XI
После падения — все дикие, яркие и в тоже время очень красивые образы сменились абсолютной, заполняющей всё пространство, темнотой. Я не чувствовал ни себя, ни тела, ничего, кроме темноты, окружавшей меня. Но кроме темноты было что-то ещё, я долгое время не мог понять что это, и лишь спустя пару мгновений понял, что находилась вместе с темнотой — пустота, обвивающая темную ткань, и находящаяся вне времени и вне пространства. Как бы то ни было странно — я не задавался вопросом, где же я нахожусь. Мне почему-то сразу стало ясно, ещё в моём летальном полёте, что я окажусь в Аду. И, я хочу сказать, что эта вариация Ада — самая ужасная пытка, даже для самого последнего грешника на Земле. Я ужасался, представляя себе, что эта темнота и пустота будут окружать меня веками, и я так и буду находиться в плену у этих двух непоколебимых стражников. Но вслед за ужасом, на моё удивление, следовала некоторая уверенность, что это всё далеко не так, и этот плен — лишь переходное состояние, река Стикс, если изволите.
В скором времени, я почувствовал, как моё тело начинает плыть по водной незримой ряби. На меня сразу снизошло некое спокойствие, потому что теперь я слышал хотя бы что-то, кроме ужасающей пустоты. Тихое течение реки сопровождало мой путь, тем временем, как я до сих пор разглядывал обволакивающую меня тьму, пытаясь хоть что-то понять в её черноте. Вдруг, мне начало казаться, что тьма передо мной начала рассеиваться, медленно, но верно. Тьма всё больше и больше отступала, по мере того как меня уносило течением всё дальше и дальше. При этом распаде тьмы я чувствовал некоторое смешанное чувство, словно бы я и не хотел, чтобы меня вытаскивали из тьмы на Свет.
Но рассеивание тьмы продолжалось до того момента, пока солнечный свет полностью не поглотил её. Поначалу мне было очень трудно смотреть на Свет, излучаемый Солнцем, но медленная река, потихоньку вытаскивала меня так, словно заботясь, чтобы я резко не потерял зрение. Но, несмотря на все старания реки — глаза у меня очень сильно болели, по мере того, как свет поглощал тьму. Я тихо выплывал из тоннеля, приятно сложенного аркой из какого-то чёрного, отсыревшего от влаги, камня. Когда глаза мои совсем привыкли к свету, а это случилось тогда, когда тоннель закончился, и я увидел, что он выходил из огромного скалистого холма — я решил осмотреть себя, потому что совершенно ничего не помнил о себе самом в этот момент. Я лишь ясно помнил, что нахожусь в Аду, и момент своей смерти.
Сквозь воду я видел чёрную рубашку и брюки, а так же жестяной прут, торчащий у меня из под ребёр с левой стороны. Я вновь откинул голову наверх и видел над собой прекраснейшее голубое чистое небо.
Или же я в Раю?...
Лёгкий, тёплый ветер ласкал моё лицо и волосы, отводя все заботы о торчащем железном пруте всё дальше и дальше. Я ни хотел никуда уходить, потому что именно здесь я и почувствовал полное умиротворение и примирение: меня больше не заботило ничего, потому что я был девственен в мыслях — как утренняя капля росы в столь же девственном лесу. Сейчас это больше походит на слабоумие, но я возражу, потому что это абсолютно не так, я не смогу, к сожалению, объяснить, почему я не могу сказать что я потерял рассудок, но я могу сказать одно — я растворился в воде и ветре.
Когда я стукнулся головой об берег — я нехотя начал подниматься на ноги, полностью обволакиваемый водой. До этого я думал, что я продолжаю плыть по течению реки, но нет — после туннеля шло небольшое озеро, лежащее под самыми высокими и тянущимися в бесконечность скалами, которое и вынесло меня на берег. Я поднялся на ноги, ели как, чувствуя, что прут в моём теле, сейчас это можно описать таким словом — атрофия чувств. Прут, железный и ржавый торчал во мне, немного облитый кровью. Я не пытался даже вытащить его, потому что, как ни странно, он не приносил мне никаких неудобств.
Дальше, за озером, берег которого был немного песчаным, находилось поле, полностью заросшее золотыми колосьями, чьи головки медленно и ритмично покачивал ветер. На небе появились лёгкие и пушистые облака. Ещё немного постояв у озера — я пошёл вперёд, навстречу колосьям и ветру. Через пару шагов, память, словно оторванный хвост ящерицы, начала возвращаться ко мне и я с каждым шагом всё яснее и яснее понимал, кто же я такой, а боль, причиняемая прутом, становилась всё чувствительнее и чувствительнее. По мере моего понимания происходящего — ветер нагонял чёрные, как сам Судный День, тучи.
