Подписка. Общение с ересью совершается и чрез нечестивую подписку, которую берут еретики у православных. Такая подписка – измена и предательство истины, отречение от Христа.
В письме “к пресвитеру подписавшемуся” преподобный Феодор пишет:
“Что потерпела честность твоя в кораблекрушении подписки? И сколько ты оплакивал это падение? Ибо поистине падение есть (твое) восстание против святой иконы Христовой, хотя бы только рукою совершенное. Я узнал об этом из твоего письма, человек Божий, и сострадал, совоздыхал, взывал горько и как следует дружелюбно расположенному... О, бедствие! Мы подверглись нападению, и устрашились, убоялись того, чего не должны страшиться и бояться, если действительно читаем слова: не убойтесь от убивающих тело, души же не могущих убити (Мф. 10, 28)... Если же ты скажешь: подписываясь я, восклицал, что я поклоняюсь святым иконам; то, прости, брат, и Пилат, устами выдавая себя за неповинного в убиении Христа, тростию, т. е. пером, утвердил смерть Его”. (Там же, часть 2, письмо 6, стр. 330-33I).
Здесь разумеется та подписка, не собираться друг с другом и не учить православному почитанию святых икон, о которой говорится в ином письме следующее:
“Отсюда опустошение всех церквей Божиих, когда всюду уничтожается всякая досточтимая икона; отсюда сожжение священных приношений, на которых была икона, и книг, в которых говорилось что-нибудь о ней; отсюда требование нечестивых собственноручных подписей и привлечение к безбожному обществу посредством множества допросов и розысков, так, чтобы не остался неуловленным ни один человек. Ибо необходимо одно из двух: или поклониться “образу златому”, или подвергнуться жестокому пламени мучений. Впрочем, легко исчислить оставшихся непреклонными!...” (Там же, часть 2, письмо 17, стр. 355).
|
|
Увы, если их было не много в те далекие времена, то что сказать о нашем безотрадном времени?! – От тех, – кто дал подписку врагам веры, надо устраняться.
“То, что высказал ты в письме; я прочитал, сын мой, а от меня в ответ вот что: Отлучатися нам от всякаго брата безчинно ходящаго, – заповедует святой апостол (2 Фесс. 3, 6). Как же говорит Григорий Аделфийский, что вы неосновательно отвращаетесь от него, когда он не только “безчинно ходит”, но и совершенно соединился с иконоборцами, подписавшись под ересью, вкушая пищу и питие и обращаясь вместе с ними? Если же он скажет, что он раскаялся и исполняет епитимию, то пусть докажет это письменным исповеданием, прокляв еретиков вместе с ересью и ни в коем случае не вступая в общение с ними. А доколе не сделает этого, да будет чужд для вас, боящихся Господа. Ибо он лукавнует под причиной личины раскаяния, увлекая вас и тайно распространяя пагубные речи, по-видимости как бы от лица противников. Поэтому и ты, как слабейший, заразившись беседою его, стал недоумевать о том и другом”. (Там же, часть 2, письмо 42. К Фалелею сыну, стр. 396-397).
“Обрадовался я, получив почтенное письмо твое, любезнейший из отцев, и узнав, что дела твоего преподобия идут так и сяк; ибо, по известиям от других, впрочем людей достоверных, я скорбел, услышав о твоей лицемерной подписке. Выслушай меня, почтеннейший, я буду говорить откровенно. Я не могу найти причины, почему ты, быв задержан царским чиновником, остался без мучений, т. е. отпущен. Это служит поводом к молве. Известно, что никто из говорящих смело не остался без заключения в темницу или, по крайней мере, без ссылки или изгнания. Те же, которые вне этого, предались увлечению, чтобы не опечалить тебя, сказав что-нибудь более суровое. Разве ты не видел, прозорливейший, тяжкаго гонения от Льва, соименного дикому зверю (здесь имеется ввиду император – еретик Лев Армянин, жестокий тиран и гонитель), которого рука хватала и находящихся под властию другого, убивала, губила и, что человеколюбивее, – заключала в темницу после тяжкого бичевания, а не только что подвластных ей? Если же сам ты ничего не потерпел такого после задержания, то, извини, святой муж, ты был уловлен. Не говори мне, что таким образом была сохранена собственная церковь и остались неповрежденными изображения, равно как и поминовение святейшаго нашего патриарха. Это любят говорить и другие увлеченные. Все это не могло быть спасено иначе, как изменою истинного защищения. Что за польза, если мы сами, сделавшиеся и называющиеся храмом Божиим, стали непотребными, а бездушные дома постарались сохранить? Икона Христа или Богородицы, или другого святого, не падает – она пребывает в них, как первообразах, но падают те, которые думают уничтожить ее, равно, как и те, которые, из угождения им, оставляют смелость и страдание за нее. Как? Они умирают, а другие отправляются в ссылку, иные подвергаются бичеванию, иные заключаются в темницу: горы, пустыни, скалы и пещеры населены блаженно гонимыми; а мы остаемся дома и думаем, что не получим вреда? Нет. Пусть погибает весь вещественный мир видимый; пусть важнее его будет верная погибель души, которой подвергается тот, что представляет такие предлоги. Я сказал это по любви и для напоминания, чтобы мы удостоились принимать епитимию, и потому что, во время православия ничто не будет оставлено без исследования. Лучше – придти со смирением и исцелять немощное, нежели оправданием навлекать на себя большую виновность”. (Там же, часть 2, письмо 106. К Евстратию игумену, стр. 468-469).
