Дмитрий Васильевич Емлютин
Шестьсот дней и ночей в тылу врага
Дмитрий Емлютин
ШЕСТЬСОТ ДНЕЙ И НОЧЕЙ В ТЫЛУ ВРАГА
О ДМИТРИИ ЕМЛЮТИНЕ И ЕГО КНИГЕ
Рабочий стол автора этой книги хранит следы еще одного подвига его яркой и трудной жизни: превозмогая бесконечные страдания, вызванные тяжелой болезнью, он, не переводя дыхание, писал свои воспоминания.
Наброски различных очерков, варианты, схемы боев, карты, испещренные пометками разных лет, и письма – множество писем. Во многих из них – настоятельная просьба партизанских бойцов к своему отважному командиру – написать книгу о борьбе брянских партизан с фашистскими захватчиками.
Вот одно из них. Автор письма, бывший комиссар партизанской бригады, ныне член‑корреспондент Академии наук БССР И. В. Гуторов, пишет:
«Дорогой мой боевой товарищ! Ты говоришь, что о партизанах много написано. Согласен. Но боевую деятельность партизан Брянщины не сможет вместить ни одна книга, какой бы величины она не была. А ты, дорогой Васильевич, являлся командующим партизанской армии в двадцать пять тысяч человек. Тебе, батенька, и карты в руки, пиши…»
Наказы товарищей отвечали сокровенному желанию автора рассказать о людях, жизнь которых без остатка была отдана делу Коммунистической партии, Родине. Таким был и он сам.
Емлютин… Это имя вошло в историю Великой Отечественной войны, в легенды Брянщины о подвигах славных советских патриотов, отважно действовавших в тылу фашистских оккупантов. Это имя мы встретим во многих книгах, рассказывающих о партизанском крае, о неприступном «Зеленом бастионе», созданном в огненном кольце вражеского окружения. Емлютина народ назвал по праву «брянычем», комендантом этого бастиона.
Дмитрий Васильевич был одним из организаторов и руководителей партизанского движения, зачинателем подпольной борьбы с врагом на Брянщине.
Направленный Орловским обкомом партии в числе других партийных работников и сотрудников органов госбезопасности на подпольную работу в тыл врага, Д. В. Емлютин возглавляет оперативную группу, устанавливает связи с партизанскими отрядами, разрабатывает и проводит дерзкие операции, становится одним из инициаторов объединения отрядов и групп в грозную партизанскую армию.
Бок о бок с Д. В. Емлютиным стояли комиссары его отрядов – секретарь Новозыбковского горкома партии, депутат Верховного Совета СССР Р. А. Фомин, секретарь Мглинского райкома партии Я. П. Петренко, секретарь Трубчевского райкома партии, член бюро Орловского обкома партии А. Д. Бондаренко и многие другие партийные работники.
Неразрывная связь с подпольными горкомами и райкомами партии, преданность Родине, безграничная ненависть к фашистским оккупантам, личная отвага и мужество, знание людей Брянщины и любовь к ним – все это выдвигает чекиста Д. В. Емлютина на передовую позицию борьбы с гитлеровскими захватчиками. Вскоре он назначается командиром отрядов, а затем – командующим объединенных партизанских бригад.
Партизаны соединения Емлютина внесли неоценимый вклад в общенародное дело разгрома фашистских оккупантов, уничтожая живую силу и технику врага, совершая диверсии на его коммуникациях, ведя кровопролитные бои с крупными силами противника.
Партизанский край в тылу врага олицетворял непобедимость советского народа, а работа подпольных партийных организаций в тылу немецко‑фашистских войск явилась ярким образцом связи партии с массами. Здесь действовали партийные и советские органы, предприятия и колхозы, шли занятия в школах…
Партия и правительство придавали большое значение партизанскому движению, руководили им и оказывали всемерную помощь. Д. В. Емлютин дважды вылетал на Большую землю – в Москву, докладывал членам правительства и Верховному главнокомандующему о боевых делах на Брянщине.
О том, как создавался Партизанский край, как стояли насмерть в борьбе с гитлеровскими оккупантами бойцы «Зеленого бастиона», рассказывает Д. В. Емлютин в своей книге. Нужно сказать, что он не ставил перед собой задачи всеобъемлюще изобразить ход всех событий в Партизанском крае, рассказать о всей большой и разносторонней деятельности партийно‑советских органов и штаба объединенных отрядов. Автор ряд лет собирал материалы, прежде всего о подвигах и судьбах героев боев, истоках их беспримерной стойкости. Именно это составляет сердцевину записок партизанского командира.