Казалось, будто полю из колосьев не было конца, я продолжал идти, не ведая ни с одной стороны краю, даже тогда, когда тучи полностью закрыли собой солнце, и стало темно и даже не просто темно, а именно мрачно. Боль, наносимая прутом, до такой степени причиняла мне дискомфорт, что я даже пытался собственноручно вытащить его, но, к счастью, я не решился сделать это, так как от одного лишь прикосновения к пруту — становилось невыносимо больно. Не в силах больше это терпеть я остановился и прогремел гром, сотрясавший землю.
Стало до такой степени темно, что казалось, будто всё поле накрыла ночь, только без звёзд, лишь с облачной копотью. Исчез и ветер, нежно ласкавший золотые колоски. Наступила абсолютная и гнетущая тишина. Это было очень похоже на Судный День. С трепетом, ожидая психостазии (взвешивания всех моих поступков, в которых заключается моя душа), я вымолвил:
— Бог?
И небеса, словно отозвавшись, разверзлись, и я увидел давно знакомый Глаз. Он занял все небеса. Один большой глаз, чей зрачок был такого цвета, который никогда не будет известен человеческой науке. Это был глаз, который просто будет невозможно описать
.
— ИСПОЛНИТЕЛЬ ЖЕЛАНИЙ — раздался громкий громовой голос, от чего начинала вращаться земля, и поле колосьев трепетало, словно бесчисленная публика перед своим кумиром.
— Где я? — сказал я, ничуть не удивлённый.
— ТЫСТОЛЬ НИЧТОЖЕН ПО СРАВНЕНИЮ С МАСШТАБАМИ ВСЕЛЕННОЙ, ЧТО ТЕБЕ, ПРОСТО НАПРОСТО, НЕ НУЖНО ЗНАТЬ ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС. НО Я СМОГУ ОТВЕТИТЬ НА РЯД ДРУГИХ ТВОИХ ВОПРОСОВ, ПОТОМУ ЧТО ТЫДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗАСЛУЖИЛ ЭТО, — ответил Глаз и большой ветер проносился по полю от его слов, но мне было неясно, откуда они издавались. Глаз висел над Землёй, словно одна из её атмосфер. После сказанного я совсем растерялся в том, что же мне спрашивать, но Глаз ждал моих вопросов терпеливо, буквально говоря, не моргая. Промотав недавние события в памяти, я созрел:
— Почему все исчезли? Или это всё был предсмертный сон?
— ЭТО БЫЛ САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ АПОКАЛИПСИС ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. НО ЭТО ЛИШЬ ОДИН ИЗ МИРОВ, ТАК ЧТО НЕ СТОИТ ПЕРЕЖИВАТЬ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ. СУЩЕСТВУЕТ МИЛЛИОН ВАРИАЦИЙ ГИБЕЛИ ВАШЕГО МИРА. ВСЕЛЕННАЯ ПРОСТО, СТАРАЯСЬ СОХРАНИТЬ СВОЙ УСТОЙ ВЫЧЕРКИВАЛА ВАС ВСЕМИ ВОЗМОЖНЫМИ СИЛАМИ И НАПРАВЛЯЛА К СЕБЕ, НАБЛЮДАТЬ ГИБЕЛЬ ВАШЕГО МИРА. ЭТО ОДНА ИЗ МЕР ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ВСЕЛЕННОЙ. НО НА ЭТОМ ДЕЛО НЕ КОНЧАЕТСЯ. ВСЁ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ,ПОТОМУ ЧТО ВАШ МИР ПЕРЕСЁКССЯ С ПАРАЛЛЕЛЬНЫМ. ВСЁ РЕШИЛА ЛИШЬ СЕКУНДА. МЫПЕРЕБРОСИМ ВАС В ПРОШЛОЕ, ГДЕ ТЫВСЁ ИСПРАВИШЬ.
— Я не понимаю, в смысле пересёкся? Это был захват? Инопланетяне?
Вдруг, из Глаза вышел серебряный луч света, что моментально поглотил меня, и я, словно бы, оказался на месте, что дало начало апокалипсису. Я находился в квартире Нормана. Я видел все его видения и страдания, и видел его смерть от рук Миссис Бо. Но я всё равно ничего не понимал. Я видел того самого чёрного призрака, что был в квартире Нормана, и он пытал его, до самой погибели.
— ЭТА ТВАРЬ — НЕ ИЗ ВАШЕГО МИРА. ТЫДОЛЖЕН БУДЕШЬ ПРЕДОТВРАТИТЬ СМЕРТЬ НОРМАНА И ПОМОЧЬ ЕМУ ИСКОРЕНИТЬ ЭТУ ТВАРЬ ИЗ СЕБЯ, НО ЭТИМ УЖЕ ЗАЙМЁТСЯ ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК. ГЛАВНОЕ — СОХРАНИ НОРМАНУ ЖИЗНЬ, — вымолвил Глаз, выпуская меня из серебряного луча.
— Но почему именно я?
