Укрытие
https://ficbook.net/readfic/5072315
Направленность: Слэш
Автор: Anastasia Mitchell (https://ficbook.net/authors/845256)
Беты (редакторы): Я Твойфикшатал (https://ficbook.net/authors/182822)
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Бён Бэкхён, Пак Чанёль
Пейринг или персонажи: чанель/бэкхен
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Соулмейты
Размер: Миди, 50 страниц
Кол-во частей: 7
Статус: закончен
Описание:
Для Бэкхена поиск родственной души никогда не был приоритетом.
Публикация на других ресурсах:
лучше вам даже не пытаться.
Примечания автора:
Фанфик написан на CHANBAEK CHRISTMAS MOVIES FEST
(https://vk.com/chanbaekff)
Фильм: «Рождественский роман» (1994).
Атрибут: омела.
// скатился на творческое дно.
благодарю рв за имена для моих ожп, гы
I. случайность
«Мысленно я утону за две
миллисекунды.
Две миллисекунды осознания,
что передо мной стоишь
Ты».
Потеря родственной души – это страшно. Это невыносимо для многих, кто просто не может смириться с уходом самого близкого человека – большинство из таких людей просто спиваются и заканчивают жизнь избитыми в какой-нибудь подворотне, меньшее же количество предпочитает самоубийство.
Бэкхен считает таких людей слабыми, пускай и он сам понимает эту слабость, потому что тоже ее ощущает. Ему много раз хотелось что-нибудь с собой сделать, когда он видел, как с каждым днем мир вокруг него в буквальном смысле тускнел, и поделать с этим ничего нельзя было. Так что Бэкхен просто старался запоминать важные мелочи, вроде цвета любимого свитера его старшей дочери или платья на единственной кукле младшей. Он старался чаще наслаждаться яркими красками мира вокруг себя, ведь времени после смерти жены оставалось совсем немного. А в одно утро Бэкхен просто проснулся – и все потускнело. И мир вновь приобрел все те же забытые им серые оттенки, к которым пришлось привыкать заново.
Бэкхен давно перестал надеяться на чудо – точно так же, как и перестал думать, что все, что ни случается в жизни, – это только к хорошему. Он утратил былой оптимизм и веру в жизнь еще два года назад, но по-прежнему старался компенсировать это неискренними улыбками и своим иллюзорным подобием счастья.
На самом деле, счастье у Бэкхена есть, и оно не покинет его до тех пор, пока его дочери будут рядом с ним. Ведь сейчас он возвращается домой с плохими вестями о том, что небольшая сувенирная лавка, в которой он работал уже почти год, закрылась и он потерял работу – свой единственный скромный источник дохода. Бэкхен не считает, что жизнь на этом заканчивается, и не злится на окружающих и на весь мир за то, что судьба снова выстраивает перед ним невидимые препятствия. Ему действительно трудно верить во что-либо хорошее, но он все равно повторяет про себя, как мантру, выученные наизусть слова: «Мир на земле, счастье для всех».
Население в этой местности маленькое, поэтому все хорошо друг друга знают. А вот туристов много – большинство людей приезжают в небольшую деревушку в двадцати минутах езды от города для экскурсий по разным историческим местам. Сувенирная лавка, в которой работал Бэкхен, пользовалась большой популярностью среди туристов – кто-то покупал статуэтки, картины и карты, а кто-то просто заходил, чтобы согреться в сильный мороз. Бэкхен навсегда запомнит, как многие посетители подходили к нему и спрашивали: «Могу ли я приобрести вон ту красную свечу? А вон ту золотистую?», а у Бэкхена в голове в тот момент не было ничего, кроме сильной растерянности и вопросов: «А какая из них красная? А золотистая?». Однажды он даже решил наклеить стикеры с названиями цветов на каждый сувенир, чтобы точно знать, чего от него хотят покупатели, но тогда владелец лавки сказал, что для большинства посетителей это наверняка выглядит странно. Вот и приходилось Бэкхену гадать, указывая на каждую из свечей и спрашивая: «Вот эта красная? Нет? А эта?». И он мог считать себя крайне удачливым, если попадался терпеливый покупатель, ведь большинство из них уходили почти сразу же, ворча что-то о том, как можно нанимать на работу такого продавца.
В принципе, этот простой пример и служит объяснением тому, почему Бэкхен видит такую агрессивно-отчетливую разницу между одинокими людьми и теми, кто уже обрел свою вторую половинку. Когда ты находишь своего соулмейта, ты становишься счастливым, начинаешь наслаждаться красками окружающего мира и совершенно забываешь о том, каково это – видеть все черно-белым. Как там говорят, сытый голодного не поймет? Но каждый из нас когда-то был голодным.