Менее всего Д. В. Емлютин хотел говорить о своей роли как командира партизанских отрядов. В его книге мы не видим того «я», которое обычно присуще жанру воспоминаний, хотя его личность весьма примечательна, а судьба поучительна.
Дмитрий Васильевич родился в бедной крестьянской семье на Брянщине. Его комсомольская юность прошла в трудовых коллективах железнодорожников, где он работал слесарем. Потом служба в Советской Армии – он был курсантом школы ВЦИК в Москве. В 1928 году вступил в ряды Коммунистической партии. В органах государственной безопасности начал с рядовой работы – фельдъегерем.
Емлютина характеризует высокая сознательность, исключительная дисциплина, удивительная работоспособность, внимание к людям, скромность, то особое беспокойство за судьбу доверенного дела, которое заполняло его без остатка, и это чувство передавалось и товарищам по борьбе, по работе, шедшим рядом с ним.
Не случайно Д. В. Емлютин главное внимание в своей книге уделяет рассказу о боевых подвигах, самоотверженности простых людей Брянщины, боровшихся с гитлеровскими захватчиками. И рассказывает он о них с большой теплотой и любовью.
Мы, взявшие на себя труд подготовить воспоминания Д. В. Емлютина к печати, старались донести их к читателю без искажений, сохранить стиль и строй мысли народного героя, избежать домыслов и дополнений. Ведь Д. В. Емлютин не завершил своих воспоминаний, преждевременно уйдя из жизни.
Не успел он рассказать и о той большой работе, которую выполнял в Брянском Партизанском крае как чекист. Наверное, страницы книги, повествующие об этом, были бы интересными.
Известно, что оперативная группа Д. В. Емлютина, а впоследствии оперативно‑чекистские отделы штаба и его соединения проводили подготовку диверсионных групп, связников, перебрасывали их в тыл врага за линию фронта, вели беспощадную борьбу с фашистской агентурой, предателями Родины, оберегая партизанские отряды. Для связи с Управлением госбезопасности Орловской области Д. В. Емлютин имел радиостанцию, лично писал сообщения и письма о боевых делах и нуждах. Вот одно из таких его писем, адресованное начальнику Управления генералу К. Ф. Фирсанову: «Кондрат Филиппович! Отряды сейчас снова ведут ожесточенные бои с немецкими регулярными частями. Немцы со всех сторон пытаются выбить нас из населенных пунктов и загнать в лес. Держимся изо всех сил, все население восстало против этих зверей, фашистов… Сейчас бой идет в тринадцати пунктах. Об исходе боя сообщу через три‑четыре дня. Убедительно прошу, направьте больше патронов и толу, за присланное спасибо.
С ком. приветом Д. Емлютин. 30 мая 1942 года.
18.00. Брянский лес».
Чекисты Брянщины, как и все партизаны, сохранили добрую память о своем вожаке.
Последние годы Д. В. Емлютин проживал на Волге, в г. Саратове, работая в Управлении госбезопасности, а затем, уйдя на пенсию, – директором Книготорга. В Саратове Д. В. Емлютин закончил заочное отделение исторического факультета госуниверситета имени Н. Г. Чернышевского. Саратовцы тоже полюбили Дмитрия Васильевича, он был частым и желанным гостем у воинов, на предприятиях, в пионерских отрядах. Его рассказы и выступления о боевых делах героев Партизанского края как бы роднили леса Брянщины и степи Саратовщины.
Не один раз комсомольцы и школьники г. Саратова выезжали в Брянские леса, чтобы пройти партизанскими тропами, послушать рассказы стариков о легендарных подвигах людей Брянского леса.
Д. В. Емлютин и сам водил комсомольцев по местам боев партизан, выезжал к венгерским товарищам – бывшим бойцам интернационального отряда в Брянском партизанском соединении. Настольная медаль партизану – память о встрече с венгерскими товарищами – стоит на столе Емлютина, как символ боевой дружбы русских и венгров. Д. В. Емлютин поддерживал связь со многими боевыми друзьями, проживающими в различных городах нашей Родины, встречался с ними.
Дмитрий Васильевич Емлютин умер 19 июня 1966 года после тяжелой болезни. Комитет госбезопасности при Совете Министров СССР поставил на могиле Дмитрия Васильевича мраморный памятник. На нем золотые буквы: «Герою Советского Союза полковнику Емлютину Дмитрию Васильевичу от КГБ при СМ СССР».
У этой могилы пионеры принимают присягу, дают клятву служения Родине так, как служил ей Емлютин. Именем Емлютина названа одна из улиц г. Саратова. Школы борются за право носить имя Емлютина, создают у себя музеи партизан. Многие экспонаты и документы в эти музеи передала жена Емлютина – Александра Ивановна.
