Воспоминания Елизаветы Федоровны Гановой.
В раннем детстве слова взрослых воспринимаешь как безоговорочную истину. Примерно так я относилась к "сказам", к словам странника, периодически забредавшего к нам в холодные зимние дни. Звали его в народе Ласей, видимо Власий. Это был абсолютно лысый старик лет семидесяти, но была седая покладистая борода и пышные усы. Я его помню в длинной домотканной рубашке, подпоясанной какой-то веревкой. В каждом доме его принимали достойно: кров, ночлег, еда. Так же принимали его и мои родные. А вечерами слушали его рассказы. Я бы его и сейчас не вспомнила, если бы не один его сказ. Это его повествование о судьбе моего родного села Коквицы. За давностью лет я не помню сейчас подробностей его рассказа. Но суть в нем следующая: жители нашего села – лесные люди. Надоел им дремучий лес, стали они искать место сухое, светлое, высокое. Полюбился им высокий берег Вычегды. Но здесь рос тоже густой лес, высокие сосны. И решили наши предки вырубить этот лес, построить из него добротные дома и заняться хозяйством: ловить рыбу, охотиться, а главное обрабатывать землю. Но это были угодья лесного хозяина – лешака. Не хотел он добром уступать нашим предкам свой лес, предупредил народ, что недолго им господствовать здесь. «Придете в лес, вырубите его, а через небольшое время все снова зарастет лесом, а вас будет так мало, что некому будет хоронить умерших...»-угрожал Лешак.
Взрослые посмеивались над рассказом Ласея, а мы дети верили его словам, спрашивали, что неужели такое может случиться, ведь наше село большое, проживает так много людей. «Причин много, но главная причина в том, что люди будут лениться, ничего не делать. А лес помнит обиды, он будет снова «наступать»- отвечал нам Ласей.
Невзлюбила я этого Ласея, боялась его рассказов. Мне очень не нравились его предсказания, боялась его блестящей лысины и большой бороды. Мне казалось, что это сам Лешак, просила тетушек не пускать его в дом. Кое-кто из бывших наших односельчан помнит еще его предсказания, особенно пожилые люди.
Наши предки действительно поселились на высоком берегу Вычегды. Было это давно. Первое упоминание относится 1483 году в «Жалованной грамоте» князя Ивана III, направленной Пермскому епископу Филофею. В 2013 году село Коквицы отметило свое 530-летие. Провели праздник в небольшом клубе, собралось около 30 человек. Мне, помнящей село в его расцвете, было очень грустно присутствовать на таком празднике. Вспомнилось село довоенное: дома стояли впритык друг другу, семьи были большие, обработана каждая пядь земли.
Мысленным взором прохожусь вдоль нашего села, к своей радости помню почти каждый дом с его постройками, но люди частично забылись, а вот прозвища помню. Ведь в деревне очень любили награждать людей прозвищами.
У одной семьи было прозвище Рака (ворона). Дело в том, что один из сыновей в этой семье собрался жениться. Свадьба была на носу, а у жениха не было приличных сапог. Тогда он рано утром пешим ходом рванул в тогдашний Усть-Сысольск, а вечером уже шагал по деревне с новой парой сапог через плечо. А расстояние немалое. Теперь трасса насчитывает более 100 километров, а тогда была более прямая лесная дорога, но не намного короче. Он как ворона слетал туда и обратно. Свадьба состоялась. А прозвище «рака» закрепилось за семьей.
В сельской местности, где все знали друг друга досконально, прозвища давались легко и также легко они приживались. Чаще прозвища были безобидные, подчеркивали какую-то особенность человека. Так почти соседями были два Ивана: один Баской Вань, другой Небаской Иван, обыкновенные коми крестьянские мужики, а вот народ окрестил их почему-то так, и эти прозвища до сих пор на слуху.
Наш сосед был Монгол Васька - Щукин Вань Вась. Прозвище он получил после службы в Монголии. Приехав в деревню, он много рассказывал про Монголию, так она его поразила. Обычно рассказ начинал: «А вот в Монголии…». И все сравнивал, как у нас в Коми и как в Монголии. Очень скоро стал «Монгол Васька». Оно передалось и его детям: дочь звали Монгол Вась Луиза, а сына – Монгол Вась Вань. Память о нем в селе сохранилась как о решительном, смелом, трудолюбивом человеке. Он героически погиб на Великой Отечественной войне.
Другой сосед был Полкан Семо Мить, охотник, рыболов, любитель собак. Всех своих собак за долгую жизнь называл только Полканами.
