Мягкие, любящие, добрые:
Бабушка Таисия Георгиевна (мамина),
дедушка Ларион Алексеевич (мамин),
дедушка Павел (папин),
Мама,
Сестра Люся,
Брат Вадим,
Дочка Елена.
Жесткими характерами обладали:
Бабушка Евдокия (папина),
Папа,
Сестра Вера,
Достаточными в той или иной мере обоими чертами характера обладали:
Сестра Зина,
Я,
Мой сын Алексей,
Внук Павел,
Внучка Полечка,
Внучка Дашенька.
Таланты, ремесло, трудовые навыки.
Дедушка Павел – плел корзины, почти всю жизнь они кормились этим, т.к. колхозная пенсия мала, бабушка не работала.
Дедушка Ларион - шил, от его ремесла было зажиточным хозяйство.
Папа – освоил работу машиниста паровоза, лучший паровозник считался, много наград имеется, делал мебель своими руками, прочную и красивую.
Мама Прасковья - шила, пока не заболела, стихи сочиняла, обладала невероятной добротой.
Сестра Зина – профессионал своего дела, достигла большого положения в работе, умеет, и шить, и вязать.
Сестра Люся – научилась растить все на огороде, вязать, прясть шерсть и т.д. С этого пошел достаток в семье и большая помощь детям.
Сестра Вера – обладая упорным, достаточно жестким характером, добилась большого положения в работе. Но подвело здоровье, на даче растит все, но лучше удаются цветы. Главное ее хобби – изготовление мягких игрушек по своим рисункам и выкройкам, занимала первое место в г. Иркутске.
Брат Вадим (Дима) – талантливый токарь. Весь завод держался на нем, но пил.
Умел рисовать, мастерить, мебель делать.
Я – училась всему по жизни, даже гигиене, чистоте, экономии, профессии. Научилась сама вязать. Научилась растить овощи и ягоды на даче, люблю готовить.
Дочка Лена – профессионал своего дела, талант в работе. Учится делать заготовки, хорошо получаются компоты и варенья.
|
Сын Алексей – с малых лет любил готовить, профессионал, упорный в труде, трудолюбив. Умеет почти все.
Все мы неплохо рисовали. И все в нашей большой семье трудились, труд считался почетным и обязательным. Все невзгоды в семьях переносили нормально, была у нас поговорка
«Галышевы не сдаются!»
Предания или истории, которые случились в нашем роду.
История 1.
По рассказам дяди Мити, папиного брата, наш предок был забран на царскую военную службу на 25 лет. Так случилось, что он спас царя от смерти, тот его наградил деньгами, дал целое состояние – 100 рублей и отпустил домой со службы. А ему оставалось служить еще 13 лет. Это просто чудо, так как вернулся молодой еще мужчина со службы, с деньгами. Он начал скупать скот по деревням и перепродавал. Много поколений жили достаточно безбедно. Но вместе с умными мужчинами в нашем роду были и не предприимчивые, спускали наследство, следующие снова его поправляли. Вот часть такого наследства и была у прадела Прокопа, отца моего деда, по папиной линии.
История 2.
У моего деда Павла было много братьев, даже не знаю сколько,
Один был кулак, второй красный командир в коннице, третий
(а может этот и есть) – большим политическим деятелем. Был случай, когда этот “красный” брат пришел в деревню и стал отнимать лошадь и сено у своего брата, тот не отдавал, выхватил пистолет и хотел выстрелить в него. Но вроде обошлось. Так вот тот политический деятель вроде работал за границей или в чинах ходил НКВД, но все связи с ним порвались, одни говорили в семье тихонько, что он сбежал за границу жить, другие – что расстреляли чекисты. Так и не знаю, что было.
|
История 3.
Отец рассказывал, как он поездом переехал офицера Красной Армии, а это было или перед самой войной или во время войны. Офицер был настолько пьян, что уснул на рельсах, или сунулся под последний вагон сам, вины отца совсем не было, это профессионалы и свидетели доказали, но его таскали в НКВД целый месяц на показания и только ночью, в два, три, четыре часа. Но не арестовали, я думаю теперь, что из-за маминых молитв, ну, конечно, из-за его профессионализма, толковый был машинист, водил эшелоны с оружием и солдатами прямо на фронт, рейс с Казахстана длился недели две, попадал под бомбежку, но как-то потери были не велики, а паровоз в пути сам чинил. Есть медали «За доблестный труд во время войны» и еще много наград. С рейса отец привозил еды, что давали ему военные, кормил детей.