Мы, авторы этих строк, хорошо знали и любили Дмитрия Васильевича, человека с кристально чистой совестью перед самим собой, перед своим народом.
Хочется верить, что эти записки будут прочитаны с интересом, уважением и любовью к бойцам Партизанского края, насмерть стоявшим в борьбе с фашистскими захватчиками в самые тяжелые для Родины дни – в период Великой Отечественной войны.
В. Кедров,
Я. Горелик
ПО ЗОВУ ПАРТИИ
На рассвете 22 августа 1941 года над железнодорожной станцией Выгоничи покружил «костыль» – немецкий разведывательный самолет, а через три часа в небе появились бомбардировщики. Они сбросили бомбы по неприкрытым домикам и строениям и безнаказанно скрылись.
К вечеру того же дня в Выгоничи прибыла из Орла группа партийных работников и военных. Как начальник межрайотдела госбезопасности, не ожидая вызова, я поспешил в райком партии, где застал секретаря Орловского обкома партии И. А. Хрипунова и представителя Брянского фронта генерала Ермакова.
– A‑а, Емлютин! Очень хорошо! – воскликнул, увидев меня, Хрипунов. – Что делаешь?
– Эвакуирую людей и… – начал я, но Хрипунов прервал.
– На другую работу посылаем тебя, – сказал он. – Вот тебе мандат.
Он достал пакет, подал мне. В нем находилось удостоверение. Не без волнения я прочел о том, что назначаюсь начальником оперативной группы при штабе Брянского фронта.
– Вот так! Комиссаром группы назначен товарищ Фомин, – продолжал Хрипунов. – Знакомьтесь!
– А мы знакомы, Иван Алексеевич, – ответил я.
Фомин протянул мне руку, я с радостью пожал ее. Фомина я знал как секретаря Новозыбковского горкома партии, депутата Верховного Совета СССР.
«С таким комиссаром дело пойдет», – подумал я.
Оперативная группа!.. Для меня, сотрудника органов государственной безопасности, задачи такой группы были известны. О них мне говорил и начальник Орловского управления НКГБ, когда объявил о решении оставить меня для работы в тылу противника. Но все же война привносила в действия оперативной группы свой новый смысл, о котором я мог только догадываться.
– Словом, воевать будем, товарищ Емлютин. Фашистов бить! – сказал, подходя ко мне, генерал Ермаков. – Понятно? С фронта и тыла…
– Сдавай обязанности и в дорогу, – торопил Хрипунов. – В райкомы поедем.
Секретарь обкома повез меня в райкомы партии – Выгоничский, Трубчевский, Почепский, Суражский, представил первым секретарям уже в новой роли. В беседах с ними мы уточняли места закладки баз с продовольствием и оружием для партизанских отрядов, места сбора людей и дислокации отрядов, согласовывали связных.
Затем я перешел под опеку генерала Ермакова. Он провез меня по частям Брянского фронта, познакомил с командирами дивизий Гришиным, Хохловым, Соловьевым. Вместе с ними мы наметили участки, где будет происходить заброска наших разведчиков, боевиков‑диверсантов, групп партизан для оседания в тылу врага.
Через несколько дней я оказался уже достаточно подготовленным для того, чтобы начинать действовать.
Вначале в опергруппе было человек шестнадцать. Первыми влились в нее чекисты Орловского УНКГБ: Емельянов, Скрыпник, Силенко, Морозов, Скачков, Новиков, несколько армейских командиров и подрывников. Моим заместителем был назначен секретарь Мглинского райкома партии Яков Петрович Петренко.
Опергруппа разместилась в здании больницы в селе Лопуш, в пяти километрах от станции Выгоничи.
Начались дни, полные забот, тревоги и напряженной работы.
Во второй половине сентября к передовой линии Брянского фронта гитлеровцы подтянули значительные силы. Уже в районе наших сел Жирятино, Павловичи, Бейдичи и других населенных пунктов шли бои разведывательного характера.
Теперь уже никто из нас не сомневался, что и в Брянщине – воевать. И в Брянске и в других городах и селах создавались партизанские отряды. Их возглавляли партийные, советские работники, армейские командиры. Все они рвались в бой с оккупантами.
Помню, как на автомашинах в Лопуш прибыл из Брянска партизанский отряд под командованием секретаря Брянского горкома партии Д. Е. Кравцова.
– Прошу оказать нам помощь. Надо уйти за линию фронта, – решительно сказал мне Кравцов. – Мы не можем ждать больше. Будем бить с тыла.