Часть прозвищ вообще не объяснимы, откуда они произошли и что означают: Огольов Миш Саш, Увар Сан Марья и т.д. Если человек не имел яркого прозвища, его звали по принадлежности к роду, т.е. к его имени добавляли имя отца, деда, прадеда и т.д. в обратном порядке. Мой прадед был Филипп, по-коми Пилип, а мы все стали Пилев Вась Педь (так звали моего отца), где Пилев не фамилия, а прозвище по деду. А мы уже звались сокращенно – Пилев Васька, Пилев Женя ит.д.
Здесь я назвала прозвища, которые появились уже в позднейшее время.
В прошлом жители коми не имели фамилий, а только прозвища. Жители на Коквицкой горе фамилии получили только в середине17 века, впервые они названы в переписной книге 1646 года. Распространение получили фамилии общерусского характера: Туркины, Козловы, Поповы, Давыдовы. Ряд фамилий также образованы от русских корней: Полугрудовы, Коннины, Яруковы. Однако большинство фамилий не указывают на источники своего происхождения. Большей частью они встречаются в деревнях Кырув, Погост, Пальтыдор, Нижние Коквицы: Миковы, Путятовы, Шашевы, Гановы. В других деревнях эти фамилии почти не встречаются, там у них своя специфика происхождения фамилий.
Меня поражало то, что в названных мною деревнях очень мало фамилий, носящих чисто коми происхождение. У нас есть Кызъюровы (Толстоголовые), Порсьюровы (Свиноголовые, часто пишут просто Порсюровы), Пипуныровы (Осиноносые). Надо полагать, что эти фамилии произошли от обычного коми прозвища.
Как любое село в коми, Коквицы делилось на отдельные деревни.
Самая нижняя часть села (под горой) называлась деревня Кырув. Она красивым амфитеатром раскинулась возле горы Емель кыр (гора Емели). Давно позабыт этот Емеля – Емельян, в честь кого названа гора, но ее до сих пор все знают как Емель кыр. Там село начинает подниматься вверх на Коквицкую гору. Кырув была большой деревней с добротными красивыми домами, ни один дом не повторял другой, каждый хозяин вносил в «архитектуру» своего дома что-то свое, особенное. До сих пор стоит один из первых домов – дом Конниных, стройный, аккуратный, со множеством окон, украшающих дом. Запомнилась мне хозяйка этого дома – Коннина Ксения Александровна, около 50 лет работающая акушеркой в Коквицкой больнице и принявшая на свет почти всех родившихся за это время на Коквицкой горе.
Недалеко от дома Конниных находится школа, типовое двухэтажное здание,построенное в 1908 году как земское начальное училище. После революции школа была преобразована в семилетнюю, а в 1958 году – восьмилетнюю. После распада Союза в какое-то время школа была базой отдыха в летний период для детей- сирот из северных городов. В настоящее время она стоит заброшенная, бесхозная, доживает свой век.
Школа всегда славилась хорошими учителями, успехами в учебной и воспитательной работе, богатой библиотекой.
Поодаль от школы стояла часовня в честь Николая Чудотворца - строгое деревянное сооружение, обшитое досками. Со временем обшивка почернела, стала неприглядной, даже пугающей, особенно нас детей, своей неухоженностью.
Позднее там размещалась конюшня.
Емель кыр всегда привлекал детей, особенно зимой. Там мы бойко катались на санках почти до самой реки. Там же иногда проходили у нас уроки физкультуры на лыжах. Лыж в школе было мало –всего 2-3 пары, катались по очереди.
Следующая деревня – Тарасикт, вплотную примыкает к деревне Кырув. «Тар» - в переводе с коми «тетерев». Было ли когда-то это местом тетеревиного тока, жили ли здесь охотники за тетеревами – никто не помнит. Это место ничем особенным не отличается. Жили здесь большие труженики, вели свое хозяйство… Но почему-то эта часть нашего села опустела раньше всех. Несколько домов еще сохранилось, приезжают туда оставшиеся потомки, частично возделывают землю возле дома, сажают картошку, морковь.
На самой верхушке Коквицкой горы, на самом красивом месте расположена деревня Погост. Сюда наиболее близко подходит река Вычегда. Она то зеркально гладка в тихие летние вечера, то нахмурится, потемнеет, катит барашки волн, предвещая непогоду, то, как неутомимая труженица, служит дешевой транспортной системой для нагруженных пароходов с баржами, плотов с добротным северным лесом. Отсюда видны просторы за рекой на сотни километров. Река была всегда источником жизни в деревне. Я помню те времена, когда берег был живой: в ряд вверх днищами стояли разномастные лодки: стружки, весельные лодки, колхозные большие лодки для перевозки больших групп людей. Под нашей деревней на берегу реки стояла пристань, почти всегда многолюдная, шумная, веселая. Пристань принимала курсирующие вверх-вниз по Вычегде пассажирские пароходы.