История 4.
Моя мама молилась за всех, это я поняла еще маленькая. Нас учила молитвам, но не навязывала веру. Запомнила несколько случаев из детства: когда она помогла одной молодой женщине родить, она не могла разродиться уже три дня, мать ее прибежала к маме моей и, плача, просила за дочь помолиться, мама начала молиться, не успела та добежать до больницы, а дочка ее родила, все обошлось. Еще когда бабушка Лихарева не могла долго умереть, родственники просили маму отмолить ее грехи, чтобы она не мучалась, тоже помогла. Молилась за нас она на зорьке, утренней и вечерней. Когда она была жива, мы были как бы под защитой. Да и сейчас, кажется, что она наблюдает и помогает нам. А как хочется вернуть все и высказать, как ее любим, и попросить прощения за все! И редко мама молилась за себя, но были и такие случаи, когда отец все пропивал, не было денег на хлеб детям. Она помолилась, стала мести улицу (а мы улицы содержали в порядке, чистоте, особенно возле домов) и прямо вымела десять рублей, это были большие деньги в то время. Когда она была в церкви в Челкаре (была в гостях у Зины), забыла деньги на свечки, помолилась, попросила прощения у Бога, переступила, что-то мешало ей под ногами, посмотрела, а там рублевая свечка, это, наверное, самая богатая и красивая свечка в церкви была. Мама ее с радостью и благодарностью зажгла.
|
Быт моего детства.
Быт моего детства неприхотлив, родилась я дома и жила до четырех лет в доме без удобств, вся семья, шесть человек, ютились в одной комнате. Потом год или меньше жили в деревне у бабушки с дедушкой в доме с одной комнатой и одной кухней, это 8 человек, бабушка и дедушка спали на койках, а мы на полу. Затем нам дали свою комнату на станции, наверное, она была метров восемнадцать, но казалась большой, там было 3 кровати: родителей, наша с Верой и Люсина, брат спал на полу. Пишу и жалко себя и всех, но тогда так жили все, и были рады, что хоть такое жилье досталось. Не помню в комнате шифоньера, наверное, не было, весили на гвоздики по стенкам, да и вешать особенно не было чего. Одна лампочка тусклая освещала всю комнату, а свет зачастую обрезал сосед, он работал на электростанции, знал, что мы не платили за свет. Мама все терпела, не ругалась, а, может, это сосед мстил за что-то отцу, за его престижную работу, за внешность, за смешки и сарказм? Затем, я жила у Зины, дом новый, красивый, в моем понимании – дворец. Когда Зина была на курсах, три месяца жила у Люси, у Люсиной свекрови был не дом, а мазанка, спала я опять на полу. В поселке Полдневица, куда мы переехали с мамой, жили в двухкомнатной квартире в деревянном доме, на краю поселка.
Двухкомнатная квартира: комната, я сейчас полагаю, метров
14-15 и кухня в два раза меньше, еще был коридор, холодный коридор и там кладовка. Но мы жили вчетвером: отец, мама и мы с Верой. Спали с сестрой на одной койке, а летом в кладовке под пологом, нары были и там спали, было хорошо. Да, туалет был на улице, построена была будка, два отделения на 4 семьи, стояла около хлевов, холод ужасный был, по весне и осени ветра продували насквозь, а еще было очень страшно ночью выходить, наша мама выходила с нами, стояла на крыльце, чтобы мы с Верой не боялись.
У нас был хлев, держали поросенка, курей и кроликов. По меркам поселка это было очень мало, все держали коров, и не одну, поросят, гусей, кур много, вели натуральное хозяйство, садили все огромные огороды, заготовляли много сена.
Был также огород возле дома и за поселком, почти в лесу, садили десять соток картошки. Хранили запасы в погребе, под кухней, копал его или просто обустраивал, я не знаю, отец, но погреб был хороший, ничего не замерзало.
