повышенных тонах. Прямо напротив холла, грузный человек из Картахены подвергался — это можно было видеть через приоткрытую дверь — личному досмотру.
Как там гласила та строка из трагедии Софокла «Царь Эдип»? «Как может быть ужасно познание правды ».
Англер взглянул на бумаги, разбросанные по его столу.
За неимением зацепок для раскрытия этого дела, несколько его людей взялись за проверку более сложных путей, которыми Альбан мог бы въехать в страну. У них был всего один непреложный факт: прежде чем попасть в США, Альбан находился в Бразилии. На основании этого Англер отправил своих людей во все местные аэропорты, на Пенсильванский вокзал и в главное управление автовокзалами с надеждой на то, что они сумеют найти хоть какую-то информацию о его передвижениях.
Англер достал стопку бумаг. Перед ним лежали списки людей, въехавших в страну из Бразилии за последние несколько месяцев через аэропорт имени Джона Кеннеди. Это был лишь один из многочисленных списков, и он был толщиной в один дюйм. Задачей было найти хоть какие-то данные? Да его люди просто погрязли в этих самых «данных »! Да вот только среди них был один лишь отвлекающий мусор. Его люди уже просмотрели эти самые списки вдоль и поперек по нескольку раз, разыскивая известных преступников, с которыми Альбан, возможно, был связан.
Сам же Англер лишь наблюдал за процессом, час за часом пролистывая полученные списки, ожидая чего угодно, что могло бы привлечь его внимание. Он знал, что не мыслит, как среднестатистический коп. Его мозг был «правополушарным»: всегда выискивал то, что вызовет интуитивный скачок, ту странную связь, которую более традиционный, логически сконструированный ум не заметит. Это свойство не раз выручало его. И так он продолжал переворачивать страницы и читать имена, даже не зная, что именно он ищет. Одно они выяснили точно: Альбан не въезжал в страну под своим собственным именем.
Говард Миллер
Диего Кавальканти
Беатрис Кавальканти
Роджер Тейлор
Фриц Циммерманн
Габриэла Азеведо
Педро Алмейда
Просматривая списки, он уже в который раз ощутил нечто странное — ему казалось, что весь этот путь до него уже кто-то проделал. Дело было во всяких мелочах: небольшом беспорядке среди бумаг, для которого не было очевидных причин, перерытые ящики с никому не нужными файлами… и ведь несколько человек действительно смутно вспомнили, что сюда приходил кто-то еще и задавал точно такие же вопросы, как и он, только это было полгода или год назад.
Но кто это мог быть? Пендергаст?
При мысли о Пендергасте Англер почувствовал знакомое раздражение. Он никогда не встречал столь… экзотического персонажа. Если бы этот человек хоть немного сотрудничал, может быть, во всем этом перебирании бумаг и не было бы необходимости. Но Англер отогнал эти мысли подальше, заставив себя вновь сосредоточиться на списках. Его уже начала донимать легкая изжога, и он не собирался позволять мыслям о Пендергасте распалить ее сильнее.
Денер Гуларт
Маттиас Кан
Элизабет Кемпер
Роберт Кемпер
Наталья Роча
Тапаньес Ландберг
Марта Берлиц
Юрий Паис
Вдруг он остановился. Одно из имен — Тапаньес Ландберг — привлекло его внимание. Почему? Ему и раньше попадались на глаза странные имена, но они ничем его не цепляли. Что в этом конкретном случае могло всколыхнуть его правое полушарие мозга?
Он присмотрелся и задумался. Что Пендергаст говорил о своем сыне? Он сказал так мало, что все произнесенные им слова отпечатались в памяти Англера. «Он был вполне способен справиться даже с самой худшей из неприятностей». Там было что-то еще. Что-то, весьма интригующее, вроде: «он наслаждался ведением опасных игр, и был настоящим профессионалом в вопросах издевательства и унижения».
Игры. Издевательства и унижения. Интересно. Какой смысл скрывался за завесой этих слов? Может, Альбан был фокусником? И, если так, то насколько он любил свои маленькие шуточки?
Взяв карандаш, Англер медленно, поджав губы, начал писать имя Тапаньес Ландберг в верхнем поле списка.