Запомнились и вечерние костры рыбаков на берегу реки, притягивающие к себе и детей.
В деревне Погост много света и воздуха. Ведь неспроста наши предки для церквей выбрали именно эту деревню. Размах строителей был большой - сразу две церкви: двухэтажная Христо-Рождественская, построенная в 1837 году, и Параскевинская (так звали местные жители) в честь Параскевы Пятницы в 1862 году. Строили церкви из местного кирпича. До сих пор сохранились углубления на почве, откуда брали кирпич для церквей. Люди строили на века. Гордые, величавые, белоснежные с острыми куполами, они виднелись на много верст со всех сторон, были украшением не только деревни Погост, а всей Коквицкой горы. Праздничный колокольный звон разносился по всей округе, а набат, извещавший о каком-либо бедствии (о пожаре ли, о потерявшемся в лесу человеке), не оставлял равнодушным никого.
Произведением искусства была и церковная ограда.
К сожалению, сведения об авторах проектов церквей у местных жителей не сохранились. Не получилось найти такие сведения в архиве и мне. Помню только последнего священника Христо-Рождественской церкви Бориса Петровича Попова, 1879 г.р. Биография его, как и многих других священников, сложная. Да и сам он был человек неоднозначный. В самом раннем детстве я слышала о нем много рассказов, большинство ироничных: любил батюшка выпить, любил совершать веселые «проступки». Когда окончательно закрылись наши церкви, я не помню, но отчетливо запомнила крестины моего младшего брата Ивана в 7 июля («Иван лун»-Ивана Купала) 1935 года. Запомнила старого толстого священника. Это и был, видимо, поп Борис. До сих пор звенит в ушах колокольный звон, веселый, переливчатый.
Возле церквей располагался погост-кладбище. Потом кладбище вывели за пределы села, возле церкви хоронили только достойных людей. Старые люди вспоминали убранство церквей до деталей. Сохранились рассказы об иконописце Сорокине, который старательно расписывал Параскевинскую церковь. Здесь же похоронил он свою жену. Есть предположение, что его жена похоронена на кладбище при церкви, внутри церковной ограды, хотя подтверждающих эту версию документов не сохранилось.
Возле Параскевинской церкви выше по течению реки в конце 19 века был разбит парк –сад. Инициатором его создания был купец по фамилии Бызов, не из местных жителей, вроде из Палевиц очень уважаемый человек. Он имел в Погосте «магазею», где имелись зерно, мануфактура (так называли местные жители), керосин, треска и другая рыба, сахар и даже конфеты. Выручал этот купец местных жителей зерном, хлебом, которых у них хватало только до середины зимы. В долг или за небольшую цену у него всегда можно было приобрести хлеб и другие нужные продукты.
Дальновидный был купец, понимал, что людям нужно красивое место для отдыха, для проведения праздников, для сборищ по решению насущных проблем. Засадили парк в основном березами. Люди издавна поклонялись этому дереву, считали, что береза – символ красоты, чистоты, здоровья. У входа в парк были посажены ели. Деревья разрослись, укрепились и стали настоящим украшением не только деревни Погост, но и всего села Коквицы.
Парк был, большой, просторный, с аллеями, местами для игрищ, плясок, встреч, гуляний. В моей молодости это было одно из любимых мест для проведения досуга, соревнований, праздников. Но на этом месте никогда не было кладбища. Когда построили Параскевинскую церковь, кладбище ужу было выведено за село.
В гражданскую войну по селу прошлись белогвардейцы, надругавшись, убивали местных жителей, сеяли смерть и разруху. В парке похоронены убитые белогвардейцами 12 человек, среди них 15-летний мальчик.Сохранились их фамилии: Козлов Х.М., Козлов М.М., Козлов П.П., Новиков С.П., Окулов И.Г., Першуков И.Н., Першуков М.П., Першуков П.П., Полугрудов В.П., Туркин Л.Л., Чукичев В.М. Похоронили их в братской могиле в северо-западном углу парка, поставили красный флаг и железную ограду. В 1967 г. обновили могилу: поставили памятник воину-солдату гражданской войны, у его подножия – мраморная доска с именами погибших.
После трагических событий парк стал называться «Гу-йӧр» (могила в ограде). Но он не потерял свое первоначальное предназначение. Все знаменательные события села: митинги, соревнования, праздники проводились только в этом парке.
Теперь парк запущен, деревья состарились, гнили и падали. Новые посадки в парке почему-то не приживались. Но до сих пор все мероприятия проводятся тут. Со всей Коквицкой горы собираются молодежь, люди всех возрастов на ежегодный фестиваль коми песни в июле месяце. Приезжают также певческие коллективы и из других районов. В этот день парк оживает, наполняется звонкими голосами, музыкой, смехом.