Климат у нас был хороший, росло все хорошо, много, тем более занимался отец, когда не пил, он руководил посадкой, поливом, копкой, всю основную работу делала мама и мы. Огурцы вырастали у нас раньше всех, первые отец собирал и солил в банку, которая выставлялась на окошко кухни, а по нашей улице гоняли скот: утром на пастбище, вечером домой, и, конечно, удивлялись, замечая соленые огурцы у нас в окошке. Отец говорил - «Огурцы давно солим, уже наелись!» Хотя даже нам ни одного не давал попробовать, пока другие не удивятся раннему урожаю. Картошку носили с дальнего огорода в ведрах, он всегда выбирал самые большие картофелины и укладывал наверх в ведро, люди опять дивились, а ему и любо. Варенье варили из лесных ягод. Ходили каждый день в лес, сначала за грибами, приготовим их, пообедаем, затем снова в лес - за ягодами. Ягоды продадим, купим сахарного песка, на второй день ягоды варили себе. Трудом это не считалось, так должно быть. Наваривали варенья много, бочками солили огурцы и помидоры, капусту. Немного только садили цветов, вроде ромашку только, а у нас в поселке дома огораживались палисадником, садили цветов много, из кустовых только: георгинов, гладиолусов, «золотой шар» и остальных мелких множество. Не помню когда стали выращивать в огородах клубнику, мои родители тоже растили немного, но она у нас зачахла, наверное, не обрезались усы, не формировались кустики. Все это теперь в полной мере знаю, выращиваем на даче клубнику в Архангельске, было время, собирали по десять ведер в сезон. А из лесных ягод собирали: землянику, калину, смородину, малину, чернику. Собирали втроем ведро за день. Самая вкусная ягода – это лесная земляника!
Из грибов: подберезовики, обабки, сыроежки, белые и на соление (грузди, рыжики и волнушки). На болоте росли ягоды – «махлаки», это по - северному морошка, самая любимая здесь ягода, а мы ее не брали, толи моды не было, толи по другим причинам, я ее и не люблю, не то, что моя дочь Лена, она ее очень обожает.
Еда моего детства.
Еда была простая, без особых затей, природная, натуральная. Варили супы с мясом, уху, жарили картошку, яйца. По праздникам готовили пельмени, жарили беляши, редко пекли пироги.
Вспоминаю праздник «Пасха» в Шабалино: раннее утро, а на столе полно пирогов, куличей, ватрушек, вкусно пахло всеми вместе и чувствовалось какое-то торжество в воздухе. Мама всю ночь не спала, пекла, ходила в церковь. Тесто ставилось задолго по выпечки, обычно с вечера, может дрожжи такие были, а не как сейчас – быстрые. Тесто было сдобное, выходившее, пахучее, вкусное!
Молоко носили от соседей, у кого была корова, но зачастую не было денег купить хлеба и сахару. Отец ушел рано на пенсию,
«ушли» как сейчас говорят, из-за пьянки, мама не работала, жили на одну пенсию отца.
Было время, когда резали поросенка, ели много вкусного мяса, копченого, вареного, варили супы и борщи с 1-2кг мяса, его выкладывали на доску и ели кусками, вкусно очень. Но иной раз отец просил маму сварить рыбу с «запашком», уху, мы не могли ее есть, а ему нравилось, сейчас это называется «рыба Печерского засола».
Еще мы делали сами пельмени, большие, сочные, из нескольких сортов мяса, свинина своя, меняли или покупали у соседей совсем немного другого мяса, смешивали. Но главное было в блюде – папин соус (это гремучая смесь: очень острая, почти один красный перец в мясном бульоне, много лука и еще что-то), многие ели пельмени с уксусом разбавленным, но этот папин соус ядренее любого уксуса.
Но основной перечень блюд был: суп, картошка, яйца. Мама старалась нам варить по желанию, выбирала жареный лук и сало из супов и жареной картошки, до сих пор удивляюсь ее терпению. Мы еще любили молочный овощной суп, мама его нам часто делала. Сейчас не представляю, понравится ли самой, не говоря о детях и внуках. Не баловали нас сырами, конфетами, печеньем и вафлями, а это все было в магазине, но не покупалось – баловство. Чай пили с молоком, с вареньем, а, если, был белый хлеб, вообще объедение. Мама иной раз покупала немного творога у соседей, а может ей так давали, не знаю, но, когда я была беременной дочкой, приехала их навестить, она принесла целое ведро прекрасного творога, настоящего, который резался ножиком, всего за 5 рублей.
Представляю, сколько это ведро сейчас бы обошлось! Еще отец любил, да и мы тоже, намять зеленый лук с яйцами, с солью, а мы еще любили печь картошку в духовке.
Один раз отец попросил сделать брагу из варенья, помню, бочонок у печки стоял, сусло готовилось, но готовой браги было немного, отец выпил всю до срока. Когда я сдавала экзамены в 10 классе, мне мама покупала немного сыру, поэтому я понимала, как это важно – мои экзамены.
