Мелисса Хогенбум
Романтическая любовь, похоже, существовала в каком-то виде еще задолго до появления на земле человека, и некоторые специалисты полагают, что она возникла как продукт убийства и насилия, рассказывает обозреватель BBC Earth. Сердце начинает биться чаще, из пор на коже выступают крохотные капельки пота, а организм вырабатывает гормоны, от которых кружится голова и внутри становится тепло. Эти биологические процессы сопровождают начальный период влюбленности (или просто увлечения — на первых порах сказать бывает сложно). Любовь — неотъемлемая составляющая истории человечества. Искусство и культура полны историй о счастливой или несчастной любви. Полки библиотек ломятся от романтической литературы.
«Любовь — не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы», — написал Шекспир в своем сонете 116.
Поэт, похоже, был ближе к истине, чем он сам мог предположить.
Если взглянуть на эволюцию любви в животном царстве, становится ясно, что она возникла задолго до появления человечества. А причины ее возникновения, возможно, довольно зловещи. Любовь в современном понимании эволюционировала из секса — а секс, в свою очередь, был одним из первых изобретений живых существ на нашей планете. С его помощью живые организмы передают свои гены потомству. Для любви необходим мозг, способный к эмоциям. С момента появления жизни до появления у жизни первых мозгов прошло несколько миллиардов лет. Поначалу эти мозги представляли собой лишь небольшие сгустки нервных клеток.
Шло время, и примерно 60 миллионов лет назад появились первые представители отряда приматов. Как считают ученые, в процессе эволюции мозг некоторых приматов становился все больше и больше, и в итоге они превратились в современных людей.
В связи с этим возникла проблема: увеличение мозга означало, что потомство должно рождаться на более ранней стадии развития, потому что в противном случае голова ребенка или детеныша не пролезет через родовой канал.
Поэтому человеческие младенцы и детеныши горилл и шимпанзе рождаются практически беспомощными, и их родители должны уделять много времени заботе о них. Длинное детство связано и с еще одним риском.
Самки многих современных приматов с зависящим от них юным потомством не способны к спариванию до отнятия детеныша от груди. Чтобы получить доступ к такой самке, самцу нужно убить детеныша.
Детоубийство распространено у многих видов, в том числе у горилл, нечеловекообразных обезьян и дельфинов.
Эти факты натолкнули Кита Опи и его коллег из Университетского колледжа в Лондоне на интересную мысль. Почти треть всех видов приматов формируют моногамные разнополые пары, и в 2013 году Опи предположил, что такое поведение появилось для предотвращения детоубийства.
Группа ученых под его руководством изучила фамильное древо приматов, чтобы разобраться в том, как процессы спаривания и выращивания потомства видоизменялись в ходе эволюции.
В результате анализа ученые пришли к выводу, что проблема детоубийства является причиной моногамии уже последние 20 миллионов лет — так как она стабильно предшествует моногамии в эволюционном процессе.
Некоторые виды выработали другие способы решения этой проблемы, и этим объясняется тот факт, что не все приматы моногамны.
К примеру, шимпанзе и бонобо минимизируют риск детоубийства за счет беспорядочных половых связей. Самцы не убивают детенышей, так как у них нет уверенности, что это не их потомство.
Но у тех видов, у которых самцы и самки начали формировать устойчивые пары, улучшились шансы на выживание детенышей, так как самцы могут брать на себя часть родительских обязанностей.
То есть, по мнению Опи, эволюция благоприятствует моногамности.
Этот процесс, по мнению Робина Данбара из Оксфордского университета, мог быть необратимым, приводя к значительным изменениям в структуре головного мозга, чтобы пара формировалась на всю жизнь.
Для этого нужны ментальные механизмы предпочтения одного партнера и неприятия потенциальных соперников.
Опи считает, что этот процесс мог дать серьезный толчок эволюции человечества. Помощь мужчин в уходе за детьми помогла ранним человеческим сообществам расти и развиваться, а это, в свою очередь, «позволило нашему мозгу вырасти до больших размеров, чем у наших ближайших родственников».
Эту теорию при желании можно подтвердить известными нам фактами. По мере роста размеров мозга улучшались способности к совместным действиям и размеры групп: обнаружены свидетельства того, что жившие почти два миллиона лет назад ископаемые люди вида Homo erectus (человек прямоходящий) собирались в большие группы и сотрудничали друг с другом.
Кроме того, похоже, что для возникновения романтической любви необходимы отделы головного мозга, которые сформировались у приматов сравнительно недавно. Стефани Качиоппо из Чикагского университета в американском штате Иллинойс провела анализ имеющихся исследований, в ходе которых при помощи магнитно-резонансной томографии изучались отделы мозга, задействованные в любви. Она выяснила, что наиболее яркие и абстрактные переживания завязаны на угловую извилину мозга.