Рядом с парком располагались начальная школа в крестьянском доме и клуб. В центре села - сельсовет, больница, почта, магазин, пекарня, правление коопторга, столовая, ветлечебница – словом, вся инфраструктура, без чего немыслима жизнь такого большого села как Коквицы.
Сейчас, кроме худенького магазинчика с товарами для повседневного спроса ничего нет.
Деревня Погост имела три улицы с незатейливыми названиями: Лунвыв рад, Шор рад, Войвыв рад (улицы Южная, Центральная и Северная), четко обозначенные четыре ряда домов. У каждого крестьянского хозяйства имелся участок дороги, который надо было постоянно поддерживать в хорошем состоянии: очищать придорожные канавы, вовремя засыпать песком проезжую часть дороги, убирать все ямы, ухабы. За ненадлежащий уход за дорогой можно было получить штраф.
К Погосту примыкает деревня Пальтыдор. Молва говорит, что между этими деревнями всегда шло какое-то внутреннее соревнование. В Погосте жила интеллигенция: учителя, медицинские работники, бухгалтера, продавцы, т.е. люди, не связанные с сельским хозяйством и не производящие материальных ценностей, а в Пальтыдоре жили люди труда, все вели большое хозяйство. Они по праву гордились тем, что из их деревни был делегат Всесоюзной сельскохозяйственной выставки – пастух Иван, чьи коровы давали рекордные удои.
От Пальтыдора двумя километрами ниже и к северу расположилась деревня Нижняя Коквица –Улыс От с крепкими крестьянскими хозяйствами, с добротными домами, большими приусадебными участками, всегдашним хорошим урожаем.
Местоположение деревни, как считали сами жители, весьма удобное для ведения хозяйства. Находясь в низине, деревня была защищена от северных ветров густым лесом, который к тому же был богат дичью, грибами, обеспечивал дровами. Тут же расположилось озеро От ты, в котором водилось много всякой рыбы.
Выше Пальтыдора расположились маленькие деревушки: Гришпиян, Паньпиян, где когда-то поселились видимо сыновья Григория и Пантелеймона (по-простому Гриш пиян, Пань пиян).
А за ними – Сюлатуй(«дорога за зерном»). Почему она получила такое название, никто из старожилов не помнит. Деревней Сюлатуй кончается нынешняя деревня Коквица.
Село Коквицы стоит чуть ли не на полуострове по той простой причине, что река Вычегда диктует местоположение села. Мимо села Коквицы она течет с запада на восток прямо, ровно, а в конце деревни Кырув делает резкий поворот и далее течет с востока на запад. Вот на таком «язычке» и расположилось мое село. Полуостровитяне всегда зависели от дорог. Труженица Вычегда была артерией жизни. Она соединяла Коквицы с внешним миром. С ранней весны до поздней осени курсировали пароходы. Вот подходит к пристани двухпалубный красавец «Тарас Шевченко», пыхтя паром, громким трубным голосом приглашая жителей совершить пусть маленькое, но путешествие; сверкая огнями, хлюпает вверх старенькая «Сысола». Туда-сюда снуют буксирные пароходы. Иногда они тянут тяжелые груженые баржи, иногда плот на всю ширину реки. Душа радуется, когда видишь, как жизнь кипит на реке. Потом вместо пароходов появились юрткие теплоходы, нас обслуживала «Заря». Люди обзавелись моторными лодками. А река наша мелела и мелела, уже никто не чистил песчаные заносы, лишь редкие бакены напоминали о величии Вычегды. Но постепенно и это исчезло. Осталась зеркальная гладь реки, не потревоженная даже одинокой лодчонкой.
Коми крестьянин-хозяин рационально использовал тот участок земли, который принадлежал ему. Очень много сказано и написано об удобном доме коми крестьянина, который с учетом северных морозов, ветров под одной крышей располагал все необходимые хозяйственные постройки(хлев, сеновал). У каждого дома стояла баня, которую обычно строили на самом укромном месте своей усадьбы, сарай-дровяник, колодец, житник (у нас никогда не называли житник амбаром, хотя он служил и амбаром), вирич.
Меня всегда удивляло это строение возле дома – вирич. Это не теплица, не парник, его предназначение - вырастить рассаду капусты, галанки, репы. В коми долго не выращивали морковь, свеклу, огурцы, помидоры.
Вирич был перед каждым домом с южной стороны, строился из бревен высотой примерно 1,5 метра от земли. Тщательно с осени готовили землю для рассады, а в мае с наступлением теплых дней засевали семена. Ритуал засевания был особенный: хозяйка брала в рот щепотку семян, немного мочила их своей слюной,а затем брызгала ими землю По-коми говорили обычно «пызйыны». Недавно я узнала, что в человеческой слюне есть компоненты, ускоряющие проращивание семян. А наши мудрые предки много лет назад это применяли на практике.