Бэкхен усмехается собственным мыслям, когда подъезжает к дому на стареньком скрипящем пикапе под звук радио, экстренные новости из которого оповещают о том, что через пару часов начнется сильнейший за последние несколько лет снегопад. Хоть какая-то польза от увольнения – Бэкхену не придется пережидать метель в маленьком хлипком магазинчике, надеясь, что его не снесет порывами морозного ветра.
– Онни уснула, так что я решила почитать в гостиной, – оповещает Йерим, когда Бэкхен возвращается домой и, уставший, стаскивает с себя куртку и шарф. – Мы будем ужинать сегодня?
Бэкхен вспоминает, что оплату за последний месяц работы он получит только послезавтра, так что не находит решения лучше, чем перебиться остатками вчерашней пиццы – все лучше, чем ничего. Пока он разогревает пиццу, просыпается Суен, и теперь девочки вдвоем сидят за кухонным столом, терпеливо дожидаясь импровизированного ужина и тихо о чем-то перешептываясь.
– О чем вы говорите? – спрашивает Бэкхен, роющийся в кухонных тумбочках в поисках остатков кофе, купленного на прошлой неделе. – Суен?
– Йерим прочитала сказку о рождественском незнакомце, – отвечает девочка, не сводя сосредоточенного и какого-то задумчивого взгляда с сидящей напротив сестры. – Теперь свято верит, что он должен появиться.
Бэкхен усмехается, раскладывая кусочки подогретой пиццы на две тарелки и наливая в стаканы апельсиновый сок – похоже, его сегодняшним ужином будет чашка горького чая и сигарета.
– Кто такой этот рождественский незнакомец? – с усмешкой спрашивает Бэкхен, ставя тарелки с пиццей на стол.
Йерим откусывает маленький кусочек пиццы, запивает соком, а затем тяжело вздыхает.
– Ну, он приходит к людям, которым одиноко, – объясняет она с жутко важным видом, что заставляет опершегося на столешницу Бэкхена улыбнуться. – Вот и к нам должен прийти.
Улыбка сходит с лица Бэкхена. Он никогда не отрицал того, как одиноко девочкам без матери и что, как бы он ни старался, он не сможет ее заменить. Но Бэкхен делает все, что в его силах, для того, чтобы сохранить свою семью и сделать своих дочерей счастливыми – по крайней мере, счастливее, чем он сам.
– Раз уж мама не приедет на это Рождество, то… – вновь подает голос Йерим, но тут же замолкает, опуская голову.
Бэкхен переводит взгляд на Суен, которая смотрит на сестру с сожалением – она старше, она все понимает. Бэкхен не раз говорил Йерим о том, что мама погибла и больше не вернется, но она так и не поверила в это. Наверное, это один из плюсов детской наивности, своеобразный метод мысленной самозащиты – ты просто на подсознательном уровне отказываешься верить в то, что может причинить тебе боль.
Из-за сильного снегопада Бэкхен поначалу даже не замечает яркого света фар за окном, но резко вздрагивает, когда слышит звук подъезжающего к самому дому автомобиля. Он знал, кто должен приехать и из-за чего, но не думал, что это произойдет так скоро.
– Кушайте, девочки, я скоро вернусь, – бросает напоследок Бэкхен и быстро одевается, выходя во двор.
Из-за сильной метели он практически ничего не видит, а ноги вязнут в снегу, которого на улице уже почти по колено. Бэкхен подходит к остановившейся во дворе машине и три раза стучит в запотевшее стекло. Спустя несколько секунд из машины выходит долговязый парень, кутающийся в черное пальто и как-то хмуро и брезгливо оглядывающийся по сторонам. Бэкхен вздыхает, стараясь игнорировать назойливые снежинки, попадающие за шиворот.
Мир на земле, счастье для всех.
– Вы Бен Бэкхен? – спокойно спрашивает незнакомец, и Бэкхен лишь коротко кивает в ответ. – Меня зовут Пак Чанель, я приехал из банка.
– Я заплачу за этот и за все прошлые месяцы в январе, – тут же обрывает его Бэкхен, смотря на него полным надежды взглядом. – Знаю, я должен был сказать об этом, когда ко мне приезжали в прошлый раз. Но я заплачу, как только у меня будут деньги.
– Дайте-ка мне разобраться, – хмыкает Чанель, пряча руки в карманы пальто. – Вы еще в октябре знали, что в декабре не сможете выплатить деньги, верно?
Бэкхен обреченно вздыхает, осматриваясь по сторонам, а затем вновь смотря на Чанеля. Его вид, поведение, интонация – все по неясным причинам буквально выводит Бэкхена из себя, заставляя его нервно переминаться с ноги на ногу, думая лишь о том, как бы поскорее распрощаться с этим человеком.
