Комната в предрассветной темноте была мягкой и бесшумной. Илья Полуночник лежал на спине с раскрытыми глазами уже пять минут, об этом говорили часы, стоявшие на тумбочке у кровати. Они показывали полседьмого, значит, до пробуждения еще полчаса. Илья перевернулся на бок и попытался насладиться ускользавшим остатком сна, но не получалось. За окном начали грохотать трамваи. Когда будильник на мобильном огласил, что пора вставать, Илья уже сидел на краю постели и в забытьи надевал черные носки. Сейчас среда, поздний октябрь, когда воздух наполняется морозной чистотой, дороги только покрываются льдистой коркой, а зеленая трава соседствует со снегом.
Пришла пора каждодневных ритуалов: почистить зубы, приготовить на скорую руку завтрак, съесть его, запив быстрорастворимым кофе; словом, совершить то, что отличает человека разумного от животного. К концу ритуалов Илья одевался, уже немного повеселев. Он оценил оставшееся время. В запасе было еще пятнадцать минут, поэтому Илья не нашёл ничего лучше как завалиться снова на кровать и поразмышлять над бессмысленностью человеческого существования. Больше гложила не мысль о том, что его размышления правдивы, а то, что ему не с кем ими поделиться. Кроме одного старика из квартиры наверху. Илья вообще редко, если не сказать никогда, общался с соседями, но для этого старика сделал исключение. Возможно из-за того, что его видел редко в отличие от вездесущих и назойливых остальных соседей, которые шли на работу с невозмутимо-блаженной улыбкой. Со стариком же он перебрасывался парой фраз несколько раз, но в таких разговорах заключалось больше смысла, нежели во всех днях, проведенных Ильей в этом злосчастном доме.
Как бы прискорбно это ни было, но все имеет свойство заканчиваться, как и быстро ускользающее время перед отправлением на работу. Новый сигнал будильника теперь давал окончательно понять, что пришла пора смириться с неизбежным. Илья встал, оделся и потянулся было поставить квартиру на сигнализацию, как вдруг понял, что забыл закрыть окно в комнате. Кряхтя, он сделал это, подождал полминуты перед тем, как раздался противный электронный писк и зажглась зеленая лампочка, и распахнул дверь. В ту же секунду он пожалел, что распахнул ее именно тогда, потому что чуть не повалил на пол обитателя квартиры сверху, с четвертого этажа. Его Илья, к сожалению, знал. Он часто пересекался с ним, то в подъезде, то на выходе, то на остановке, и про себя Илья называл этого соседа Ушами, потому что он всегда носил бесформенную шапку, которую никогда не опускал на вышеназванные уши. Такую манеру Илья находил комичной, но говорить об этом Ушам не горел желанием.
Сосед просверлил его злобным взглядом и бросил:
– Ну, держись, падла! В следующий раз встречу – мало не покажется!
– Извините, я случайно, – оправдывался Илья, но Уши уже исчез из виду. Торопился, видимо.
Улица встретила злее, чем он предполагал: выйдя из подъезда, Илья сморщился от холодного ветра, дувшего прямо в лицо, причем стоило Илье повернуться, ветер тут же менял направление. Свалив все на жизненное невезенье, Илья побрел в сторону трамвайной остановки. Как назло, мимо уже проезжал один из них, наполняя улицу оглушающим грохотом, но Илья никак не успевал, даже если бы и побежал, поэтому он пошел еще медленнее, продолжая рассуждения, начатые в спальне, подкрепленные новым ворохом наглядных доказательств.
На остановке было на удивление мало народу, по логике Ильи это хорошо, значит, если в трамвае остались свободные сиденья, то можно претендовать на них, особенно если это место у окна (они справа по направлению движения) и слева от тебя есть еще одно, тогда не найдется никого, кто в силах отвлечь его от прослушивания музыки. Своеобразный хороший знак перед очередным рабочим днем, помогает настроиться на него.
Приближавшийся трамвай сначала он услышал, а затем оглянулся и увидел. Салон оказался так же малолюдным, как и остановка. Илья поднимался по ступенькам, чувствуя нараставшее удовлетворение, хотя еще несколько минут назад распинался в диалоге с внутренним голосом в невыносимой бессмысленности нашего бытия. Он прошмыгнул мимо группы болтавших подростков с сумками и портфелями и присел, прислонившись к окну, которое пока еще не заледенело. Отсчитав контролеру заранее припасенные в карманах десятки, Илья достал наушники и на время поездки на другой конец города ушел в себя, отдавшись полудреме с игрой любимых песен на заднем фоне, если можно так выразиться.
