Нам нынешний год не опасен
От века поэтовы корки черствы,
И дела нам нету до красной Москвы.
Глядите – от края до края –
Вся наша Москва – голубая!
А если уж слишком поэта доймет
Московский чумной девятнадцатый год, -
Что ж, мы проживем и без хлеба!
Не долго ведь с крыши - на небо!
7 – ой чтец.: А еще страшнее, если не признаешь…
4 – ый чтец.: “Немцы подарили нам большевиков. Немцы подарили нам пломбированного Ленина. В дипломатических подарках не знаток, но, если это даже правда, руку на сердце положа – будь мы на их месте и додумайся мы, - мы бы этого не сделали?
Вагон, везущий Ленина, - не тот же ли Троянский конь. А политика -заведомо мерзость, германская ли мерзость, российская ли – не различаю. Да никто и не различит. Как интернационал – Зло, так и зло – Интернационал.
7 – ой чтец.: А еще страшней, если …
Марина Цветаева.: “Друзья мои!
У меня большое горе: умерла в приюте Ирина – 3-его февраля, четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью
(малярия – возвращающиеся приступы) – и так боялась ехать в приют (боялась того, что сейчас случилось), что понадеялась на судьбу.
Узнала я это случайно, зашла в Лигу Спасения Детей на Собачьей Площадке разузнать о санатории для Али – и вдруг: рыжая лошадь и сани с соломой – Кунцевские – я их узнала. Я вошла, меня позвали. – «Вы гражданка такая – то? » - Я. – И сказали – умерла без болезни, от слабости, И я даже на похороны не поехала – у Али в этот день было 40,7 – и – сказать правду?! – Я просто не могла. – Ах, господа! – Тут многое было бы сказать. Скажу только, что это дурной сон, и я все думаю, что проснусь”.
Ой чтец. Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были – по одной на каждую –
Две головки мне дарованы.
Но обеими – зажатыми –
Яростными - как могла! –
Старшую у тьмы выхватывая –
Младшей не уберегла.
Две руки – ласкать – разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки – и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
Светлая - на шейке тонкой –
Одуванчик на стебле!
Мной ещё совсем не понято,
Что дитя мое в земле.
1 – ый чтец. Как было сейчас нужно Цветаевой, чтобы кто – то в неё поверил, сказал: “А все – таки вы хорошая – не плачьте – Сергей жив – вы с ним увидитесь – у вас будет сын – все ещё будет хорошо”.
7 – ой чтец. Хорошо, а в России – то гражданская!?…
6 – ой чтец. Ох грибок ты мой, грибочек, белый груздь!
То, шатаясь, причитает в поле – Русь.
Помогите – на ногах нетверда!
Затуманила меня кровь – руда!
И справа и слева
Кровавые зевы,
И каждая рана:
- Мама!
И только и это
И внятно мне, пьяной,
Из чрева – и в чрево:
- Мама!
Все рядком лежат –
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?
Белый был - красным стал:
Кровь обагрила.
Красный был – белым стал:
Смерть побелила.
И справа и слева,
И сзади и прямо,
И красный и белый:
- Мама!
Без воли – без гнева –
Протяжно – упрямо –
До самого неба:
- Мама!
7 – ой чтец. А муж – то – белый!…
2 – ой чтец.: «Как быть, что делать? И Цветаева решает уехать из России. Добровольное изгнание отвергнутой. »
9 – ый чтец. “Я берег покидал туманный Альбиона…”
Божественная высь! Божественная грусть!
Я вижу тусклых вод взволнованное лоно
И тусклый небосвод, знакомый наизусть.
И прислоненного к вольнолюбивой мачте,
Укутанного в плащ – прекрасного, как сон –
Я вижу юношу. – О, плачьте, девы, плачьте!
Плачь, мужественность! Плачь, туманный Альбион!
Свершилось! Он один меж небом и водою!
Вот школа для тебя, о ненавистник школ!
И в роковую грудь, пронзенную звездою,
Царь роковых ветров врывается – Эол.
А рокот тусклых вод слагается в балладу
О том, как он погиб, звездою заклеймен…
Плачь, юность! Плачь, любовь! Плачь, мир!
Рыдай, Эллада!
Плачь, крошка Ада! Плачь, туманный Альбион.
3 – ий чтец. “Я недолго жила в Чехии, ” - пишет Цветаева, - “и собственно жила не в Чехии, а на краю деревни, так что жила в Чешской природе. И руку на сердце положа люблю её, люблю бескорыстно и безответно, как и полагается любить.”
8 – ой чтец. Люблю – но мука еще жива.
