доктор философских наук,
профессор кафедры философии и культурологии, Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск,
Российская Федерация)
YuLinnik@yandex.ru
Рец. на кн.: Алексей Конкка. Карсикко: Деревья-знаки в обрядовой практике и верованиях прибалтийско-финских народов. – Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2013. – 206 с.
Тридцать лет назад – на самой заре наших либеральных надежд – увидела свет статья Алексея Петровича Конкки, оставившая заметный свет в карельской этнографии. Называлась она так: «Карельское и восточнофинское карсикко в кругу религиозно-магических представлений, связанных с деревом» [1].
Обращали на себя внимание и новизна темы, и эрудиция автора, и зрелость его суждений.
Прошла четверть века.
В 2011 г. в Санкт-Петербурге А. П. Конкка защищает кандидатскую диссертацию [2]. Читаем в автореферате: научный руководитель – К. В. Чистов (1919–2007).
До триумфа своего талантливого ученика Кирилл Васильевич не дожил.
О чём говорят эти разрывы во времени?
О том, что перед нами исследователь, который работает не ради регалий, а во имя истины как таковой, видя в ней высшую и абсолютную ценность.
Книга А. П. Конкки «Карсикко» – дело всей его жизни.
Не боясь преувеличения, скажу так: это классический труд.
Здесь всё отточено – выверено – доведено до кондиции.
Каждое слово весомо.
Ответственный – добросовестный – настоящий учёный!
Тематика монографии связана с дендролатрией.
Это культ деревьев.
Один из древнейших и значительнейших на Земле.
Особенно он важен для понимания духовной жизни народов Севера.
Связь человека и природы здесь отличается особой глубиной и напряжением.
Зависимость от леса огромная.
Дерево входит в картину мира многоаспектно – с включением его и хозяйственных, и экологических, и мифопоэтических аспектов.
Карсикко – это дерево, ставшее знаком: оно принадлежит одновременно и природе, и социуму.
Является своего рода средостением между ними.
Эта его амбивалентная сущность представляет огромный и этнографический, и философский интерес.
Слово, первенствующее в лексиконе автора, образовано от karsia: обрубать сучья.
Среди различных модификаций карсикко выделим две наиболее распространённые формы:
– это просто заломы веток;
– это просто затёс на коре.
Предел простоты!
Её нижний порог!
Её экстремум!
Хотя с формальной точки зрения коммуникативные возможности карсикко кажутся крайне бедными, но на поверку мы видим: их информационная ёмкость – огромна.
Подчеркнём: карсикко способно к эволюции – к прогрессирующему усложнению. Однако даже на этой исходной стадии – всё-таки её не хочется назвать примитивной – с помощью карсикко северянам дано сказать о многом.
Форма – природная, сущность – человеческая.
Характерное двоение!
Карсикко, посвящённые умершим, превозмогают свою древесную сущность: наполнение у них новое – наше, кровно родное.
Любое дерево может претендовать на сакральную роль.
Но желательна какая-то его выделенность из окружения.
Какая-то исключительность.
Так, манси считают, что кедр с семью вершинами – вместилище духов.
Они отметились в этой детали.
Человек схожей цели достигает по-своему.
Деревья он превращает в символы, используя внешнее воздействие – применяя орудия труда.
В природу вписывается новый план – встраивается новое измерение.
Биосфера здесь переходит в ноосферу (В.И. Вернадский).
Или – если угодно – в пневматосферу (П.А. Флоренский).
Какие-то эмбрионы знаков существовали от века.
Их проявление мистериально.
Эта тема волновала художника Б.А. Смирнова-Русецкого.
Мы видим на его полотнах, как из природных явлений выступают некие начертания – они вызывают чувство чьего-то неисповедимого присутствия.
Кто-то рядом!
Не дозовёшься.
На отклик могут рассчитывать лишь посвящённые.
Деревья, ставшие карсикко – это уже артефакты.
В этом их уникальность.
Их избранничество!
Происходящая здесь трансформация указует на качественный перелом в истории северных этносов.