Возле каждого дома были житники. Жить-житник, скорее слово имеет русский корень, чем коми. Они строились довольно далеко от дома. Это очень компактный, аккуратный маленький домик без окон, но с красивой дверью.У многих двери обивались декоративно железом, часто деревянной резьбой, оборудовались внутренним замком. Замок часто открывался со звоном, с определенной музыкой..Ключ от замка всегда был большой, увесистый. Житник – это «аппартаменты» хозяйки. Нас детей обычно туда не пускали. А интерес к ним был очень большой, особенно у меня. Мой интерес как-то по-простому удовлетворила бабушка. Она рассказывала, что деревни очень часто горели от молнии, от несчастного случая, а житник стоял в стороне, в нем сохранялось все, что необходимо на первый случай, что потом помогло семье выжить. Весной в житник сносились зимние вещи, осенью – летние, а зимние снова водворялись в дом. Были там и заветные сундуки, где хранились наряды: шелковые и кашемировые платки, сарафаны, отрезы материалов, часто приданое невесты, украшения. Было особым ритуалом в хорошую погоду выносить вещи проветривать. Платки, полотенца, домотканное полотно, отрезы разных материалов привлекали внимание соседей, да и других жителей села. По вывешенному материалу судили, насколько богат этот дом. И такое было в старину!
В житнике всегда был отсек для зерна, муки и других продуктов. Умные были наши предки: все продумано, взвешено, сделано.
Возле каждого дома на нужном месте стоял колодец. В подворье свободного места практически не было.
Потому в нашем селе возле домов не сажали деревья, не было даже ягодных кустов. Был у нас свой «аксакал» Дяк Паш (Путятов Павел). Любил он комментировать все происходящее в селе, давать свою оценку. Когда моя мама возле дома посадила куст малины, он тут же осудил ее. Он почти теми же словами, что когда-то я слышала от старика Ласея, говорил маме, что нельзя затенять посадками село. Лес был вырублен, чтобы народ почувствовал свет и свободу. «Но вы еще будете свидетелями, когда в Коквицах снова будет лес, а дома сгниют и развалятся» - говорил Дяк Паш.
А пока село жило своей обычной жизнью. Земля Коквицкой горы тяжелая, суглинистая, требующая большого ухода, хорошей обработки, большой человеческой любви. В памяти наших сельчан остались незабываемые картины посеянных рожью или пшеницей южные склоны Коквицкой горы. Эти склоны хорошо обогревались солнцем, были защищены от северных ветров, и наши предки пользовались этими природными преимуществами, чтобы вырастить рожь или пщеницу, наиболее теплолюбивые и светолюбивые культуры. Ранней весной эти склоны радовали глаз изумрудной зеленью озими, а когда поспевала пщеница, золотом переливалось все поле, под легким ветром колыхалось золотое море. Не могу предположить, что пассажир, проплывающий на пароходе мимо нашего села, не любовался бы этой красотой, не восхищался картиной созревающего хлеба. Посевы чередовались: рожь, пшеница, пар. Во ржи всегда красовались сорняки – васильки, совсем ненужные хлеборобу. А сколько венков было сплетено девушками из этих васильков, сколько песен пропето про них! Недавно мне нужен был сбор трав с васильками для лечения глаз. Обошла все аптеки – нет васильков! Перестали сеять рожь, перестали выращивать хлеб – исчезли и их спутники.
Северный склон Коквицкой горы более пологий, поэтому здесь сеяли ячмень, овес, горох, выращивали картошку, капусту, турнепс. Я помню еще, когда сеяли лен. Тоже красота необыкновенная! Лен зацвел и как бы слился с небом своей голубизной… Но более трудоемкой работы, чем выращивать лен, довести его до пряжи, не было у северного труженика. Няша-бӧж – так обычно называлось место, где выращивался лен. У наших предков было принято давать названия и участкам пахотной земли: стын дор, малой дор, важ от горув, гыма яг, шор дор, гӧна-азя и т.д. Эти названия сохранились и тогда, когда организовались колхозы. Но мне запомнилось, что самое частое употребление названия земельного участка было «гӧна-азя», если точно перевести на русский язык «гӧна» - покрытый шерстью, пером, «азя» - кислая закваска для какого-нибудь кушанья (азя шыд – кислый суп-каша). Почему так назвали участок земли, расположенный на северном склоне Коквицкой горы? Когда у нас на личном участке была хорошо удобрена земля, в удачное время вспахана, мама сравнивала этот участок, как гӧна-азя.