День пролетел для него незаметно, такое редко случалось. По системе оценок Ильи этот день можно было даже назвать хорошим, ведь ему даже почти не приходилось ни с кем пересекаться, что уже говорило о многом. Как бы то ни было, настала пора возвращаться домой. Обратный путь почти не отличался от утреннего, только на этот раз трамвай был битком набит, и половину маршрута Илья проехал, ощущая себя сельдью в бочке, но все рано или поздно заканчивается, и поездка тоже. Он устало выполз наружу, привыкая к похолодевшему воздуху и застегивая куртку.
До дома, где он, наконец, сможет побыть, тем, кем хочет, оставалось каких-то сто метров, как вдруг он неожиданно для себя поднял взгляд чуть выше своего окна и увидел красное пятно, которое так сильно выделялось на фоне погасших глазниц многоглазого исполина из железобетона. Хватило пары секунд соображений, и в голову пришло осознание, что это были красные шторы, висевшие в квартире его соседа-старика! Ведь правда, все это время старик жил прямо над ним, а осознание пришло так поздно и в таком странном положении. Илья оглянулся назад, за ним пустел сумрачный переулок, впереди – только привычная стагнация перед отходом ко сну и новым днем. А вот сверху...
Поэтому впервые он решил не заходить к себе домой, а наведаться в гости к загадочному соседу, который будет рад разделить такое же вечернее одиночество в компании с ним. По крайней мере, Илье хотелось в это верить. До второго этажа он поднялся машинально, словно в одно мгновение, сказывалась натренированная бесчисленным количеством дней мышечная память, но перед дверью в свою квартиру он остановился и, сжав в кармане кулак, пересилил себя и развернулся, подходя к лестнице наверх, на которую никогда не ступал. Неизвестность подзадоривала, дыхание сводило от волнения, а внутри, Илья чувствовал, нарастало приятное напряжение, и каково же было его разочарование, когда прямо на лестничной площадке между вторым и третьим этажом оказался черный рояль. Он стоял по диагонали, что очень неудобно, потому что благородный музыкальный инструмент перекрывал человеческий путь через площадку. Залазить под него или, что еще хуже, перелазить сверху Илье не хотелось, потому что он считал себя человеком вежливым и культурным и такие выходки были не для него. Пару минут он боролся с сомнениями, проступившими из подсознания демонами, которые нашептывали ему уходить и возвращаться в свой привычный приятный мирок. Так и стоял Илья перед роялем, не зная, что делать. Может быть, ему действительно стоит наплевать на таинственного соседа, наплевать на загадку красного окна? Ему очень хотелось просто взять и никуда не ходить. С другой стороны, впервые с той поры, о которой он уже ничего не помнил, в душе Ильи что-то зажглось, и этот трепещущий огонек был желанным, с ним не хотелось расставаться, особенно когда на улице холода и приближается зима.
Решено. Он отправится на третий этаж на лифте. Живя на втором, ни к кому не наведываясь, Илья никогда им не пользовался. Что ж, сегодня подвернулась замечательная возможность опробовать одно из чудес коммунального рая на земле. Кнопка вызова нехотя повиновалась пальцу Ильи и загорелась красным светом того же оттенка, что и шторы в том самом окне. Ожидание казалось бесконечным, пока из-за закрытых дверей раздавались монотонные стуки, но он уже решил идти до конца и не поворачивать назад, как бы близко от начала он не находился (особенно, если ты стоишь прямо напротив своей квартиры).
Когда двери с противным скрипом лениво отворились, Илья зашел в неуютную грязную кабину, с облегчением отмечая, что эти двери вот-вот отрежут ему путь назад и останется только выйти и постучаться к старику. И именно тогда он почувствовал, как внутри него проснулся новый голос, который спросил его: «А что, собственно, поменяется, если ты просто выйдешь и постучишься? Снова, как и все дни до этого, проедешь по рельсам, ни разу не свернув с нахоженной тропы». Илье стало нехорошо, потому что если это так, то его путешествие на третий этаж не стоит ничего! Он уже хотел заплакать от черной досады, но обратил внимание на то, что все кнопки этажей сожжены. Кроме одной – девятого. Последнего.
Илья задержал дыхание, чтобы успокоиться, закрыл глаза и нажал на нее, вздрогнув от приглушенного шума, с которым лифт начал движение наверх. С каждым этажом лампы, и без того тусклые, теряли яркость и сама кабина уменьшалась. Илье хотелось сжаться, спрятаться от напирающих на него стенок, но упрямство, не дало ему это сделать. Он уже почти был готов по-настоящему обрадоваться этому, как лампы погасли окончательно, а лифт издал предсмертный стук и замер. Илья стоял посередине кабины и недоуменно оглядывался вокруг, но было слишком темно. Он начал колотить в двери, но они были наглухо закрыты, тогда, обессилев, Илья присел на пол и перевел дух.
Потом на ощупь он прошелся по панели с кнопками, но не нашел там кнопку вызова диспетчера. Значок на мобильном телефоне показывал, что связи нет. «Эй!», – крикнул он, борясь с природной застенчивостью. – «Здесь есть кто-нибудь?!». Он почти потерял надежду и уже начал сожалеть о путешествии, как послышался скрежет. Кто-то раскрывал двери лифта, выглядело это, словно Самсон разрывал пасть льва, чтобы выпустить на свободу Илью. Но вместо библейского героя освободителем оказался одетый в домашний халат и носивший маску без каких-либо отличительных черт человек, чьи ноги, почему-то Илья обратил на это внимание больше всего, были босы и покрыты засохшей грязью. Безликий человек в халате орудовал ломом, он еще раз приложил силу, и когда двери окончательно разъехались, взору Ильи открылась целая толпа в такой же одежде, все в масках. Зажужжала муха.
Весь мир, кроме мухи, словно замер, пока двое стоявших рядом с человеком, который открыл дверь, не бросились в кабину и схватили Илью, который даже не успел осознать, что происходит. Его потащили, держа за руки и за ноги вниз головой, поэтому мир для него превратился в панно из надтреснувших напольных плиток, долго не видевших швабры уборщицы. Илья не мог сказать, куда точно его несут, но догадывался, что ничем хорошим это закончиться не может.
По звукам некто пытался вставить ключ в замочную скважину, затем после небольшой задержки раздался дверной скрип, и Илью понесли дальше. Теперь плитка сменилась тряпкой, потом линолеумом, а потом Илью кинули на ковер. С индийскими огурцами. От удара сильно заболело плечо, стало непонятно, что происходит. Илья развернулся, его уже обступила полукругом толпа из девяти человек, позади них зиял раскрытый балкон, доносивший с улицы морозный ветерок. Человек, несший лом, простер руки и зычным басом объявил:
– Агнец прибыл в храм! – его поддержала единая волна, в которую слились голоса остальных.
– Вы, наверно, меня с кем-то путаете, - промямлил Илья, едва поднимая взгляд на жуткую босую толпу в разноцветных халатах. – Я не агнец, я – Илья Полуночник!
– Что скажут твои имена о величайшей жертве, которую нам предстоит совершить? – по всей видимости, глава местного культа продолжал пылкую речь. – Илья Полуночник, агнец, будет приведен на заклание, и его кровь умоет наши стопы, которыми мы ступаем по этой священной земле, – он жестом обвел пол.
– Это точно необходимо? – Илья начал медленно ползти к выходу.
– Только так ты осуществишь свое предназначение, о агнец, - экзальтированно произнес ломоносец, обращаясь взглядом вверх.
Илье не хотелось предполагать способ, которым эти неблагонадежные люди будут его умерщвлять, вместо этого он пытался сосредоточиться хоть на какой-то зацепке, которая подскажет путь к спасению. Но комната была аскетично обставлена, здесь были только алтари с погасшими оплывшими свечами с закрашенными черной краской картинами над ними, может быть, иконами. На стене безразлично тикали часы над выцветшим диваном. Ничего такого, что могло бы послужить с пользой. По всей видимости, попытку Ильи спастись сектанты заметили, и их глава непринужденно прошелся через комнаты и вновь схватил беглеца.
– Агнец не может покинуть храм, пока не завершится жертвоприношение, - констатировал сектант, удерживая Илью железной хваткой.
– Можно сначала покушать?
– Сначала агнец подвергнется испытанию, - ему показалось, что сектант проигнорировал вопрос и это не было ответом, – в ходе которого мы оценим его мудрость.
Илью потащили на кухню, где стоял вычурный стул с высокой обитой пурпурным драпом спинкой, с которой свисала веревка. Ее сразу же пустили в ход, привязали «агнца» к стулу и развернули в сторону окна. Впереди не было ничего, ни стола, ни какой-либо иной мебели, только голые стены и много грязи на полу. Илья не мог понять, как столько много народу могло жить в этой квартире без каких-либо удобств. Правда, потом он подумал, что в его положении о таких вещах заботиться стоит в последнюю очередь. Он уже ушел в себя и не реагировал на внешний мир, когда перед Ильей возникли все сектанты, и он обнаружил, что их число увеличилось с того момента, как его связали. Их глава вцепился в плечи Ильи и, смотря прямо в глаза, спросил, чуть не срываясь на крик:
– Что приносит очищение?! – от неожиданности «агнец» вздрогнул.
– Я... я н-не знаю, - заикаясь, прошептал Илья, пытаясь скрыться от нестерпимого взгляда черных глаз с почти неразличимым зрачком, глядевших на него из-за маски.
– Кто занесет ритуальный нож?! – в этот раз черноокий сектант окончательно перешел на крик, и его голос многократно отражался от серых стен, повторяя вопрос, на который Илья не знал ответа.
– Что ожидает нас за завесой из багрового пламени?! – он наклонялся все ближе и ближе к пленнику, поэтому весь мир для Ильи превратился в бесчувственную маску, вибрирующую от оглушающего рыка сектанта. В черных глазах не читалось ничего, так что казалось, будто они – единое с маской.
– Откуда в храм приходят просители?! – Илья вжался в спинку настолько глубоко, насколько было возможно, лишь бы оказаться подальше от кричащей маски. Ему хотелось закрыть глаза и открыть их уже у себя дома в постели, как сегодня, а не выслушивать странные вопросы от не менее странного человека.
– Сколько ярусов лежит к очищению?! – на этот раз человек в маске отошел от стула, словно чувствуя, что дальнейшие расспросы бесполезны. Илья выдохнул с облегчением, но недолго он радовался, потому что сектант растворился среди других, таких же, как и он, чтобы через пару секунд вернуться из толпы с внушительным мясницким тесаком наперевес. Илье стало по-настоящему страшно.
– Последний вопрос, – биение сердца Ильи, казалось, заглушило безумные выкрики сектанта, поэтому он не мог сосредоточиться на нем, но в глубине души уже догадывался, каким будет ответ. Этот ответ бессознательно всплыл на поверхность мыслей, словно это было само собой разумеющееся, – где человек обретает очищение?!
– На третьем этаже, – спокойно ответил Илья. Все посторонние звуки затихли, даже лихорадочное биение сердца. Осталось только эхо, разносившее правильный ответ по кухне, вкладывая каждому его в уши, чтобы он отпечатался на коре головного мозга.
Сектант замер, и это стояние, как казалось Илье, тянулось вечность. Когда, наконец, человек в маске опустил тесак, он повернулся к своим собратьям и радостно воскликнул:
– Агнец прошел испытание! – на что они отозвались тем же возгласом полным искренней радости. Сектанты принялись обниматься друг с другом, давать пять, некоторые даже пританцовывали.
– Что все это значит? Я свободен? – Илья невольно улыбнулся происходящему.
– Агнец обретет свободу гораздо позднее испытания мудрости, – к нему обращался тот же сектант, но теперь его манера говорить не была похожа на жуткую манеру допроса, теперь он располагал к себе Илью. – С этим испытанием агнец только ступил на долгую тропу очищения.
– Значит, тогда я могу отправляться дальше? На третий этаж?
– Не сейчас, – поправил его сектант, – сейчас мы веселимся и радуемся успеху агнца и просим разделить его наше счастье за пиршеством, которое уже ждет в соседней комнате.
Илья прикинул, что последний раз ел только на обеденном перерыве на работе, и желудок начал возмущаться по этому поводу. Наверное, не произойдет ничего плохого, если он ненадолго задержится здесь и разделить со сменившими гнев на милость сектантами, даже удивительно, что такие люди жили в его подъезде, он ведь их ни разу не видел!
Его освободили от пут и провели в зал, где стол был заставлен аппетитными блюдами: бутербродами с красной икрой вперемешку со шпротами, жареной курицей, покоившейся на горке картошки, пиалами с салатами, которых Илья насчитал шесть разных видов, а вот балкон сектанты так и не догадались закрыть. «Агнец» сел во главе стола, остальные сектанты подтягивались и занимали оставшиеся места, они перебрасывались фразами, некоторые о чем-то горячо болтали, рассказывались шутки и слышались смешки, а то и дело хохот. Кто-то наложил Илье салата оливье, другая пара рук навалила в его тарелку жареной картошки и сдобрила все это жирной куриной ножкой. Чувство голода было сильно, как никогда, и Илья не смог устоять от соблазна попробовать все и сразу, на удивление, еда оказалась вкусной, и он чуть не пропустил, как глава сектантов на другом краю стола встал и начал речь:
– Сегодня мы испытали агнца и признали его достойным спуститься Вниз. Чтобы отпраздновать это потрясающее событие, я передаю агнцу священный кубок, дабы он испил из сего благословенного сосуда, – он передал Илье большую кружку с наклеенными на нее желтыми бумажными звездами и заполненную бесцветной пахучей жидкостью. Илья отпил, и поморщился: это была дешевая водка, на что намекали стоявшие рядом с ним в углу пустые бутылки, гордо носившие этикетку «Белая березка». Горло обожгло нестерпимой горечью, он закашлял, к счастью, соседний сектант протянул ему пластиковый стакан с апельсиновым соком, который смягчил вкус.
– Агнец должен помнить, что путь к очищению долог и тернист, – продолжил говорить глава сектантов, – но благодарные служители храма не забудут проявленной мудрости и помогут агнцу. В свое время.
Илья принялся за еду с новой силой, теперь он действительно понял, что голоден настолько, что мог бы съесть слона, и поэтому не упускал ни единой возможности попробовать новый салат или взять парочку бутербродов. Краем глаза он заметил, что часы остановились: стрелки застыли и показывали девять часов ровно. Тем не менее, вечер продолжался и со временем Илья включался в разговоры сектантов, рассказывая анекдоты или слушая чужие истории. К концу часа (по его ощущениям) бесед ему уже стало сложно различать рассказанные истории и своих собеседников, тем более, что у каждого было одно лицо на всех, ведь маски они так и не сняли. Постепенно священный кубок пустел, и Илья хмелел, что еще больше затрудняло восприятие историй. Из разрозненных фрагментов воспоминаний он сумел восстановить, что за время бесед сектанты рассказали ему легенды о железной птице, живущей на краю света и певшей прекрасную песню, которую никто никогда не слышал, из-за этого она расстроилась и закончила петь ее, потом заржавела и уже не смогла разомкнуть клюв или сдвинуться с места; о семи принцах из далекой страны, которые при дележе наследства покойного отца-монарха разделили среди прочего смерть и великое горе на семь равных малых частей и спрятали каждую за семь засовов так, чтобы они больше никогда не смогли вырваться наружу; о человеке, который хотел испробовать все изысканные лакомства, исходившем все известные континенты, открывшем еще один, в конце концов, он, терзаемый пустотой внутри и неудовлетворенностью от своих поисков, съел сам себя и, таким образом, испробовал все лакомства мира. Илья мог бы еще припомнить пару, но он уже не мог стоять на ногах и, выкурив попрошенную у главы сектантов сигарету, «агнец» завалился спать на диван. Судя по звукам, сектанты продолжали веселье, но Илье было уже не до них.
Сон был беспокойным. Илья видел весь прошедший день, но сейчас все произошедшее наблюдалось сквозь маслянистые линзы, которые искажали все детали, делали их неважными и неразличимыми. Илья догадался, что он сможет понять истинную сущность вещей, если откажется от неточного, ненадежного и неверного зрительного восприятия, в этом и заключался смысл сна.
Когда он, будто ужаленный, вскочил с дивана, первое, на что Илья обратил внимание, были часы, которые все так же показывали ровно девять часов. Но на самом деле не на это ему следовало бы обратить внимание, а на то, что квартира медленно поглощается холодным багровым пламенем! Огонь тихо шипел, быстро подкрадываясь к дивану, и если бы Илья не пробудился сейчас, то он бы уже никогда не пробудился. Спасаясь, Илья отскочил от огня к выходу, но потом он вспомнил про сектантов, их нигде не было! Ответ нашелся у все так же открытого балкона: там лежала догорающая груда халатов, от которых отлетали, словно от газеты, клочки почерневшей бумаги. Надеты халаты были на обуглившиеся каркасы из вешалок, на месте голов были простые мячи с нацепленными на них с помощью резинок масками. Как только Илья заметил эту композицию, огонь мгновенно пожрал остатки, пепел взметнулся в воздух и улетел в разинутый балкон. Пламя не остановилось на том, во что превратились, или чем были на самом деле сектанты, и принялось за Илью, оно надвигалось багровым шипящим фронтом, неумолимо захватывая все больше площади зала. Илья выбежал в коридор и помчался к двери, она была закрыта на ключ, но рядом не висело ни одного, а в этот момент огонь вырвался из зала, языки пламени, слившиеся в единый пылающий хлыст, напоминали извивающееся щупальце, которое жаждало заполучить в свои уничтожающие объятия Илью. С этим ему мириться, конечно, не хотелось, поэтому он попытался принять последнюю попытку к бегству в ванную, для этого ему потребовалось пройти сквозь пламя. Приключись это с ним как-нибудь в другой раз, Илья бы сто раз подумал, прежде чем бросаться вперед, но с начала своего путешествия он начал замечать за собой крепнущий внутри стержень, поэтому бросился вперед.
Огонь оказался холодным.
