Мне всегда казалось, что после такого эмоционального шока людям трудно заснуть, но когда я принял горячий душ, переоделся и лёг в кровать, мои веки тут же налились свинцом, и на шесть часов моё сознание погрузилось в глубокий сон.
Когда я проснулся, я чувствовал себя весьма неплохо. От гнетущей атмосферы последних месяцев не осталось и следа. Я встал и проверил на всякий случай телефон, но новых сообщений не было. Видимо, девушка по-прежнему не нуждалась в моей помощи. Я лёг обратно на кровать и уставился в потолок.
Почему я чувствовал себя настолько хорошо? Я же прошлой ночью сбил человека! Вчера я упивался самобичеванием, а сейчас мой разум был ясным, как никогда. Размышляя об этом под аккомпанемент капель дождевой воды, стекающей с водостока, я пришёл к некоторому умозаключению.
Наверное, я освободился от страха падать всё ниже и ниже. Раньше я постоянно сетовал на своё жалкое существование, чувствовал себя напрочь сгнившим. Я был полон тревоги того, что дальше моя жизнь будет становиться всё хуже и хуже.
Но эта авария бросила меня в пропасть. И упав на самое дно, я ощутил себя в каком-то смысле свободным. Мне было просто некуда опускаться. В сравнении с ужасом бесконечного падения боль от удара о землю была в разы понятнее. Мне было больше нечего терять.
Именно поэтому мне было так легко. Нет ничего лучше смирения.
Я вышел на балкон и закурил. На линиях электропередач неподалёку взгромоздились десятки ворон, а вокруг, хрипло каркая, летали их сородичи.
К тому времени, как сигарета в моих руках уменьшилась примерно на сантиметр, с соседнего балкона я услышал женский голос:
– Добрый вечер, затворник.
Я взглянул налево и увидел скромно машущую мне девушку. Каре, очки, ночная рубашка. Это была моя соседка, студентка-художница. Я не помнил её имени. Но это не из-за того, что мне плевать или что-то в этом духе. Просто я, как и другие интроверты, очень плохо запоминал имена.
– Добрый вечер, затворница, – ответил я. – Ты сегодня рано.
– Дай-ка мне это, – сказала студентка. – То, что у тебя во рту.
– Сигарету? – уточнил я.
– Да, её самую.
Я протянул руку и передал ей частично выкуренную сигарету. Её балкон, словно миниатюрный сад, был заполнен декоративными растениями. Между боковыми сторонами балкона в качестве подставки для цветов была небольшая лесенка, а в центре стояло красное садовое кресло. За цветами заботливо ухаживали, и выглядели они, в отличие от своей хозяйки, живыми и полными сил.
– Значит, вчера ты выходил, – заметила она, затягиваясь. – Не ожидала от тебя я такого.
– Во я даю, правда? – ответил я. – Ах да, я как раз собирался тебе позвонить. Ты ведь подписана на ежедневную газету?
– Да, но читаю только первую полосу. А что?
– Да как-то взглянуть захотелось.
– Ну, хорошо, заходи, – сказала мне студентка. – Я уже тоже давно подумывала наведаться к тебе и вытащить прогуляться.
Это был второй раз, когда я оказался у неё дома. В первый раз ей была нужна хоть какая-то компания, чтобы избавиться от депрессии, и могу сказать, что никогда в жизни не видел, чтобы кто-то жил в таком беспорядке. Нет, там не было грязно, да и какой-то порядок соблюдался, но размер её комнаты не соотносился с количеством вещей. Должно быть, она была из тех людей, кто никогда ничего не выбрасывал. Полная противоположность мне, у которого была только основная мебель и самое нужное. В этот раз комната студентки тоже была не в лучшем состоянии. Пожалуй, в ней было ещё больше вещей, чем тогда.
Довольно часто студентка работала на дому, поэтому, вдоль стен стояли как огромные стеллажи, заполненные художественными собраниями и фотоальбомами, так и грандиозная коллекция записей, заполняющая всё свободное место. Кроме того, на стеллажах до самого потолка были свалены картонные коробки, и было страшно представить, что случится с этой грудой в случае того же землетрясения.
На стене висел плакат к французскому фильму и календарь трехлетней давности. В углу висела пробковая доска, полностью увешанная художественными фотографиями, прикреплёнными кнопками. На одном из двух столов были разбросаны потрёпанные карандаши и ручки, а над ними возвышался массивный компьютер. На втором же столе не было ничего, кроме проигрывателя в деревянном корпусе.