|
|
|
|
Это письмо, по своему содержанию, имеет огромное значение для нашего времени. Оно дает ярко выраженную святоотеческую оценку тому, что происходит и теперь, только в несомненно больших масштабах.
Приведем еще одно письмо, в котором говорится о преступности “подписки”, даваемой гонителям:
“В настоящее время, когда Христос гонится чрез Его икону, не только тот, кто имеет преимущество, по званию и сведениям, должны подвизаться, беседуя и наставляя в православном учении, но и занимающий место ученика обязан смело говорить истину и свободно отверзать уста. Это слова не меня грешного, но божественного Златоуста, затем и других отцов. То же, что господа игумены, задержанные императором (еретиком и гонителем), не сделали вышесказанного, хотя они, и по званиям и по сведениям, выше всех игуменов здешней страны, а напротив, скорее молчали, и не только это, – хотя и это тяжко, – но еще дали собственноручную подписку, что они не будут ни сходиться друг с другом, ни учить – это измена истине и отречение от предстоятельства и погубление подчиненных, кроме того и равностепенных. Апостолы, получив повеление от иудеев не учить во имя Христово, говорили: Аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите (Деян. 4, 19); и еще: Повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян. 5, 29). Это же и подобное следовало сказать и тем, чтобы Бог прославился чрез них, чтобы сделать назидание православным, чтобы утвердить монастыри, чтобы укрепить страждущих в ссылках. Почему же мы предпочитаем монастыри Богу и получаемое от того благополучие – страданию за благо, за истину? Где слова: Глаголах пред цари, и не стыдяхся? (Пс. 118, 46). Где изречение: Се устнам моим не возбраню? (Пс. 39, 10). Где сила и слава нашего звания? Как блаженные Савва и Феодосий, в то время, когда император Анастасий предался нечестию (имеются в виду ереси евтихианская и манихейская), пламенно восстали в защиту веры, то анафематствуя лжеучителей в церкви, то свидетельствуя в тех письмах, какие посылали к императору, что они готовы скорее потерпеть смерть, нежели изменить что-нибудь из постановленного? Эти же господа игумены, как рассказывают, говорят: мы кто такие? Во-первых – христиане, которые теперь непременно должны говорить; потом – монашествующие которым не следует ничем увлекаться, как непривязанным к миру и независимым; далее – игумены, которые отклоняют соблазны от других и никому не должны подавать повода к искушению; да служение, – говорит апостол, – безпорочно будет (2 Кор. 6, 3). А какой соблазн и искушение, или лучше, унижение произвели они собственноручною подписью, об этом нужно ли говорить? Ибо, если молчание есть отчасти согласие, то утверждение этого согласия подписью пред целою церковью как позорно?... Но что говорит Христос? Всяк, иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Мф. 10, 32); а противное тому в случае отречения; и если они дали собственноручную подписку только не сходиться друг с другом, то и это то же самое отречение... Итак, они дали подписку повиноваться императору (еретику и гонителю) вопреки Христу!...” (Там же, часть 2, письмо 2. К монашествующим, стр. 326-327).
Итак, подписку, которые давали по страху неустоявшие христиане в пользу господствующей ереси, есть ни что иное, как измена, предательство и отречение! Измена истине, предательство веры и верующих, и, отсюда, отречение от Христа. Если так мрачно оценивается святыми в пользу той ереси или тех ересей подписка, то что сказать о современной, которую дают теперь несчастные христиане, потерявшие мужество. Это современная подписка с подписками древности имеет общее лишь в одном названии. А содержание современной подписки несравнимо ни с чем из истории древней церкви. И настолько несравнимо, насколько ересь антихристова богоборней, пагубней и преступней, всякой иной ереси.