Анализируя рыночные реформы в России, мы постоянно сталкиваемся с необходимостью понять их связь с глобализацией, причем как в теоретическом, так и практическом планах. С самого начала реформ Россия опиралась на мировой капитал и его структуры - Международный валютный фонд и Всемирный банк. Парижский и Лондонский клубы. Мы имеем в виду поддержку процесса трансформации кредитами. Но не только это. Принципиальное значение имелаюбусловленность кредитов реформами, адекватными формуле Вашингтонского консенсуса: либерализацией внутренней экономики, включая экспортно-импортные отношения, при одновременном обеспечении финансово-денежной стабильности и открытости экономики.
Реализация этих принципов началась в чрезвычайно жестких условиях, когда экспорт продукции топливно-энергетического комплекса уже на протяжении многих лет, начиная с середины 70-х годов, стал основным источником пополнения госбюджета (выручка от нефти и газа дает сегодня около 40% всех долларовых экспортных поступлений [12, с. 626]). Вместе с тем этих поступлений хронически не хватает для общего экономического подъема. Валовый накопления в ВВП за период с 1990 года снизились с 30,3% до 22,6% [13, с. 68]. Необходимы серьезные структурные изменения, способные компенсировать падение валовых накоплений и тем самым обеспечить положительную динамику.
Разрыв между прежней - еще социалистической - отраслевой базой общественного производства (ею был инвестиционный комплекс отраслей) и -нынешней базой (отраслями сырьевого, топливно-энергетического комплекса) доходов бюджета привел к нулевой эффективности приватизации как с точки зрения структурных преобразований общественного производства, так и с точки зрения его эффективности. Напомним: массовая приватизация (95,6% предприятий - негосударственные [13, с. 387]) в промышленности принесла значительное увеличение числа предприятий (если за период 1980-1990-х годов их численность возросла на 3 тыс., то за 1990-1997-е годы -на 132 тыс. [13, с. 375]). Однако в отраслевом составе инвестиций мало что изменилось. Что касается эффективности текущей производственной деятельности, то здесь произошло резкое — в несколько раз - увеличение доли убыточных предприятий во всех отраслях народного хозяйства [13, с. 669]. Последнее обстоятельство значительно ухудшает общее состояние финансовой системы страны и увеличивает нагрузку на бюджет по текущему финансированию.
Правительство пытается выйти из положения с помощью наращивания внешней задолженности: собственный долг России в настоящее время составляет около 40% ВВП [12, с. 498]. Однако эти меры не ведут к эффективной рыночной трансформации. Так, динамика инвестиций в основной капитал производственного назначения постоянно снижается. По сравнению с 1990 годом - почти в 4,5 раза [12, с. 591]. Как известно, до 60% производственного промышленного потенциала бездействует во многом из-за высокой степени изношенности оборудования (по промышленности степень износа определяется в 51,6% [12, с. 607; 13, с. 39]). Российское производство в связи с этим уже снизило и продолжает снижать свой технологический уровень и теряет научно-технический потенциал. К негативной картине состояния общественного производства нужно присовокупить падение уровня жизни. Почти четверть населения имеет доходы ниже прожиточного минимума, при том, что и средний доход превышает его не больше чем в 2 раза [12, с. 590).
Приведенные цифры заставляют думать не столько о том,.что проведенная приватизация не дала ожидаемых плодов, сколько о том, что ее воздействие на экономику заблокировано разрывом между отраслевой базой развития общественного производства в теневых формах внутреннего рынка и отраслевой базой бюджетных доходов. Если рассмотреть проблему глубже, разорвана связь между распределением собственности. из которого проистекают все импульсы развития, и распределением реального. производительного капитала, который воспринимает такие импульсы и реализует их в определенных параметрах экономического роста.' При этом производительный капитал утратил свою собственную целостность: под крыло финансового капитала ушел сырьевой, топливно-энергетический комплекс, являющийся отраслевой базой бюджетных доходов. Остальные отрасли, прежде всего инвестиционные, живут в режиме спонтанного становления рынка в формах теневой экономики.