– Ну, я предполагал, – признается Бэкхен, и по его виду можно подумать, будто бы он ждущий казни преступник. – Я думал, что у меня получится справиться с этим в указанные сроки, но буквально сегодня я потерял работу, так что…
– «Я предполагал», «я думал», – перебивает его Чанель, смотря на него несколько презрительно. – Вы взрослый человек и должны знать, а не предполагать. Я собирался дать вам последний шанс сегодня, но так как вы сами признали, что не сможете выплатить деньги, то... – он пожимает плечами. – Боюсь, что вам и вашим детям придется уехать.
Бэкхен до боли закусывает губу, отворачиваясь и стараясь угасить в себе резко вспыхнувшее желание что-нибудь сломать. Ему внезапно становится так отвратно из-за того, что он такой бедный и беспомощный, даже не может справиться с собственными проблемами. И жизнь умело расставляет ловушки на его пути, прячет демонов по темным углам и подворотням, играет им, как марионеткой, пластмассовой куклой; и с каждым днем становится только сложнее жить этой жизнью, которая, похоже, и вовсе ему не принадлежит.
– Этот дом – мое единственное воспоминание о жене, – спокойно отвечает Бэкхен, стараясь унять предательскую дрожь во всем теле. – Вы не посмеете отнять его у меня.
– Мне очень жаль вашу жену, – вздыхает Чанель, но Бэкхен не видит в его взгляде и интонации ничего, кроме притворства. – Но я ничего не могу поделать. Вы получите официальное уведомление по почте в течение нескольких дней.
– Но… – только и может сказать в ответ Бэкхен, раздосадовано вздыхая и наблюдая за тем, как стремительно Чанель садится обратно в машину и заводит мотор.
«Подонок, – проносится в голове Бэкхена. – В нем же нет ничего человеческого».
Бэкхен, сам не зная почему, задерживает недолгий взгляд на мрачной и уже наполовину разваленной постройке у самых ворот, которая служит небольшим гаражом, где хранится разная старая мебель и прочий хлам, который Бэкхену просто некуда выбросить. А еще немного топлива для пикапа, который всегда стоит на улице рядом с гаражом. Внутри нет электричества, а потому очень темно, мрачно и сыро, так что Бэкхен старается не соваться туда лишний раз, а девочки и вовсе опасаются этого места, как огня.
Затем Бэкхен тяжело вздыхает и отворачивается, направляясь к дому и высоко поднимая ноги, которые продолжают вязнуть в снегу. Но за спиной внезапно раздается оглушающий грохот, сопровождающийся громким и непрерывным сигналом автомобиля. Резко оборачиваясь, Бэкхен видит, что машина Чанеля врезалась в злополучный гараж и сейчас стоит неподвижно, а сам Чанель и вовсе не подает признаков жизни.
– Вот черт, – тихо ругается Бэкхен и настолько быстро, насколько это возможно в такую метель, сокращает расстояние до машины и не без труда открывает переднюю дверцу, тут же видя бессознательного Чанеля, лежащего на руле. Аккуратно взяв его за затылок и приподняв его голову, Бэкхен замечает, что из его лба и разбитой брови хлещет кровь. – Да как же ты так умудрился…
– Папа! Что случилось? – Бэкхен слышит за своей спиной громкий и обеспокоенный голос Суен, а когда вытаскивает Чанеля из машины и оборачивается, то видит, что девочка стоит на крыльце и пытается разглядеть его сквозь стену усилившегося снегопада.
– Суен, милая! – выкрикивает Бэкхен в ответ, запрокидывая одну руку Чанеля себе на плечо и пытаясь хотя бы оттащить его от машины – да уж, он определенно был не готов к тому, что ему придется носиться с такой телебашней. – Возвращайся в дом и позвони в скорую. Скажи, что у нас, ох… авария.
Кое-как дотащив бессознательного Чанеля до дома, Бэкхен буквально роняет его на диван в гостиной и какое-то время просто стоит на месте, пытаясь отдышаться.
– Связь исчезла из-за снегопада, – оповещает вошедшая Суен и кладет телефон на стол. – Я пыталась дозвониться, но не вышло.
– Черт, – устало вздыхает Бэкхен, осматривая лежащего на диване Чанеля – его дыхание спокойное и размеренное, глаза закрыты, а из раны над бровью не перестает сочиться кровь. – Тогда принеси аптечку из ванной.
Суен какое-то время стоит на месте, окидывая лежащего на диване человека обеспокоенным взглядом.
– Он ведь не умрет, правда? – спрашивает она, с надеждой смотря на Бэкхена.
В ответ Бэкхен лишь вновь вздыхает, пожимая плечами.
– Не думаю, что нам так повезет.
.
Чанель не приходит в себя даже тогда, когда Бэкхен старательно промывает его рану и заклеивает ее пластырем. Суен за всем этим действом наблюдает безмолвно, сидя в кресле напротив дивана и мотая ногами в воздухе. Внезапно со стороны лестницы слышится приглушенный суетливый топот ног, а спустя несколько секунд в гостиной оказывается сонная Йерим. Она окидывает всех присутствующих заспанным взглядом, останавливаясь на лежащем на диване Чанеле – и в глазах ее что-то резко вспыхивает.