В раннем детстве первый раз попробовала гречку в станционном буфете, мама там полы мыла, я увидела гречку и не поняла, что за каша, каюсь, немного попробовала. Вкус не передать было словами! Попросила разрешения скушать всю тарелку, так моя честная-пречестная мама дождалась сторожа и его спросила – можно ли дать ребенку. Теперь готовим гречку с всякими изысками, но такой вкусной, как та каша, у меня не получается. А сейчас думаю, что это был гарнир, в котле его еще много было.
И еще необыкновенный вкус своей колбасы запомнился с детства. Была поздняя осень. У нас зарезали поросенка, и мама варила колбасу, мы с подружкой гуляли, немного замерзли, когда пришли к нам, мама дала по колесу колбасы теплой еще и куску черного хлеба – Вкус и ощущения непередаваемые! А еще я любила жареные кишки, теперь даже и писать-то неудобно, но на самом деле это очень вкусно, правда мама их долго подготавливала, промывала, скоблила со всех сторон, но делала, потому, что дочка любит. Ведь все свежайшее, натуральное, поджаренное на внутреннем сале, с луком, тоже своим, на самом деле вкусно.
Ну, а почему любили пестики жарить, и есть, не понимаю. Это в деревне у бабушки в поле собирали на какой-то травке пестики – плоды небольшие кверху на стебле торчали. Что в них хорошего? Но нам они нравились. А, если с яйцом поджарить – казалось просто объедение!
Домашняя работа, обязанности детей.
Как я писала, к труду приобщали с малолетства. Мыть полы, посуду, ходить в магазины за продуктами, за хлебом – не считалось работой. Мы пилили дрова, носили их к печке, огребали дорожки зимой, а летом – огород, полив, заготовка грибов и ягод. Еще у нас не было сенокоса, но траву рвали по несколько мешков за день кроликам. Лет в десять я была нянькой, все лето сидела с соседским ребенком, соседка вышла на работу, работала не целый день, но все же даже несколько часов и то ведь тяжело? Малышу было месяца три, как я сидела, как они оставляли меня, не понимаю? Но вспоминаю, что относилась очень серьезно к этому, кормила его и укладывала спать днем. За это мне дали три рубля.
Вера, как старшая сестра, делала все по дому, ей доверяли топить печь и готовить, когда родителей не было. При любой возможности, во время отсутствия родителей, она не ходила в школу, а меня посыла на уроки, зато меня ждал шикарный обед: картошка пюре, картошка жаренная, яйца варенные, яичница, чай, варенье, и дома было чисто. А я все время ходила в магазины, выстаивала очереди, особенно за хлебом, одно время давали, чуть ли не по карточкам по 1кг, брала буханку и еще довесок – кусок, не знаю, с чем это было связано. А хлеба надо было много, кормили черным хлебом свиней, кур, вот и крутилась целый день по очередям.
Жаль, что ремесла никакого не освоила с детства, вязать не было еще моды, шили на руках, машинки не было, да и мама уже болела. Вера начала сама кроить платья, юбки еще подростком – расстилала ткань на полу, ложила старое платье на нее, и по нему кроила, сошьем на руках швы, подогнем подол и новая вещь. Ну, о нарядах позднее.
Одежда в годы моего детства и юности.
Я ведь родилась и три года жила при И.В.Сталине, хотя он и утверждал, что - «жить при нем стало лучше, стало веселее», не знаю, но одевались все бедно, не было хорошей одежды ни у кого. Шиком считалось пальто с меховым воротником и бархатной береткой. Носили женщины «плюшевки», но и они были не у всех. А это, мне сейчас кажется, полное безобразие, уродствуюшее женщин, правда они на вате были, и, наверное, теплые, но и то это считалась нарядной одеждой. Ходили в основном все в фуфайках: мужчины, женщины, старые и маленькие.
Когда я в 1957 году пошла в первый класс, у меня не было школьной формы, одели меня в простое ситцевое платье. До четвертого класса формы своей не было, носила старые платья, кто отдавал. В 1960 году приехала Зина за мной и пошила перед отъездом из штапеля форму школьную: платье, два фартука.
А еще, помню, мне отдали вельветовую курточку на молнии, она была точно мальчишеская, но как я была рада ей, носила и гордилась! В Казахстане мне сшили из старья полупальто, кошмар, я выглядела маленькой бедной старушкой.
Первую вязаную вещь мы купили, когда мне было лет пятнадцать, а Вере восемнадцать, это была кирпичного цвета кофта, связанная простой вязкой из крашеной овечьей шерсти, стоила 25 рублей. Очень дорого! Когда я научилась вязать, особенно сейчас, вспоминаю эту кофту с тоской и грустью, но она была первая.