Что мы наблюдаем сейчас?
Среди лесов закладывается своеобразная знаковая система.
Тут имеются свои коды и шифры.
Своя тайнопись.
Востребованы переводчики.
Считывая информацию, они делают её доступной для других – скажем, для необученной молодёжи.
Но роль толмачей должна неуклонно уменьшаться.
Круг знающих становится всё шире.
Слишком сильной харизмы тут не надо.
Языком карсикко овладевает вся община.
Хотя какое-то место для криптологии всегда остаётся.
Это был довольно богатый язык.
Он передавал весьма дифференцированные сообщения.
Живы и отец, и мать?
Или один родитель?
Или оба умерли?
Ещё пример: сообщение послано холостяком?
Женатым человеком?
Карсикко со всей определённостью отвечает на подобные вопросы.
Знаковая реальность начала формироваться ещё в биосфере.
Вспомним явление энтомофилии.
Вспомним про территориальное поведение животных. Они имеют интересную систему меток, помогающую им распределять между собой пространство.
Человек на этой стезе продолжает природу.
Хотя – разумеется – на качественно ином уровне.
Очень точный термин: доместикация пространства – его своеобразное одомашнивание.
Человек норовит мир превратить в дом. Отсюда соответствующие изоморфизмы.
Карсикко работает на такое вочеловечивание пространства. Мир благодаря его присутствию становится более уютным и понятным.
Обряды перехода: сколь успешным оказалось это понятие Арнольда ван Геннепа!
Хочется его соотнести с гегелевской узловой линией мер – она фиксирует, как что-то ломается внутри системы, прорываясь к небывалым возможностям.
Это своего рода диаграмма кризисов.
Или бифуркаций – в терминах синергетики.
Карсикко часто вырастают в узлах этой линии.
Собственно, они и есть узлы.
В них завязывается что-то новое.
Юноша впервые тянет невод.
Или идёт на охоту.
Становится воином.
Женится.
Это – опять-таки по Гегелю, «Наука логики» – перерывы постепенности.
Переходы!
Карсикко маркирует их.
Понятие перехода показало свою замечательную универсальность.
А.П. Конкка внёс весомую лепту в раскрытие его богатейшего потенциала.
Феномен карсикко оказался на редкость выигрышным для этого.
Смерть человека – разумеется, переход.
По-современному – катастрофа.
Несмотря на то, что часто принимает спокойную – умиротворённую – форму.
Старается быть незаметной.
Что из этого?
Хайдеггеровское бытие-к-смерти – основа нашей экзистенции.
Проведённая Танатасом черта – при любых обстоятельства – непреложна.
Карсикко – ретушь этой черты: её визуальное усиление.
Ушебти египят – или иттармы обских угров: это обиталища души.
Ведь она безразмерна.
Малость объёма тут не помеха.
Наверно, в эту последовательность могут встать и наши северные панки.
Так и тянет сопоставить их с карсикко.
Здесь вероятно схожее назначение.
Если карсикко – эволюционные предшественники антропоморфной пластики, то панки тогда – не одна ли из фаз развития?
Читаем в рецензируемой книге:
«Переход из одного состояния в другое как самих объектов, так и окружающего их мира – порождает необходимость использования “сквозных” универсальных предметных и акциональных символов» [3: 6].
Выявление этого сквожения – сущностных подобий – очень значимо для науки.
Дерево – в мифопоэтическом измерении – как бы чревато человеком.
Иногда кажется, что великие мастера деревянной скульптуры – Степан Эрьзя и Сергей Конёнков – всего лишь принимали роды, помогая стволу разрешиться: в нём таился готовый образ.
Этот эффект усиливается в работах современного мастера Бориса Сергеева.
Обработка дерева у него минимальная.
Два-три удара топора – будто колдовское мановение: чурка превращается в статую.
Монография А.П. Конкки заставила меня задуматься о генезисе славянской языческой скульптуры.
