Беленький В.Х.
Статья В.В. Трушкова (Социс. 2002, № 2) чрезвычайно злободневна, хотя и не лишена существенных недостатков. Поэтому, прежде всего считаю не-обходимым выразить удовлетворение тем, что редакция опубликовала статью и пригласила читателей принять участие в ее обсуждении.
Несомненно, что автор имеет основания ставить вопрос: не исчез ли рабочий класс в России? Я полностью солидарен с отрицательным ответом на этот вопрос. Однако сами подходы к нему весьма многообразны. Представляется, что наиболее оптимальным является исторический подход [1], с позиций которого рабочий класс существовал до Октября, в советский период и существует сейчас, хотя он сам и условия его бытия претерпели качественные изменения. Проф. Трушков придерживается этой же точки зрения. Как я уже писал [2], официальная идеология отрицает наличие рабочего класса в России. Немало придерживающихся таких взглядов и среди социологов. Это, к примеру, С.Г.Кара-Мурза, О.И.Шкаратан, В.В.Радаев и др.[3]. Некоторые считают, что о классах в России говорить преждевременно [4]. Однако Хотя реставраторы капитализма и ставят нашу страну во многих отношениях на уровень развивающихся стран, все же, по данным Трушкова, в России 30 млн. рабочих, очень высокая концентрация производства, внушительная индустрия. Десятки миллионов рабочих – группа людей, находящихся в относительно тождественном социально-экономическом положении и отличающихся от других групп людей по своему социально-экономическому положению. Это и есть класс как объективная общность. Разумеется, этим миллионам можно отказать в праве называться классом, потому что они плохо организованы, несоз-нательны, несолидарны и т.п. Но это субъективистский подход, который для многих неприемлем.
|
|
Одна из лучших разработчиц социоструктурных проблем, З.Т.Голенкова, занимает более гибкую позицию. Суть ее в том, что рабочий класс в России и существует, и не существует. С одной стороны, проф.Голенкова неоднократно и совершенно верно отмечает, что «прежние социальные группы» - рабочий класс, крестьянство, интеллигенция – сохранились и реально, и в массовом сознании, что они составляют основу социальной структуры современного российского общества, хотя изменились их роль в обществе и количественные показатели [5]. Эта же мысль повторена З.Т.Голенковой и в докладе на социо-логическом конгрессе, но, с другой стороны, в нем содержится и такое поло-жение: «Традиционная для советского периода трехчленная модель ("2+1") в условиях трансформации общества «не работает» даже на уровне метасоцио-логии» [6].
В данном контексте важно другое: существуют ли в России рабочий класс, равно как крестьянство и интеллигенция? Утвердительный ответ на этот вопрос не может не дать любой объективный, непредубежденный со-циолог. К такому выводу склоняют не только теоретические соображения, не только статистические данные, приведенные В.В.Трушковым, но и социоло-гические исследования в различных регионах страны. На социологическом конгрессе 2000 г. прозвучал содержательный, хотя и небесспорный доклад С.С.Балабанова и Т.Н.Балабановой о трансформации рабочего класса в регио-не. В марте 2002 г. защищена интересная кандидатская диссертация по социо-логии в Бурятском госуниверситете об изменении социальной структуры ра-бочих промышленности в процессе перехода российского общества к рынку. Диссертант, Е.А. Кряжев, исходит из того, что рабочий класс был и остается основной производительной силой общества.
|
|
Есть все основания считать этот тезис непреложным и фундаментальным во всей проблематике, связанной с рабочим классом. Но сразу же возникает вопрос о положении и состоянии рабочего класса. И тотчас мы сталкиваемся с потоком негативных характеристик происходящих с ним изменений – как объективных, так и субъективных. Так, например, В.В. Трушков отмечает:
1) сокращение численности рабочего класса и его доли среди занятого насе-ления; 2) рост безработицы; 3) разрушение рабочего класса и его деградация (рост численности неквалифицированных и сокращение численности квали-фицированных рабочих, снижение эффективности и рост интенсивности тру-да); 4) деформация мировидения рабочих; 5) отсутствие классовой солидарно-сти и сознания своих особых классовых интересов; 6) переход рабочих в ряды мелкой буржуазии.