Я уселся в кресло на балконе и в свете заходящего солнца стал внимательно изучать утреннюю газету. В газете не было ни слова об аварии. Студентка взглянула на газету через моё плечо.
– Давненько я не читала газет и, если честно, не очень-то и жалею об этом, – подумала она вслух.
– Спасибо, – сказал я, вернув газету.
– Не за что. Нашёл статью, которую искал?
– Нет, не нашёл.
– Жаль.
– Да нет, напротив. Мне стало спокойнее. А можно мне ещё и телевизор у тебя посмотреть?
– У тебя нет даже телека? – изумлённо спросила студентка. – Я свой практически не смотрю, и, если так подумать, он мне не очень нужен, но…
Она нырнула под кровать, достала пульт и включила телевизор.
– Когда начинаются местные новости?
– Скоро, наверно. А вообще странно слышать от затворника, что ему хочется посмотреть новости. Заинтересовался окружающим миром?
– Нет, просто я кое-кого убил, – сказал я. – Тут уже ничего не исправить, но мне интересно, попало ли это в новости.
Она моргнула и уставилась прямо на меня:
– Стоп. Что?
– Прошлой ночью я сбил девушку. Скорость была достаточно высокой. Уверен, что насмерть.
– Эм, это же шутка, да?
– Нет, – покачал головой я. Мы с соседкой были похожи, так что говорить с ней было легко. – И я был пьян в стельку, когда сбил её. Мне нет никакого оправдания.
Она смотрела на газету, которую ещё держала в руке.
– Если это правда, то странно, что этого нет в новостях. Думаешь, труп ещё не нашли?
– Есть определённые обстоятельства, благодаря которым я могу избегать наказания в течение девяти дней. Никто не будет знать о случившемся. И газета тому подтверждение.
– Ничего не понимаю, – сказала студентка, скрестив руки. – А у тебя точно есть время вот так болтать со мной? Разве ты не должен уничтожать улики, пытаться сбежать или типа того?
– По идее, должен. Но мне не справиться с этим в одиночку, поэтому я жду звонка.
– Ага… Ладно, я всё ещё много чего не понимаю, но ты явно съехал с катушек.
– В корень зришь.
И тут лицо студентки внезапно преобразилось. Она схватила меня за плечи и начала усиленно трясти, а её лицо при этом было настолько светлым, что далеко выходило за рамки понятия «радостное».
– Слушай, прямо сейчас я так счастлива, – сказала она. – Будто камень с души свалился.
– Злорадствуешь? – спросил я с горькой улыбкой.
– Именно! Я безумно рада узнать, что ты – безнадёжный неудачник.
Я, было, подумал, что зря она так открыто говорит об этом перед свежеиспечённым убийцей, но потом понял, что такая реакция явно лучше, чем сочувствие или нескрываемый страх. Хоть кому-то стало лучше от моих проблем.
– Теперь ты переведён из «затворников» в «убийцы».
– Разве это не шаг назад?
– В моём списке это определенно шаг вперёд! Слушай, а пойдём гулять. Давай промотаем эту твою небольшую отсрочку. Ну, что скажешь? Как же здорово, что мы сегодня встретились.
– Польщён.
– Вот и хорошо. Будешь пить? – она указала на пиво, стоящее перед стеллажами. – Не хочется напиться, забыться и выбросить всё из головы?
– Пожалуй, воздержусь. Я хочу быть в состоянии водить, когда мне позвонят.
– Понимаю. Ну, налью тогда хотя бы воды, убийца ты наш. Ничего другого у меня нет.
Увидев, как она бросает лёд в стакан и наливает виски, я почувствовал болезненную ностальгию. На секунду показалось, что всё это было не по-настоящему.
– Извини, не могла бы ты мне дать стакан?
– Именно его я и собиралась тебе дать. – Она быстро налила второй стакан для себя.
– А теперь, твоё здоровье.
– Твоё здоровье.
Стенки наших стаканов соприкоснулись, издав одинокий звон.
– Я раньше никогда не пила с убийцей, – заметила она, выжимая лимонный сок в стакан.
– Такой шанс выпадает раз в жизни. Наслаждайся.
– Уж это точно, – усмехнулась она, хитро прищурив глаза.
Познакомился я со своей соседкой-затворницей практически в то же время, как я сам стал затворником.