Шили сами: я на уроке труда, домоводства, Вера сама училась шить.
На уроках домоводства я шила в основном из старого, но придумывала модели, даже учительница мне рекомендовала мне поступать на модельера. У Веры платья выходили всегда с «прибамбасами», что-нибудь придумает, чтобы украсить его. Но никогда она не обрабатывала швы, а внешне ее изделия выглядели нарядно. У меня стиль был классический – черная юбка (темно-синяя) и белая кофточка. Сшито на машине, под руководством учителя, все было по правилам. Но летом, дома тоже шила на руках и побыстрее. Поступать поехала с двумя нарядами: этот комплект (юбка с кофточкой) и еще один, сшитый на руках, льняной с вышивкой, естественно вышивка от замысла до конечного результата была сделана мною же.
Первую вещь, сшитую в ателье, я одела на 3 курсе, заказала платье в ПТУ (там учили на портних), на практике девочки шили под руководством и по всем правилам свои дипломные вещи. Обходилось мне почти задаром. Деньги зарабатывала в стройотряде, строили коровники в деревнях. Первая вязаная вещь своя - это берет, связала его, когда уже работала после техникума на заводе, в г. Уфа.
А сейчас, по моим подсчетам, одних только варежек (с узором северным, прибалтийским и простым) навязано полтысячи точно, за 35 лет, как научилась вязать. Когда родилась дочка, нужно было связать ей тоненькие, маленькие носочки в садик, научилась и их вязать, правда долго не могла понять технологию вязки пятки. Ну, а потом пошли «шедевры», как говорили люди. Сейчас обвязываю всю семью, уже внуки подрастают, особенно девочкам красиво надо. Смолоду я мечтала о «шубе, пуховом платке и пимах», сейчас могу позволить, но шуба есть, платок тоже, пимы не хочу, это к тому, что вкусы и желания в жизни меняются.
Мои развлечения.
В детстве, особенно раннем, играли на улице: бегали, играли в догонялки, в лапту, в ручеек, вообще были подвижные игры. Игрушек, особенно покупных, не было. Первая кукла магазинная и редикуль появился лет в шесть, привезла сестра Зина нам с Верой. Куклы были самодельные: из тряпок, из бумаги. Но и лоскутков, особенно красивых не было. Девочки давали немного, у кого мамы лучше одевались или шили себе наряды.
Увлекалась рисованием, рисовала много, пока позволяли карандаши и бумага, часто рисовали с Верой на обоях. Один раз брат Дима нарисовал коврик на обоях «Жадные мишки и лиса с головкой сыра». Мы его повесили около койки, любовались.
Когда я жила в Шабалино, любила играть в «контролера по свету», завораживала власть контролера, я теперь понимаю, что мы зачастую не платили за свет, а возможно и за квартиру, и всегда боялись этих контролеров. Играть любила особенно в праздники или, когда варили свои пельмени, т.е. было еще радостное настроение. Игра состояла в том, что я заходила к девочкам «домой» и строгим голосом предупреждала об уплате и выписывала «квитанцию».
Телевидения не было, даже не слыхали, радио у нас было – антиквариат – большая тарелка, как в военное время. Раз в году, перед первым сентябрем по радио директор школы извещал всех с какими успехами закончили школьники прошлый год и хвалил отличников, я всегда была в этом списке, отец мой гордился этим, правда он мог спутать класс, не знал учителей, не был никогда на родительских собраниях, но успехи в школе приписывал себе, что такую «родил и воспитал» дочку.
Позднее, в поселке Полдневица я много читала, была записана в трех библиотеках: в школьной, в ГПТУ, в поселковой. Успевала прочитать все: от классики до сложных и взрослых книг. А, вообще-то, библиотеки пользовались спросом, своих книг не было, газет мало выписывали, дорого, а потребность читать была. Мама не контролировала мое чтение, а Вера старалась не допустить, чтобы я прочитала книг взрослых, не по возрасту. Еще в школе я прочитала всего Тургенева, Драйзера, Толстого (обоих), Ефремова. Особенно поразила книга И.Ефремова «По лезвию бритвы». Многие читали в библиотеке журналы, их для этого выписывали много.
Первое знакомство с телевизором было в 1964 году, прибежали в актовый зал ГПТУ посмотреть на чудо – телевизор. Показывали кино по Джеку Лондону «Белый клык», сидели на полу, на лавках, стояли и все «лупились» в маленький экран, не более 37см, а может и меньше, и при этом, испытывали восторг оттого, что прикоснулись к чуду науки и техники! Кстати, телевизоры постепенно стали у всех в домах, лет примерно через десять, пятнадцать, а у моих родителей его никогда не было.
