Всегда – огневые в запасе




Нам нынешний год не опасен

 

От века поэтовы корки черствы,

И дела нам нету до красной Москвы.

Глядите – от края до края –

Вся наша Москва – голубая!

 

А если уж слишком поэта доймет

Московский чумной девятнадцатый год, -

Что ж, мы проживем и без хлеба!

Не долго ведь с крыши - на небо!

 

7 – ой чтец.: А еще страшнее, если не признаешь…

 

4 – ый чтец.: “Немцы подарили нам большевиков. Немцы подарили нам пломбированного Ленина. В дипломатических подарках не знаток, но, если это даже правда, руку на сердце положа – будь мы на их месте и додумайся мы, - мы бы этого не сделали?

Вагон, везущий Ленина, - не тот же ли Троянский конь. А политика -заведомо мерзость, германская ли мерзость, российская ли – не различаю. Да никто и не различит. Как интернационал – Зло, так и зло – Интернационал.

7 – ой чтец.: А еще страшней, если …

Марина Цветаева.: “Друзья мои!

У меня большое горе: умерла в приюте Ирина – 3-его февраля, четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью

(малярия – возвращающиеся приступы) – и так боялась ехать в приют (боялась того, что сейчас случилось), что понадеялась на судьбу.

Узнала я это случайно, зашла в Лигу Спасения Детей на Собачьей Площадке разузнать о санатории для Али – и вдруг: рыжая лошадь и сани с соломой – Кунцевские – я их узнала. Я вошла, меня позвали. – «Вы гражданка такая – то? » - Я. – И сказали – умерла без болезни, от слабости, И я даже на похороны не поехала – у Али в этот день было 40,7 – и – сказать правду?! – Я просто не могла. – Ах, господа! – Тут многое было бы сказать. Скажу только, что это дурной сон, и я все думаю, что проснусь”.

Ой чтец. Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были – по одной на каждую –

Две головки мне дарованы.

 

Но обеими – зажатыми –

Яростными - как могла! –

Старшую у тьмы выхватывая –

Младшей не уберегла.

Две руки – ласкать – разглаживать

Нежные головки пышные.

Две руки – и вот одна из них

За ночь оказалась лишняя.

 

Светлая - на шейке тонкой –

Одуванчик на стебле!

Мной ещё совсем не понято,

Что дитя мое в земле.

 

1 – ый чтец. Как было сейчас нужно Цветаевой, чтобы кто – то в неё поверил, сказал: “А все – таки вы хорошая – не плачьте – Сергей жив – вы с ним увидитесь – у вас будет сын – все ещё будет хорошо”.

 

7 – ой чтец. Хорошо, а в России – то гражданская!?…

 

6 – ой чтец. Ох грибок ты мой, грибочек, белый груздь!

То, шатаясь, причитает в поле – Русь.

Помогите – на ногах нетверда!

Затуманила меня кровь – руда!

 

И справа и слева

Кровавые зевы,

И каждая рана:

- Мама!

 

И только и это

И внятно мне, пьяной,

Из чрева – и в чрево:

- Мама!

 

Все рядком лежат –

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

 

Белый был - красным стал:

Кровь обагрила.

Красный был – белым стал:

Смерть побелила.

 

 

И справа и слева,

И сзади и прямо,

И красный и белый:

- Мама!

 

Без воли – без гнева –

Протяжно – упрямо –

До самого неба:

- Мама!

 

7 – ой чтец. А муж – то – белый!…

 

2 – ой чтец.: «Как быть, что делать? И Цветаева решает уехать из России. Добровольное изгнание отвергнутой. »

 

9 – ый чтец. “Я берег покидал туманный Альбиона…”

Божественная высь! Божественная грусть!

Я вижу тусклых вод взволнованное лоно

И тусклый небосвод, знакомый наизусть.

 

И прислоненного к вольнолюбивой мачте,

Укутанного в плащ – прекрасного, как сон –

Я вижу юношу. – О, плачьте, девы, плачьте!

Плачь, мужественность! Плачь, туманный Альбион!

 

Свершилось! Он один меж небом и водою!

Вот школа для тебя, о ненавистник школ!

И в роковую грудь, пронзенную звездою,

Царь роковых ветров врывается – Эол.

 

А рокот тусклых вод слагается в балладу

О том, как он погиб, звездою заклеймен…

Плачь, юность! Плачь, любовь! Плачь, мир!

Рыдай, Эллада!

Плачь, крошка Ада! Плачь, туманный Альбион.

 

3 – ий чтец. “Я недолго жила в Чехии, ” - пишет Цветаева, - “и собственно жила не в Чехии, а на краю деревни, так что жила в Чешской природе. И руку на сердце положа люблю её, люблю бескорыстно и безответно, как и полагается любить.”

 

8 – ой чтец. Люблю – но мука еще жива.

Найди баюкающие слова:

 

Дождливые – расточившие все

Сам выдумай, чтобы в их листве

 

Дождь слышался: то не цеп, а сноп:

Дождь в крышу бьет: чтобы мне на лоб,

 

 

На гроб стекал, чтобы лоб – светал,

Озноб – стихал, чтобы кто – то спал

 

И спал…

Сквозь скважины, говорят,

Вода просачивается. В ряд

Лежат, не жалуются, а ждут

Незнаемого (меня сожгут.)