В публикации С.С. и Т.Н. Балабановых картина более конкретна: 1)уменьшение удельного веса рабочих среди занятого населения; 2) собствен-никами средств производства считают себя 4% рабочих (что отражает процесс пролетаризации – В.Б.); 3) рабочий класс отчужден от власти и управления; 4)переход многих рабочих из сферы производства в сферу обслуживания; 5)деградация преобладает над развитием (3/4 рабочих не повышают квалифи-кацию); 6) рабочему классу присуща нисходящая социальная мобильность; 7)2/3 рабочих живут в страхе потерять работу [7].
|
|
Е.А. Кряжев характеризует ухудшение социальной ситуации рабочего класса еще полнее и глубже, причем нередко подчеркивает совпадение тен-денций, присущих Бурятии, с общероссийскими: 1)рабочий класс превратился в пролетариат; 2) сокращение доли рабочих среди заня-тых; 3) снижение социального статуса рабочего класса; 4) усиление социаль-ной дифференциации рабочего класса; 5) тенденция к старению рабочего класса; 6) усиливается чувство неудовлетворенностью трудом; 7) резко ухуд-шилось социальное самочувствие рабочих; 8) части рабочих присущи эгои-стические настроения, проявления деморализации; 9) снижаются организо-ванность и политическая активность рабочего класса; 10) он размыт, дезори-ентирован, его нельзя считать единым социальным образованием и т.д.
Из всего этого следует прежде всего вывод о том, что редакция журнала
«Социологические исследования» права, ставя вопрос о необходимости сопо-
ставления и, я бы добавил, взаимодополнения данных социальной статистики
и социологических исследований. Ясно также, что рабочий класс России находится в бедственном положении. Он не является классом-гегемоном, да и сопротивляемость, способность отстаивать свои интересы у него слабы. На это в разное время обращали внимание А.Кива, В.Милитарев, М.Денисов и другие авторы. С этой точки зрения особый интерес вызывают приводимые В.В.Трушковым данные о забастовочном движении в России, хотя они и яв-ляют собой пример некачественного анализа. Возьмем лишь один показатель – число бастовавших на одно предприятие. Приведены сведения за 10 лет (1990 - 1999): 383, 135, 57, 455, 302, 55, 80, 52, 48, 33 /9. Среднее число участ-ников стачек за десятилетие составило 160 человек, а за 1995-1999гг.- 53 че-ловека. А теперь обратимся к ленинскому анализу стачечного движения в России. В 1910 г. Ленин писал:
«Среднее число участников стачки было:
За 10 лет (1895 – 1904) 244 рабочих
1905 год 205 рабочих
1906 181 «
1907 207 «
1908 197 рабочих. [10].
Ленин пояснил, что уменьшение размера стачек (по числу участников) в 1905г. объяснялось вовлечением в борьбу массы мелких заведений, которые понизили средние числа участников. Дал он и ряд других пояснений. Как бы то ни было, но самый малый показатель среднего числа стачечников и после 1908 г. не опускался ниже 188 в 1909г., а со следующего года он начал быстро расти [11].
Чем же объяснить мизерные размеры этого показателя в 90-х гг. ХХ в.?