Деревянные идолы волновали воображение замечательных живописцев – Николая Рериха, Юрия Ушакова, Виктора Никитина.
Сохранилась летописная память о древних капищах.
О них выразительно свидетельствует Ибн-Фадлан:
Святилище русов располагалось под открытым небом. Оно представляло собой некий участок земли, усеянный воткнутыми резными «деревяшками», верхняя часть которых грубо изображала подобие человеческого лица. Эти идолы торчали из земли в строгом строевом порядке: в первом ряду – самые маленькие, во втором – повыше, в третьем – ещё более высокие и т. д. [4].
Штудии А.П. Конкки эвристичны. Читаешь про финно-угорское – и ищешь параллели к славянскому.
Простой затёс на коре – намёк на личину – высокий пень, принявший человеческие черты – и вот завершающая фаза: готовая – самодовлеющая – скульптура. Этот процесс можно истолковать как нарастание антропоморфности.
Или как движение в сторону натурализма.
Мера условности: этот критерий очень важен для понимания знаковых систем, взятых в развитии.
Условное убывает!
Знаковую функцию может нести что угодно.
Главное – договорённость: понимание строится на конвенциональной основе. Оно возможно лишь для круга посвящённых.
Ты заламываешь ветку – и этим даёшь знак другому: постороннему трудно догадаться о смысле обращения. Что абстрактней такого знака? Но вот под моим ножом появляется нечто образное. Уже почти реалистическое!
Это крайне важная – многое предопределяющая и раскрывающая – тенденция.
Культура именно финно-угорских народов даёт исключительные возможности для пристального исследования этой тенденции.
Тут многое ещё живо – не стало преданием.
В некоторых регионах – вспомним хотя бы ханты-мансийское Приобье – можно проводить полевые, а не археологические исследования. Явления, подобные карсикко, продолжают бытовать.
Надо снаряжать экспедиции.
Эта заманчивая перспектива просматривается в монографии А.П. Конкки.
Она может расшириться – и охватить всю Финноугорию.
Для этого необходим целый институт?
В таком случае его надо создать.
Человек и дерево – как сообщающиеся сосуды: тут возможны взаимоперетоки витальной энергии.
И сакральной информации тоже!
Хвоя с карсикко, посвящённого умершему – её надо класть под подушку: возможно установление сновидческой связи.
Контакты с потусторонним, осуществляемые посредством карсикко, несут на себе печать двойственности.
Оттуда можно ждать и поддержки, и подвоха.
Упование перемежается с опаской.
Понятно охранительное значение карсикко. Нельзя сказать, что это жёсткая оборона – скорее упреждающая защита. Дух умершего должен оставаться в локусе, назначенном ему от века.
Не может быть и речи о полном прекращении контактов. Таковые должны отлаживаться. Эту миссию и выполняет карсикко.
Очень интересно рассуждает А. П. Конкка о жизненной силе, представления о которой связываются с карсикко.
Народный витализм: это очень и очень серьёзно.
Пращуры были уверены, что существуют некие источники, привносящие в наш мир – со скрытых планов бытия – дополнительную энергию.
Законы сохранения здесь нарушаются.
Но что без таких нарушений народный космос?
Вспомним прану индусов.
Или ману полинезийцев.
Благодаря этим неуловимым реалиям в мире уменьшается энтропия.
Через карсикко в наш мир притекает нечто подобное.
В отношении северного человека к природе всегда была мера.
Или как лучше сказать – мудрый оптимум?
Тонкий баланс?
Случалось, что равновесие нарушалось – причём резко.
К примеру, это могло происходить на фоне так называемых волн жизни, когда фантастически увеличивалась численность организмов.
Скажем, лосось заходит на нерест в невероятном количестве – бери его сколько хочешь.
Это бывало и с птицами, и со зверьми.
Люди понимали – взяли лишнее.
Ощущали вину перед природой.
Сие душеполезное состояние тоже отмечалось карсикко.
Предмет исследования получает у А.П. Конкки очень широкий контекст.
В локальном высвечивается всемирное.