— ПОТОМУ ЧТО ВСЕЛЕННАЯ ВЫЧЕРКИВАЛА ВАС ПО ОПРЕДЕЛЁННОМУ ПРИНЦИПУ — ОНА ВЫЧЁРКИВАЛА ТЕХ, КТО ОЧЕНЬ ЭТОГО ХОТЕЛ, И ТОТ, КТО НЕ ИМЕЛ ЕЩЁ ДЕЛ В ЭТОМ МИРЕ, НО ЛЮБОВЬ И ДРУЖБА ТВОЯ БЫЛА НАСТОЛЬКО СИЛЬНОЙ, ЧТО ТЫКРЕПКО ЗАЦЕПИЛСЯ ЗА ЭТОТ МИР, ЛИШЬ ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕДОЖИВ ДО КОНЦА. МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО ТЫИЗБРАННЫЙ, А МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО ТЕБЕ ПРОСТО ПОВЕЗЛО.
— А Лорелайн? Она ушла по своей воле? — спросил я, испытывая некий трепет.
— ДА, — и ноги мои тут же подкосились, я взялся руками за железный прут.
— И при встрече с ней, в том доме, тоже была она?
— ДА
— Но почему она сожгла себя?
— ПОТОМУ ЧТО ТВОЯ ЛЮБОВЬ ТАК СИЛЬНО ПЛЕНИЛА ЕЁ, ЧТО ЕЙ БЫЛО ЛУЧШЕ СЖЕЧЬ СЕБЯ И ОСТАВИТЬ ТЕБЯ ОДНОГО, НО ДАЖЕ ПОСЛЕ ЭТОГО ОНА ОЧЕНЬ СИЛЬНО ТЕБЯ ЛЮБИЛА И НЕ ХОТЕЛА ПОКИДАТЬ ТЕБЯ, НО ЕЙ БЫВСЁ РАВНО ПРИШЛОСЬ, ПОТОМУ ЧТО ЕЁ БЫЗАБРАЛИ ЗВЁЗДЫ, ОПЯТЬ. ТЫСТАЛ ДЛЯ НЕЁ ВСЕЛЕННОЙ, ТЫПЫТАЛСЯ СТАТЬ ДЛЯ НЕЁ ВСЕМ, СОТКАВ ИЗ СЕБЯ КЛЕТКУ ДЛЯ НЕЁ. ОНА БЫЛА СЧАСТЛИВА С ТОБОЙ И ЛЮБИЛА ТЕБЯ, НО ЕЁ ОЧЕНЬ СИЛЬНО МУЧИЛА НЕСВОБОДА. ТЫПРЕВРАТИЛ ЕЁ ЦВЕТЫВ СЕРЫЙ МРАМОР. ТЫУБИВАЛ ЕЁ, САМ ТОГО НЕ ОСОЗНАВАЯ. ОНА СТРАДАЛА.
Я упал на колени, Глаз всё так же безмятежно витал надо мной. Я услышал то, чего боялся услышать. Я услышал то, чего так упорно избегал. Я услышал то, что я сам убил её. И я знал, что это была правда. Моя любовь была самой настоящей клеткой, а я — всего лишь какой-нибудь игрушкой внутри неё, которая должна была развлекать того, кто находился в клетке. Был ли смысл не верить в это, когда мне говорил это сам Бог?
— Знаешь, если мне и поручено спасти свой Мир, то можешь исполнить ещё два моих желания? — сказал я, не выпуская прут из рук и высоко задрав голову, глядя в самый зрачок.
— КОНЕЧНО, ЧЕЛОВЕК.
— Во-первых: Подари мне ещё одну ночь с ней, умоляю.
— БУДЕТ ИСПОЛНЕННО.
— Во-вторых: Сделай так, чтобы она больше про меня не знала.
— ВЕРНЫЙ ВЫБОР, ЧЕЛОВЕК. ПОСЛЕ ТОГО, КАК Я ИСПОЛНЮ ПЕРВОЕ ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ — ТЫПЕРЕНЕСЁШЬСЯ ОБРАТНО В СВОЙ МИР И ЛИШЬ ТОЛЬКО ЗАТЕМ ТЫСМОЖЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД И ИСПРАВИТЬ ВСЁ ТАК, ЧТОБЫПРЕДОТВРАТИТЬ АПОКАЛИПСИС.
— Надеюсь, там будет так же тепло, как и перед апокалипсисом?
— КАК ПОЖЕЛАЕШЬ.
Затем, яркий серебристый свет вновь облучил меня, и я оказался в той нашей последней ночи, перед тем как она исчезла, только теперь исчезнуть должен был я. Я лежал на кровати и смотрел на Лору. Я откуда-то знал, что времени у меня совсем немного и скоро один из нас исчезнет.