Обстановка к этому времени осложнилась. Перебросить за линию фронта большой отряд было спецгруппе не под силу. Я сказал об этом Кравцову.
– Бросьте вы! – возмутился он. – Каждый день передаются сообщения о новых и новых городах, оставленных нашими войсками. А сегодня взяли Киев. Мы не можем больше ждать, не можем!
Кравцов стоял на своем. Он ходил по комнате, размахивая руками, и смотрел на нас почти враждебно.
– Если вы не переправите меня через фронт, я сейчас же соединюсь с войсками и вступлю в бой, – гремел он.
Дело принимало серьезный оборот. Пришлось развернуть карту, ознакомить Кравцова с обстановкой.
– Нельзя идти на верный провал. Нельзя, Дмитрий Ефимович! – сказал Фомин и обнял Кравцова. Они были хорошо знакомы. – Пойми!..
Кравцов, глядя на карту, задумался.
– Тогда идите сами и расскажите людям! Я не могу! – наконец произнес он.
Через несколько минут мы с Фоминым пришли в отряд Кравцова. В нем собрались хорошо вооруженные рабочие промышленных предприятий, партийные, советские работники Брянска. Старые рабочие – коренники и очень боевая молодежь. Лица были суровые, полные решительности.
Здесь же присутствовали партизаны, подготовленные для разведки и диверсий в тылу врага, они держались несколько обособленно.
Белокурый юнец, перебирая в губах дымящуюся козью ножку и щуря глаза, беззлобно подтрунивал над пожилым партизаном‑брянцем в рваной гимнастерке.
– Эй, батя, – крикнул он так, чтобы мы услышали, – фашистов еще не видел, а уже весь изодран!
Сдвинув на затылок кепку, из‑под которой высыпались на лоб пряди белесых волос, парень неожиданно пропел:
На войне с Германией
Дядю Витю ранили.
Тузили, валтузили,
Рваного оставили.
Напряжение сразу спало, послышался смех, а «дядя Витя», он же Виктор Иванович, подошел к Фомину, подал руку.
– Не сомневайся, Родион Афанасьевич, – проговорил он глуховатым баском, – настроение у нас бодрое, самый раз бить фашистов. Посылай! Надоело сидеть!
Фомин поднял руку, попросил внимания. Его обступили вплотную, как своего. Просто и убедительно Фомин поведал людям об обстановке на фронте, призвал к здравому решению.
– Будем готовиться к большой партизанской войне, – закончил Фомин. – К этому нас зовет партия.
Не так легко было убедить людей, ведь они рвались в бой, а тут их уговаривали уйти в лес подальше от линии фронта. Но люди скрепя сердце сдались. Отряд Кравцова погрузился на машины и выехал к месту назначенной ему дислокации.
Когда мы проводили отряд, Фомин неожиданно сказал мне:
– Дмитрий Васильевич, дело идет к тому, что, видно, Брянску не устоять. Надо правде в глаза смотреть, хотя и тяжело…
Я угадал мысли комиссара и сказал:
– Наше место здесь, Родион Афанасьевич, в Брянских лесах…
Он обнял меня и прослезился.
На второй день после этого разговора пришла нерадостная весть – Фомин отзывался на партийную работу. Комиссаром оперативной группы был назначен Я. П. Петренко.
Опергруппа продолжала свое дело. Десятки подготовленных нами разведчиков, диверсантов, связников перебрасывались через фронт в оккупированные районы Орловской, Смоленской областей, на Украину и Белоруссию для помощи партизанским отрядам.
С 2 октября 1941 года 13‑я армия повела ожесточенные бои с противником юго‑западнее города Почепа. Густой массив Ромасухского леса и примыкавшего к нему кустарника способствовал скрытному расположению наших войск.
Гитлеровцы начали наступление на Брянск по правому берегу реки Десны, они намеревались обойти и окружить наши войска в Ромасухских лесах и с ходу захватить Брянск. Но броневой вражеский кулак был контратакован.
В это время по решению Военного совета фронта и Орловского обкома партии мы создавали партизанский отряд из колхозников сел Жирятино, Совлуково, Комягино и других. На должность командира этого отряда был рекомендован председатель колхоза Силкин. Первая встреча с ним состоялась конспиративно, на опушке леса, куда мы прибыли на «газике» с комиссаром опергруппы Петренко.
Силкин, увидя нас на машине, удивился.
– Как же это вы? Да вас в два счета смести могут!
– Не идти же пешим, а танков у нас нет, – отшутился я, крепко пожимая протянутую Силкиным руку.