Баюкай же, - но прошу, будь друг:

Не буквами, а каютой рук:

 

Уютами…

 

4 – ый чтец. Да Цветаева и не могла не любить Чехию, ведь именно здесь 1 февраля 1925 года родился её сын – Георгий.

Синие версты

И зарева горные!

Победоносного

Славьте – Георгия!

 

Славьте, жемчужные

Грозди полуночи,

Дивного мужа,

Пречистого юношу:

 

Огненный плащ его,

Посвист копья его,

Кровокипящего

Славьте – коня его!

 

Зычные мачты

И слободы орлии

Громкокипящего

Славьте – Георгия

 

Солнцеподобного

В силе и в кротости

Доблесть из доблестей,

Роскошь из роскошей:

 

Башенный рост его,

Посвист коня его,

Молниехвостого

Славьте – коня его!

 

Львиные ветры

И глыбы соборные

Великолепного

Славьте – Георгия!

 

3 – ий чтец. Франция. Париж. Квартал, где мы живем ужасен: гнилой канал, небо не видеть из-за труб, сплошная копоть и сплошной грохот (грузовые автомобили). Гулять негде: ни кустика. Как видите мало радостей в Париже.

 

Ой чтец. Рябину

Рубили

Зорькою

Рябина –

Судьбина

Горькая.

Рябина –

Седыми

Спусками…

Рябина!

Судьбина

Русская.

 

Марина Цветаева. Все свелось к одному: ехать или не ехать. Если ехать, то навсегда. И Сережа, и Аля, и Мур рвутся; вокруг угроза войны. Жить мне одной здесь не на что. Эмиграция меня не любит. Парижские дамы – патронессы, меня терпеть не могут за независимый нрав. Все меня выталкивают в Россию, в которую ехать не могу.

 

9 - чтец. Родина.

 

О неподатливый язык!

Его бы попросту – мужик,

Пойми, певал и до меня:

- Россия, родина моя!

 

Но и с Калужского холма

Мне открывается она –

Даль – тридевятая земля!

Чужбина, родина моя!

 

Даль, прирожденная, как боль,

Настолько родина и столь

Рок, что повсюду, через всю

Даль – всю её с собой несу!

 

Даль, отдалившая мне близь,

Даль, говорящая: “Вернись

Домой!” Со всех – до горних звезд –

Меня снимающая мест.

 

Недаром, голубей воды,

Я далью обдавала лбы.

 

Ты! Сей руки своей лишусь, -

Хоть двух! Губами подпишусь

На плахе: распрь моих земля –

Гордыня, родина моя.

 

Марина Цветаева. Здесь я не нужна. Там я не возможна.

3 – ий чтец. Тоска по родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно –

Где совершенно одинокий

 

Быть, по каким камням домой

Брести с кошелкою базарной

В дом, и не знающий, что – мой,

Как госпиталь или казарма.

 

Мне всё равно, каких среди

Лиц – ощетиниваться пленным

Львом, из какой людской среды

Быть вытесненной – непременно –

 

В себя, в единоличье чувств.

Камчатским медведем без льдины

Где не ужиться (и не тщусь!),

Где унижаться – мне едино.

 

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все – равно, и все – едино.

Но если по дороге – куст

Встает, особенно – рябина…

 

6 – ой чтец. И Цветаева решилась: летом 1939 года она вместе с сыном приезжает в Москву к Сереже и Але.

Москва! Какой огромный

Странноприимный дом!

Всяк на Руси – бездомный.

Мы все к тебе придем.

Клеймо позорит плечи,

За голенищем – нож.

Издалека – далече –

Ты все же позовешь.

 

На каторжные клейма,

На всякую болесть –

Младенец Пантелеймон

У нас, целитель, есть.

 

А вон за тою дверцей,

Куда народ валит, -

Там Иверское сердце,

Червонное, горит.

 

И льется аллилуйя

На смуглые поля.

- Я в грудь тебя целую,

Московская земля!

 

 

7 – ой чтец. Но в Москве еще хуже…

 

Марина Цветаева. “С переменой мест я все больше утрачиваю чувство реальности. Меня становится все меньше и меньше, как того стада, что на каждой изгороди оставляло по клочку шерсти. Остается мое основное «НЕТ»! У меня есть друзья, но они бессильны, и меня начинают жалеть, что меня уже смущает, наводит на мысль. Совершенно чужие люди. Это хуже всего, потому что я от малейшего доброго слова, интонации заливаюсь слезами, как скалы водой водопада. Попытки моих друзей меня расстраивают и расстраивают. Мне совестно, что я еще жива…”

 

1 – ый чтец. Когда я гляжу на летящие листья,

Слетающие на булыжный торец,

Сметаемые – как художника кистью,

Картинку кончающего наконец.

 

Я думаю (уж никому не по нраву)

Ни стан мой, ни весь мой задумчивый вид,

Что явственно желтый, решительно ржавый

Один такой лист на вершине – забыт.

 

Марина Цветаева. Я не хочу умереть. Я хочу не быть!…

Умирая, не скажу: была.

И не жаль, и не ищу виновных.

Есть на свете поважней дела

Страстных бурь и подвигов любовных.

 

Ты – крылом стучавший в эту грудь,

Молодой виновник вдохновенья –

Я тебе повелеваю: будь!

Я – не выйду из повиновенья.

 

5 – ый чтец. Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух – не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

 

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка наруша!

Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

 

Нежной рукой отведя не целованный крест,



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: