Закрывая свой кейс, Рой откашлялся. Сначала он посмотрел на Майка, потом на Сьерру.
— Ваша мать была замечательной женщиной. Мне повезло, что я мог называть ее и вашего отца своими друзьями. — Он хотел было еще что-то сказать, но не смог. Встал, достал конверт из кармана пиджака и протянул его Алексу. — Марианна попросила передать его вам.
Встревоженный, Алекс взял конверт, сложил его пополам и затолкал в боковой карман брюк.
— Я провожу вас, — сказал он.
Сьерра слышала неясный гул их голосов. Через несколько мгновений входная дверь захлопнулась, однако Алекс не вернулся. Посмотрев на Майка и Мелиссу, она поднялась и вышла в коридор. Сквозь застекленную часть двери ей хорошо было видно все, что происходило снаружи. Алекс стоял на ступеньках, засунув руки в карманы. Как только автомобиль Роя Лаббека скрылся из виду, Алекс спустился со ступенек. Сердце Сьерры затрепетало от страха, но Алекс не пошел к своей машине, припаркованной рядом с домом. Он вышел на боковую дорожку и направился в сторону открытой площадки, где раньше летом часто устраивали концерты. Успокоенная, Сьерра на миг прислонила голову к двери и затем вернулась обратно в гостиную.
— Мы уже поели, — сообщила ей Мелисса. — Хочешь чего-нибудь?
Сьерра закрыла глаза, помотала головой. Ее всю передернуло от одной лишь мысли о еде.
* * *
— Постарайся хоть немного поспать, — посоветовала Мелисса, когда часы на камине пробили одиннадцать.
Сьерра поднялась в свою комнату. Забравшись в кровать с пологом, попыталась думать о более счастливых временах. В голове неотвязно вертелись мысли типа «а что если». Когда утром она проснулась, Алекса рядом с ней не оказалось.
Накинув халат, спустилась вниз на кухню и обнаружила там Мелиссу, занятую приготовлением вафельного печенья для детей.
— Алекса видели? — спросила Сьерра.
— Папа поехал в аэропорт, — беспечно заявила Каролина, наливая сироп на вафлю.
— Когда? — обомлела Сьерра. Неужели он и в самом деле уехал, даже не попрощавшись с ней?
— Думаю, с час назад. Он заходил, поговорил с Клэнтоном и со мной, мы как раз смотрели телевизор.
Отвернувшись, Сьерра старалась скрыть слезы.
Мелисса залила железную вафельную форму тестом.
— Он сказал, что не хочет будить тебя, — тихо проговорила она. — И что тебе лучше выспаться.
Когда Мелисса взглянула на нее, Сьерра поняла, что Алекс никого не ввел в заблуждение своей показной заботой. Сьерра невесело улыбнулась невестке, налила себе чашку кофе и присоединилась к детям.
—*—
Е сли этот ребенок вскоре не родится, я лопну, как перезрелый арбуз.
Джеймс жутко беспокоится. Он нервирует меня. Повивальной бабки нет, а я уже на сносях. Так что не могу рисковать и ехать в Галену в повозке или каким-то иным путем. Придется справляться самим. Я даже не могу наклониться, чтобы взять своих собственных детишек на руки, да и места посадить их на колени просто не осталось. Некоторое время этот малыш так пинался, что я задумалась, уж не двое ли там. Может, они воюют между собой, как Исав и Иаков[26].
Мэттью Лукас Фарр родился поутру пятого мая. Он такой же сильный, как его старший брат, и кричит так же громко. Дебора Энн пришла в этот мир сразу за ним. Они совсем не похожи друг на друга, но кричала она почти так же оглушительно, как ее братец.
Джеймс снова в поле. Он успокоился, как только понял, что не потерял меня. Особого терпения заниматься с малышами у него нет, однако ему пришлось повозиться со своим потомством целых три дня. Я смеялась до упаду, глядя на его лицо, на котором было написано отчаяние. Джошуа показал ему, как менять пеленки, но стирать грязные тряпки оказалось для него абсолютно непосильным делом. Он думает, мне это нравится?
Я начинаю ощущать родство с нашей бедной дойной коровой.
Два года уже прошло с тех пор, как я написала последнее слово в этой тетради. На что я потратила это время? Я только и делаю, что работаю на ферме. К тому времени как день подходит к концу, я так устаю, что мысли путаются в голове, не говоря уже о том, чтобы передать их на бумаге. Теперь я в гостях у тети Марты, и моя ноша стала легче. Она просто влюблена в двойняшек и в полном восторге оттого, что Джошуа, Генри и Бет вновь под ее крышей. Бетси и Кловис тоже довольны. Джошуа тенью ходит за Кловисом. Генри и Бет большую часть времени проводят на кухне вместе с Бетси. Ее стряпня их буквально завораживает. Тетя Марта соглашается отдать мне двойняшек только на время кормления.