Тапаньес Ландберг
Тапаньес Бергланд
Сада Планьтенберг
Абрадьес Плангент
Абрадьес Плангент. По наитию Англер удалил буквы, которые составляли имя «Альбан». Слева оказалось:
рдесПагент
Перейдя на нижнюю строчку, он сложил эти буквы.
дергаПенст
Пендергаст
Англер взглянул на детали списка. Рейс компании «Эйр-Бразилия», из Рио-де-Жанейро в Нью-Йорк. Человек из Бразилии, который приземлился в аэропорту Кеннеди, носил имя, служившее анаграммой имени «Альбан Пендергаст».
Впервые за несколько дней Питер Англер улыбнулся.
Читальный зал материалов на микроносителях на первом этаже главного здания нью-йоркской Публичной Библиотеки был ярко освещен и оборудован аппаратами для чтения микрофильмов и микрофиш. Комфортными, однако, местные условия назвать было нельзя — температура здесь была неестественно высокой. Заняв место рядом с Марго, д’Агоста ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки. Он наблюдал, как она загружала катушку с микрофильмом в машинку и продевала пленку через механизм, после чего протягивала ее на натяжное веретено.
— Господи, — вздохнул д’Агоста. — Я думал, такого уже не встретишь, и все данные давно оцифрованы. Так что же именно мы ищем?
— Газету «Нью-Йорк Ивнинг Индепендент ». Она была довольно полной для своего времени и отображала более сенсационные истории, чем «Таймз », — Марго взглянула на поле микрофильмов. — Эта катушка охватывает период с 1888 по 1892. С чего, как думаете, стоит начать?
— Скелет появился в коллекции в 1889-м. Давайте начнем с него, — д’Агоста потянул свой галстук еще немного ниже. Черт, как же здесь жарко. — Если этот парень убил жену, то не стал бы ждать, чтобы избавиться от тела.
— Вы правы. Марго крутанула вперед большой циферблат на передней панели машины для чтения микрофильмов. Старые газетные страницы стали прокручиваться на экране: сначала медленно, затем быстрее. Машина ностальгически жужжала. Д'Агоста взглянул на Марго. Она казалась другим человеком, когда находилась за пределами музея — более расслабленной.
Тем временем его не покидало ощущение некоторой бесполезности: то, что они делали сейчас, было, безусловно, интересным, но он не представлял, как это поможет ему продвинуться в расследовании. Ведь даже если Паджетт убил жену и поместил ее кости в коллекцию, не он ведь убил Виктора Марсалу. С удивлением д’Агоста понял, что нынешняя выходка Пендергаста с этим внезапным исчезновением катастрофически вывела его из себя. Он заскочил в музей, задал несколько вопросов, одарил лейтенанта ложной надеждой на раскрытие дела, а потом просто пропал без следа. Все это произошло пять дней назад. За это время д’Агоста оставил на автоответчике агента несколько сообщений, которые с каждым разом становились все более раздраженными. Все они остались без ответа.
Марго снизила скорость пролистывания, добравшись 1889-го года. Машина переворачивала страницу за страницей, и перед глазами д’Агосты мелькали статьи о внутренней городской политике Нью-Йорка, красочные или мрачные зарубежные события, сплетни и криминальные истории и вся сопутствующая шумиха внутри и вне города. А затем — в конце лета 1889-го — произошло нечто, привлекшее внимание лейтенанта:
«ОБЩИЙ ОБЗОР МЕСТНЫХ НОВОСТЕЙ
~~~~~
Выпустили более дорогостоящие железнодорожные акции — Мужчина задержан по подозрению в исчезновении жены — Новые премьеры в театре «Г а ррик» — Распад «Sugar Ring» — Стинсон в тюрьме после иска о клевете.
~~~~~
Специально для Нью-Йорк Ивнинг Индепендент.
НЬЮ-ЙОРК, 15 АВГУСТА. «Сталь Консалидейтид» внесла тендерное предложение по новым акциям для продажи стали, направленное на постройку надземной железной дороги, которая планируется на Третьей авеню. — Полиция Нью-Йорка арестовала доктора Эванса Паджетта из нью-йоркского Музея в связи с недавним исчезновением его жены. — В театре «Гаррик» в эту пятницу будет дебютировать новая версия Отелло, с Джулианом Халкомбом в роли мавра. — Пресловутое «Sugar Ring», по слухам, в последнее время находится на грани...»