Илья закрыл глаза и постарался не дышать, но все равно чувствовал, как языки пламени забираются к нему в ноздри и обжигают не то холодом, не то жаром. Чтобы пересечь огненную завесу быстрее, он подпрыгнул незадолго до нее, и теперь понимал, как медленно тянулось время, пока он в полете продирался телом сквозь нее. Огонь заполучил его всего, опалил ресницы, наполнил легкие, но боль все не приходила, вместо этого Илья чувствовал, как все невесомее и невесомее становится его тело, как выше он взлетает, и в конечном итоге Илья вырвался из огня, оставляя позади сквозной след из дыма, вокруг которого теперь вихрилось пламя. По инерции Илья добежал до ванной, сделал шаг за порог...
И провалился на восьмой этаж сквозь дыру в полу.
Шипение прекратилось, и девятый этаж погас. Ванная погрузилась во тьму. Илья осторожно открыл дверь и прошел в новую квартиру, но не успел сделать и шага, потому что его ослепил фонарь рядом с выходом. Илья зажмурился и, заслоняясь ладонью от слепящего света, прошел вперед, пол предательски скрипел. После очередного скрипа из закрытой комнаты справа послышались шаги, дверь распахнулась, и перед Ильей предстал женский силуэт в ночной рубашке, остальных деталей не было видно.
– Нормальные люди все спят уже, а не по квартирам чужим лазят! – укорительно сказала она, выходя в свет поближе к Илье. Теперь он мог понять, с кем имеет дело. Лицо и тело женщины будто жили в разногласии или сбежали от двух разных владелиц: одетое в серую плотную ночную рубашку дряблое, но не полное тело, усеянное морщинами, и по цвету почти не отличающееся от рубашки резко контрастировало со здоровым молодым лицом, пристально вглядывавшимся в Илью. У женщины были голубые глаза, курносый нос, пухлые губы, да и само лицо было под стать дамам с полотен Рубенса. Своеобразным софитом освещалась серьга, как показалась Илье, из металла, который поглощал свет и оставался темным. Другая же половина лица оставалась в тени, и Илья готов был поклясться, что левый глаз светился и жил свое жизнью, вращаясь и осматривая его с головы до ног, впрочем, это оказалось наваждением, длившимся мгновение.
– Я случайно, наверху пожар, и я провалился к вам, – он попытался оправдаться.
– А, это ты, – женщина прошла вперед, изучая незваного гостя взглядом, при этом всю ее озарял софит, и Илья понял, что нечего бояться, а пугающее видение было просто обманом зрения: вторая половина лица была человеческой насколько это возможно. – Видела тебя пару раз, когда на работу шла. Ну, раз такое дело, – она прошла в комнату напротив ванной и зажгла свет там, ею оказалась кухня, – то прошу к столу, негоже гостю в коридоре стоять.
Илья не считал правильным следовать ее приглашению, потому что он явился в ее дом без приглашения и таким бесцеремонным образом, конечно, еще играл немаловажную роль тот факт, что ему самому не особо хотелось знакомиться с очередной соседкой. Она будто почувствовала сомнения Ильи, вышла к нему, схватила за руку и силой поволокла на кухню, от неожиданности у него не получилось сопротивляться. Сама же кухня была неброской, с гарнитуром, утварью, холодильником. Закипал чайник, словом, все как у людей. Теперь уже званый гость присел за стол, и хозяйка пододвинула к нему тарелку с овсяным печеньем, Илья пока есть не стал, посетовав на позднее время. Мимолетно он взглянул на часы – они все еще показывали девять часов.
– Глупостью забил себе мозги, – сокрушалась она, откусывая от печенья кусочек, – любой прием пищи человеку полезен. Откуда же полезные вещества получать?
– Уж точно не от овсяного печенья.
– Ну вот, уже что-то хорошее, – хозяйка отправила в рот уже весь коричневый полумесяц, – чувство юмора есть, значит, будет жить пациент. Кстати, я же не представилась, столько живем в одном подъезде, а даже не знаем, как звать друг друга. Я – Усова Яна. Дмитриевна, – уточнила она.
– А я – Полуночник Илья. Вениаминович, – уточнил Илья.
– Потрясающие фамилия и отчество! – восхитилась Яна. Щелкнул чайник. – Если не печенье, то, может, хоть чаю выпьешь?
– Вот от него не откажусь, пожалуй, – Илья улыбнулся, чтобы немного смягчить обстановку, потому что думал, что ненароком задел Яну своим замечанием. Она подала кружку с ароматно пахнущим, насколько это было возможно для магазинного черного чая, напитком.
– Если ты пришел из ванной, то, значит, спустился от соседей сверху с девятого. Чудаки, одним словом.
– Уже успел убедиться на собственной шкуре, – поддакнул Илья, отпивая горячий чай. Он подумал, что пить только один чай было бы глупо, поэтому изменил себе и уже съедал второе печенье. – Жаль только, что они оказались не людьми и уже сгорели. Кстати, а почему пожара здесь не чувствуется?