Она также связана с некоторыми элементами человеческого языка, к примеру, с метафорами. Что, в общем, неудивительно — без сложного и богатого языка нельзя выразить тонкие и яркие эмоции. Надо полагать, в процессе сочинения любовных сонетов угловая извилина Шекспира работала на полную мощность.
Угловая извилина имеется только у человекообразных обезьян и у человека. Мы не знаем, какую роль она играет в эмоциях человекообразных обезьян — Качиоппо любезно поясняет, что им «не проводят бесплатную магнитно-резонансную томографию».
Поэтому нам трудно сказать, что шимпанзе думают о своих партнерах. Сонетов они, понятное дело, не пишут — впрочем, как и большинство людей.
Тем не менее результаты, полученные Качиоппо, некоторым образом намекают на то, что развитию способности к любви помог большой объем мозга.
А вот концепция Кита Опи о детоубийстве как двигателе социального прогресса вызвала споры. Не все специалисты согласны с тем, что эта кровавая практика имела какое-то отношение к формированию моногамии.
Антрополог Роберт Сассман из Университета Вашингтона в Сент-Луисе в американском штате Миссури — один из таких скептиков.
По его мнению, и детоубийство, и моногамия — настолько необычные модели поведения, что они вряд ли могут быть связаны между собой.
Есть и другие возможные объяснения: по итогам проведенного в 2014 году исследования ученые сделали вывод, что моногамия могла сформироваться как вариант «стратегии охраны партнера» — то есть самцы остаются с самкой, чтобы с ней больше никто не спаривался. Годом позже был проведен анализ эволюции лемуров (они тоже приматы), по итогам которого специалисты предположили, что устойчивые пары могли начать формироваться из-за конкуренции среди самок.
Опи все эти доводы не убеждают. Он считает, что методы, примененные в этих исследованиях, «не могут быть использованы для определения причин перехода к моногамии». Ясно одно: многие виды приматов неплохо обходятся без постоянных родительских пар и, возможно, без всякого подобия романтической любви.
Но у всех приматов есть общая характеристика: сильная эмоциональная связь матери и детеныша. Это относится «даже к ночным приматам, ведущим одиночный образ жизни», говорит Сассман. Он считает, что ментальные процессы, лежащие в основе эмоциональной связи матери с ее потомством, трансформировались в романтическую любовь.
И этому есть определенные нейрологические свидетельства.
Любви трудно дать точное определение, но нейрологи считают, что у нее есть несколько накладывающихся друг на друга стадий.
Первая стадия — половое влечение: нас тянет к какому-то человеку. Прикосновение к нему приводит к выбросу улучшающих настроение гормонов, и мы ощущаем сильную тягу быть рядом
В эту стадию активно вовлечена лимбическая система — одна из самых древних систем головного мозга. В частности, подключается островок — отдел, задействующийся при сильных эмоциональных переживаниях.
Работает и вентральный стриатум — центр вознаграждения. Когда мы видим красивое лицо, он активизируется: другими словами, мы получаем вознаграждение, созерцая объект страсти.
Когда сексуальное влечение переходит во вторую стадию, романтическую любовь, лимбическая система продолжает играть в этом процессе ключевую роль. Вырабатывается нейромедиатор дофамин, вызывающий чувство удовольствия, и гормон окситоцин, формирующий чувство спокойствия рядом с партнером. Такая последовательность говорит о том, что острое удовольствие, испытываемое в фазе сексуального влечения, может напрямую приводить к романтической любви. «Любовь обычно происходит из желания. Невозможно страстно любить человека, к которому не испытываешь влечения», — говорит Качиоппо. В то же время подавляются отделы мозга, отвечающие за более сложную деятельность. К примеру, опыты показали, что деактивируется префронтальная кора, задействованная в принятии рациональных решений.
На этой стадии человек в самом прямом смысле сходит с ума от любви. Влюбленные неадекватно обрабатывают поступающую им внешнюю информацию, говорит Томас Льюис, нейролог из Калифорнийского университета в США: «Они не оценивают объект страсти критически или хотя бы достаточно разумно». Подавляется выработка серотонина, который обычно помогает нам сохранять спокойствие. Что тоже неудивительно, если вспомнить, насколько одержимым может становиться влюбленный человек.
Низкий уровень серотонина отмечается также в мозге людей с психологическими расстройствами, к примеру, с неврозом навязчивых состояний. «С эволюционной точки зрения состояние влюбленности необходимо для того, чтобы два человека проводили вместе много времени, и чтобы в итоге случилась беременность», — говорит Льюис.
Но пары долго не пребывают в столь эмоционально интенсивном, одержимом состоянии. Через несколько месяцев, иногда после переходного «медового месяца», начинается товарищеская стадия.
В этой фазе уровни серотонина и дофамина нормализуются. Но остается чувство близости — окситоцин никуда не девается.