— Боже мой, — пробормотала Марго. — Так он действительно убил свою жену.
— Это был всего лишь арест, — возразил д’Агоста. — Давайте продолжим просмотр.
Марго пропустила несколько следующих листов. Примерно через неделю появилось другое соответствующее упоминание. Теперь журналисты раскрыли эту историю более подробно:
МУЗЕЙНОГО УЧЕНОГО ОБВИНИЛИ В ЖЕНОУБИЙСТВЕ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ ТЕЛО ЖЕНЫ. РАЗГОРАЕТСЯ СКАНДАЛ.
ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ РАССКАЗАЛ ОБ УБИЙСТВЕ ЖЕНЫЗА ДЕНЬ ДО ЕЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ — ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ХРАНИТ МОЛЧАНИЕ — ГЛАВА МУЗЕЯ ОТРИЦАЕТ ПРИЧАСТНОСТЬ ОРГАНИЗАЦИИ.
НЬЮ-ЙОРК, 23 АВГУСТА. Доктор Эванс Паджетт был официально задержан сегодня в связи с исчезновением и предполагаемым убийством своей жены, Офелии Паджетт. Миссис Паджетт, как было известно друзьям и соседям, страдала от упадка сил и мучительных болей наряду с растущими признаками психического расстройства. Доктор Паджетт первым попал под подозрение, когда его коллеги из нью-йоркского Музея Естественной Истории, где он занимал должность куратора, сообщили полиции, что он упоминал несколько раз о своем желании оборвать жизнь жены. Со слов коллег, дававших показания, доктор Паджетт утверждал, будто в нынешнем состоянии его жены был повинен перечень неких лекарств и снадобий, которые она принимала. Во время этих же заявлений он завуалированно намекал о намерении прекратить ее страдания. С момента ареста Паджетт не сделал никакого заявления в полицию или в органы прокуратуры, храня решительное молчание. В настоящее время он находится под стражей в камере в ожидании суда. Редакция обратилась к главе музея с просьбой прокомментировать это дело, однако о тревожных событиях за пределами музея он предпочел не распространяться, отметив лишь, что государственное учреждение такого уровня не могло сыграть никакой роли в исчезновении миссис Паджетт.
Д'Агоста усмехнулся.
— Даже тогда музейные власти были больше заинтересованы в защите своей репутации, чем в оказании помощи следствию, — усмешка его быстро потускнела. Он продолжил лишь после небольшой паузы, — интересно, что это были за лекарства. Вероятно, она сидела на кокаине или опиуме?
— В целом, ее состояние напоминало состояние современного наркомана. Упадок сил… так в XIX веке говорили о приближающейся смерти. А вот это интересно, — Марго вдруг замолчала, оборвавшись на полуслове.
— Что интересно?
— Один из тестов, которые я провела на скелете, показал некоторую аномальную минерализацию. Возможно, Офелия Паджетт страдала от костного заболевания или другого дегенеративного расстройства.
Д'Агоста смотрел, как Марго продвигалась вперед, просматривая более поздние выпуски газеты. Там было одно или два кратких упоминания о предстоящем судебном процессе, и одно — с указанием даты предстоящего суда. А затем, 14 ноября 1889 года:
Доктор Эванс Паджетт с Грамерси Лейн, обвиненный в убийстве своей жены Офелии, был сегодня оправдан по всем обвинениям, выдвинутым против него судьей Королевского суда на Парк-Роу, 2. Хотя некоторые очевидцы выступали на стороне обвинения, рассказывая о намерениях Паджетта «прекратить страдания своей жены», прокурор штата Нью-Йорк предоставил тому лишь косвенные доказательства, и доктор Паджетт был оправдан за неимением состава преступления, несмотря на усердный поиск оного полицейскими властями Манхэттена. Паджетт был освобожден от судебных приставов и получил разрешение покинуть зал суда свободным человеком в полдень этого дня.
— «За неимением состава преступления», — повторил д’Агоста. — Конечно, тело же не было найдено. Старикашка размочил его в чанах отдела остеологии, а потом засунул кости в коллекцию, обозначив их «готтентот»!