Это был человек лет 30‑ти, невысокий, коренастый, с загорелым и обветренным лицом.
С Силкиным я встречался до войны, знал его как сугубо мирного человека, а передо мной оказался партизан‑воин. Сложа руки он не сидел и уже многое сделал. Нам осталось уточнить дислокацию, установить пароль, по которому он должен принимать от нас связных, поговорить о людях. Лежа в высокой пожелтевшей траве, головой друг к другу, мы делали пометки на карте, выбирали маршруты. Вокруг нас в траве стрекотали кузнечики, в ветвях деревьев щебетали птицы. А с запада раскатистым громом доносился гул артиллерии.
Не успели мы, распростившись с Силкиным, отъехать от леса, как в небе развернулась девятка вражеских бомбардировщиков. На наших глазах они сбросили бомбы на Жирятино, Княжичи, Старшевичи. Клубы огня и черного дыма поднялись над этими селами.
Три фашистских самолета отделились от девятки и спустились так низко, что мы увидели их опознавательные знаки. Самолеты открыли пулеметный огонь по двигающемуся по дороге обозу и нашему «газику», делая разворот за разворотом. Мы выпрыгнули из машины и залегли в кювете.
Когда самолеты ушли, гитлеровцы начали артиллерийский обстрел дымящихся сел. Хотя солнце стояло в зените, казалось, что наступила ночь.
Скаты нашей машины оказались пробитыми, и мы продолжали продвигаться на дисках. Самолеты еще раз сделали заход, но мы уже не вышли из машины. О том, что нас может скосить самолет пулеметной очередью, уже не думалось. Перед глазами стояло лишь пожарище, обхватившее родные села.
3 октября гитлеровцы овладели городом Орлом, а к 5 октября нависла угроза над Брянском. Наши части отходили на Хвостовичи, Негино. В это время мне позвонили из штаба фронта.
– С вами будет говорить заместитель командующего фронтом генерал Ермаков, – послышалось в трубке.
Генерал поздоровался и сказал, что нашей опергруппе надлежит двигаться на Хвостовичи с эшелонами 260 сд.
– Не успею, товарищ генерал, – ответил я и доложил обстановку, которая делала невозможным выполнить этот приказ.
Выслушав меня, Ермаков не сразу произнес те слова, которые решили дальнейшую судьбу опергруппы и мою собственную.
– Вот что, Емлютин! – наконец зазвучал его голос. – Тогда оставайся с опергруппой в тылу. Действуй так, как договаривались, как подскажет тебе партийная совесть. Стой насмерть, Емлютин!..
– Буду стоять, товарищ генерал! – ответил я, а у самого защемило в горле.
Не без волнения я достал заранее переданное мне удостоверение, отпечатанное на шелковом полотне. Оно было подписано заместителем командующего, членом Военного Совета фронта. Я еще раз прочел его, хотя уже знал текст на память. Мне поручалось создавать на оккупированной территории партизанские отряды и руководить их действиями. Все командиры партизанских отрядов обязаны беспрекословно выполнять мои указания, а граждане – оказывать всяческую помощь.
Сумею ли я оправдать такое доверие?.. Но раздумывать было некогда. Нужно было только действовать.
В комнату вошли комиссар Петренко и мой помощник по оперативной части чекист Емельянов.
Я сказал им о только что полученном распоряжении штаба фронта.
– Значит, партизанить? В полном смысле этого слова? – спросил Емельянов.
– Да.
– Наконец‑то! Эх, сохранились бы все наши люди, которых мы перебросили! Ведь это сила, цемент!..
– Найдем их, – проговорил Петренко. – И они нас найдут. Ну что ж, братцы, партия нас послала, перед партией нам и ответ держать. Не будем забывать этого…
Мы взглянули друг на друга, протянули руки.
– Насмерть стоять!
6 октября в штаб опергруппы вбежал порученец Петр Скрипкин и доложил:
– Товарищ начальник! Фашисты открыли шквальный огонь по Выгоничам! Горит Козловка!..
Мы выбежали. Гигантские факелы и черные дымы стояли над горизонтом.
– В разведку! Готовьтесь! – распорядился я. Но выехать сразу не пришлось. Навстречу нам шел чекист Володя Морозов, осуществлявший переброску разведчиков за линию фронта.
– Наши отходят! За Десну! – сказал он.
– Разведчики переброшены? – спросил я.
– Удачно. Потерь нет!
– Ну, теперь за новые дела! – сказал я.
В штабе опергруппы мы обсудили план дальнейших действий, наметили пункты сбора в лесу, определили маршруты выхода в тыл врага.