Может быть, в современной России снизилась концентрация производства и стали преобладать маленькие предприятия? Известно, что в процессе прива-тизации попытка разгрома крупной индустрии имела место, но до конца не была доведена, и проф. Трушков показывает в конце своей статьи, что кон-центрация рабочих на крупных предприятиях сейчас намного выше, чем до революции. У нас остается один выход – признать, что в России в основном бастуют не рабочие! И это несомненно так. Да и сам Трушков отчасти это понимает. В забастовках у него участвуют не рабочие, а «трудящиеся» и «ра-ботники». Он пишет: «В 2000 г. бастовало…только 48 предприятий и органи-заций, из них 47 – учительских коллективов. Все аналитики сходятся на том, что вновь возникла вера в «хорошего царя», одно из самых ярко выраженных проявлений отсутствия классовой оценки» [12]. Таким образом, в статье о ра-бочем классе приводится статистика забастовок за десятилетие, которая обна-руживает, что забастовки в 1995-2000 гг., собственно говоря, не были в ос-новном рабочими забастовками, но их идеологические результаты без малей-шего социологического подтверждения экстраполированы на рабочий класс. Как говорится, комментарии излишни.
От внимания аналитиков не должно ускользать следующее обстоятельст-во: чем меньше забастовок, тем они крупнее по числу участников. В 1997 г. было 17007 забастовок, а среднее число их участников составило аж 52 чело-века. В 1993 г. было 264 забастовки, однако среднее количество их участников составило 455 человек. Можно предположить, что это были в основном именно рабочие забастовки, потому что в школах и больницах по 455 человек все же редко работают. Но В.В.Трушков делает совсем другое предположе-ние: спад числа забастовок в 1993 г. «связан скорее всего со страхом, посеян-ным прежде всего расстрелом Дома Советов России».
Все эти факты и размышления ставят нас перед необходимостью обра-титься к вопросу о причинах негативных явлений в рабочей среде. В этом от-ношении в трех рассматриваемых публикациях есть немало общего. Это об-щее прежде всего усматривается в том, что основным фактором всего отрица-тельного в рабочем классе признается или прямо (Е.А. Кряжев), или не вполне явно (С.С. и Т.Н. Балабановы) курс на капитализацию России. По словам Кряжева, «…курс на капитализацию страны у большинства рабочих широкой поддержки не получил. Предпочтительное направление в развитии страны многие респонденты связывают с социализмом…» [13]. Подобные наблюде-ния описаны и Балабановыми. Во всех трех публикациях абсолютное и отно-сительное уменьшение рабочего класса в России связывается не с научно-техническим и технологическим прогрессом, а с разрушительными, кризис-ными процессами в промышленности и строительстве. Однако В.В.Трушков, а отчасти и Е.А. Кряжев не ограничиваются этим. Они справедливо полагают, что слабости, присущие рабочему классу и рабочему движению в наши дни, в значительной степени коренятся в особенностях советского строя. Но разви-тие этой правильной мысли проф.Трушковым вызывает большие сомнения.
Все дело сводится им к мелкобуржуазности. «Она и у советского рабочего класса напоминала скрытую форму тяжелой болезни. Рабочие в третьем поко-лении в 80-е годы составляли абсолютное меньшинство рабочего класса. Сре-ди всего городского населения России к 1990 г. горожане в первом поколении составляли почти пятую часть городского населения, примерно еще такая же доля – горожане во втором поколении. Эти цифры можно распространить и на рабочий класс. Иначе говоря, мелкобуржуазные корни в нем дремали, но не высохли. Эта особенность рабочего класса ярко проявилась в ходе перестрой-ки. Положение мелкого буржуа (например, продавца в частной лавке, спеку-лянта на рынке, челнока и т.