Как-то раз я лежал в кровати и слушал музыку. Включил на очень большую громкость, не думая ни о ком другом. Очень скоро кто-то сильно постучался в дверь.
Свидетели Иеговы? Почтальон? Я решил не открывать, но стук только усиливался. Раздражённый, я сделал музыку громче, после чего дверь с грохотом открылась: да, я забыл её запереть. У незваного гостя было смутно знакомое лицо. Наверно, это была моя соседка, пришедшая ругаться из-за шума. Я приготовился выслушивать оскорбления, но она просто подошла к CD-плееру у кровати, достала диск, поставила другой и ушла обратно к себе, не говоря ни слова.
Возмущалась она не из-за громкости, а из-за моего музыкального вкуса. Не проверив, что она поставила, я включил музыку и услышал приторную гитарную мелодию. Я надеялся, что она посоветовала мне что-то действительно годное, но… увы.
Так я впервые и встретился с этой студенткой. Впрочем, о том, чем она занимается, я узнал немного позже.
Мы оба ненавидели выходить на улицу, но часто проводили время на наших балконах. Разница была лишь в том, что она поливала цветы, а я курил. С каждым разом, когда мы пересекались, мы становились чуть ближе. Но ничего постыдного; просто каждый раз, заприметив друг друга, мы без всякой лишней формальности кивали в знак приветствия.
Однажды в конце лета она вновь вышла на балкон полить цветы, и я решил заговорить с ней:
– И всё же диву даёшься, как ты одна справляешься со всеми этими растениями.
– Да нет, – пробормотала она, – это не так сложно.
– Могу я задать вопрос?
Продолжая ухаживать за растениями, она сказала:
– Конечно, но могу и не ответить.
– Ты ведь всю неделю провела дома?
– Даже если и так, то что с того?
– Не знаю. Возможно, просто обрадуюсь.
– Почему?
– Потому что я тоже был дома.
Я подобрал окурок с пола, прикурил и затянулся. Студентка раскрыла глаза и повернулась ко мне.
– Понятно. Так ты знаешь, что я не выхожу из квартиры, потому что сам окопался в своей.
– Верно. Снаружи страшно. Должно быть, всему виной лето.
– Это как?
– Из-за яркого солнца я чувствую себя таким жалким, что потом нужно два-три дня, чтобы прийти в себя… Или даже виноватым, или несчастным.
– Кстати… – ответила мне студента, поправив очки. – Я давно не видела твоего друга. А что с ним случилось? Вид у него был какой-то нездоровый. Как у наркомана. Но раньше он приходил почти каждый день.
Должно быть, она имела в виду Синдо. Действительно, бывало, когда его глаза метались из стороны в сторону, а с лица не сходила жуткая гримаса. Он и вправду походил на наркомана, но забавно, конечно, было слышать, как она говорит это настолько прямо.
Я сдержал улыбку:
– Ты, наверно, о Синдо. Он скончался уже как два месяца назад.
– «Скончался»?
– Скорее всего, самоубийство. Рухнул с обрыва на мотоцикле.
– Ох, зря я затеяла этот разговор, – тихо извинилась она.
– Да без проблем. Ты знаешь, в его смерти нет ничего грустного. Он как-никак осуществил свою мечту.
– Понятно. И такие люди, видимо, тоже есть, – кротко предположила она. – Получается, ты не покидаешь квартиру из-за горечи от смерти друга?
– Не всё так просто, но… – Я почесал затылок. – Возможно, ты права. Хотя я и сам не знаю.
– Бедняжка, – протянула она, словно семилетняя сестра, утешающая своего пятилетнего брата. – Ты из-за этого так исхудал?
– Разве я тощий?
– Ага, и я сейчас серьёзно. Ты выглядишь в разы хуже, чем раньше. Весь оброс, а бакенбарды – просто ужас. Тощий, как жердь, да и взгляд совсем угрюмый.
Полагаю, именно так я и выглядел. Я ведь не вылезал из квартиры, ничего не ел, кроме закусок к пиву. Были дни, когда я вообще ничего не ел.
Взглянув на свои ноги, я заметил, что из-за недостатка движения они выглядели как ноги прикованного к постели. Также я до этого не осознавал, насколько хриплым стал мой голос из-за того, что я ни с кем не разговаривал и много пил. Он казался каким-то чужим.
– А ещё ты страшно бледный. Как вампир, который месяц не пил кровь.