— Лорелайн, пойдём спать, — вымолвил спокойным голосом я и тут же вспомнил, как я выгляжу, и мигом вытащил свои руки из-под одеяла, чтобы осмотреть их. Ран не было, и выглядел я так, как выглядел в ту ночь, я выглядел как человек, и от этого на меня снизошло облегчение. Лора молча обернулась, и пошла ко мне, теперь же, я чувствовал, как она несчастна, находясь за сотни миль, и мне сразу захотелось сбежать из этого видения. Но выхода уже не было. Она легла, выключила свет, и мы пожелали друг другу спокойной ночи, при этом я с трудом старался сдержать слёзы.
Я смотрел на неё, сквозь темноту, спящую и спокойную, но, почему-то, я не мог теперь чувствовать себя нормально, лёжа с ней. Я чувствовал себя палачом, который спит в одной кровати со своей жертвой. Не в силах больше этого терпеть я встал с кровати, бросил последний взгляд на спящую Лорелайн, и медленно начал продвигаться к балкону. Не смея больше к ней даже прикоснуться.
— Милый, куда ты? — сквозь тишину промолвила Лора.
— Я? Пойду на балкон, подышу свежим воздухом. Я очень люблю тебя, малыш, и теперь я не заставлю тебя страдать, — сказал я, всё так же смотря на балкон, дабы она не увидела моих слёз.
После чего я распахнул дверь балкона и выпрыгнул с него. Яркая вспышка вновь ослепила меня. Теперь все части головоломки были сложены воедино, и я смотрел на своё сердце, которое ещё пульсировало и висело на пруте, пронзившем меня после падения, и мне стало ясно, от чего же я умер.
И как бы это ни было смешно — я до сих пор надеялся на сон. Потому что умирать уже становилось нормой, и когда вокруг тебя никого нет — совсем не страшно, в особенности, если ты понимаешь, какое же ты чудовище.
Мне осталось увидеть гибель своего дома, а затем спасти его, как бы парадоксально это не звучало. Сейчас, записывая всё это — я чувствую себя сумасшедшим.
Самоубийственная миссия по спасению Мира и Лорелайн начинается здесь и сейчас.
XII
Я стоял над своим трупом и видел чёрное, мерзкое, сочащееся сердце, но как бы то ни было странно — мне это не казалось мерзким, не приводило меня в абсолютный ужас, меня уже было трудно напугать, я, наоборот, радовался этому, как ребёнок, впервые увидевший радугу. Я не знал, почему я стоял над самим собой, с трудом сдерживаясь от желания разорвать это сердце раз и навсегда, но, мне уже и не требовались объяснения, я боялся сойти с ума, если постигну весь смысл того, что свершилось и свершается мною сейчас. Мне было страшно осознать весь этот бред, на этот случай у малкавиан была одна мудрая поговорка: «Если чувствуешь, что погружаешься в безумие — ныряй», и поэтому, я просто окунулся в нём с головой и нежился в нём, как в тёплой воде. Тем временем, на город тихо ложился снег, по которому, как ни странно — я уже успел соскучиться. Моё сердце, буквально говоря, очерняло снег, от чего белоснежные крупинки фактически становились пеплом.
Железный прут истекал кровью, подобно нож, которым только что разрезали спелый апельсин. На нём так же располагалось моё тело, под которым была лужа тёмной крови. Я лежал на пруте, раскинувшись, словно на желанном ложе. Глаза мои закатились, а рот был полностью замаран кровью. Я был, впервые за долгое время, по-настоящему счастлив, сам не осознавая почему. Наверное, от чувства возмездия?
Биение сердца тихонько прекращалось, и я, словно сумасшедший фанатик, следил за последними стуками с некоторым восхищением, пока биение и не прекратилось вовсе. После последнего стука на меня снизошёл прилив сил и бодрости, которым я был очень удивлён. Заглянув себе в область, где находилось сердце — я не обнаружил никакого прута, а лишь только шрам, и мне, почему-то вспомнились слова Глаза о том, что я «Избранный» — ведь выходило, что я — последний человек на Земле, а из этого следовало, что Лоаф исчез или умер раньше меня???
Увлеченный этой загадкой я решил подняться наверх и осмотреть свою квартиру, дабы найти хоть какую-нибудь зацепку, касающуюся Лоафа и его пропажи. Убежав от своего трупа, я, парадоксально счастливый, забежал в подъезд и вызвал лифт, затем, забравшись в него — я поднялся на свой этаж и словно бы вернулся несколько сотен строк назад, только теперь я не ходил на карачках, а стоял на своих двух, радуясь отмщению.
Я вновь зашёл в распахнутую дверь и сразу же, близ балкона увидел горы разбитой, брошенной на пол посуды. Мне стало приятно от того, что Лоаф бросил всё, ради того чтобы спасти меня, хоть это и не увенчалось успехом. Я поднял глаза на роковой балкон, что такое множество раз посягал на мою жизнь, и ему всё же удалось убить меня нелепой потерей сознания, за ним, крупными и лёгкими хлопьями шёл снег. Моментально вспомнилась мелодия из фильма Амели, нежнейший вальс. Это был один из первых фильмов, что мы посмотрели вместе с Лорелайн, лёжа в обнимку. Тогда за окном всё так же медленно шёл снег, а мы лежали вдвоём в одной кровати, до невозможности упиваясь друг другом и греясь в наших объятиях и наслаждаясь вальсовой музыкой.