п.) многие нашли более предпочтительным, чем положение труженика госпредприятия. С одной стороны, рабочий сам актив-но переходил в кооперативы, привлекаемый легким рублем, с другой, - массо-вая безработица 90-х с неизбежностью толкала его в ряды мелкой буржуазии» [14]. Мелкобуржуазность наряду с диктатурой голода – факторы деформации мировидения рабочего. «Проблема выживания вытесняет из его сознания все остальное, и это одна из важнейших причин, почему в рабочем классе до сих пор не сложились ни классовая солидарность, ни осознание своих классовых интересов». По мнению В.В. Трушкова, рабочий класс России ныне пребыва-ет в состоянии «класса в себе» [15]. Данная точка зрения основана на тради-ционных приемах анализа, хотя эти приемы абстрактны и непродуктивны. Так, превращение рабочего класса из «класса в себе» в «класс для себя» про-изошло в России в конце Х1Х – начале ХХ в. Если сейчас это превращение вновь становится актуальной проблемой, то ее возникновению предшествова-ло превращение «класса для себя» в «класс в себе». Возможно ли это в прин-ципе? Видимо, возможно. «…В жизни в движении все и вся бывает как «в себе», так и «для других» в отношении к другому, превращаясь из одного со-стояния в другое» [16]. Но в литературе господствует линейное представление по данному вопросу, и нет уверенности, что от него надо отказаться, особенно в агитационно - пропагандистском плане. Кроме того, инверсионный подход к данной проблеме проф. Трушковым даже не обозначен: неведомо откуда взявшаяся проблема просто провозглашается – и все. Наконец, традиционные формы решения вопросов классовой структуры нередко мешают ставить важ-ные научные вопросы – о движущих силах развития российского общества, о субъективном состоянии различных классов и социальных слоев в России и т.д. Следовательно, необходимы новые средства для описания и анализа субъ-ективных состояний социальных общностей и групп. Поэтому я и ввел в свое время понятия активных (субъектных) и пассивных (объектных) элементов социальной структуры общества [17]. Они не получили широкого распростра-нения. Не потому ли задачи конца Х1Х века ставятся в начале ХХ1?
Но вернемся к нашим баранам. Я решительно не согласен с положениями В.В.Трушкова о роли мелкобуржуазности и диктатуры голода, о вере рабочих в хорошего царя. Да, проблема выживания – важная и острая проблема. Одна-ко она не затмила всех других вопросов бытия рабочего класса. Так, рабочие многих предприятий, даже длительное время не получая заработной платы, продолжали и продолжают работать. Или взять ситуации передела собствен-ности. Нередко рабочим навязывают пассивную, несамостоятельную роль в этих процессах. Но иной раз они действуют активно, самостоятельно, отстаи-вая интересы производства и населения. Именно так обстояло дело на Вы-боргском ЦБК, на Московской мебельной фабрике и многих других предпри-ятиях.
Далее, мелкобуржуазная инфицированность рабочего класса явление не российское, а интернациональное и вполне закономерное, в разной степени и форме присущее пролетариату всех стран. Марксисты всегда считали, что в определенных исторических условиях избежать этого явления невозможно, но ему можно и нужно противостоять. А когда этого не происходит, мелкобур-жуазность рабочего класса из его беды превращают в его вину, что и демонст-рирует В.В. Трушков. В политико-практическом отношении такие превраще-ния чреваты стратегическими и тактическими провалами, характерными, к примеру, для КПРФ. А в теоретическом плане абстрактное резонерство по поводу мелкобуржуазности рабочего класса может априорно наложить пе-чать негативизма на исследование его проблем. Стало быть, и в данном случае необходим поиск новых лексических средств, а главное, новых идей, позво-ляющих продвинуть социологический анализ прошлого, настоящего и буду-щего нашего общества и его социальной структуры. Попытаюсь в предельно кратком виде изложить свой опыт такого анализа.