Оружие и боеприпасы погрузили в машину. Через час я уже был на пути к Трубчевску. Когда подъезжал к городу, стало совсем темно. Над горизонтом, в стороне Почепа, бушевало багровое зарево.
В Трубчевске я нашел секретарей райкома Бондаренко и Бурляева. Они с группой актива готовились к выходу в лес, в партизанский отряд. Обговорили с ними способы связи, пароль.
Утром с 3‑м эшелоном 13‑й армии штаб опергруппы выехал за Десну. Шел дождь, мелкий, холодный, и все продрогли до костей. У переправы на Десне создалась пробка, а вдали уже нарастал рокот моторов. Из санитарной машины, затертой возле моста, вышел военврач 3‑го ранга, бледный, с рукой на перевязи. Осмотревшись, он отрывисто трижды скомандовал: «Воздух!» и выбросил на длинном шесте флаг Красного Креста.
Из‑за леса на переправу шли три фашистских самолета. Они ложились по курсу движения обоза. Солдаты быстро сошли с дороги, а старики, женщины и дети бросились в кюветы. Самолеты открыли пулеметный огонь, а по переправе начала бить армейская артиллерия. Санитарная машина задымила, послышались крики.
Путаясь в полах намокшей длинной шинели, между ранеными двигалась девушка с медицинской сумкой через плечо. Ее лицо мне запомнилось. Через месяц мы вторично встретились с ней, но уже в партизанском отряде «За Родину».
* * *
И вот мы в лесах – в знаменитых Брянских лесах. Они тянутся более чем на 150 километров. Дремучие боры прорезываются долинами рек, речек и глубоких оврагов. Здесь можно наткнуться на непролазную чащу с подлеском и папоротниками, есть лощины, сплошь заросшие густым орешником, стеной стоят громадины‑сосны, ясени и ельник. Окруженные вековыми развесистыми дубами, спрятались поляны с буйными травами, цветами. Зелеными, белыми, желтыми, голубыми пятнами горят под солнцем эти поляны.
От реки Десны до станции Брасово Брянский лес пересекается Коломенским большаком. Он оказался сплошь забитым беженцами, солдатами, машинами, обозами. Люди, военные и гражданские, двигались медленно и говорили вполголоса. Всех тревожила одна мысль: «Пробьемся ли?»
Я помню утро 8 октября. Дождь прекратился, в прогалинах облаков появилось солнце. Я тоже двигался по Коломенскому большаку, обеспокоенный каким‑то новым чувством ответственности за все, что творилось здесь, на большаке, и вообще в Брянском лесу.
Чтобы уточнить обстановку, я направился на розыск штаба воинской части. В штабе полка мне сообщили, что две пехотные дивизии пошли на прорыв и ведут упорные бои у села Негино.
Эти бои продолжались три дня. Наконец, вражеское кольцо было прорвано. В образовавшуюся брешь под бомбежками и обстрелами стремительным потоком хлынули наши части. Ночью на двух разбитых машинах мы ухитрились проскочить на стыке каких‑то немецких механизированных частей и оказались в боевых порядках подразделений прорывавшейся с украинского полесья полтавской дивизии, которой командовал С. С. Бирюзов. Сам командир дивизии был тяжело ранен, его везли на повозке. Я представился ему.
Сергей Сергеевич улыбнулся, когда услышал о том, что с ним говорит командир оперативной группы штаба фронта.
– Ну, раз здесь оперативная группа, – сочувственно сказал он, – дела не так уж плохи.
Узнав о нашем назначении, Бирюзов пожелал группе успеха и одобрил план вывода оставшихся войск к переднему краю с помощью проводников – партизан Навлинского, Брасовского, Суземского и Трубчевского районов.
И вот последние подразделения выведены. В лесу на несколько дней воцарилась глубокая тишина, как‑то сразу подчеркнувшая тот факт, что мы уже в тылу врага, что наша прямая связь с армией и с нашими товарищами прекратилась. Еще ласково светило солнце, еще жил своей летней жизнью лес, а в нашей жизни словно наступили сумерки. Мы расположились в домиках лесного кордона, здесь было тихо, безлюдно.
Вначале нас было трое на этой базе, потом стали подходить еще. Пришел Виктор Емельянов, секретарь парткома областного управления МВД, которого мы считали погибшим, вернулся с задания Скрипкин, появился Морозов. Пора было начинать работу. Первое и главное – связь, связь и связь. Перебираю в уме явки, фамилии товарищей, их условные имена, мысленно восстанавливаю места, где заложены базы… Нет, мы начинали свою работу не на голом месте. Шесть райкомов партии, в зоне которых действовала наша группа, осторожно и настойчиво готовили ядро каждого партизанского отряда.