При подавлении уровня окситоцина у представителя моногамного вида — к примеру, у степной полевки — этот представитель перестает быть моногамным. «Связи, удерживающие людей вместе, основаны не на дофамине и не на мощном, сумасшедшем восторге. Вознаграждение есть, но оно иного, более спокойного рода», — поясняет Льюис.
Здесь стоит вспомнить предположение Сассмана о том, что романтическая любовь эволюционировала из эмоциональной связи матери и ребенка. Связи в постоянных парах напоминают ее и основываются на схожих гормональных процессах. Исследования показали, что и у людей, и у животных лишение «любимого» вызывает похожее ощущение эмоциональной боли. Поэтому неудивительно, что мы стремимся избежать этого чувства, оставаясь вместе.
Во всех известных стадиях любви большую роль играет лимбическая система. Она есть в том или ином виде у многих видов млекопитающих и даже у рептилий. Эта система головного мозга сформировалась задолго до появления первых приматов. «В возникновении привязанности и формировании пары задействованы самые древние отделы нашего мозга, и они активны у многих видов животных», — говорит Качиоппо.
Другими словами, мозг животных уже сотни миллионов лет приспособлен испытывать по крайней мере некоторые из аспектов любви.
А у предков человека под воздействием разных факторов сформировался большой мозг, способный и на полноценную романтическую любовь.
Какова бы ни была причина, заставившая нас тянуться друг к другу — будь то детоубийство или связь матери и детеныша, — во многом именно благодаря любви человек разумный как вид оказался столь успешным.
Your heart beats a little faster, glands open to secret tiny dribbles of sweat, and your body starts producing hormones, which make you feel a bit giddy and warm inside.
By Melissa Hogenboom
These are some of the biological processes that occur as you are thrust into the early throes of love – or infatuation, it can be hard to tell which it is.
Love is such a pervasive part of our humanity that art and culture is filled with references to love won and love lost. Libraries have shelves of books filled with romantic prose. "Love is not time's fool," wrote Shakespeare in sonnet 116: "Love alters not with his brief hours and weeks / But bears it out even to the edge of doom."
It seems Shakespeare was more correct than he could have known. Peer into the evolution of love in the animal kingdom and it becomes apparent that love had its beginnings long before the advent of humanity. What's more, it could have been born out of something quite sinister.
The journey to love as we know it today began with sex, which was one of the first things life on Earth figured out how to do. Sex began as a way to pass on an organism's genes to the next generation.
To love, life first needed a brain that could deal with emotions. It was not until a few billion years after life began that the brain began its journey to existence. At first it was only a small clump of cells.
Fast forward to around 60 million years ago, when the first members of our family, the primates, appeared. Over millions more years of evolution, some primates would evolve ever bigger brains, eventually producing modern humans.
But there was a problem. As our brains grew, our babies had to be born earlier in development. Otherwise their heads would be too big to pass through the birth canal.
As a result, baby gorillas, chimps and humans are almost entirely helpless. Their parents therefore had to spend ever more time caring for them.
This prolonged childhood created a new risk.
In many primates today, a mother with a dependent infant is unavailable to mate until her infant is weaned. To get access to her, a male would first have to kill her child. This sort of targeted infanticide goes on in many species, including gorillas, monkeys and dolphins.
This led Kit Opie of University College London in the UK and his colleagues, to propose a startling idea. Almost a third of primates form monogamous male-female relationships, and in 2013 Opie suggested that this behaviour had evolved to prevent infanticide.
His team peered back into the family tree of primates to reconstruct how behaviours like mating and parenting changed over the course of evolution. Their analysis suggested that infanticide has been the driving force for monogamy for 20 million years, because it consistently preceded monogamy in evolution.
Read more: Why pairing up for life is hardly ever a good idea
Other species found different solutions, which is why not all primates are monogamous. For instance, chimps and bonobos minimise the risk of infanticide by being highly promiscuous. The males do not kill babies because they do not know which are theirs.
But in those species where males and females started bonding strongly, their offspring's chances of survival improved because the males could help out with parenting. As a result, monogamy was favoured by evolution, says Opie.
This process may have been a one-way street, says Robin Dunbar of the University of Oxford in the UK. It could have resulted in major changes in the brain, "to keep the pair-bond together for life". This includes a preference for your partner and antagonism towards potential rivals.
This in turn could have been the "kick" that changed human evolution, says Opie. Extra male care helped early human societies grow and thrive, which in turn "allowed our brains to grow larger than our closest relatives".
There is evidence to back this up. As brain size started to expand, so did cooperation and group size. We can see a trend towards larger groups and more cooperation in the early-human species Homo erectus, which lived almost two million years ago.
What's more, it seems that aspects of love depend on regions of the brain that only appeared quite recently in our evolutionary history.