– Позже посмотрюсь в зеркало, – ответил я, ощупывая своё лицо.
– Не факт, что ты в нём что-либо увидишь.
– Только если я вампир.
– Вот-вот, – она улыбнулась, поблагодарив меня за то, что подыграл.
– Ладно, а ты чего? Почему не выходишь на улицу?
Студентка поставила лейку у своих ног и наклонилась ко мне:
– Оставим это на потом. А сейчас у меня есть одна превосходная идея.
– Ну, ладно, – ответил я.
Тем же вечером, следуя плану этой её превосходной идеи, мы вышли из дома, надев самую классную одежду, которую только могли найти. Я надел куртку и выбеленные джинсы. На студентке было длинное закрытое платье синего цвета, ожерелье и босоножки. Ещё она сменила очки на линзы и аккуратно уложила волосы. Совершенно неподходящий наряд, чтобы бродить по ночам.
Я и до этого изредка вынужденно выходил на улицу, например, чтобы сходить за едой или снять деньги. И каждый раз страх перед внешним миром только усиливался. Студентка объяснила это тем, что я был на улице, по сути, против своей воли и из-за этого стал бояться покидать дом в принципе.
– Во-первых, мы должны чаще выходить на улицу и научить самих себя, что снаружи весело, – сказала она. – Все неурядицы – это просто результат неправильного образования, поэтому адаптация может быть достигнута за счёт сброса и улучшения этого образования.
– Ты кого-то цитируешь сейчас?
– Думаю, Ганс Айзенк говорил что-то такое. Умно сказано, скажи?
– Ну, придерживаться такой чёткой идеи явно лучше, чем плодить разговоры о разбитых сердцах, отношениях или о чём-нибудь ещё. Но зачем мы так вырядились? Нас всё равно никто не увидит.
Студентка поправила рукав своего платья:
– Мы прямо как на иголках, правда? По сути, только ради этого и вырядились, но мне кажется, это очень для нас важно.
Мы бесцельно бродили по городу, одетые так, словно шли на вечеринку. Ещё недавно днём стояла сильная жара, но уже ночью дул прохладный, бодрящий ветер. Вокруг фонарей вились какие-то жучки, мёртвые же насекомые находили своё место внизу. Минуя рой, студентка встала у фонаря. Вокруг её головы кружил большой мотылек.
Она наклонила голову и спросила:
– Скажи, я красивая?
Свежий ночной воздух будто бы делал её только краше. Она было как ребёнка в день рождения.
– Да, – ответил я. Я на полном серьёзе подумал, что она симпатичная. И вот тогда я впервые смог понять чувство «прекрасного». Вот я и ответил её, что она красивая.
– Хорошо, – она расплылась в широкой невинной улыбке.
Умирающая коричневая цикада била крыльями по асфальту.
Этой ночью мы шли на пустую железнодорожную станцию. Станция, скрытая среди жилых домов, была соединена со всеми остальными местами, словно паутиной. Я присел, закурил сигарету и смотрел, как студентка, пошатываясь, ходила по рельсам. Словно наблюдая за нами, на заборе сидела большая кошка.
Так и начались наши ночные похождения. Каждое воскресенье мы одевались и выходили на улицу. Очень скоро мы могли свободно до рассвета ходить по улице. Какой бы странной ни казалась изначально её затея, положительный эффект был очевиден.
Я задремал. Проснулся от уведомления, пришедшего на телефон. Я спешно собрался с мыслями. Помнил, как пил со студенткой, как мы гуляли, как я вернулся домой и принял душ. Возможно, вырубился сразу после этого.
Было одиннадцать вечера. Я взял телефон. Звонили с городского номера, но я не сомневался, что это была сбитая мной девушка.
– Ты всё же не порвала последний листок, – сказал я.
Несколько секунд я слушал тишину – возможно, так она демонстрировала свой характер. Она не хотела казаться зависимой от меня.
– Ты набрала этот номер, потому что тебе что-то понадобилось, так? – спросил я.
В конце концов девушка заговорила.
– Я дам тебе возможность искупить вину … Встретимся там, где ты меня вчера высадил.
– Вас понял! – ответил я. – Уже выезжаю. Что-нибудь ещё?
– Нет времени объяснять. Просто приезжай.
Я схватил куртку и кошелёк и вылетел из квартиры, даже не заперев дверь. На пути было около десяти светофоров, но все они переключались на зелёный, как только я подъезжал к ним. Я прибыл к нужному месту даже раньше, чем ожидал.