Как выйти из данной ситуации? Уйти назад от примата финансового капитала к приоритету реального и переориентировать денежные потоки под присмотром государства из финансово-денежного сектора в производственный? Или пойти вперед, к последовательному преобразованию социалистической экономики в рыночную макроэкономику, базисом которой является финансовый капитал? Этот вопрос можно было бы посчитать риторическим, если бы, с одной стороны, не существовало академической оппозиции, приверженной идее примата реального капитала (к ней примкнули и некоторые молодые экономисты, например С. Глазьев), а с другой - была бы достаточно ясной формула рыночной трансформации на основе приоритета финансового капитала.
Поставленные вопросы вплотную подводят к проблеме взаимосвязи рыночной трансформации и глобализации, в рамках которой - на уровне ее формул - отрабатывается системообразующая роль финансового капитала в современной экономике. Прежде чем перейти к этому аспекту анализа, задержимся еще немного на российской экономической ситуации. Нас интересует более точное определение причин, по которым частная собственность оказывается не в состоянии стать конструктивной основой общественного производства.
Во-первых, мелкий и средний бизнес в массе своей специализирован на посреднических функциях, что заставляет его группироваться вокруг крупного финансового или производительного капитала и не позволяет ему стать основанием для структурных преобразований экономики, а значит, и превратиться в производственную базу финансового капитала. Такой основой практически являются пока только экспортные отрасли сырьевого и топливно-энергетического комплекса. Именно туда устремлен финансовый капитал.
Во-вторых, крупные сферы экономики, о которых говорилось выше (с одной стороны, экспортный сырьевой, топливно-энергетический комплекс, с другой - теневой инвестиционный), движутся параллельно, будучи по-разному связанными с оборотом мирового финансового капитала. Их собирает в единое целое, используя средства бюджетной политики, государство, причем частный бизнес не играет роли его сильного партнера. Российский госбюджет еще со времен СССР опирался на крупные и крупнейшие предприятия, которые создавали основные потоки в бюджет и из бюджета.
В-третьих, становление внутреннего рынка на базе частного капитала предполагает положительную и высокую корреляцию с ростом доходов населения, повышением потребительского спроса. Такая корреляция у нас в стране отсутствует: очень низок уровень доходов, около 15% которого идут в сбережения, а последние выпадают из рыночных оборотов потребительского сектора, будучи в основном израсходованными на покупку валюты (в 1998 году из 260,4 млрд руб. сбережений 213,8 млрд руб. пришлось на валовые покупки наличной валюты [12, с. 587,588]). Банковская система почти не участвует в повышении денежных доходов населения и вовлечении в денежные обороты сбережений.
Отмеченные особенности переходной российской экономики ставят под сомнение возможность напрямую использовать известные формулы глобализации: Вашингтонский и пост-Вашингтонский консенсусы. То обстоятельство, что экспортно-ориентированная модель развития дает негативные эффекты, делает невозможной последовательную реализацию принципов открытости трансформируемой экономики, которые предполагаются формулой Вашингтонского консенсуса. Что же касается бюджета, то он поддерживает центробежные тенденции сферы общественного производства, поэтому приоритет бюджета можно считать противоречащим формуле пост-Вашингтонского консенсуса.
Парадоксально, но экономическая стагнация и низкий уровень доходов населения органически сочетаются с ориентацией всех сфер экономики на максимизацию доходов. По отношению к критерию - максимуму доходов - нормативы накопления и эффективности инвестиций-являются вторичными, так же как и нормативы оплаты труда, уровня личных доходов и удельного веса сбережений в доходах, т.е. это - итог распределения доходов, притом не интегрируемых в чистый доход общества. Как следствие, внутренний рынок утратил свой собственный стоимостной эквивалент и вынужден использовать двойную валюту (рубль и доллар). В той степени, в какой механизм долларового насыщения связан с центробежной структурой экономики. двойная валюта фиксирует сложившуюся ситуацию и тем самым создает противовес тенденции к открытости экономики.
Таким образом, ситуация неадекватна не только требованиям развитой рыночной макроэкономики, но даже принципам классического капитализма времен А. Маршалла. когда экономическим базисом был реальный (торгово-промышленный) капитал. В пространстве его кругооборота и происходило интегрирование доходов (по своему экономическому содержанию - финансовых величин) в стоимостную категорию -чистый доход общества. Казалось бы, именно эти принципы и положены в методологическое основание известных формул глобализации, однако в них не введена необходимая функциональная предпосылка - формирование производительного капитала как целостности. И в этом заключена главная проблема выбора формулы глобализации для России. Пространство формул ограничивается абстрактной дилеммой "рынок-государство", реальные же проблемы российской переходной экономики нуждаются в разработке формулы глобализации, исходя из дилеммы "капитал-государстпо".