Старики обычно хвалили этот участок за легкость обработки, за всегдашнюю урожайность независимо от погодных условий.Вот такой «северный оазис» существовал среди тяжелой суглинистой почвы, часто мокрой, вязкой, но всегда урожайный. Северный склон часто долго не просыхал от талых вод, от весенних дождей. Поэтому здесь издавна были вырыты канавы сверху (от села) до самого низа, где начиналось озеро От ты. Однако большую роль в осушении северных земель сыграл рукотворный ручей Оноп шор, превратившись в итоге глубокий овраг.
Кто был этот Оноп, придумавший ручей на самом нужном месте? Ручей северные поля разделяет пополам, что дает возможность воде с полей стекаться именно в этот ручей. Бурный, неудержимый весной и частично осенью, летом он засыхает, т.к. берет начало не с какого-нибудь родника, а от так называемого пруда, где весной скапливается вода, стекающая из деревни и с полей. Очень умный, расчетливый и сообразительный был этот напрочь позабытый ныне Оноп!
Сенокосные луга нашего села все расположены на другом, низинном берегу Вычегды и тянутся на несколько десятков километров. Вначале идут заливные луга, богатые мягкой душистой травой. Место под деревней Погост называется Корьев видз, заканчивается большим озером – Корьев ва. От этого озера начинается большой ручей –Корьев ю. На берегу озера еще недавно стоял большой дом со всякими пристройками, с большим хозяйством – Корьев керка, а в десяти километрах от этого места – Корьев яг (бор). Бор большой с чистым белым ягелем, высокими, но не частыми соснами. Я хорошо помню этот бор, всегда находила его прекрасным. Смолистый чистый воздух, полно солнечного света, прозрачность, нетронутость – все это сохранилось в моей памяти. Я бывала в этом бору часто, т.к. очень любила собирать ягоды. Нигде не встречала такой брусники, как в этом бору. Здесь же местами росла черника. Ягоды крупные, сочные, сладкие, во рту тают. Местные жители обычно берегли лес, еще бережнее относились к дарам леса. Бруснику не трогали до 25 августа, когда она уже полностью наливалась соком, созревала со всех сторон.
Корьев? Кто был этим родоначальником, давшим свое имя (или прозвище) такому большому количеству мест? Потомки и сейчас живут в Коквицах, носят то же прозвище, но не знают своих корней. Архивы о Коквицкой горе очень скудные, а интересного и загадочного, никем до сих пор не раскрытого, очень много.
Главные сенокосные луга простирались вдоль старицы Вычегды – Важ Эжва. На берегу старицы стоял еще добротный крестьянский дом – Гриш керка. Он был штаб-квартирой колхозному руководству, ночлегом для тех, кто работал на сенокосе без выезда домой. На этих дальних лугах работала в основном молодежь, оставались и старики и более свободные от домашнего хозяйства женщины. Мы, молодежь, находили на сенокосе романтику, особенно вечером, когла завершалась дневная работа. Важ Эжва, эта старица сохранила статус реки: в ней водилась всякая рыба. Закинул невод, вот тебе и рыба на уху.
А вообще-то сенокос – это страда. В пору, которую я вспоминаю, труд на сенокосе весь был ручной: коса-горбуша, ручные грабли, вилы, неизменный помощник труженика-крестьянина труженица– лошадь. Была сенокосилка на лошадиной тяге, все ровные места убирались сенокосилкой. А ложбины, под кустами, по берегам озер и рек косили горбушей. Не дело оставлять нескошенными недоступные места, это как борода на неухоженном мужском лице. Косили рано, пока не высохнет роса. Уборка сена –это удел женщин и детей. Солнце палит, гнус жалит, жужжит, облепляет глаза, мириады оводов впиваются в бедную конягу, пот заливает лицо. К вечеру неимоверно зудит все тело, но до захода солнца еще далеко и еще не закончен стог…. Во время страды люди не считались со временем, главное – завершить метание стога, на этих лугах их закладывали большие, возов на 25-30. У руководителей колхоза и в мыслях не было оставлять эти луга неубранными. Старики говорили, что здесь трава - лекарство. Мягкая, шелковистая, с разноцветьем, она удваивала удои коров, без остатка поедалась в зимнюю стужу, когда именно с этих мест свозилось сено.
Наш авторитет дед Павел осуждал нас, когда мы на сенокосе в чай заваривали листья смородины, малины, бросали туда ягоды с этих кустов, шиповник. Давали чаю чуть отстояться и пили как компот. А дед Павел заваривал травяную труху, скопившуюся возле стога при его метании. Он считал свой напиток северным нектаром, прибавляющим силу.