Принимаю решение выслать товарища в хутор Холмецкий к первому связному Марии Кухтиной. Казалось бы, чего проще дойти до поселка, зная пароль, побывать в гостях у девушки, получить у нее нужные сведения и вернуться обратно. Но тот, кто пойдет с заданием, окажется в полосе вражеских частей, он должен миновать их посты, а вблизи населенных пунктов ему придется столкнуться с полицаями и обвести их. Да и трудно предположить, как встретит связная, что она уже перенесла и в состоянии ли идти на новые испытания. Тысячи вопросов! А задание – обычное, можно сказать, самое простое.
Я останавливаю внимание читателей на этой мысли, чтобы сказать о том, как напряженно всеми участниками партизанского подполья постигалась наука борьбы. Все давалось непосредственной практикой, сложной и опасной. И каждый наш товарищ стремился поскорей овладеть своей ролью.
Мы отравились к Марусе Кухтиной, благополучно миновали поселок Локоть, занятый эсэсовцами. Я хорошо помню субботу в октябрьский вечер 1941 года. Моросил холодный дождь. Я сидел в колхозной избе и ожидал Кухтину. Керосиновая лампа с отбитым вверху стеклом коптила. Мне очень хотелось спать, несмотря на то, что на сердце было неспокойно. Володя Морозов снимал гарь с фитиля и напевал что‑то унылое.
– Да перестань ты тянуть за упокой! Дай отдохнуть людям! – поворачиваясь на широкой скамье, сказал Виктор Емельянов.
В дверь постучали, дремоту как рукой сняло. Вошла Кухтина.
– А у меня в доме гости из Брасовского отряда! – тут же доложила она после приветствия. – Вы пришли удачно.
Через десять минут мы встретились с комиссаром отряда Федоровым и сопровождавшими его партизанами. Беседа затянулась до полуночи. К утру дождь прекратился, и мы все вместе двинулись в Брасовский отряд, расположившийся в урочище «Девкина Горка». Партизаны обрадовались нам. Собравшись у костра, они внимательно слушали наши сообщения о положении дел на фронтах, о действии партизанских отрядов на Брянщине, методах борьбы на коммуникациях врага и с предателями. В тот же день партизаны решили назвать свой отряд «За Родину» и приняли присягу. Вот она:
«Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский разбойник на нашей земле не будет уничтожен.
Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.
За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.
Кровь за кровь, смерть за смерть!
Я клянусь всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей крови и своей жизни.
Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму.
Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».
Присягу читал комиссар отряда, а партизаны громко повторяли, затем каждый подписался.
Бюро Орловского обкома партии решило привести к присяге все сформированные отряды. От командира и комиссара принимал присягу секретарь райкома.
Из отряда «За Родину» я направился к навлинским партизанам. Проводить меня к ним вызвался командир взвода отряда Иван Григорьевич Новиков.
Мы шли всю ночь, минуя небольшие вражеские гарнизоны, оставленные в селах. К утру мы увидели между деревьями вооруженного бойца, пристально следившего за нами.
– Никак пришли! – воскликнул Новиков и знаком руки подозвал бойца.
Действительно, мы оказались в расположении первого Навлинского отряда. Нас провели в штаб, и там мы увидели секретарей райкомов партии Суслина и Максименко, председателя райисполкома Мирошина и других товарищей. Мы быстро договорились о совместных действиях, определили способы выполнения указаний штаба оперативной группы. После этого созвали собрание, и партизаны назвали свой отряд «Смерть немецким оккупантам».
На другой же день навлинцы начали боевую операцию по захвату у противника склада боеприпасов, оставленного отходящими частями 13‑й армии. Склад был большой, его охраняло целое подразделение.
Партизаны напали днем, врасплох, когда бдительность врага была притуплена. Четыре пулемета, выставленные партизанами, перекрыли дорогу к складу. Гитлеровцы потеряли 70 человек убитыми и бежали, оставив четыре орудия, 70 пулеметов, две тонны тола, 18 минометов, более 100 тысяч патронов и другое вооружение. Этой операцией руководил выпускник нашей диверсионной школы Осипов и его друзья Ижукин, Чушикин и Согреев.
Вооружение и боеприпасы, захваченные у противника, поделили между десятью партизанскими отрядами.
Новые партизанские отряды появлялись и организовывались буквально каждый день.
К декабрю 1941 года в южном массиве Брянского леса дислоцировалось уже свыше двадцати партизанских отрядов, скомплектованных из актива партийных организаций и Советов Навлинского, Суземского, Брасовского, Выгоничского и Трубчевского районов.