– Это он! – выкрикивает она, подбегая ближе. – Рождественский незнакомец.
Бэкхен в ответ лишь тяжело вздыхает, задерживая на лежащем рядом парне задумчивый взгляд. Да уж, свалился на их головы – мало того что с плохим известием, так еще и уехать без приключений не смог. И почему он до сих пор не пришел в себя?
– Не думаю, что он герой очередной твоей сказки, – отвечает Суен и пожимает плечами, переводя взгляд на Бэкхена. – Пап, а что мы будем делать, когда он очнется?
Хороший вопрос. Хороший, да только Бэкхен все равно не успевает подумать над ним, потому что Чанель медленно открывает глаза и тут же жмурится – наверняка от яркого света потолочной лампы. Затем тихо бормочет что-то, что Бэкхен не может разобрать, и дотрагивается рукой до заклеенной раны на лбу.
– Долго я был в отключке? – тихо спрашивает он, пытаясь приподняться, но тут же обессиленно падая обратно.
– Около двух часов, – спокойно отвечает Бэкхен. – Как себя чувствуете?
– Могло быть и лучше, если бы я не оказался здесь, – бормочет Чанель и вновь приподнимается, на этот раз придерживаясь за спинку дивана. – Чертова деревня, чертов снегопад...
– Вы могли бы быть и повежливее, учитывая то, что я помог вам, – советует Бэкхен, стараясь сохранять самообладание, однако он не может отрицать того, что начинает раздражаться.
– Не вижу смысла в благодарности, – спокойно отвечает Чанель и садится на диване, явно ища что-то взглядом – наверное, свои ботинки. – Я лишь хочу поскорее убраться отсюда.
– Флаг вам в руки! – отвечает Бэкхен, поднимаясь с дивана. Он прилично подустал за сегодняшний день, так что носиться за парнем, который приложился головой об руль и теперь даже встать самостоятельно не может, ему явно не хочется. – Убирайтесь, если сумеете завести свою разбитую консервную банку, которую уже прилично замело снегом.
– Да уж попытаюсь, – тихо бормочет Чанель, наконец поднимаясь на ноги и, прихрамывая, пытается сделать шаг в сторону двери.
Йерим, прижимая к себе какую-то большую книгу, подходит к Суен и останавливается рядом с ее креслом, провожая гостя обеспокоенным взглядом. Бэкхен расправляет покрывало на диване, бормоча что-то о том, насколько нынче все неблагодарные, и останавливается только тогда, когда входная дверь с грохотом захлопывается.
– Как он вообще на ногах стоит? – спрашивает он, ни к кому конкретно не обращаясь.
«А впрочем, какая мне разница. Не маленький, сам сможет себе помочь».
– Суен, отведи сестру спать и сама ложись, – устало произносит Бэкхен и, дожидаясь, пока девочки поднимутся наверх, чуть приоткрывает окно и закуривает.
Сегодня определенно выдался тяжелый день – уже почти полночь, а Бэкхен все еще не уверен, что готов к завтрашнему. Снова придется искать работу по объявлениям в утренней газете и надеяться, что его хоть куда-то возьмут. Из дома завтра лучше не выходить, ведь, судя по новостям, сильный снегопад не прекратится еще на протяжении нескольких дней. Дороги замело, на улицу выйти невозможно, связи нет – что ж, просто отлично. Хорошо хоть электричество не отключили.
И будто бы назло потолочная лампа резко начинает мигать, а потом и вовсе потухает. Бэкхен тяжело вздыхает, оставляя окурок в пепельнице, и зажигает стоящую рядом с ней свечу. Гостиная загорается тусклым светом, на стенах виднеются причудливые тени.
Бэкхен направляется на кухню, вспоминая, что в одном из ящиков хранятся еще несколько свечей. Зажигая каждую из них, он невольно вспоминает, как раньше Суен любила рассказывать ему о том, какого насыщенно-изумрудного цвета его любимый свитер, как переливаются на солнце волосы Йерим и как на самом деле прекрасно видеть все настолько ярким. Бэкхен не думает, что запомнил все это досконально, но действительно важные вещи уже давно заняли свои места в его памяти. Суен уже десять, и еще шесть лет она будет способна видеть весь мир в цвете – ранним утром, в день, когда ей исполнится шестнадцать, яркие краски потухнут, и все станет серым и неразличимым, таким, как для Бэкхена сейчас. Это будет означать, что где-то в мире ее уже ждет родственная душа. Вроде бы, удивительная система – настолько продуманная и при этом совершенно легкая для восприятия. Все так прекрасно и ярко лишь до тех пор, пока ты не взрослеешь – тогда на твои плечи ложится невидимая ответственность, цель, которая заключается в том, чтобы найти свое предназначение. Однако для Бэкхена поиск родственной души никогда не был приоритетом.