Если мы перемещаем центр поиска формулы глобализации от первой ко второй дилемме, то изменяются основные факторы, определяющие выбор. С одной стороны. важнейшим фактором выбора формулы глобализации становится уровень развития промышленности и вообще производительного потенциала страны. С другой стороны. фундаментальное значение приобретает развитие финансового капитала, а значит, и степень зрелости рынка как макроэкономики (Денежной экономики, по Д. Кейнсу). Этот момент недостаточно оценен теоретически, а вместе с тем исторические эпохи базируются каждая на своем функциональном капитале: становление национальных экономик - на торгово-промышленном капитале: глобализация - на финансовом капитале.
Благодаря господству финансового капитала глобализация должна быть в принципе основана на конвергентных (переговорных, партнерских, согласительных) отношениях субъектов мирового рынка, включая государства. Точно так же конвергентными должны стать взаимодействия экономики и государства на национальном уровне. По-видимому, конвергенцию можно считать третьей (после двух упоминавшихся консенсусов) формулой глобализации [14]. Вместе с тем внимание к конвергентным механизмам развития мировой экономики накапливается исподволь. Это хорошо видно по работам Римского клуба - зачинателя и лидера разработки глобальных прогнозов.
Первый доклад 1972 года "Пределы роста" был отражением господства факторного подхода. Однако масштаб задач настоятельно потребовал ввести в методологию социальный аспект, который реализовался в разработке оценок эффективности производства по показателям качества жизни. Так, в докладе 1976 года "За пределами века расточительства" большое внимание уделялось индикаторам удовлетворительного уровня жизни для различных типов общества. Далее, всевозрастающую роль стал играть институциональный ракурс прогнозирования. В 1980 году был составлен доклад "Вехи и будущее", в котором нашла свое отражение идея единства классического и институционального направлений экономической науки. Авторы увидели источник стабильности в гармонии трех частей: системы ценностей, формы политического управления, экономической системы. В докладе 1991 года синтез классики и инсти-туционализма укрепился, так как наметился синергетический подход к анализу становления мировой экономики с учетом неопределенности и высокой степени влияния факторов сознания - общественных преференций и согласованности ("единый замысел мирового хозяйства") [15].
Приемлема ли конвергентная формула глобализации для России? Ответ на этот вопрос требует специального анализа, который мы предпримем в следующей статье.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Чучин-Русов А.Е. Новый культурный ландшафт: постмодернизм или неоархаика? // Вопросы философии. 1999. №4.
2. Актуальные вопросы глобализации. Круглый стол // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 4. С. 43.
3. Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Опыт. М., 1996.
4. Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба. Итоги трех конференций. СПб., 1998.
5. Киселев Г.С. "Кризис нашего времени" как проблема человека // Вопросы философии. 1999. №1.
6. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997.
7. Брок Д. Экономика и государство в эпоху глобализации. От национальных экономик к глобализированному мировому хозяйству // Polilekonom. 1997. № 3, 4.
8. Неклесса А. Конец цивилизации, или Конфликт истории? // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 3. С. 35.
9. Хиллебранд Р.. Вельфенс П.И.И. Глобализация экономики: последствия международной конкуренции территориальных условий хозяйствования для экономической политики // Polilekonom. 1997. № 3, 4. С. 52.
10. Шаститко А. Фридрих Хайек и неоинституционализм // Вопросы экономики. 1999. №6.
11. Евстигнеева Л., Евстигнеев Р. Проблемы синтеза общеэкономической и институционально-эволюционной теорий // Вопросы экономики. 1998. № 8.
12. Фонд "Бюро экономического анализа". Обзор экономической политики в России за 1998 год. М., 1999.
13. Российский статистический ежегодник. Статистический сборник. М., 1998.
14. Евстигнеева Л., Евстигнеев Р. Второе дыхание теории конвергенции // Вопросы экономики. 1999. № 4.
15. История экономических учений (современный этап). М., 1998. С. 516-532.
*Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 98-02-02173).