– Зачем мне пожар, сам посуди.
– Не могу не согласиться, – за вторым печеньем последовало третье и четвертое, а тарелка потихоньку пустела, потому что Яна не отставала от него и тоже с аппетитом получала питательные вещества.
– Но, с другой стороны, хорошо, что они тебя в свою секту не втянули. Они постоянно в двери стучатся, буклетики свои предлагают, говорят что-то про агнца, жертвоприношения, храм и очищение. Фанатики, что с них взять. Куда хочешь идти после того, как сбежал от них?
– На третий этаж. Там будет что-то важное, я точно знаю.
Какое-то время Яна молча допивала чай и доедала печенье. Потом она отставила в сторону кружку и, глядя в глаза Илье, спросила:
– Ты сам этого хочешь? Сам же видел, куда тебя завела дорога туда, к тем обезумевшим проповедникам! – она положила руку на стол, и только сейчас Илья вновь заметил и вспомнил, что ее серое старушечье тело казалось чужим в сравнении с милым пухлым лицом, сама же Яна, по всей видимости, этого нисколько не смущалась.
– По-моему, моя встреча с сектантами была частью пути до третьего этажа. В этом есть что-то... – Илья задумался, пытаясь подобрать подходящее слово, но сумел лишь неловко выдать, – предначертанное.
– Просто зона сумрака какая-то, – выдохнула Яна и откинулась на спинку стула. – Вот носишься по этажам, ищешь не пойми что, а толку-то? Стал ли ты счастливее после того, как не вернулся домой, а решил отправиться в свое путешествие?
Илья снова погрузился в раздумья. Яна, конечно, была права, ведь он действительно то и дело сомневался, правильно ли он поступил, но на третий этаж в квартиру с красными окнами его влекло неодолимое чувство, что там должна решиться его судьба. Словно вся его жизнь заключалась в том, что ему просто, во что бы то ни стало, нужно дойти до того самого этажа, постучаться в ту самую дверь и постучаться в нее, чтобы костяшки пальцев соприкоснулись с черным металлом и огласили на весь подъезд его волю.
За мыслями Илья не заметил, как Яна оказалась за его спиной, она положила руку, теперь уже с шелковистой кожей, источавшей мятный аромат и блестевшей от натертых масел, на плечо недоумевающего гостя. Едва он осознал неуловимое передвижение хозяйки, она наклонилась и едва различимо прошептала:
– Нет нужды в страшном пути, – Илья развернулся и увидел трансформацию, которая произошла с Яной: теперь она была одета в практически невесомую ночную рубашку, серое немощное тело старухи уступило место приятной полноте и пышущей красоте. Илья вспомнил, что именно так выглядела его давно забытая одноклассница в будто бы прошлой жизни. – Пройдем со мной в спальню, тебе не будет так одиноко.
Илья встал, Яна ласково провела пальцами от плеча вниз до ладони, которую Илья сжал от напряжения в кулаке, и медленно начала разжимать его, Илья не сопротивлялся и взял Яну за руку. Пока они выходили, он успел заметить, что свет теперь горел сумеречно, мерцая, как гаснущий на ветру костер, словно не хватало напряжения. В коридоре также было темно, потому что погас фонарь, превратив его в темный туннель, а рыжие блики от неяркого света из кухни на безжизненном фонаре напоминали несущийся на Илью поезд, поэтому он был только рад, когда Яна быстро пересекла туннель и впустила его в спальню. Здесь он едва различил очертания двуспальной кровати, слева от них, возможно, стоял шкаф, справа – комод, на нем вырисовывался только контур какого-то предмета, скорее всего, лампы. Больше ничего в спальне не было, и она вызывала тревожные чувства из-за пустоты в дальней половине. Словно чувствуя опасения Ильи, Яна все так же томно и тихо прошептала:
– Чего ты боишься, Илья? Здесь нет страшных монстров под кроватью, сюда не проберется убийца и не зарежет в постели, здесь никогда не встанет солнце и не придется просыпаться и куда-то идти, – все так же незаметно она оказалась за спиной у Ильи, и легонько обняла его, волосы Яны спускались с его плеч и щекотали левую щеку.
– Я не говорил, что ты мне кое-кого напоминаешь? – сейчас Илье хотелось только знать одну вещь, что мучала его и не давала расслабиться.
– Нет, – она сжала объятия, от которых по телу расплывалась приятная теплота, и Илья был в одном шаге от того, чтобы развернуться. – Какая разница, кто кого напоминает в этой темноте, если самое главное не то, что снаружи, а то, что внутри.