Бэкхен берет одну из свечей и поднимается наверх, чтобы оставить ее в комнате девочек. Однако когда он заходит внутрь, то видит лишь обеспокоенную Суен, сидящую на кровати и смотрящую на него испуганным взглядом. Кровать Йерим пустует.
– Где твоя сестра? – спрашивает Бэкхен, едва ли не роняя свечу.
Суен вздрагивает и обнимает себя руками, будто от холода.
– Она… пошла за ним.
Бэкхен мысленно ругается и отставляет свечу на тумбочку, а затем вылетает из комнаты и бегом, поскальзываясь на ступеньках лестницы, спускается вниз. Пока он быстро натягивает на себя куртку, обувается и вытирает пыль со стоящей на полу возле двери лампы, Суен спускается следом за ним и останавливается возле лестницы.
– Я найду Йерим и вернусь, – тяжело дыша, оповещает он, и замок на двери тихо щелкает. – А ты зажги больше свечей в доме, чтобы я смог найти обратную дорогу.
Суен спокойно кивает, и под ее взволнованным взглядом дверь за Бэкхеном захлопывается.
.
К машине Чанель буквально плетется – ноги едва держат его, а во всем теле чувствуется какая-то невероятная слабость. Да еще и перед глазами темнеет и голова кружится.
«Еще бы, идиот, ты же ее разбил», – проносится в голове, и Чанель лишь судорожно вздыхает, пытаясь выпрямиться и ступать немного увереннее.
Да уж, погода отвратительная – из-за снега, падающего огромными хлопьями, и сильного ветра практически ничего не видно. Спустя примерно десять минут Чанелю все-таки удается найти свою машину, которая за несколько часов успела покрыться приличным слоем снега. Подходя к ней и распахивая дверцу, он удивляется, как вообще умудрился не разбить стекла.
Едва оказываясь в машине, Чанель умиротворенно вздыхает, ведь у него наконец-то появилась возможность хоть немного согреться. Он рассматривает в зеркале пластырь на своем лбу, и в голове проскальзывает мысль о том, что этот Бэкхен не такой уж и плохой – помог ему, как-никак, не оставил подыхать на улице. Однако это не отменяет того, что Чанель как можно скорее хочет убраться из этой заметенной снегом деревушки и вернуться в город – на работе, да и дома, наверняка уже все обеспокоены, ведь он никогда не задерживался так долго.
– Вот черт, – тихо ругается Чанель, доставая из кармана пальто свой телефон. Мало того что экран разбился, так еще и сети нет. Навигатор тоже разбился – и как ему добраться до города без карты?
Чанель замечает тусклый, приближающийся к машине свет, а затем слышит три коротких стука в окно. Когда он открывает дверцу, то видит снаружи закутанную в куртку и теплый шарф девочку. Кажется, он видел ее в доме Бэкхена перед тем, как уйти.
– Меня зовут Йерим, – спокойно произносит девочка и залазит в машину, закрывая дверцу и кладя себе на колени какую-то книгу. – А вы почему уезжаете?
Чанель смотрит на Йерим несколько недоверчиво, терпеливо выдерживая ее любопытный взгляд. Затем заправляет за ухо выбившуюся прядку волос и откидывается на спинку сидения, устало вздыхая.
– А ты почему здесь? – вопросом на вопрос отвечает Чанель. – Твой папа знает о том, что ты ушла?
Йерим отрицательно качает головой, поджимая побледневшие от холода губы. Сколько ей, лет пять?
– Ну ладно, – вздыхает Чанель. – Согреешься, и я отведу тебя домой. Любой, кто выходит на улицу в такую погоду, – просто идиот.
– Но вы-то вышли.
– Я о том и говорю, – усмехается Чанель, смотря на усиливающуюся за окном метель. – И все-таки мне нужно домой.
– Но разве у рождественского незнакомца есть дом? – хмурится Йерим, открывая лежащую на коленях книгу на определенной странице, где изображено алое пустующее кресло. – Это его кресло. Знаешь, почему в нем никого нет?
– Почему? – хмуро спрашивает Чанель, сильнее кутаясь в пальто.
– На случай, если он придет, – вздыхает Йерим, задумчиво смотря на рисунок в книге. – Мне кажется, вы невнимательно слушаете.
– А мне кажется, что тебе пора домой, – отвечает Чанель, и прежде чем он решает, что делать с машиной, которая упорно не заводится, в окно снова стучат – на этот раз громко и даже как-то яростно, так что у Чанеля даже не остается сомнений касательно того, кто это может быть.
– Йерим! – заглушая сильный ветер, выкрикивает Бэкхен, стоит Чанелю открыть дверцу. – Ты цела?
