Однажды вот так стояла она у окна, подставив лицо ласковому солнечному лучу И вдруг ей послышалось, что в соседней горнице заговорили два голоса. Евпраксия прислушалась. Говорили старая мамка и боярин Истома.
— Божись баба, — тихо шептала мамка, клялась белым светом, что даст княжичу того зелья. Да…
Воркотня мамки стала неразличима. Евпраксия разобрала только одно слово: «ополоница».
— Случись так, озолотил бы я тебя, старая, — сказал Истома. — А теперь тоже сотворишь, когда через день пасха, а там и Красная Горка…
Еще что то проворчала мамка, и ей также тихо ответил Истома.
Евпраксия поняла вдруг все, и пол зашатался у нее под ногами.
Вечером, при свете, пришел к ней Ополоница. Евпраксия передала ему разговор мамки с Истомой.
Ополоница низко поклонился ей и сказал:
— Дал тебе бог великое разуменье, княжна, и ты блюди его. Будет от тебя свет и радость мужу твоему Федору и всей нашей Рязанской земле.
Утром Евпраксия узнала, что мамка ее пропала. Ушла по вечеру в баньку, да и не вернулась. А перед самым обедом пришел к ней проститься молодой Истома: не дожидаясь свадьбы уезжал он за домочадцами своими и слугами; вместо себя оставлял княжне другого, старшего, боярина.
На пасху Евпраксия ходила в большой терем христоваться. Две девушки несли за ней круглое блюдо с яйцами писанками.
Князь Юрий принял из рук княжны яйцо, улыбнулся и поцеловал ее трижды. Он положил в руку Евпраксии тяжелое яичко из невиданного в здешних местах зеленого стекла, и в стекле том сверкали звездочки. Мать княгиня отдарила нареченную невестку яичком из янтаря с золотым по овалу крестиком.
Федор приблизился к Евпраксии вслед за матушкой. Он протянул княжне пурпурное яичко и склонился для поцелуя.
Чин разговенья Евпраксия справляла на половине матери княгини, в окружении шумной толпы сестер и младших братьев жениха.
За стеной, в большой гридне, пировали воины и гости князя.
Евпраксии все время чудилось, что она слышит голос Федора, и ей казалось: вот войдет он, возьмет ее за руку и поведет куда то в синее безбрежное пространство; мимо них поплывут быстрые облака, и вокруг все будет полно ликующего, праздничного звона…
Свадьба состоялась в назначенный день, в светлый весенний вечер.
Венчал молодых сам владыка рязанский Арсений.
Свадебный пир тянулся с перерывами целую неделю. Когда гости упивались и выходили на свежий ветерок, Федор уводил молодую жену в самую верхнюю светелку нового терема. Отсюда был виден весь Княжой луг. Там двигались пестрые толпы, там княжие лошади угощали народ брагой и пивом, там часто слышались крики в честь молодого князя Федора и княгине Евпраксии Михайловны.
«НА ОТЧИЙ УДЕЛ»
Незадолго до троицына дня молодой князь Федор Юрьевич уходил на отчий удел, в городок Красный, что на Осетре.
Много добра, много утвари, коней, сбруи, оружия и столового запаса давал князь Юрий своему первенцу для обзаведения. Мать княгиня задарила молодую невестку красавицу заморскими шелками и полотнами, которые по весне привозили в Рязань персидские и арабские гости, наложила в липовые укладки тонкое льняное полотно местного тканья и жемчужные вышивки, мещерские рушники и меховые пошивки. Княжеское добро грузили в четыре струга. На пятом струге с алым шатром посредине и с золотым грифоном на высоко поднятом носу поместили молодую княгиню с ее мамками и няньками и с девушками побегушками. На переднем струге, вместе с кормчим, сел княжой пестун и ближний боярин Ополоница.
Вода в тот год стояла высокая. По ранней весне часто перепадали короткие и теплые ливни, лесные речки и ручьи то и дело набухали и долго не давали Оке войти в свои берега.
Молодые гребцы часто пели песни. На причалах к реке сходились поселяне. Они дивились красоте молодой княгине и богатствам, нагруженным на стругах.
Федор во главе большой своей дружины пошел берегом конно, поручив Ополонице «паче ока своего» беречь Евпраксию.
Могучая река петляла, билась белогривыми волнами в сосновые на кручах и осыпях боры, обтекала луговые деревеньки и нагорные погосты, широкая и спокойная, задерживалась в тихих затонах, качая плоты и груженые барки.
Миновали Ожеск и Ольгов. В Ольгове простояли целый день. Здесь Евпраксия увидела дубовый лес и обрадовалась ему, как вестнику с родительской стороны. Дубравы сходили к реке по склону, и среди них на зеленых полянках росли баранчики — вислоухие дары ранней весны.
От Ольгова долго плыли к Переяславлю. Здесь была установлена встреча с Федором: в Переяславль звал молодожена племянника с княгиней дядя Олег Красный.
Город стал виден издалека. Но на пути к нему Ока делала широкие петли, возвращалась, уходила за песчаные холмы, словно не хотела открыть путникам «дивный город» — двойник Переяславля Киевского.
Слышала Евпраксия о том, как неволей ушедший в приокские земли князь, тоскую о Киеве, построил себе город на Оке, назвал его Переяславль и все милое ему с детства создал в том городе — и острожек о пяти башнях, и терем над тихим озером, даже речки, обтекающие острожек, назвал Трубежом и Лыбедью…