В СССР были ликвидированы капиталистические и средневековые отно-шения, частная собственность, классы капиталистов и помещиков. Однако возникшая общественная собственность утвердилась в примитивной форме. Дело было не столько в субъектах, сколько в объектах собственности [18]. Объект общественной собственности в советской России принципиально не отличался от объекта капиталистической собственности. Следовательно, эко-номическое содержание Октябрьской революции могло быть социалистиче-ским лишь постольку, поскольку преодолевалось это тождество. Но И.В.Сталин свел эту задачу к преодолению отставания СССР от западных стран по важнейшим народнохозяйственным показателям. Тем самым обще-ство обрекалось на состояние, которое молодой Маркс назвал «казарменным коммунизмом». К тому же советская власть не могла ликвидировать и не ли-квидировала бюрократизм со всеми его российскими аксессуарами. В общест-ве, сочетавшем колоссальные ресурсы с разрухой и убожеством, утвердился политический режим, уничтоживший самодержавие, отвергший буржуазную демократию, но не обеспечивший торжество пролетарской демократии. Идти вперед можно было или восполняя дефициты насилием, уравниловкой, лише-ниями и манипулированием массами, или сняв все препятствия перед их творчеством. Режим пошел в основном первым путем, создавая всеобщую ил-люзию, что идет вторым.
На базе государственной собственности в СССР сохранился и вырос рабо-чий класс, однако гражданская война, последовавшая разруха и индустриали-зация коренным образом изменили его субстратный состав: большинство ра-бочих составили выходцы из деревни. Сохранилось, но стало кооперирован-ным крестьянство. Выросла и обновилась за счет рабочих и крестьян интелли-генция, в том числе управленческая. Эти процессы сопровождались репрес-сиями, жертвами которых были прежде всего лучшие люди из всех слоев. В результате ухудшался субстратный состав всех классов и слоев населения и кадровый состав всех социальных и политических институтов.
Наиболее общей тенденцией перечисленных социальных сдвигов наряду со своеобразным раскрестьяниванием деревни явилось своеобразное окресть-янивание общества, сопровождавшееся усилением влияния и ранее широко распространенной общинной, артельной психологии. Общинность, артель-ность, пролетарская солидарность в условиях господства государственной и групповой собственности стали трансформироваться в коллективизм, общест-венные отношения – приобретать коллективистский характер, а персоналы предприятий – превращаться в трудовые коллективы.
Нормативно трудовой коллектив – организованная, социально активная трудовая общность людей, объединенных совместной деятельностью на базе общественного предприятия (организации), единством интересов, целей и во-ли, взаимной ответственностью. Однако трудовые коллективы как предмет теоретического определения и как реально существующие социальные субъ-екты полностью никогда не совпадали. В этом выражалось противоречие ме-жду их большой ролью и «недоразвитием». Немного об этом противоречии.
Трудовые коллективы являлись и в известной степени пока еще остаются основной производительной силой страны. Они при советском строе сформи-ровались как социальные субъекты, вошли как специфические социальные группы в социальную структуру общества. Объективным источником субъектности трудовых коллективов явилась коллективность как присущая социа-лизму форма общественных отношений. Причем они действовали во всех сферах общественной жизни, выступали как универсальная движущая сила развития общества, являясь в некотором роде более чем эквивалентом средне-го класса на Западе.
А «недоразвитие» трудовых коллективов было связано с рядом факторов. На заре советского строя это прежде всего ограниченность личности, члена общины в прошлом или настоящем, часто неграмотного или малограмотного, с патриархальными привычками, соединившимися с идеями солидарности. Для таких людей подчинение миру, кругу, артели, большинству было естест-венно, как подчинение отцу. Эта зыбкая среда, освещенная коммунистической идеей, оказалась удобной для бюрократизма. Взаимосвязь последнего и складывающейся коллективности дала весьма своеобразный продукт – трудо-вые коллективы, которые не могли осуществить основной принцип коллек-тивности: «При действительной коллективности индивиды добиваются в сво-ей ассоциации и с помощью своей ассоциации также и своей свободы» [19]. Суть не в том, что в СССР свобода индивидов не была достигнута: ее дости-жение – длительный и сложный процесс движения к совпадению общей и ин-дивидуальной собственности на основе развития техники, технологии, науки, образования и т.д. Однако сам процесс движения не усиливался, а ослабевал, и это в значительной мере было связано с положением трудовых коллективов, которые оказались встроенными в государственный социализм и тоталитар-ный режим. Не вдаваясь в подробности, подчеркну, что по существу происхо-дило «рассубъечивание» трудовых коллективов. Они все больше превраща-лись в объектные элементы социальной структуры общества. Без учета этого обстоятельства невозможен серьезный анализ социально-экономических и политических процессов как в СССР, так и в постсоветской России.