Они прошли ближе к кровати, по спальне прошел сквозняк, и слегка хлопнули окна и дверь. Илья закрыл глаза, и представил, как все закончилось, как еще немного, и он забудется глубоким сном, рядом будет Яна, так пронзительно напоминавшая о прекрасном, что так редко попадается на человеческом пути. О да, как же мало красоты в промозглом мире, в котором существует Илья! Поэтому он нисколько теперь уже не думал, когда присел на мягкий матрац, не снимая одежды, и улегся на спину. Яна была совсем рядом и подарила ему поцелуй, ради которого стоило отправиться в это путешествие. Действительно, совсем не важно, кто кем является при свете дня, потому что в непроглядной ночи все образы стираются, и остается только кристально чистая концепция, концентрированный экстракт смысла.
С этими мыслями Илья начал погружаться в сон, пускай рядом глубоко и часто дышала Яна, и ее горячее дыхание обжигало шею, пускай он многое хотел с ней бы обсудить, но все это не сейчас, а потом... когда-нибудь... не сегодня... Единственное волевое усилие, которое он смог совершить – это прокрутить в памяти моменты этого прекрасного дня, в котором он, наконец, встретил Яну. Как же глупо теперь он чувствовал себя, вспоминая о недружелюбном пробуждении утром, о бессмысленной и нелюбимой работе, о неприятной встречи с Ушами, о досадной аварии в лифте, которая не позволила ему прибыть к Яне вовремя. Теперь же было все позади, кроме одного, последнего, вопроса, который будоражащим гулом отозвался в мозгу Ильи:
– Яна, – тихо спросил он, боясь нарушить ночную тишину, – кто занесет ритуальный нож?
– Ах, Илья... – он не открывал глаз, но слышал, как Яна привстала, и ее голос становился громче... и грубее, – тебе был дан такой прекрасный шанс прекратить борьбу и быть счастливым в вечном забвении, – теперь голос напоминал скрежетание, был немелодичным, грубым, словно песок, стачивающий металл, – но ты выбрал существование в нашем вертепе, и поэтому я занесу ритуальный нож над тобой!
Теперь Илья раскрыл глаза, и весь сон тут же улетучился. Перед ним сидела Яна, только ее другая половина; это было понятно по сгорбленной фигуре, костлявым рукам со свисающей кожей и горящим красным глазам, которые стали единственным источником света в комнате. В руках у нее поблескивал, отражая красный свет, зазубренный нож размером с предплечье. Илья не стал мешкать и сразу же рванулся к выходу, Яна тоже стремглав помчалась за ним, и уже почти достала незадачливого гостя, как он ударил ее светильником, который стоял на комоде по лицу, но она успела полоснуть Илью по боку, где тут же вспыхнула боль. Илья застонал, Яна взвыла, хватаясь за глаза, красный огонь слегка померк, а Илья выбежал в коридор, в одной руке он сжимал две батарейки, которые зачем-то схватил с комода рядом с лампой, а другой придерживал кровоточащую рану, именно тогда он вспомнил о потухшем фонаре у дверей. Он подбежал к нему, начал лихорадочно менять батарейки, а сзади послышались шаги Яны, она подступала все ближе и ближе, и когда Илья почувствовал по-настоящему обжигающее дыхание, он развернулся и включил фонарь.
Луч света пронзил темноту и явил второе лицо Яны: мерзкое, покрытое глубокими морщинами-трещинами, чья серая кожа шелушилась, не менее ужасным был огромный нос, кривые зубы, торчавшие вместе с выпиравшей челюстью. Невыносимее всего было смотреть на пустые глазницы, в которых вместо глаз горел яркий пунцовый огонь, его языки трепетали. Илья посветил на Яну. Теперь она вновь взвыла и заслонила огоньки в глазницах от света, но было поздно: Илья слышал противное шипение, с которым тухли угли, если их облить водой. Воспользовавшись спасительными мгновениями, Илья нащупал ключ на стенке, открыл дверь и выбежал на площадку. Он отдышался и скорчился от боли, которая пульсировала в боку, с каждым новой ее волной вытекало все больше крови. Полный ярости вопль Яны отвлек его от изучения раны. Одноликая стояла, вцепившись в дверной проем, не в силах шагнуть за порог, огонь в глазах чудовища окончательно погас, и теперь на Илью бессильно смотрели только пустые провалы. Он попятился обратно и стал спускаться вниз по лестнице, все это время Яна провожала его, но ничего не сказала, доносился лишь хрип, становящийся все тише и тише.
Идти становилось все труднее: в глазах меркло, ноги подкашивались, а по телу распространялся холод. Илья шел, с трудом держась за перила, на каждый шаг требовалось усилие, чтобы сдвинуть непослушные, деревенеющие ноги, он уже не верил, что сумеет добраться до цели, теперь мысль о третьем этаже вы<