Компаративистика работает на полную мощь.
Подчас её ходы непредсказуемы.
Так, несколько неожиданным кажется обращение автора к Мирче Элиаде: процесс инициации он связывал с подъёмом – вскарабкиванием– на дерево.
Приобщение к высоте тут имеет много смыслов.
Это и акт очищения, и испытание мужества.
И даже почти что теозис: попытка подняться в верхний мир –примериться к позиции божества.
Автор мыслит системно.
Он любит аналогии, параллелизмы.
Принимая этот стиль, мы бы сравнили обряд инициации по М. Элиаде с известной магической практикой: шаман в экстазе восходит и нисходит вдоль оси Мирового Древа – обеспечивает жизненно важную связь разных уровней бытия.
Что-то подобное могло иметь место в случае с карсикко?
Но уже наяву – в живом обряде.
Ведь для манипуляций с вершиной дерева надо было подниматься на приличную высоту.
Акциональное сходство налицо.
Было бы интересно его уточнить.
Arbor Mundi – великая универсалия.
Уже поэтому нечто предельно типизированное – схематически обобщённое – почти абстрактное.
Карсикко – проекция Мирового Древа на житейский план бытия; его чувственно доступный алломорф – или ипостась, данная в непосредственном созерцании.
Ярусность Мирового Древа может пониматься очень наглядно.
Ещё раз подчеркнём: его трёхуровневая структура – весьма отвлечённое представление.
Однако у северных народов оно иногда получает предельную конкретизацию.
Задействуем условный высотомер – и вместе с манси войдёт в его родной лес.
Мировое Древо тут осуществило самопосев?
Размножилось?
Мы входим в насаждение Мировых Дерев.
Каждое – представительно: всецело сохраняет семантику первообраза.
Но как бы заземлено и занижено.
Это тебе не гигантский Иггдрасиль: нечто и впрямь сомасштабное размаху Вселенной.
Никакой гиперболизации!
Перед нами уменьшенные копии Мирового Древа?
Его фрактальные подобия?
Условные замещения?
Верхний мир у манси – вот он озирается в своём волшебном лесу – начинается с высоты 7 м.
Средний мир – 5 м.
Нижний мир – 2 м.
Укороченные интервалы!
Это адаптация к восприятию человека?
К его потребностям?
Размеры тут не имеют принципиального значения.
Достигается главная цель: пространство структурируется – намечается его зональность [5].
Причём не только в интересах умозрительной космологии, но прежде всего – ради практических действий человека, осваивающего и видимый, и невидимый мир.
Это прагматизация символа.
Его внедрение в непосредственный опыт человека.
Карсикко промысловика – карсикко неофита – карсикко умершего: сколь ни разнообразны эти проявления одного архетипа, но во всех случаях мы видим сохранение следующих функций:
– это медиаторы (скрепы между явным и скрытым, старым и новым, живым и мёртвым и т.д.);
– это обереги (нужна охрана от экстраординарного – от чужеродного – от трансцендентного и т.д.);
– это факты языка (деревья - нарративы, деревья-вопрошания, деревья-ламентации и т.д.).
Собственно, третье сечение объединяет собой два первых, ибо во всех случаях мы имеем дело с деревьями-текстами, желающими нам нечто сообщить и что-то растолковать; о чём-то напомнить и куда-то направить; предупредить – насторожить – одёрнуть и т.д.
Исследования А. П. Конкки открывают новый класс письменности.
Именно так!
Это форма письма не знает аналога.
Назвать её зачаточной?
Но посмотришь с другой стороны – и увидишь нечто гибкое, изощрённое.
Карсикко связано с идеей пути.
Часто это веха, отмечающая не столь расстояние, сколь важные для личности и общины события.
Скажем, отъезд на праздник – или первый выход молодухи для работы на поле мужа.
Это жизненный путь.
Дорога жизни!
Ведь не всегда движение по ней будет скучным и рутинным.
Случается яркое, запоминающееся.
Карсикко и отметит его.