В поселковом в клубе было много кружков, неплохих, серьезных: хоровой кружок, танцевальный, музыкальный, резка по дереву и еще какие-то. Я ходила в танцевальный, всегда нравилось танцевать под музыку, дома под радио. Песню спеть не смогла правильно, а ногами любую мелодию и ритм изображала верно. Руководитель кружка всегда удивлялся этому, говорил – «уникальная девочка». На всех школьных и поселковых вечерах выступали мы с Ольгой, моей подругой и другими девочками из класса. Были костюмы в клубе, даже для несколько национальных танцев. Помню, в 7 классе выступали с танцем «Малдавенеска», так раскрутились в быстром хороводе, что крайняя девочка упала со сцены, вылетела на пол в зрительный зал! В танце строились по росту, упала Мухина Зина, небольшого ростика, очень симпатичная, смешливая, мы из-за маленького роста и звонкого голоса звали ее– «Муха». Она весь танец хохотала потом. Едва довыступали!
Нельзя не написать об «общественной работе» с детства. В Шабалино я учила девочек, даже своих подружек, «школьной программе», рассказывала, что знала сама и спрашивала с них. Уроки были организованы в коридоре двухэтажника, особенно в дождливые дни. Меня еще долго взрослые звали «учительша», даже моя будущая свекровью.
А в Полдневица я организовала своих подружек заниматься с маленькими ребятами, кто летом не ходил в садик, а вообще-то мода на садики тогда не так сильна была, с детьми сидели дети чуть их по старше или древние старушки, остальные люди работали на производстве и на свое хозяйство. Вообщем, организовали группу как в детском саду: немного даже кормили, чем было, водили в лес, что знала, рассказывала о деревьях, грибах, ягодах и т.д., играли, выступали для них. А еще, по примеру «Тимура и его команды» мели улицу и помогали с дровами, таскали воду в бочки для полива старушкам.
Ну, потом, во взрослой жизни при вступлении в члены КПСС и в актив профсоюза, в актив МЖК общественная работа стала моей обязанностью. И сейчас уже все стало порядком надоедать, беспокойный характер еще старается быть впереди всех, а разум иногда приказывает «НЕТ».
Теперь немного о любви.
В нашем роду любовь присутствовала, с этим чувством и еще страстью сталкивались многие.
Очень сильно любил бабушку Дуню дед Павел. Он весь был поглощен этим чувством, не работой, что главное для мужчины, не детьми. Такое чувство сохранилось до старости, до смерти, бабушка первая умерла, дед ее не намного пережил. Я писала о том, как говорил: «Я ей всю жизнь подчиняюсь». Это в ту пору признание в огромном чувстве, тоже самое – как он ее жалеет, значит сильно любит!
Ровные, прочные отношения были у бабушки Таисии и деда Лариона. В их семье всегда царила доброжелательная обстановка, любовь к детям.
Про любовь моего отца и матери я писала, отец всю жизнь ее ревновал, т.к. к ней многие сватались, а особенно к одному, рыжему, деревенскому богачу. А ведь мама всем отказывала и вышла за него, ему было жалко даже этих чужих встреч во время сватовства.
А встреча с тем богачом у мамы произошла много позже, лет, наверное, через 35, на перроне станции Шабалино, она уже была далеко не та Пашенька «Манинская», выглядела обиженной, уставшей почти пожилой женщиной с маленькой куделькой на голове вместо пышной косы. Он ее увидел из вагона поезда, выскочил, окликнул Пашенькой, она с трудом поверила, что это ей, а он плакал и все приговаривал “Пашенька, почему не пошла за меня, что с тобой случилось?!” Он сообщил, что работает большим начальником в Москве, женился, дома прислуга, отношения ровные в семье, а любви такой, как к моей маме у него больше не было. Мама после разговора дома тоже поплакала над своей жизнью, но все равно ее Вася был краше и лучше всех. А отец мой, любя и ревнуя ее, изменял ей со многими, вот такая она любовь!
Очень любил муж Анатолий Гусев мою старшую сестру Зину. Он очень порядочный человек был, ее слушался всегда, тоже подчинялся всю жизнь, любил до безумия их детей. А за Зиной ухаживал парень, очень красивый, когда он возвращался из Армии, Зине было тяжело принять решение об его отставке, она неделю плакала, но решение приняла твердо, а Толя это понял и был рад, что она его выбрала. Она и не прогадала. А со временем и большое чувство пришло к ней, через Толикову любовь, ласку, доброту.