С тяжелым вздохом и мыслями о том, что деваться, похоже, некуда, Чанель выходит из машины и позволяет Бэкхену взять дочь на руки. Дверца автомобиля захлопывается, и Чанель, недовольный подобным раскладом событий, прячет мгновенно замерзшие руки в карманы. Да уж, отличная погода в канун Рождества.
Пока они добираются до дома, Чанель молча плетется позади, а Бэкхен и не пытается с ним заговорить – только изредка безмолвно оборачивается, будто бы для того, чтобы убедиться, что он нигде не затерялся.
– В такую погоду я никуда не денусь, – шутливо произносит Чанель, когда они уже подходят к крыльцу, но эту реплику Бэкхен игнорирует.
По возвращению домой Бэкхен относит уснувшую Йерим наверх, в ее комнату, а когда спускается в гостиную, просит Чанеля помочь развести камин. Чанелю ничего не стоит помочь, однако он все равно делает это с неприкрытым недовольством – но только потому, что он явно не рассчитывал возвращаться сюда вместо того, чтобы поехать домой. Суен говорит что-то о том, что электричество отключили, но Чанель и сам это видит по выключенной лампе и количеству расставленных в гостиной свеч. Когда Суен отправляется наверх, Бэкхен устало садится на диван и закуривает, задумчиво смотря на разгорающийся в камине огонь.
– Курите прямо в доме? – усмехается Чанель, присаживаясь рядом. Не дожидаясь ответа, он добавляет: – Я уеду, как только метель прекратится. Попытаюсь разобраться с мотором или, в крайнем случае, вызову такси.
– Было бы отлично, – хмуро отвечает Бэкхен, делая затяжку.
Чанель лишь смотрит на него, молчаливо усмехаясь. Отец-одиночка, выглядящий не старше двадцати и живущий в маленьком полуразваленном домике на окраине города с двумя дочерями? Да уж, это что-то новенькое. Ему определенно нелегко живется – потеря работы, неуплата кредитов, да еще и детей со всеми этими трудностями нужно растить и воспитывать.
– И каково девочкам без матери? – вдруг спрашивает Чанель, теперь смотря на Бэкхена без тени усмешки. Он никогда никого не терял – но, возможно, это потому, что у него никого и не было.
– Это не твое дело, – отрезает Бэкхен и спустя долгую паузу вздыхает: – Нормально, справляются. Они сильные… в отличие от меня.
Чанель не знает, когда они успели перейти на «ты», но это не особо его смущает, так как рядом с Бэкхеном он чувствует себя удивительно комфортно – наверное, это лишь из банальной благодарности за его помощь. Чанель не может отрицать того, что ведет себя как настоящий подонок, однако поделать с собой он ничего не может.
– Я бы не назвал тебя слабым, – хмыкает он, по-прежнему не сводя взгляда с курящего Бэкхена. Для Чанеля его жизнь действительно кажется удивительной – он сам никогда бы не смог воспитывать детей в одиночку, к тому же в таких… скудных условиях. Чанелю кажется, что такая жизнь подобна аду и ничего хорошего в ней нет.
– Ну спасибо, – саркастично усмехается Бэкхен, по-прежнему не смотря на него, и Чанель впервые может слышать в его голосе нотки неподдельной усталости – кажется, Бэкхен был бы совсем не против уснуть прямо сейчас и проспать как минимум неделю.
Понимая, что Бэкхен не настроен на разговор, Чанель лишь глубоко вздыхает и достает из кармана телефон, чтобы проверить, не появилась ли связь.
Не появилась.
Домик этот пускай и тесный, да и кажется ужасно старым, но уютный. Странно, возможно, но уюта придает излишняя захламленность – повсюду висят картины, пылятся какие-то вазы и статуэтки, стулья и кресла завалены одеялами и пледами, на камине расставлено множество фотографий Бэкхена и его дочерей, однако ни на одной из них нет его жены. Чанель думает, что никогда не смог бы жить в подобном доме подобной жизнью, ведь для него это что-то дикое: вдали от города и людей, да еще и наедине с воспоминаниями о ком-то ушедшем.
Чанель ни на йоту не сомневается в том, насколько это на самом деле страшно – терять свою родственную душу. Он надеется, что ему никогда не придется испытать подобное, однако если придется… он просто не знает, сумеет ли это пережить. Говорят, что жизнь в таких случаях не дает второго шанса – выходит… Бэкхен отныне обречен на пожизненное одиночество?
Осознавая это, Чанель не чувствует жалости или сочувствия – ему становится по-настоящему страшно. Бэкхен молод и красив, а еще он очень добрый и милосердный, пускай Чанель и никогда не сможет признать этого вслух. Такие люди, как он, просто не должны оставаться одни.