Там её я в итоге и нашёл. Она одиноко сидела в своей униформе, пряча лицо в тёмно-красном шарфе, пила чай с молоком из банки и смотрела на звёзды.
Я решил тоже посмотреть на небо и увидел луну, выглядывающую из-за облаков. Чётко видимая форма её тени немного напомнила мне пятнистую кожу старого человека, проводившего в молодости слишком много времени на солнце.
– Прости за ожидание.
Я вышел из машины и обошёл её, чтобы открыть пассажирскую дверь, но девушка проигнорировала меня и отдала предпочтение заднему сиденью, бросив свою школьную сумку и раздражённо захлопнув дверь.
– Куда едем? – спросил я.
– К тебе домой, – девушка сняла блейзер и затянула галстук.
– Хорошо, но можешь сказать, зачем?
– Да так. Я напала на отца, домой мне путь заказан.
– Вы подрались?
– Нет, я просто решила сделать ему больно. Вот, смотри.
Девушка закатала рукав своей блузки. На руке было много чёрных пятен. Даже если это были простые ожоги, им явно было больше года. Учитывая, что эти восемь ожогов находились на одной линии, что появились они на руке не случайно.
Я вспомнил, как после аварии девушка отменила «отсрочку» раны на ладони, чтобы подтвердить своё видение ситуации, после чего закатала рукав и сказала: «Если не веришь, я могу показать тебе кое-что другое».
Это была не та же рука, которую я видел тогда; должно быть, тогда эти ожоги всё ещё были «отложены». И между днём, когда произошла авария, и днём сегодняшним случилось что-то, что отменило «отсрочку».
– Эти отметки оставил мой отец, прижигая мою руку сигаретой, – объяснила она. – На спине у меня есть такие же, хочешь посмотреть?
– Нет, этого хватит, – ответил я, помахав рукой. – Значит, ты напала на отца в отместку за это и убежала из дома?
– Да. Я связала его и ударила молотком около пятидесяти раз.
– Молотком? – я не был уверен, что мне не показалось.
– У меня он с собой.
Девушка достала из сумки двусторонний молоток. Он был небольшим, как те, которые используют в начальных школах на уроках труда. Но выглядел он старым: ручка почернела, а головка начала ржаветь.
Увидев мой встревоженный взгляд, она гордо улыбнулась. Иронично, что это была её первая искренняя улыбка за эти два дня. Возможно, она наконец-то сбросила небольшую часть тяжести, обременявшей её душу.
– Месть – это здорово. Та-ак успокаивает. Интересно, а кто следующий? Терять-то мне больше нечего. Кстати, ты, понятное дело, мне в этом деле поможешь.
Сказав это, она улеглась на заднем сиденье и вскоре заснула. Должно быть, она совсем выбилась из сил. Несомненно, отомстив отцу, она схватила всё, что смогла унести, и убежала. Я сбросил скорость и поехал аккуратнее, чтобы не разбудить её.
Может быть, она специально «вернула» свои ожоги, чтобы оправдать возмездие. Она больше не могла закрыть глаза на насилие отца, она больше не могла закрыть глаза на свои раны. Она заслужила право отомстить.
«Интересно, а кто следующий?» Кажется, что девушка собиралась отомстить далеко не одному человеку. Непростая у неё была, судя по всем, жизнь.
Приехав домой, я открыл дверь, затем вернулся в машину, чтобы отнести девушку к себе. Я снял с неё обувь и носки, положил на кровать и укрыл. Затем она беспокойно потянулась и натянула покрывало до уровня губ.
Потом я ещё два или три раза слышал всхлипывания. Она плакала.
Девушка всё же испытала жуткий стресс и разрывалась между улыбкой и плачем.
Что её так огорчало? То, как рано она должна была уйти? Или же то, что она избила отца? Или вспоминала своё прошлое, в котором царило насилие? В голове крутилось множество вариантов.
Наверно, она и сама не знала, почему плачет. В ней скопилось и перемешалось слишком много эмоций. Одиночество и счастье в её жизни будто поменялись местами.
Я лёг на диван и рассеянно смотрел в потолок в ожидании утра. Что мне сказать девушке, когда она проснётся? Что мне делать? Я долго думал об этом.
Так и начались наши дни, полные возмездия.
[1] Яп.: Itai no Itai no, Tonde Yuke.