Мою сестру Люсю очень любит Ваня, ее муж. Но всю жизнь ревнует, ужас, все не может поверить, что она его. А она его всю жизнь успокаивает и уверяет в своей любви!
Старший брат, Вадим, Дима был просто красавец, он похож на маму и статью на отца. На него внимание обращали женщины и девчонки с подросткового возраста, даже наша двоюродная сестра Люся. Она лет с 13-14 приезжала к нам из Ижевска в гости и «бегала» за ним. Пока мама, нет, сначала брат, поняли, что ей надо, вроде, как и поздно стало, она ведь красивенькая, беленькая, очень бойкая, тоже ему нравилась, ведь так и поженились, на свет появился Андрюшенька - душенька, совсем родной человек. Но счастья хватило не надолго. Диму женщины «рвали» на части, дрались из-за него, весились. А он потом и пошел по рукам, так и дожил век с одной, которой помог донести мешок сахара с магазина, где он уже работал грузчиком, с завода его уже уволили за пьянку.
Ну, о Вере вообще можно писать много, там все время роковая любовь ее преследовала, с малых лет она притягивала взгляды мальчишек, парней, а потом и мужчин. Была и есть очень красивой женщиной. Было у нее два мужа, оба очень любят ее, хотя первый Слава Лавров уже давно живет с другой, когда они разошлись, кстати, она его не любила, часто звала «Лаврентий», он было уже к этому имени привык, даже чаще откликался на него, а не Славу. А Сашу, с которым свела ее судьба в 28 лет, она любит и уважает. Некоторые парни дрались из-за нее, сидели в тюрьме, хотели бросить семью.
Ну, а теперь обо мне. Муж у меня был один, ему я понравилась в 6 лет, в школу ведь еще мы не ходили. Была весна, они с матерью и сестренкой переехали жить в наш двухэтажник, на станцию Шабалино. Мы с ребятами играли во дворе в мячик, позвали новенького, он встал в круг и стал кидать мячик только мне. А я ведь была очень некрасивая маленькая, не то, что моя сестра Вера. Я удивилась такому вниманию, а потом, со временем, привыкла. Он ухаживал по-взрослому: встречал после школы, дарил какие-то подарки, в играх выделял меня всегда. Играли в войну, в 1057-61г.г. политика все еще была направлена на укрепление Армии, игры в основном были военного характера, правда еще играли и в «казаки-разбойники». Во время игры он был всегда командиром отряда, батальона, войска, а я, как другие девочки, никогда не была санитаркой, всегда, каким-то начальником, хотя бы – «начальником штаба». Еще игра была в разведчиков, девочек туда брали только после испытания, например, давали подержать в руках какое-то время лягушек или ящериц, или червяков, так он мне давал эти гадости в лопухах. Естественно я проходила испытания. А спорить с ним мальчики боялись, он был рослым, сильным парнем. В 11лет мы переехали в другой поселок, он мне писал и уже про любовь, в 6 классе мама прочла письмо от него и сказала, что рано еще про любовь думать, запретила переписываться, я и послушалась. Но я его внимание и признания принимала, это льстило, а ответное чувство пришло у меня потом, во взрослой жизни, сейчас думаю, все-таки не такое сильное, как его. Когда мы с мамой, а потом и одна, приезжали в Шабалино, он всегда меня сопровождал на велосипеде, куда бы я не шла, но боялся подходить, мама всегда замечала его присутствие. Только выходил на перрон в белой рубашке, когда я садилась в поезд, и махал, смотрел долго вслед. Когда он поступил в Мореходку в Архангельске, он мне написал письмо в г. Иошкар-Олу (где я училась в техникуме), что одна его мечта осуществилась, (правда морем он бредил с лет с 3), просил разрешения писать мне и встретиться. Мне опять понравилось, тем более послал фото, где был запечатлен очень симпатичный морячок. Приезжал в Иошкар-Олу, затем в г. Уфу, где я уже работала после окончания техникума. Деньги на дорогу, мне на подарки зарабатывал сам, в ту пору на станции Шабалино были «калымы», т.е. грузили или выгружали вагоны с лесом, удобрением или овощами, фруктами. Предложение руки и сердца он мне сделал в г. Уфе, тогда нам было по 19 лет. Я попросила отсрочки до его окончания училища. И в марте 1972года мы с ним поженились. Я его тоже любила, а что случилось, почему он стал пить, разошлись ведь потом, прожив 24 года, не знаю, но вины с себя не снимаю, т.к. виноваты всегда оба при разводе. Вот чудом сохранившееся письмо у Зины, старшей сестры, она мне недавно переслала, правда сканировалось неудачно. Какое умиление было снова прочитать, какое чувство было у обоих, доброе. Хорошее письмо, с верой, что все будет просто прекрасно! Не помню, что я брала в кредит, может дешевые туфли, денег не было никаких у меня, у родителей тоже.