— Если бы не ты, мои чувства были бы лишь бледным отражением чужой любви, — моментально прошептал я, вспомнив отрывок из этого фильма.
Среди обломков посуды лежала единственная улика — полицейский значок Лоафа, и больше ничего в квартире, напоминавшее мне о Лоафе я не обнаружил. Вряд ли бы он сам бросил этот значок, потому что это не имело никакого смысла, выходит, значок упал после того, как сам Лоаф исчез с лица Земли, и теперь «мёртвым свидетелем» тоже наблюдал апокалипсис, в то время как меня заставили наблюдать за развитием действий, образно говоря, с самой сцены.
Мысль о том, что я последний человек на Земле — пьянила меня, и в то же время, я не понимал, как так получалось, потому что мой труп лежит там — внизу, распятый и испустивший последнее дыхание. В принципе — мне это и не было важно, теперь, по инструкции Глаза я должен был ощутить погибель этого Мира, дабы затем отправиться в другой Мир, дабы всё предотвратить. От этих рассуждений у меня заболела голова. Пьянило меня, конечно, в плохом смысле. Пьянило меня депрессией и каждая мысль, обработанная моим мозгом, становилась всё больше и больше меланхоличней.
Раскрыв загадку Лоафа, я, иронично балуясь, вновь вернулся на балкон, который, наверное, посягал на мою жизнь больше всех людей на Земле, вместе взятых.
— Надеюсь то теперь ты рад, сукин сын, — проговорил я вслух, словно бы обращаясь к своему убийце.
Я встал, ожидая не пойми чего, мелкие снежинки ложились на мою рубашку, но холода я не чувствовал, я думал о том, чем же всё для этого Мира закончится, а ещё о том, наблюдает ли сейчас за каждым моим шагом всё человечество. Будут ли они помнить этот апокалипсис, чтобы впредь беречь нашу планету и, в конце концов, друг друга?!
За рассуждениями мне послышался шум воды, который, как казалось, доносился из уборной. Я мигом отправился туда, в надежде всё же отыскать Лоафа, но в уборной я никого не обнаружил, и шум воды порождался не здесь. Я вернулся на балкон, а шум, похожий на усиленный ураганный ветер всё нарастал и нарастал.
И, в конечном счёте, я увидел, от чего наступит апокалипсис, и это было, вполне логично. Огромная волна поглощала весь горизонт, и уже шла на меня. Я облокотился об косяк, удивляясь, словно бы это было какой-то очень предсказуемой шуткой. Всё дело заключалось в этом экстремальном потеплении, и теперь, на меня движется его самое настоящее последствие. Массовые оттаивания снега и ледников по всему Миру. Под величием волны падали города, здания, она поедала всё и двигалась так, как двигаться может только сама Смерть — медленно и изящно. Запах моря моментально ударил мне в ноздри. Свежий бриз!
Я с улыбкой встречал смерть всему живому на Земле, и улыбка моя, всё больше и больше растягивалась по мере приближения на меня волны. Когда волной накрыло и меня — я звонко и громко смеялся.
Эпилог
Когда я открыл глаза вновь — меня вновь окутывал всё тот же самый знакомый туман. Я сидел на траве, одетый в ночное, под сердцем и под глазами ужасно что-то ныло. Я расстегнул свою рубашку и увидел огромный след от шрама. Я не осознавал, что сейчас вообще происходит, и что со мной случалось в прошлом. У меня имелись большие доводы полагать, что Глаз, пропажа людей, Лорелайн, и прочее — всего лишь дурной сон, но, в своё время, как объяснить огромный, уродливый шрам у меня под грудью, ведь я получил его во время смерти!? В моей голове была и версия о том, что Глаз — сон, а проснулся я сейчас в том Мире, где до сих пор исчезают люди, от которой меня буквально всего передёрнуло, и я пожелал ещё раз лечь на железный прут, торчащий из-под земли.
Лежал я на свежей, покрытой росой траве. Вокруг меня был густой туман, который походил на то, что сами облака спустились с небес на землю, дабы прогуляться. Воздух был свежим, и прохладным. Мне, в моей ночной рубашке и белых трико — было довольно холодно. Конечности были ватными, а как позже выяснилось — руки и ноги мои страшно затекли, поэтому, я мигом поднялся на ноги, дабы размять их. От резких движений у меня моментально закружилась голова. Казалось, будто я очнулся от двухсотлетней комы, и сейчас я чувствую себя просто ужасно сонным. К тому же, кажется, будто за эти две сотни лет, на Землю действительно грянул апокалипсис. Трава, туман, ни души.