Сенокоса давно нет. Все луга заброшены. На том красивом месте построили правительственную дачу, которая вскоре сгорела. Построили новую, объявили место заказником….Теперь новая музыка звучит над красавицей-старицей Важ Эжва.
Еще подростком, когда я утром спешила на перевоз, чтобы попасть на сенокос по ту сторону реки, любовалась картиной нашего заречья. Противоположный берег курчавился от изобилия ив и кустарников шиповника. Когда зацветал шиповник, зелень листьев и ярко-розовые цветы отражались в реке, делая ее радостно красивой, поднимающей утреннее настроение.
Уже взрослым человеком я несколько иначе воспринимала красоту просторов, открывающихся глазу, когда ты стоишь и смотришь по ту сторону реки с наиболее высокой точки Коквицкой горы. Тут-то и начинаешь понимать величественную красоту нашей коми земли, будто нет конца и края нашим лесам, то темно-зеленым, то изумрудным, то ярко-зеленым полосам этого леса, то хмурым в дождливую погоду, то светлым и воздушным в яркий солнечный день.
А теперь пожилым человеком я также стою на высокой части Коквицкой горы и вспоминаю о богатствах тех лесов, что все еще простираются до самого горизонта. Мысленно захожу по тропинке в лес. Здесь начинается черничник, ягоды крупные, спелые, но это маленькая полоска, она меня не удовлетворяет. Я иду дальше и попадаю в маленькое болотце (дзӧля нюр). Сколько радости приносило это болотце детям! Далеко ходить не надо, не заблудишься, а ягод всяких собрать можно. Здесь раньше всех поспевала морошка, радовала голубика, а осенью наливалась соком клюква. Болотце как чаша, маленькое, не заметишь, как ты уже вышел в бор, который имеет таинственное название – Таркама яг. Попав в это место, не сразу покинешь его. Бор большой и какой-то просторный. В словарях я искала значение слова «Таркама». Прямого объяснения нигде нет. Старики объясняли просто: если в одном конце бора таркнет, слышно на другом конце. «Тарк» - звук, который как эхо слышен со всех сторон. Белый-белый ягель покрывает большую часть бора. Сосны – основная растительность бора, они высоки, стройны, но растут не густо. По ту и другую сторону бора растут ели, осина, береза. Этот бор – кладовая грибов. Какие грибы водятся у нас в коми крае, все они растут в этом бору. Местные жители знают, что самые ранние белые грибы (еще в июне) появляются в этом бору, самые поздние опять же белые грибы – в сентябре и даже в октябре. Испокон веку у нас почитались грибы – белые боровики, боровой рыжик, боровой путник, груздь. Не пренебрегали и красноголовиками, моховиками, маслятами, сыроежками, но почти не брали лисички, опят, подберезовиков.
Непередаваемую радость оставляет этот бор грибнику! Ты не просто заполняешь корзину, ты любуешься коричневой головкой, высунувшейся из-под белого ягеля. Ты знаешь, что рядом с этой головкой увидишь чуть поодаль еще одну, дальше вторую, третью… - как красны молодцы на подбор. Как-то мама мне показала места, где растут грузди. Таинственный гриб, прикрытый листвой, он требует от грибника такого внимания, такой любви к его поиску, что забываешь обо всем на свете. Таркама яг – это целая лесная поэма.
Теперь этот бор превращен в развороченное машинными колесами месиво из ягеля и земли, грибы растут только местами, т.к. грибники срывают грибы с землей вместе со спорами, а не режут аккуратно, как это все делали раньше. Великолепные сосны спилены, а хворост оставлен, бор зарастает осинником и мелкими кустами.
Современному человеку ничего не жаль, была бы прибыль.
Гордостью наших сельчан было большое болото (ыджыд нюр), начинающееся сразу за бором. Никто не приходил с этого болота пустым. Если морошка не выросла на прошлогоднем месте, поищешь и найдешь в другом месте, потому что болото большое. А клюква вырастала там крупная, как вишня. Не везде найдешь голубику, а на большом болоте она есть всегда. Странное это болото: местами кочки доходят до пояса, местами зыбь, качаешься, и там же рассыпана клюква красным полотном. В таком же количестве над тобой жужжит и измывается гнус. Но ягодники пренебрегали всеми этими неудобствами, а вкусные ягоды были наградой за терпение.