Военнослужащий Илларион Антонович Гудзенко вместе с другими оставшимися в тылу гитлеровских войск командирами организовал два отряда: имени Ворошилова № 1 и отряд имени Ворошилова № 2, численностью 300–350 человек каждый. Ядро отрядов составляли бойцы и командиры частей Красной Армии.
Для выполнения оперативных задач мы организовали из военных специальный отряд в 46 человек под командованием капитана Петра Сольникова.
Сформировали также партизанский отряд, которому вскоре суждено было стать ядром мощного легендарного соединения Александра Николаевича Сабурова. Вначале возглавил его коммунист Игнат Лаврентьевич Бородавка. С 23 февраля 1942 года этот отряд стал называться отрядом имени 24‑й годовщины Советской Армии.
В Навлинском районе штабом опергруппы был создан из двух групп военнослужащих молодежный партизанский отряд под командованием лейтенанта Советской Армии Стрельца Филиппа Евдокимовича. Об этом отряде, как и о других, я расскажу несколько позже.
К нам пришли и украинские отряды Воронцова, Погорелого, Боровика. Мы их приняли с радостью и постарались по возможности помочь оружием, продовольствием, одеждой.
Повсеместные зверства гитлеровцев ожесточили людей, поднимали их на борьбу с оккупантами.
Я хорошо знал село Салтановку, в нем было 450 домов. Колхозники жили здесь хорошо, в полном достатке. Добротные рубленые дома с крылечками утопали в зелени и цветах. В селе были и средняя школа, и больница, и клуб, и библиотека.
Салтановку гитлеровцы сразу взять не могли, – партизаны оберегали село на подступах, но утром 26 сентября прибежали связные и сообщили, что фашисты прорвались.
Тревожная весть в несколько минут облетела село. Очень немногие успели взять кое‑что из своего скарба и уйти в лес. Показались вражеские танки, а за ними – солдаты. Гитлеровцы, как саранча, накинулись на село, начали грабить. Все, что можно было взять, грузилось на автомашины, бронетранспортеры, танки, укладывалось в вещевые мешки и ранцы. Из всех изб неслись крики и стоны.
Гитлеровские офицеры шагали по улице, торопили солдат. Но вот один из офицеров дал свисток, и в воздух тут же взвились ракеты. Это был сигнал команде эсэсовцев поджигать дома. Густые клубы черного дыма поднялись к небу, поплыли к лесу.
Один из гитлеровцев, увидев, что больница не охвачена огнем, дал команду: поджечь! К эсэсовцу подбежала колхозница Сезыкина, закричала:
– Больница это! Больница!..
Ее тут же схватили и бросили в огонь.
Гитлеровцы загнали в дом возле больницы стариков, женщин и детей, подперли двери бревном. Эсэсовец вырвал да рук солдата гранату и бросил ее в окно. Все погибли.
Так было сожжено 450 домов, молочно‑товарная ферма, клуб, сельсовет.
Фашисты зверски надругались над девятнадцатилетней Манюшкиной Анной, отрезали ей грудь, выкололи глаза, искололи штыком, а потом бросили в огонь.
Прошиной Анастасии нанесли пять ран, потом забросали мусором, думая, что она мертва. Но Анастасия, придя в себя, добралась до окопа, где ее подобрали партизаны и доставили в свой госпиталь.
Больного врача А. А. Малиновскую фашисты вытащили из дома и бросили в огонь.
Такие же страшные зверства над жителями гитлеровцы совершили в поселке Зелепуговка, в селе Ворки.
Выбив фашистов из деревни Новая Погошь Суземского района, партизаны из отряда им. Ворошилова № 2 обнаружили десятки трупов замученных жителей.
В селе Бересток Севского района гитлеровцы сожгли 270 домов и расстреляли 180 мужчин, женщин, стариков и детей. Двум колхозникам фашисты щипцами повырывали пальцы из рук и ног, выбили зубы, отрезали уши, выкололи глаза.
Полицейские из деревни Лбы и поселка Навли, задержав раненого партизана Фатикова Ивана Николаевича, 55 лет, раздели его догола, на груди вырезали звезды, содрали со спины кожу, вывернули руки, жгли лицо раскаленным железом.
Предатели из Комаричской полиции по заданию эсэсовцев дотла сожгли села Игрицкое, Кубань, Угреевичи, Пьяновы и расстреляли более 60‑ти жителей.
Вести о зверствах гитлеровцев и их пособников над мирным населением и партизанами разнеслись по