Когда, наконец-то, я перестал чувствовать дискомфорт в конечностях, а шрамы перестали ныть — я огляделся, и просто пошёл вперёд, в туман. Во время хождения в нём, я всё время смотрел себе под ноги, наблюдая, как изумрудно-жёлтая трава переливается под моими ногами. Смотреть вперёд и по сторонам просто не было смысла, потому что ничего дальше своего носа увидеть было невозможно. Туман был настолько густым и вездесущим. Я шёл так, примерно минуту, а затем я вышел на асфальт. Остановился, и почему-то, почувствовал дикое смущение внутри себя. Словно бы, всё моё существо одновременно воспротивилось куску цивилизации, а другое — невероятно обрадовалось. Я остановился, всё не понимая, куда я иду. Тем временем, я заметил, что туман стал менее густым.
Я стоял, и сам не заметил, как начал одновременно смеяться и плакать. Даже сейчас, я не могу понять, что же тогда в моём существе происходило. Затем я сел на кусок асфальта и продолжил своё дело, пока туман всё продолжал и продолжал исчезать. Словно бы, всхлипы смеха, извергаемые мной, прожигали туманище. После бурного «взрыва», смех мой всё стихал и стихал, а слёзы всё капали и капали. Часы тикали. Тик-так, тик-так. А я продолжал сидеть. Но вдруг…
— Ох ты ж! Присвятой собачий анус! Нашёл где рассесться! Уходи с дороги! — я услышал резкое торможение, а затем не менее резкий голос старого почтальона. Он объехал меня на велосипеде, неуклюже поворачивая обратно набок сумку, которая сместилась из-за резкого торможения, а я взвизгнул свинкой от радости, встал на ноги, и мигом побежал за ним.
— Я не последний! Я не последний — вопил я, гоняясь за почтальоном
— Да отвяжись ты, окаянный! — злобным тоном вскрикнул почтальон, грозно махая над головой газетой.
И когда я наконец-то выдохся, я остановился, чтобы восстановить дыхание, при этом продолжая неистово смеяться и плакать. К счастью, люди из «жёлтого дома», за мной не подоспели. Я не последний человек на планете, а значит — апокалипсис не сегодня. Туман почти рассеялся, по крайней мере, теперь я видел хотя бы улицу, дома, дорогу, на которой я нахожусь. Находился я на пересечении частного и многоквартирного секторов. Между деревней и городом, так сказать. Таковы были особенности моего района. До дома оставалось совсем чуть-чуть, и я мигом припомнил наказ Глаза о том, что я должен помешать старухе Бо, попасть в квартиру Нормана, поэтому, не отдышавшись, я быстрым шагом поплёл к своему подъезду, совсем не задумываясь о Лорелайн. Глаза мои горели, ибо в моём Мире вновь струилась жизнь: прохожие суетились, транспорт двигался по дорогам, как кровь по венам и артериям, тем временем, как в мою кровь въелся ужас и страх, перед грядущим апокалипсисом. Потому что мне и представить было страшно, что же произойдёт, если всё пойдёт по тому же циклу, что и тогда.
Потеря Лорелайн, одиночество, убийства, привидения… Дальше можно было даже не продолжать. Ибо каждый на моём месте начал, глотая воздух, отчаянно бежать к роковому месту встречи всех обстоятельств во Вселенной. Меня всё так же интересовала судьба Лоафа, мой мозг, отчаянно подключался к телу. Воспоминания хлынули с каждым вздохом. Я жадно глотал воздух, пытаясь спасти Вселенную. Сколько смешного пафоса в этих словах!
На улице, как я понял, стояло очень раннее утро, ибо я видел лишь только парочку машин, проехавших вдали от меня, и больше ничего не было. Но уже ходили автобусы. Всё-то время, что я бежал к дому, я думал о том, что будет с Лорелайн, после того, как всё уляжется, ещё меня так же интересовал вопрос о том, где же я всё-таки буду жить, если меня в жизни Лорелайн никогда не произошло.
И вот, свернув через пару улочек, пробежав немного по опустевшим улицам — я оказался у того самого рокового подъезда многоэтажного дома. Почему-то, сразу подбежав к нему, я заметил отсутствие обломков балкона, что моментально согрело мне душу. Запыхавшись, я раскрыл дверь подъезда и залетел в него. У лифта никого не было. Но всё же, вспомнив, как же медленно он едет — я вскочил по лестнице, и, жадно хватаясь за перила, начал покорять свой «Эверест». Лестничные пролёты летели один за другим, в конечности отдавала тонная усталость, я уже совсем не чувствовал ног, но голоса, которые я слышал на этажах выше — буквально мотивировали меня. Я не знал, за что сражаюсь, но знал, что сражаться было нужно. И так, я бежал, даже не считая этажей, ибо в голове пульсировали все мысли, которые только возможно себе представить, казалось, будто ко мне в голову загнали целый рой разгневанных пчёл. От головокружения и усталости, казалось, буквально на бегу, словно лестница отдалялась от меня всё дальше и дальше.