Я помню, как в нашем доме любили чернику: свежую, в варенье, сушеную. Из лесных ягод обычно сушили только чернику: она не теряет вкусовых качеств, долго хранится. Моя тетушка Любава говорила: «Чӧдйыд чӧскыд, но сылӧн пыдын юрыс» (черника вкусная ягода, но у нее глубоко запрятана головка). Это значило, что за черникой нужно ходить далеко. Самое черничное место за большим болотом, называется Векни веретя (узкая веретя). Если ты идешь только за черникой, выбираешь прямую дорогу, она называется Весьтас туй, проходит по всем тем местам, которые я уже описала. Она протоптана, выпрямлена (весьтас). Проходишь, например, по большому болоту, переходишь ее по самому узкому месту, а там ровный грунт и болото суше. Я всегда восхищаюсь нашими предками, как они были наблюдательны, как чувствовали, где проложить дорогу. Весьтас туй – прямая дорога, но она проложена до Узкой верети по самому удобному месту и имеет кратчайшую протяженность к ягодным местам.
И вот ты на заветном черничнике. Бывали годы, когда с небольшого пятачка можно было набрать корзину ягод. Но и в ту далекую пору черника не всегда росла в таком изобилии. Черника всегда требовала знания мест, где она могла расти. Поэтому в разговоре часто можно было слышать, что вот случайно наткнулись на черничник, в этом году она выросла на 102 километре. Какое место называлось 102 километром, я не знаю.
За брусникой обычно ходили в Корьев яг, более чем за 10 километров от нашего села.Этот бор самый большой в наших окрестностях. О том, есть ли там брусника, извещали обычно охотники, которые еще с весны присматривали цветение ягодных растений. В такую даль шли наверняка, что есть там брусника. Женщина-колхозница не могла себе позволить целый день терять за сбором ягод. Обычно бригадир выделял свободный день специально для сбора брусники (конец августа или начало сентября). Собиралась группа в 10-12 человек, еще затемно в часов 5 утра все были в сборе, готов был и перевозчик, т.к. все лесные богатства в нашем селе были за рекой. Путь-дорожка дальняя, но они выбрали правильно – это Паль туй (дорога на Палевицы).
Об этой дороге нужно сказать отдельно. Паль туй – старинная ямская дорога, тракт, соединяющий село Коквицы с Сыктывкаром, бывшим Усть-Сысольском. Построена эта дорога в конце 19 века, с большим знанием дела, добротно, «на вечно». В годы войны я впервые прошла по этому тракту до Корьев яга, а затем ходила по нему на сенокос, в местечко Важ Эжва сай. В 40-е годы эта дорога поражала воображение своей монументальностью, какой-то завершенностью, мастерством строителей, мудростью планировщиков. Чтобы проложить эту дорогу, нужно было знать рельеф местности, найти наиболее кратчайшее расстояние, особенности северного климата. Думаю, без грамотных специалистов дело не обошлось, а мужики, непосредственные строители, оставили свой след и добрую память.
Дорога планировалась широкая, на ней должны были разойтись встречные повозки, как вспоминают старики, даже тройки ездили. Около 5 км дорога идет по очень ровному месту, с обеих сторон растут сосны, ели, березы и кажется, будто идешь по аллее парка. А затем местность пересекает речка, чуть ли не ручей. Но он глубокий, быстрый, местами уходит с поверхности и течет под землей, течет зигзагообразно. Для строителей это не оказалось препятствием, они сохранили прямизну дороги, построив один за другим три моста. Эти мосты поражали воображение путников Поднятые над уровнем речки на 2-2,5 метра, с крепкими сваями, по поверхности выложенными вековыми деревьями (сосны, ели, лиственница), они шли вровень с основной дорогой. Ямщик, не сбавляя скорости, мог пронестись по мосту так же спокойно, как по остальной ровной дороге.
По этой дороге шли до заветного бора. Я помню, ягоды здесь были отменные. Редко посещаемое место, нетронутое даже птицами, оно радовало сборщиков. Отдыхали у костра, обедали, пили брусничный чай. День проходил незаметно, наполнялась посуда: кузов, наберушка или корзина, а некоторые удальцы сумели даже отложить в мешочек. Никогда не забуду обратный путь. За спиной кузов (ведерный), на руке корзина и дневная усталость. Туда шли бодро и весело, любовались дорогой, кто-то распевал песню, кто-то шутил. Обратно шли молча, уставшие, угрюмые.
Зачем нужно было так себя мучить? Ответ был прост: брусника у нас ценилась больше других ягод и за один такой поход в лес делались запасы на всю зиму. Шли, считая мосты. На каждом мосту отдыхали, кто в речке умывался, кто пил воду из речки, а кто просто, скинув кузов, давал отдых плечам. Зато какая была радость, когда на другой стороне реки тебя кто-то встречал, ибо подняться на Коквицкую гору с такой поклажей уже не было сил.
Сейчас эта дорога только местами заметна, мосты разрушились, да и речка, говорят, пересохла. Боры бороздят машины, тракторы, тягачи. Ягель перепахан, значит, и ягоды расти не могут.
Я расск