– Я собираюсь немного поспать, мне предстоит тяжелый день, – нарушает тишину Бэкхен, оставляя окурок в пепельнице на кофейном столике. Затем стаскивает со стоящего рядом кресла плед и кутается в него, забираясь на диван с ногами и ложась. Чанель поднимается с места и пересаживается в кресло рядом с камином. Переводит взгляд на стоящие на камине часы – до рассвета остается всего ничего. Он вновь смотрит на размеренно дышащего Бэкхена и тяжело вздыхает.
– Доброй ночи.
Бэкхен молчит, натягивая плед до подбородка и отворачиваясь, но спустя минуту все же отвечает:
– Доброй ночи.
Ii. разговоры о прошлом
Хорошо у Чанеля получается только изображать мебель, а еще постоянно отвлекать Бэкхена совершенно неуместными разговорами о погоде. Неуместными, потому что Бэкхен и так знает, что погода паршивая. Суен по-прежнему сторонится их нежданного гостя, а вот Йерим ведет себя с Чанелем удивительно дружелюбно – они много разговаривают, шутят и смеются, и вроде бы эта картина должна казаться Бэкхену милой, но она лишь нагоняет на него странную, необъяснимую тоску.
Связь появляется с перебоями, но когда она есть, Бэкхен не тратит время зря и тут же по очереди набирает все выделенные в газете номера. Работу найти не получается – все говорят, что перезвонят, но не перезванивают. У Бэкхена есть кое-какие накопленные сбережения, но с повседневными расходами их хватит разве что на месяц. Да и к тому же девочки подрастают, Йерим скоро в школу; Бэкхен действительно никогда не думал, что быть отцом-одиночкой так сложно.
– Я даже не представляю, как вы тут живете, – признается Чанель одним вечером, когда Бэкхен пытается приготовить что-то съестное на ужин из имеющихся в холодильнике продуктов. – Здесь уютно, конечно, но так… отстраненно.
Он на миг замолкает, скользя задумчивым взглядом по профилю хмурого Бэкхена. Бэкхен чувствует, как пристально его разглядывают, и ощущает себя несколько неловко, хоть и скрывает это за демонстративным раздражением.
– В городе мне лучше.
Бэкхен хмыкает, перемывая шпинат под струями холодной воды.
– Ну, это твое право, – спокойно отвечает он, старательно пытаясь скрыть невесть откуда взявшуюся обиду. – Ты никогда не поймешь, как живут семьи вроде моей.
Чанель в ответ лишь поджимает губы и едва заметно кивает, тем самым соглашаясь. Бэкхен не знает, с чего вдруг он резко решает сменить тему в следующий момент.
– Йерим вчера сказала мне, что она скучает по матери, – вдруг произносит Чанель, и Бэкхен зависает, чувствуя знакомую ощутимую тяжесть где-то под ребрами. – Не расскажешь, что случилось с твоей женой?
Это действительно очень длинная и очень личная история. А Чанель – не тот человек, которому Бэкхен мог бы доверять столь ранящие его вещи. Это нечто сродни необоснованной и крайне глупой ревности – то, что причиняет боль, должно причинять ее только тебе.
Бэкхен тяжело, немного судорожно вздыхает.
– Не расскажу.
Чанель в ответ лишь безмолвно кивает, пожимая плечами, будто бы говоря: «Как хочешь». В любом случае, если Бэкхен решит доверить кому-то эту историю, это точно будет не Чанель.
.
В их маленьком доме тепло и уютно даже тогда, когда за окном не прекращается метель, из-за которой практически невозможно даже разглядеть очертания улицы. Бэкхен убивает время, перечитывая старые книги с пыльной полки над камином; сидя на диване и завернувшись в плед, он листает страницу за страницей, стараясь внимательно вчитываться в строчки, но они все равно почему-то плывут перед глазами, а в мыслях все так до жути туманно.
Бэкхен уже привык к спокойному, монотонному голосу Чанеля, который тихо читает сидящей на его коленях Йерим очередную сказку, изредка поглядывая на Бэкхена. Такой теплый, размеренный уют кажется Бэкхену немного неуместным, и когда он говорит Йерим, что пора идти спать, она его лишь игнорирует, выглядя крайне увлеченной.
– С ума сойти, – едва слышно произносит Бэкхен, замечая мимолетную улыбку на лице Чанеля. – Обычно по вечерам она носится по дому, как сумасшедшая.
Когда сказка заканчивается и Йерим нехотя отправляется спать, Бэкхен по-прежнему продолжает читать, не намереваясь на что-либо отвлекаться. Чанель тем временем откладывает книгу на кофейный столик и потирает рукой затылок, устало вздыхая.
– Какие планы на Рождество? – тихо спрашивает он, тем самым будто пытаясь начать разговор.
– Не выходить из дома, – усмехается Бэкхен, перелистывая страницу. Вряд ли нынешняя погода станет лучше даже к Рождеству, но если это произойдет, Бэкхен, как и многие местные жители, будет считать это настоящим чудом.