Stephanie Cacioppo of the University of Chicago in Illinois, US, scoured the scientific literature to find fMRI brain imaging studies that examined the parts of the brain involved in love. She found that the most intense and "abstract" states of love rely on a part of the brain called the angular gyrus.
This is known to be important for certain aspects of language, like metaphors. This makes some sense, as without complex language we cannot express the more refined and intense aspects of our emotions. Conceivably, Shakespeare's angular gyrus was active when he penned his love sonnets.
The angular gyrus is only found in great apes and humans.
We do not actually know what role it plays in apes' emotions, says Cacioppo, because "complementary fMRI experiments have not been performed on apes". So we do not know what chimpanzees feel about their mates. Obviously they do not write sonnets, but neither do most humans.
Still, Cacioppo's findings offer some support to the idea that our growing brains helped love to flourish.
However, Opie's idea that infanticide kick-started this process is controversial. Not everyone agrees it played any role in the development of monogamy.
Anthropologist Robert Sussman of Washington University in St Louis in Missouri, US is one of the sceptics. He says that both monogamy and infanticide are such unusual behaviours that they are unlikely to be linked.
There are alternatives. A 2014 study suggested monogamy evolved as an outgrowth of a "mate guarding strategy": that is, males staying with a female to ensure that no one else mates with her.
One year later, another study reconstructed the evolution of another group of primates called lemurs. It found that female competition could have encouraged pair bonds.
Opie disagrees. He says the methods in these studies "cannot be used to determine the switch to monogamy".
What is certainly true is that many primates get by just fine without pair-bonded parents, and presumably without anything akin to romantic love. But there is one thing all primates do have in common: a strong mother-child bond.
This is true, "even in the nocturnal primates that live solitarily," says Sussman. He suggests that the brain processes underlying the mother-child bond were "hijacked" to create romantic love.
There is evidence from neuroscience to suggest he is right.
Love is hard to define, but neuroscientists agree that there are several overlapping stages.
The first stage is sexual desire: we feel attracted to another person. Touching them releases feel-good chemicals and we experience an intense longing to be with them.
Parts of our limbic system, one of the more ancient bits of the human brain, are active during this stage. This includes the insula, an area known to be involved in intense emotional experiences. The ventral striatum is also in overdrive. It is the hub of the brain's reward system, and when we see an attractive face it lights up: we are rewarded simply by looking at the person we desire.
As desire moves onto the next stage – romantic love – the limbic system again plays a key role. It pumps out the feel-good chemical dopamine and the hormone oxytocin, which binds people together.
This progression implies that intense pleasure from the sexual desire stage can lead directly to love, says Cacioppo. "Love tends to grow out of desire. You cannot passionately love someone you never desire."
At the same time, other more advanced areas of the brain are suppressed. For instance, research has shown that parts of the prefrontal cortex are deactivated. This is an area involved in rational decisions.
In this stage, we are literally "crazy in love". People in love do not process the world around them, says Thomas Lewis, a neuroscientist at the University of California, San Francisco in the US. "They're not evaluating the person critically or in a highly cognitive way."
Serotonin, which usually helps us feel calm, is also suppressed. This makes some sense when you consider how obsessed we can become when in love. Serotonin levels are also low in the brains of individuals with psychological disorders like obsessive compulsive disorder.
"What evolution wants from the falling in love state is for the two individuals to spend a lot of time together… in order to get a pregnancy going," says Lewis.
But once the deed is done, couples do not stay bound together in such an intense, obsessive state for long. After several more months, sometimes after an intermediate "honeymoon period", the companionship stage begins.
Now the serotonin and dopamine levels normalise. But there is still a feeling of closeness, helped along by more oxytocin. If you suppress oxytocin in a monogamous species, such as a prairie vole, the animals stop being monogamous.
"The bonds that hold people together are not dopamine-driven or by intense delirious excitement," says Lewis. "There is reward there but it's more sedate."
This brings us back to Sussman's suggestion that romantic love evolved out of mother-child bonding. The bonds of long-term couples are similar to those between mother and child, and rely on similar hormonal processes.
In both animals and humans, research has shown that separation from a "loved one" creates similar feelings of emotional pain. It makes sense that we want to avoid the pain of separation by staying together.
These feelings seem to have deep roots in evolutionary history.
The limbic system plays a key role in all the known stages of love. Many other mammals, and even reptiles, have some form of limbic system. This area of the brain was around long before the first primates.
"The oldest parts of the brain are involved in attachment, in pair-bonding, and these areas are activated in many species," says Cacioppo.
In other words, animals' brains have been primed for at least some forms of love for hundreds of millions of years. Along the way, other factors pushed our ancestors to evolve ever bigger brains, allowing romantic love to get its claws into us.
Whether it was infanticide or a mother's attachment to her infant that pushed us to get close, we can be thankful that something did. We owe much of our success as a species to that crazy little thing called love.