Особо значим путь на кладбище.
Здесь маркировка относится не только к профанному, но и к сакральному пространству.
Путь в царство мёртвых!
Где-то он обрывается для нашей сенсорики – и его уже нельзя проследить топографически: так сказать, отложить на карте местности.
Оборвавшись здесь, он продолжается там.
Карсикко обозначит эту точку разрыва.
В каком-то смысле оно обладает природой Януса: обращено и в сторону прошлого, и в сторону будущего.
Янус – Бог дверей, распахивающихся в обеих направлениях.
Карсикко – тоже своего рода дверь: духи входят туда – и выходят оттуда.
Нельзя сказать, что карсикко двулико – антропоморфность для него не типична.
Но оно – двуприродно.
Двузначно!
А.П. Конкка показал: карельские кладбища – это порой целые рощи карсикко.
Разглядываешь деревья – как листаешь страницы.
Есть ли более удивительная книга?
Переход в мир мёртвых предполагает различные инверсии.
Скажем, зеркальное обращение признаков – сотворение наоборотной реальности.
Приведём цитату из ранней статьи А.П. Конкки:
Э. Леннрот сообщает в своих путевых заметках, что в сосновых лесах к северу от Кандалакши он на многих деревьях вдоль дороги видел вырезанные в коре «человеческие изображения», перевёрнутые вниз головой [1].
Здесь намечается интересная проблематика.
Каждая культура знает свой антимир.
Как он видится финно-уграм?
Карсикко – это как бы представительство пращура.
Он продолжает участвовать в наших делах, но снестись с ним можно только опосредованно.
Карсикко принимает от нас просьбы, жалобы, пожелания – и передаёт их адресату.
С ним здороваются.
Ему приносят пищу.
Замещение ушедшего человека карсикко осуществляет с предельной полнотой.
Это важнейшая регуляторная функция, позволяющая гармонизировать два уровня бытия: ныне здравствующих – и обретших вечный покой.
Сама граница между ними становится предельно условной.
Происходит столь важная для народного космоса релятивизация вроде бы противоположных смыслов.
Они обнаруживают свою взаимоперетекаемость.
О семиотике карсикко в книге сказано так:
«По нашему мнению, на первый план здесь выступает не антропоморфность, а функция знака, в котором заложены гораздо более широкие смыслы. Человекоподобное изображение есть лишь одна из форм отражения семантики ритуального символа» [3: 32].
Зарубка – совсем не портрет.
Но в знаковом аспекте эквивалентна портрету!
Денотат здесь один и тот же.
Кукла – дерево – человек – текстильное изделие: выстраивая этот весьма разнородный ряд, А.П. Конкка показывает, что все его члены изоморфны друг другу.
Сюда хотелось бы ввести и резную прялку.
Элементарный затёс тоже входит в эту череду.
Инвариантность пронизывает несхожие вещи.
Такое возможно лишь в мире знаков – семиосфере Ю.М. Лотмана.
А.П. Конкка открыл её новое измерение.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Конкка A.П. Карельское и восточнофинское карсикко в кругу религиозно-магических представлений, связанных с деревом. Этнокультурные процессы в Карелии. Научные редакторы Е.И. Клементьев, Р.Ф. Никольская. Петрозаводск 1986. С. 85–112. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.komi.com/pole/archive/pole/9.asp (дата обращения 08.08.2016)
2. Конкка А. П. Деревья-знаки в обрядах и верованиях прибалтийско-финских народов. Специальность 07.00.07 – этнография, этнология, антропология. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Петрозаводск, 2011
3. Конкка А.П. Карсикко: Деревья-знаки в обрядовой практике и верованиях прибалтийско-финских народов. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2013. 206 с.
4. Ибн-Фадлан. «Записка» о путешествии на Волгу [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://oldrus.livejournal.com/157552.html (дата обращения 08.08.2016)
5. Мансийский след. Часть третья [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://samlib.ru/p/piskarewa_m_l/mansled3.shtml (дата обращения 08.08.2016)