Бэкхен с трепетом ждал Рождество разве что в детстве, когда он праздновал его в кругу семьи, вместе с родителями и братом. Но с недавнего времени подобные семейные праздники нагоняют на него только небывалую тоску, поэтому и сейчас Бэкхен выглядит и чувствует себя не особо вдохновленным в преддверии Рождества. Да, у него есть семья, но почему-то сейчас, именно в этот период жизни, когда все не так и ничего не получается, Бэкхен чувствует себя особенно одиноким.
– У вас здесь, наверное, очень скучно на праздники, – вновь подает голос Чанель. – В городе много разных развлечений сейчас.
– Раньше мы всей семьей выходили во двор и играли в снежки или лепили снеговиков, а потом возвращались в дом и смотрели рождественские фильмы прямо тут, в гостиной, – Бэкхен едва заметно, грустно улыбается, задумчиво покусывая нижнюю губу. – Йерим любила говорить, что продержится дольше всех, но все равно всегда засыпала первая.
Бэкхен сильнее кутается в плед, придерживая книгу на своих коленях, и замечает, каким серьезным и задумчивым взглядом его окидывает сидящий напротив Чанель. Пускай Бэкхен и по-прежнему относится к нему недоверчиво, но рассказывая все это, он чувствует себя легче. Совсем немного, но легче, будто бы выговориться пора было уже очень давно.
– После гибели жены я совсем разучился быть примерным семьянином, – немного судорожно вздыхает он, откладывая книгу в сторону. – Я не из тех людей, которые любят слишком рьяно жаловаться на жизнь, но что есть, то есть. Мне действительно становится только тяжелее с каждым днем.
Чанель отводит в сторону задумчивый взгляд и тихо вздыхает, перебирая пальцами край одолженного Бэкхеном свитера. Бэкхен не знает, о чем он думает в этот самый момент, но он точно уверен в том, что ему не нужна жалость. Понимание – да, а намеренно вызывают жалость к себе только действительно слабые люди. А Бэкхен не слабый.
– Ну, с девочками ты неплохо справляешься, – Чанель произносит это несколько неуверенно, будто бы стараясь быть аккуратным с каждым своим словом. – Я бы сказал, что ты вполне отлично заменяешь им мать.
Бэкхен устало вздыхает, думая о том, что он сейчас не отказался бы от чашки кофе или просто очень крепкого черного чая, но так как ни того, ни другого в доме не наблюдается, ему приходится лишь одну за другой докуривать оставшиеся сигареты.
– Какого цвета этот свитер? – вдруг меняет тему Чанель, и Бэкхен на мгновение хмурится.
– Я точно не помню, – честно признается он, закусывая губу. – Но вроде бы красный.
– Я так давно забыл, как выглядит этот самый красный, – усмехается Чанель, по-прежнему перебирая пальцами мягкую ткань. – Он наверняка красивый.
– Все цвета красивые, когда ты можешь их видеть, – с грустной улыбкой отвечает Бэкхен, и в этот момент во взгляде Чанеля мелькает какая-то мимолетная тоска.
Все называют свое шестнадцатилетие днем траура, а у Бэкхена такой день был дважды в жизни. А сейчас он и вовсе будто застрял в тех последних минутах перед полуночью, когда все вокруг еще было таким красивым и ярким; когда мама напоследок зашла к нему в комнату, заботливо поцеловала в лоб, словно маленького ребенка, и сказала, что ему лучше лечь прямо сейчас, если он не хочет проспать самый важный момент в своей жизни. А Бэкхену так сильно не хотелось закрывать глаза и проваливаться в сон, что он едва ли не плакал, не сводя взгляда с маленьких часов на прикроватной тумбочке, которые оповещали о том, что до полуночи осталась всего одна минута.
Бэкхен чувствовал и сейчас чувствует, как быстро и необратимо это становится сильнее его самого. Это чувство обреченности, в котором он как загнанный в ловушку зверь, пойманная в клетку птица. Даже повседневные мелочи или семейные праздники перестали радовать его так сильно, как еще два года назад. Бэкхен практически утратил смысл просыпаться по утрам, но он пообещал себе быть сильным ради своей семьи.
– Этот дом такой уютный, – нарушает звенящую тишину Чанель. – Мне жаль, что вам придется его бросить.
– Не стоит, – отвечает Бэкхен и не может скрыть едкой усмешки. Он надеется, что Чанель понимает, насколько нежелательным было его появление и насколько быстро и безвозвратно рушится мир Бэкхена сейчас, когда все рутинные проблемы постепенно превращаются в одну большую катастрофу.
Бэкхен чувствует, что начинает засыпать, поэтому встает с дивана, аккуратно складывая плед на кресле, и потягивается, разминая немного затекшие мышцы. Завтрашний день наверняка ничем