Как уже отмечалось, ныне широко распространено мнение, что советское общество было бесклассовым. Опровергая эту точку зрения [20], хочу под-черкнуть, что классы в советском обществе были специфические, причем на их положение и состояние воздействовали противоречивые факторы. Так, де-сятилетиями декларировавшаяся ведущая роль рабочего класса все больше превращалась в фикцию, что само по себе стало причиной социально-политической и морально-психологической деградации. Постепенно этот класс перестал быть сколько-нибудь активной политической силой, стал объ-ектом попечительства и демагогии, утратил субъектную форму жизнедеятель-ности. А поскольку его численность и официально провозглашаемая роль бы-ли велики, поскольку статисты из числа рабочих составляли большинство партии, советов и т.д., невольно маскируя любые действия номенклатуры в центре и на местах, поскольку имело место и спонтанное, и организуемое сближение и переплетение рабочего класса с другими слоями населения, - постольку он становился скорее сдерживающим, нежели активизирующим и активным фактором в системе движущих сил общественного развития. Режим и возглавлявшая его верхушка КПСС лишились своей социальной базы, стали опираться не на самодеятельность масс, а на бюрократический аппарат.
При социализме – даже примитивном, как в нашем случае, - трудящиеся классы активны не против других классов и слоев, а «вместе с ними», глав-ным образом – через трудовые коллективы, т.е. в форме, обеспечивающей не борьбу, а сотрудничество с другими социальными группами, нацеливающей прежде всего на труд, который становится главным видом деятельности не только рабочих и крестьян, но и классов рабочих и крестьян, и трудовых кол-лективов. Однако трудовые, особенно производственные коллективы, в кото-рых концентрировались основные линии сотрудничества между различными социальными группами, в свою очередь утрачивали активность. Следователь-но, в контролируемом номенклатурой социальном пространстве все социаль-ные субъекты становились все более пассивными. А между тем предшество-вавший прогресс общества способствовал тому, что ассоциированные в кол-лективы индивиды накопили значительный потенциал, искавший выхода, применения. Растущее количество людей были вынуждены или подчиняться режиму, или вступать в различные конфликты с ним. Все это дает основания утверждать, что важным аспектом постепенного усиления стагнации в СССР был кризис движущих сил общественного развития, который не преодолен и до сих пор [21].
Этот кризис, связанный сначала с застоем, а затем с неэффективным ре-формированием России, составили подвижный комплекс факторов, который так или иначе негативно сказался на всех элементах социальной структуры бифуркирующего российского общества. Что скрывается за словами «так или иначе»? Формы и интенсивность воздействия. Так, рабочий класс пострадал от происшедших пертурбаций гораздо сильнее, чем крестьянство. Здесь ска-залось в полной мере значение различия между двумя формами социалисти-ческой собственности. Атаке реформаторов подверглись обе формы. Но груп-повая собственность оказалась значительно более живучей, чем общенародная (государственная). Результаты первоначального накопления капитала в инду-стрии и в аграрном секторе на сегодняшний день серьезно отличаются друг от друга. Негативные характеристики и рабочего класса, и крестьянства, унасле-дованные от развитого социализма, сохранились. Но в сельском хозяйстве по-ка еще преобладает общественное производство, соответствующее коллекти-вистскому менталитету крестьянства. В индустриальном секторе остатки об-щественной собственности если и есть, то ничтожны. Большинство предпри-ятий находится в частных руках. Казенные, унитарные, муниципальные пред-приятия суть собственность всего высшего класса или отдельных его кланов, групп и т.п. Значительная, в ряде случаев все более значительная собствен-ность сосредоточена в руках институтов, работающих на правящие круги, – профсоюзов, православной церкви и т.д.