Сверху я уже слышал голоса, и шарканье ног об бетонную лестничную площадку. Я бежал, не чувствуя ног и лёгких, я бежал, потому что от этого зависела судьба всего живого на Земле. И вот, последний лестничный пролёт длинною в вечность был преодолён, и я увидел спины двух «убийц» Вселенной. Они шли медленно, не торопясь, как и нужно настоящим палачам. Услышав мои беспорядочные движения, и сбившееся дыхание, они оба обернулись, уже почти поднявшись на нужный этаж, до которого их отделяло всего лишь примерно от двенадцати до шестнадцати ступенек.
— Миссис…Бо…Здравствуйте! — говорил я с большими паузами, от того что мне не хватало воздуха, и для того чтобы говорить мне приходилось его жадно, по-рыбьи, глотать.
— Здравствуйте, Тим, — неуверенно заговорила со мной старушка, — Здравствуйте.
— А куда это вы собрались? — немного восстановив дыхание и улыбаясь, спросил я, а затем понял, как же нелепо и дерзко я это спросил.
— Да так, проверить давнего соседа, — вмешался незнакомец, а тем временем, Бо сделала жест, словно бы придерживающий своего товарища.
— Да, Франц прав, — кивая, подтвердила старушка.
— Ааа, это вы про Нормана? — всё так же натянуто улыбаясь, спрашивал я.
— Да, про Нормана, — сказала старушка, а Франц, тем временем, отвернулся от нас, упорно пряча что-то за спиной. Пряча от меня.
— Погодите-ка, но ведь Норман съехал к своей девушке как месяц назад! — сделав очень хитрый ход, провозгласил я, и словно бы, расслабившись, оперся об перила.
— Да? А мы то думаем, куда он пропал. Но всё равно, родители Нормана попросили нас принести кое-что из его квартиры… — уклончиво продолжала старушка.
— Франц, а что это вы так упорно прячете за спиной? — начал дерзко допытываться я, почувствовав, как инициатива в разговоре оказалась полностью в моих руках.
— Не твоё дело, парень, — и тут, Франц вновь повернулся лицом ко мне и свету, доносившегося из окна, сейчас, его физическая комплекция показалась мне очень нехилой, но это лишь меня раззадорило.
— Моё! Ведь Норман мой близкий друг! Вы не имеете права вламываться в его квартиру, ничего мне толком не объяснив! Я имею право задавать вам вопросы! — отойдя от перил, провозгласил я. По-крайней мере, оттянуть время у меня получается.
— Ну, давай-ка посмотрим, — тут, Франц начал спускаться по лестнице, задрав, поочерёдно, рукава, всё так же скрывая что-то за спиной, намерения его были мне ясны, и я это полностью одобрял.
— Да ты со своими глазами дальше вытянутой руки ничего и не увидишь. Давай же, подойди ко мне поближе и скажи что хотел! — и как ни странно, ноги мои сами начали идти к нему на встречу. Здоровяк промолчал, и когда мы подошли вплотную, я смог заглянуть ему прямо в глаза. Миссис Бо, тем временем, стояла в сторонке и, кажется, на неё напал ступор. Безмолвная сцена продлилась недолго, ибо я на своём не остановился, — А что если мне позвонить своему другу из полиции?
— То вот что случится! — Миссис Бо моментально вскрикнула и бросилась к Францу, а тот резко взмахнул монтировкой из-за спины, и прогрёб ею вдоль воздуха, где находился бы я, если бы не смог вовремя отреагировать. Тяжёлая монтировка моментально загребла стену, отломив знатный кусок краски и бетона. Я, в свою очередь не растерявшись, заехал по лицу Франца локтём, после чего, отпрыгнул. Как оказалось, я попал локтём прямо в его глаз. Когда громила вытащил монтировку, Миссис Бо мигом начала оттаскивать его, и отговаривать от связи со мной. Но он и не думал продолжать, наверное, он заметил, какой спектакль здесь я развёл, и понял, зачем это. Мне же, в свою очередь, было важно, чтобы Бо перепугалась. В глазах Франца я увидел некое понимание.
Затем вновь немая сцена. Все смотрят друг на друга, а карты в рукаве у меня кончились. Я не собирался кидаться на Франца, дабы продолжить сцену, ибо мне это может стоить парой поломанных рёбер. Затем мы услышали, как ещё чьи-то шаги приближаются, поднимаясь по лестнице на наш этаж. Это была девушка, что уверенной походкой, даже не смущаясь нас, поднималась на этаж выше. И она остановилась на том самом этаже, где всего две квартиры, где живёт всего лишь Бо и Норман. Взгляд старушки медленно провожал девушку. Я же, ничего не видел, а лишь слышал лязг ключей, полностью завороженный дальнейшим развитием событий. Затем я услышал, как дверь распахнулась, девушка ахнула.