— В 1889-м году судебную антропологию нельзя было назвать развитой областью науки. После того, как Офелию Паджетт… превратили в скелет, ее уже нельзя было опознать. На тот момент это было идеальное преступление.
Д'Агоста устало откинулся на спинку стула. Сейчас он чувствовал себя куда более уставшим, чем когда только вошел в библиотеку.
— Но какого черта все это значит? И зачем этот липовый ученый украл одну из ее костей?
Марго пожала плечами.
— Это тайна.
— Прекрасно. Вместо того чтобы раскрыть убийство недельной давности, мы раскрыли преступление вековой давности.
«Откуда мы появились? Как возникла наша жизнь? Как мы оказались на этой пылинке под названием Земля, окруженной другими бесчисленными пылинками, из которых состоит Вселенная? Для того чтобы ответить на эти вопросы, нам придется вернуться на миллиарды лет назад, в те времена, когда наша Вселенная еще не существовала. В те времена, когда не было ничего — ничего, кроме тьмы...»
Д'Агоста отвернулся от слегка искривленного одностороннего стекла и потер усталые глаза. Он слышал эту презентацию уже пять раз и мог бы, вероятно, наизусть декламировать эту чертову запись.
Подавив зевок, он осмотрел затемненные границы комнаты видеонаблюдения охраны музея. Хотя на деле это помещение называлось иначе — это была Служба Поддержки Планетария. Здесь размещались компьютеры, программное обеспечение, блоки накопителей NAS[67] и сервера изображений, которые воспроизводили куполообразное видео в сердце планетария музея. Эта комната скрывалась в одном из закутков шестого этажа, прямо над вершиной купола планетария — вот, почему стекло на дальней стене было изогнутым. Насколько д’Агоста мог понять, в то время, когда музей активно устанавливал камеры видеонаблюдения, никто и не задумывался о том, что кому-то действительно может понадобиться просмотреть записи прошедших лет или месяцев. Именно поэтому лучшие мониторы для просмотра архивных записей службы безопасности находилось именно в комнате Службы Поддержки Планетария, где они пригождались чаще, чем в рубках охранников. Без сомнения, такая «гениальная» идея принадлежала какому-нибудь бухгалтеру, который предложил начальству отличный способ сэкономить.
Основная проблема состояла в том, что в часы работы музея освещение в этой комнате должно было быть очень приглушенным, почти отсутствующим. Иначе свет мог проникнуть через одностороннее стекло в куполе планетария и испортить иллюзию, которую посетители наблюдали с нижних мест. Все мониторы для просмотра записей с камер были отвернуты от этого единственного окна. А еще здесь было тесновато: д’Агосте и его детективам — Хименесу и Конклину — приходилось сидеть практически друг у друга на коленях, деля между собой три доступные рабочие станции для воспроизведения записей службы безопасности. Д’Агоста сидел здесь, в темноте уже несколько часов, вглядываясь в маленький зернистый экран, и в глубине его глаз уже начала нарастать противная ноющая боль. Однако что-то заставляло его продолжать работу. Возможно, дело было в страхе, что если эти видеозаписи не попадут в цель, дело снова превратится в «висяк».
Внезапно темная комната заполнилась взрывом блестящего света: в планетарии, за пределами окна и ниже только что произошел Большой Взрыв. Д’Агоста должен был помнить об этом — он ведь, в конце концов, уже не раз слышал эту демонстрацию, но Большой Взрыв каждый раз заставал его врасплох и заставлял подпрыгивать на месте. В этот раз — тоже заставил. Лейтенант закрыл глаза, но было слишком поздно: от вспышки света перед ними уже принялись плясать разноцветные звездочки.
— Черт побери! — услышал он голос Конклина.
Теперь оглушительная музыка ворвалась в тесное пространство. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами, пока звезды не исчезли, а музыка немного не стихла. Затем он открыл глаза, поморгал и попытался сосредоточиться на экране перед собой.
— Ничего? — спросил он.
— Нет, — ответил Конклин.
— Ничего, — сказал Хименес.
Он знал, что задал глупый вопрос. В конце концов, если б его люди что-то заметили, они бы незамедлительно дали об этом знать. Но он все равно спросил, теша себя безумной надеждой, что, просто произнося это, он и впрямь может заставить нечто произойти и сдвинуть дело с мертвой точки.