Институциональные преобразования a la Чубайс, пролетаризация рабоче-го класса, между прочим, означали, что в России ликвидирована экономиче-ская основа производственных коллективов в промышленности. Так может быть, и сами трудовые коллективы исчезли? Поставив этот вопрос, нетрудно обнаружить, насколько слабо разработаны социологические проблемы трудо-вого коллектива вообще, применительно к современным российским услови-ям в особенности. Соотношение индивидуального и коллективного, коллек-тивного и общинного, трудового коллектива и персонала предприятия, кол-лективного и группового (например, акционерного) – перечень неразработан-ных, запутанных или запутываемых тем велик. Поэтому социология имеет свою долю ответственности за совершенно неадекватное отношение всех рос-сийских институтов к трудовым коллективам. Среди этих институтов – не только государство, политические партии и другие организации буржуазии, но и профсоюзы, и КПРФ. Руководство КПРФ вообще полагает, что большин-ство трудовых коллективов распалось [22]. Однако этот вывод противоречит данным социологических исследований А.Л.Темницкого, И.В.Осиповой, Л.Т.Волчковой, Е.В.Бесликовой, Н.Н.Сокол, Б.И.Максимова и других ученых [23].
Мы сталкиваемся с довольно парадоксальной ситуацией. Большинство трудовых коллективов, прежде всего те из них, которые охватывают рабочий класс и производственную интеллигенцию, лишены экономической основы и поддержки извне. Правящие круги проводят курс на ликвидацию трудовых коллективов как социальных субъектов, на превращение их в ординарные персоналы предприятий. Тем не менее эта задача не решена, коллективы про-должают существовать и даже возникают на новых предприятиях. Какие фак-торы этому способствуют? Социальная инерция, коллективистский ментали-тет, традиции, протестные тенденции, т.е. феномены скорее субъективного, чем объективного характера. Следовательно, трудовые коллективы пока су-ществуют как социальные субъекты, но сама основа их существования прин-ципиально изменилась и сокращается как шагреневая кожа. Это экзистенция против времени.
Причины столь неблагоприятного для трудовых коллективов стечения об-стоятельств очевидны. Унаследованный ими потенциал был огромен, но с червоточиной. Именно они объективно являлись и являются, но не осознают-ся основной силой, противостоящей капитализации России. Однако у высше-го класса, у российской элиты сомнений на этот счет нет.
Тот факт, что вся жизнедеятельность рабочего класса и его перспективы органично связаны с трудовыми коллективами, лежит в основе самых различ-ных (положительных и отрицательных) возможностей. Увы, пока что реали-зуются лишь последние. Низкая способность рабочих к сопротивлению, на-дежды на государство, на помощь предприятия, дирекции, поражающая ино-странцев и социологов терпеливость, - все это в решающей степени связано не со склоняемыми на все лады патернализмом и мелкобуржуазностью рабочего класса, а с нацеленностью на труд, с коллективистскими ориентациями рабо-чих, с преобладанием привычного восприятия действительности. Пока все это не искоренено и проявляется на каждом шагу, например, в характере протест-ных действий рабочих – их спорадичности, привязке главным образом к предприятиям, подчиненности экономическим интересам. Конечно, на фоне грандиозных выступлений итальянского рабочего класса все это кажется бледной немочью, но такое суждение глубоко ошибочно. В действительности перед нами специфический продукт специфического исторического процесса, подобного которому не было ни в одной стране мира. Необычайно сложная проблема состоит в том, как феномены коллективистского сознания, функ-ционирующего главным образом в рамках предприятия и нередко используе-мого противниками рабочих против рабочих, адаптировать к условиям анти-коллективистской действительности в интересах рабочего класса. Решать эту
проблему, руководствуясь лишь ортодоксальными принципами марксизма значит выхолащивать не только эти принципы, но и смысл социологического исследования проблем рабочего класса.