Найди баюкающие слова:
Дождливые – расточившие все
Сам выдумай, чтобы в их листве
Дождь слышался: то не цеп, а сноп:
Дождь в крышу бьет: чтобы мне на лоб,
На гроб стекал, чтобы лоб – светал,
Озноб – стихал, чтобы кто – то спал
И спал…
Сквозь скважины, говорят,
Вода просачивается. В ряд
Лежат, не жалуются, а ждут
Незнаемого (меня сожгут.)
Баюкай же, - но прошу, будь друг:
Не буквами, а каютой рук:
Уютами…
4 – ый чтец. Да Цветаева и не могла не любить Чехию, ведь именно здесь 1 февраля 1925 года родился её сын – Георгий.
Синие версты
И зарева горные!
Победоносного
Славьте – Георгия!
Славьте, жемчужные
Грозди полуночи,
Дивного мужа,
Пречистого юношу:
Огненный плащ его,
Посвист копья его,
Кровокипящего
Славьте – коня его!
Зычные мачты
И слободы орлии
Громкокипящего
Славьте – Георгия
Солнцеподобного
В силе и в кротости
Доблесть из доблестей,
Роскошь из роскошей:
Башенный рост его,
Посвист коня его,
Молниехвостого
Славьте – коня его!
Львиные ветры
И глыбы соборные
Великолепного
Славьте – Георгия!
3 – ий чтец. Франция. Париж. Квартал, где мы живем ужасен: гнилой канал, небо не видеть из-за труб, сплошная копоть и сплошной грохот (грузовые автомобили). Гулять негде: ни кустика. Как видите мало радостей в Париже.
Ой чтец. Рябину
Рубили
Зорькою
Рябина –
Судьбина
Горькая.
Рябина –
Седыми
Спусками…
Рябина!
Судьбина
Русская.
Марина Цветаева. Все свелось к одному: ехать или не ехать. Если ехать, то навсегда. И Сережа, и Аля, и Мур рвутся; вокруг угроза войны. Жить мне одной здесь не на что. Эмиграция меня не любит. Парижские дамы – патронессы, меня терпеть не могут за независимый нрав. Все меня выталкивают в Россию, в которую ехать не могу.
9 - чтец. Родина.
О неподатливый язык!
Его бы попросту – мужик,
Пойми, певал и до меня:
- Россия, родина моя!
Но и с Калужского холма
Мне открывается она –
Даль – тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!
Даль, прирожденная, как боль,
Настолько родина и столь
Рок, что повсюду, через всю
Даль – всю её с собой несу!
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: “Вернись
Домой!” Со всех – до горних звезд –
Меня снимающая мест.
Недаром, голубей воды,
Я далью обдавала лбы.
Ты! Сей руки своей лишусь, -
Хоть двух! Губами подпишусь
На плахе: распрь моих земля –
Гордыня, родина моя.
Марина Цветаева. Здесь я не нужна. Там я не возможна.
3 – ий чтец. Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно –
Где совершенно одинокий
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что – мой,
Как госпиталь или казарма.
Мне всё равно, каких среди
Лиц – ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной – непременно –
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться – мне едино.
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все – равно, и все – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…
6 – ой чтец. И Цветаева решилась: летом 1939 года она вместе с сыном приезжает в Москву к Сереже и Але.
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси – бездомный.
Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем – нож.
Издалека – далече –
Ты все же позовешь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть –
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, -
Там Иверское сердце,
Червонное, горит.
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
- Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
7 – ой чтец. Но в Москве еще хуже…
Марина Цветаева. “С переменой мест я все больше утрачиваю чувство реальности. Меня становится все меньше и меньше, как того стада, что на каждой изгороди оставляло по клочку шерсти. Остается мое основное «НЕТ»! У меня есть друзья, но они бессильны, и меня начинают жалеть, что меня уже смущает, наводит на мысль. Совершенно чужие люди. Это хуже всего, потому что я от малейшего доброго слова, интонации заливаюсь слезами, как скалы водой водопада. Попытки моих друзей меня расстраивают и расстраивают. Мне совестно, что я еще жива…”
1 – ый чтец. Когда я гляжу на летящие листья,
Слетающие на булыжный торец,
Сметаемые – как художника кистью,
Картинку кончающего наконец.
Я думаю (уж никому не по нраву)
Ни стан мой, ни весь мой задумчивый вид,
Что явственно желтый, решительно ржавый
Один такой лист на вершине – забыт.
Марина Цветаева. Я не хочу умереть. Я хочу не быть!…
Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты – крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья –
Я тебе повелеваю: будь!
Я – не выйду из повиновенья.
5 – ый чтец. Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух – не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!
С полным передником роз! – Ни ростка наруша!
Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя не целованный крест,