— Норман, боже, как же я соскучилась! Почему ты не отвечал на мои звонки? Ты ведь знаешь, что я тебя никогда просто так не оставлю! — завопила девушка, кажется, бросаясь в объятия Нормана. Наверное, это была та самая девушка в свадебном платье, только сейчас она была одета весьма типично для города. Наверное, она не впервые посещала квартиру после убийства Бо Нормана. И в тот день, она пришла в свадебном платье, чтобы свести все счёты с жизнью и воссоединиться со своим возлюбленным.
— Любимая…Боже, я так боялся тебя потерять! Пожалуйста, давай уедем из этой квартиры как можно дальше? Я позже всё объясню!
Потом я видел, как наша влюблённая парочка сбегала вниз по лестнице, абсолютно чистая и счастливая. Глядя на них, я почувствовал тепло в душе. Я, Бо и Франц в последний раз переглянулись, а затем, они, забрав монтировку, так же медленно начали уходить вниз по лестнице, не говоря ни слова.
— Да! Ахахах! — вскрикнул я, от радости. Я был уверен, что Мир теперь будет спасён, и апокалипсис не будет иметь места. Ибо истинная любовь и счастье помогут в Нормане побороть его существо. Не существует чувства лучшего, чем любовь.
Когда эхо моего крика исчезло, я почувствовал нахлынувшее одиночество, и, немало рискуя, решил войти в свою квартиру, которая находилась на этаже ниже квартиры Нормана. Я не знаю, почему я это сделал, но, впрочем, мне больше ничего и не оставалось. На моё удивление — дверь была открыта. Не думая, я вошёл внутрь, и сражу же, в коридоре мне бросилось в глаза то, что совсем ничего не изменилось: моя куртка висела рядом с шубой Лорелайн, истрёпанные и убитые кроссовки стояли рядом с босоножками Лоры. Этот список мелочей можно было продолжать вечно.
Только сейчас, все эти мелочи полностью сбивали меня с толку. Может быть, Глаз не стал меня заменять другим мною из этой Вселенной, и сейчас я встречусь с самим собой, что свернёт пространственно временной континуум в бублик? Я нервно засмеялся. Даже несмотря на это, мне жутко захотелось выпить кофе. Какое утро может быть хорошим, когда в нём нет кофе и Лоры? Я поплёлся на кухню, всё чаще и чаще обнаруживая, что Лора живёт не одна.
— Лорелайн?! — не в силах гадать, завопил я.
Но никто не отозвался, значит, дома был только я. Бросив все свои думы, я поплёлся на кухню и сделал себе чашку кофе. Сделал чашку кофе — сделал свой день. Затем, немного прихлёбывая, я поплёлся в гостиную, попал на балкон и сел на своё любимое кресло, стоявшее рядом с креслом Лоры. Да. Мы любили сидеть здесь и наблюдать, как восходит солнце. Я вообще любил её. Рядом с ней я мог бы даже полюбить рыбу, которую я так ненавижу (в качестве еды, разумеется).
Над городом зашло солнце, что яркими лучами освещало город. Не было холода, газетные заголовки не пестрили всякой ахинеей по поводу пропажи людей. Хотелось забыть всю эту историю, и как можно скорее, но до этого мне нужно было всё это записать, чем я сейчас, собственно, и занимаюсь. Я сидел, любовался видом, всё так же волнуясь явлением Лоры, которое очень скоро и произошло, не успел я отпить и половины кружки.
— Тимочка, где ты был всё утро? — я вздрогнул, почувствовав на своих плечах руки Лоры, которые, после, нежно разминали мою шею.
— Бегал, дорогая, — с улыбкой ответил я, — Может, присоединишься ко мне?
— С радостью, затем я взял её за руку, и не отпускал до того самого момента, пока мы наконец-то не пошли за ещё одной чашкой кофе. Я был счастлив, как настоящий ребёнок. Я был счастлив тому, что помимо всего Мира, я спас утро моей Лорелайн.
Мои мозги скрутились в трубочку от всего того, что произошло со мной за эту неделю. Сейчас, я подвожу итог, и понимаю, какая же эта история нереальная. До сих пор спрашиваю себя о том, где же сейчас находится мой рассудок. Но всё же, я написал всё так, как оно со мной и было. Вы спросите, почему же Лора всё же осталась со мной вместе? Думаю, потому что любовь всегда находилась за пределами времени и пространства, и если она настоящая — то буквально весь Мир будет в её руках. Может, Глаз увидел моё расскаивание в том, что я так сильно душил своей любовью Лорелайн, и понял, на какие жертвы я пошёл, дабы Лора наконец-то была счастлива.И теперь, когда мне был дан второй шанс — я его не профукаю. Солнце поднялось над городом. Начинался абсолютно новый день, и лишь только над всеми горело одно солнце, которое очень сильно походило на глаз.
Конец.