Рабочий класс России находится в состоянии социальной дезориентации, растерянности. Привычная, традиционная для него форма жизнедеятельности или отвергается (высшим классом, мелкой буржуазией, государством и право-вой системой), или практически не поддерживается (КПРФ, профсоюзами).
Его коренные экономические интересы – а они связаны с развитием, наряду с другими формами собственности, коллективной собственности – никем не выражаются и не отстаиваются, так что рабочие зачастую и не понимают, в чем эти интересы состоят. В обществе насаждается и бытует огромное коли-чество социальных иллюзий, маскирующих усиливающуюся эксплуатацию рабочего класса, других слоев населения. Рабочий класс полностью лишен экономической свободы, самодеятельности в трудовой сфере, не говоря уже о других сферах.
Список литературы
1. Беленький В.Х. Альтернативные подходы к анализу социальной структуры российского общества// Социология и общество.Тезисы Первого Всерос-сийского социологического конгресса 27-30 сентября 2000 г. С-Петербург.2000.С.22; Беленький В.Х. Преобразования в России и народ-ные массы. Красноярск. 2001. С. 48.
2. Беленький В.Х. Социологические выводы из размышлений о мора-ли//Независимая газета. 2002. 16 января.
3. Советская Россия.1995. 25 февраля, 20 и 23 мая; Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация: Учеб. пособие. М., 1995.С.197-198.
4. Мельников Е. Г. Социальная структура в российском обществе: противо-речия трансформации и методология исследования// Социология и общест-во. Тезисы…С.21.
5. Голенкова З.Т. Динамика социоструктурной трансформации в России // Социс. 1998.№ 10. С.79; Динамика социальной структуры и трансформация общественного сознания («Круглый стол») // Социол. исслед.1998.№ 12.С. 49-50.
6. Голенкова З.Т.Социальное неравенство и социальная стратификация в рос-сийском обществе// Социология и общество. Тезисы…С.19.
7. Балабанов С.С., Балабанова Т.Н. Трансформация рабочего класса в регионе // Социология и общество. Тезисы…С.51-52.
8. Кряжев Е.А. Изменение социальной структуры рабочих промышлен- ности в процессе перехода российского общества к рынку (на материалах Республики Бурятия). Автореферат канд. диссерт. Улан-Удэ. 2002.С. 12.
9. Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале статистики// Социол. исслед.2002. № 2. С.50.
10. Ленин В.И. ПСС. Т.19. С. 389.
11. Подсчитано мной на основе данных: Ленин В.И. ПСС. Т. 24. С.215.
12. Социол. исслед.2002. № 2.С. 50.
13. Кряжев Е.А. Указ. автореферат. С.17-18.
14. Социол. исслед.2002. № 2. С. 49-50, 51.
15. Ленин В.И. ПСС. Т. 29. С.97.
16. См.: Беленький В.Х. Активные элементы социальной структуры общества (социально-философский анализ). Доктор. диссерт. (в форме науч. докла-да). Иркутск.1997.
17. См.: Мельник В.А. Политология: Учебник. Минск. 1996. § 13.3.
18. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С.75.
19. См.: Беленький В.Х. Преобразования в России и народные массы. С. 40-42.
20. О кризисе движущих сил в России см. там же. Гл. 4.
21. Подробный анализ отношения КПРФ к трудовым коллективам см. Белень-кий В.Х. Дезориентирующая ориентация (О докладе И.И.Мельникова на 111 Пленуме ЦК КПРФ 28. Х1. 2001 г.) // Коммунист.2002.№ 2.
22. См.: Социология и общество. Тезисы…С. 387, 399, 414, 440 и др.