А теперь по жизни, я думаю, надо встречаться с родней, и как можно чаще! И звонить чаще, ведь родные, они любят просто так, ни за что!
Женились мы по «деревенским» правилам, можно сказать обычаям, девственниками. И он был единственный мужчина, пока мы с ним жили, а ведь соблазна было полно, работала всегда в мужском коллективе, внимание было много, но так воспитала мама, нельзя было делать плохо и непорядочно, даже со зла. Теперь он живет с другой в селе, где его мать, а мне все равно звонит и говорит о любви, а я сама перегорела, никого не люблю и не полюблю, живу только детьми и внуками, детей, правда, чуточку все же люблю больше!
Дочку мою, Лену, тоже любовь не обошла стороной. Еще в 6-7 классах она очень понравилась одному мальчику, однокласснику, Жене Рябушеву (сейчас его нет в живых, трагически погиб, попал в аварию). Тоже ухаживал по-взрослому: дарил цветы и подарки, вздыхал, потом, когда повзрослел, предлагал замужество, но Лене он не нравился, она его ухаживания всегда отметала. Потом был красивый мальчик Алексей (кстати, потомок графа), они дружили, затем из-за ерунды расстались, а компания была у них одна, где был и Костя Копалин, ее будущий муж. Он тоже хотел с Леной дружить, из Армии писал, в первый же вечер прибежал к нам домой, а Лена была в ту пору одна, начали встречаться, как друзья сначала, а потом и любовь пришла. Попросил «руку и сердце» не по правилам, они пришли ко мне в больницу и там сказали об этом. Первое впечатление от этого разговора было не очень по душе, хотя ведь и приятно, что твою дочь любят и хотят взять в жены. А видимо материнское сердце чувствовало, что дочка не будет счастлива. В 1995году они поженились, а в 2002году дочка с сыном ушла ко мне жить.
Она за короткий период совместной жизни раза три уходила от него, он оказался деспотом, очень жестоким человеком. Гулял почти в открытую, не давал денег, даже на жизнь, но сам ревновал Лену даже к родным, к брату, к матери, подругам. Зато сам сейчас попал как «кура в ощип». Как сказано в библии «каждому воздастся по заслугам его!»
Мои школьные годы в поселке Полдневица.
Школа наша (2-этажная) была одним из самых больших и красивых зданий поселка, к стати, она была построена заключенными, располагалась в центре поселка. Окружал школу сад, и была часть огорода для проведения занятий по биологии, недалеко был расположен интернат, там жили дети из деревень и маленьких поселков.
В Полдневицкой средней школе я начала учиться с 4 класса, класс был сборный, много было национальностей: русские, украинцы, белорусы, евреи, было много оседлых цыган, а в Верином классе учился даже один кореец по имени Мирон, фамилия у него была смешная - Те. Мы в то время абсолютно не обращали внимания на национальность, скорее на говор, речь пестрела разными словами и произношениями, взятыми из их семей и мест, откуда люди были родом.
В нашу глухомань, я думаю, ссылали не очень благонадежных. Жила в поселке одна семья белогвардейца, мы все время смотрели на них, но ничего необычного не замечали: также они жили в бараке, бедно одевались, правда, были неразговорчивыми. Только у отца семейства были всегда ногти чистые, аккуратные, а на мизинце рос очень длинный ноготь. Его жена обыкновенная женщина, старенькая, все время ходила в кружевной косынке, а не в платке, как наши поселковые женщины, их одинокая дочь какая-то бледная, высокая, худенькая, уже немолодая, она редко улыбалась и реже, чем родители выходила на улицу.
Был какой-то знаменитый летчик, правда он всегда кричал и ругался, когда вспоминал войну и еше кого-то, говорили, что он контужен был в войну. Во время запоев он одевался в белую рубашку, черные брюки и гулял по улицам, рассказывая о боях, мне казалось, что он не просто спившийся летчик, а человек «большой» - личность, только с изломанной судьбой.