Город Галена теперь сильно разросся, стал более крупным, чем был три года назад. Тетя Марта говорит, что здесь живет более одиннадцати тысяч душ. Думаю, у четырех тысяч из этого числа точно нет никакой души, по крайней мере, по моим наблюдениям. По реке то и дело снуют пароходы из Миссисипи. Ирландцы и немцы заполонили доки. Да еще и негры. Бетси говорит, что открылась новая Африканская епископальная методистская церковь. Они с Кловисом ходят туда молиться и поклоняться Иисусу. Здесь теперь так шумно, что не удается расслышать свои собственные мысли.
Тетя Марта обзавелась новым баком для хранения воды. Говорит, слишком много людей пользуется городским колодцем и слишком долго приходится ждать своей очереди.
Сегодня близ рынка мы с Джеймсом увидели, как мужчина волоком затащил на тротуар ящик. Он встал на него и стал говорить об Орегоне. Он говорил о «Законе о праве „первой заимки" от 1841 года»[27], который гласил, что каждый семейный человек имеет право на сто шестьдесят акров земли в Орегоне.
Джеймс настоял на том, чтобы мы остановились и послушали его. Этот мужчина убеждал, что в Орегоне, расположенном на берегу Тихого океана, текут реки молока и меда. Он сказал, что пшеница там вырастает с человеческий рост. Он сказал, что жирные свиньи бегают там под дубами, увешанными желудями. Что эти свиньи уже зажарены, в них воткнуты вилки и ножи, остается лишь отрезать кусочек, когда захочется. Многие поверили в эту чепуху и готовы были поставить свою подпись и сразу уехать с ним в его фермерской повозке. Рада, что у Джеймса хватило ума не сделать так же.
Джеймс сегодня продал урожай кукурузы. Цены очень низкие. Последние годы он много работал, выплачивая папины долги и обустраивая ферму. Если б папа мог видеть землю теперь, он бы гордился Джеймсом.
Скоро мы поедем домой. Я буду очень скучать по тете Марте, Бетси и Кловису. Буду скучать по хорошей кухне, пуховой перине, пианино и дамам из швейного общества.
Несмотря на все это, никак не могу дождаться, когда снова буду дома.
Джеймс все-таки заразился идеей перебраться на Запад. Он больше ни о чем не может говорить, кроме как об Орегоне.
Что вообще с этими мужчинами делается, почему они всегда думают, что трава зеленее по другую сторону горы? Трава достаточно зелена и здесь. Я говорила Джеймсу, что за землю мы полностью расплатились, что у нас крепкий дом, коровник, две лошади, молочная корова, козы и полный курятник. Мы здоровы, с нами наши детки, и мы счастливы.
Он сказал: «Ты счастлива, Мэри Кэтрин. Если мы останемся в Иллинойсе, то так и будем жить бедно, денег нам будет хватать только на еду. В Орегоне же у нас будет шанс». Шанс для чего, хотела я узнать. «Шанс построить новую жизнь. И зимы там мягче».
Я говорила ему, если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, так это, вероятнее всего, мираж.
Но он сказал: «Свободная земля, Мэри Кэтрин, подумай об этом».
Я сказала: «Свободная земля, которая находится в двух тысячах миль отсюда. О которой мы ничего не знаем. У нас уже есть земля, здесь».
Он сказал: «Неплодородная земля, полная камней и корней и сердечной боли».
Иногда Джеймс похож на себя самого из прошлого, когда он болтал о переезде в Нью-Йорк, или Англию, или Китай.
Меня уже тошнит от этих разговоров про Орегон.
Капитуляция
III часть
Дом показался таким пустым, когда Сьерра отперла боковую дверь гаража. Каролина и Клэнтон последовали за ней внутрь, волоча свои чемоданы через кухню и по коридору в спальни. Сьерра оставила свои вещи на полу в гостиной и начала осматривать дом.
Что-то было не так. Сьерра никак не могла понять что, но странное предчувствие охватило ее. Поначалу ей показалось, будто дом обворовали, но ничего не пропало. Она распахнула шторы на окнах и впустила весеннее солнце в дом, что отнюдь не рассеяло мрачную атмосферу.
Сьерра подхватила чемоданы и по коридору прошла в спальню. Брови ее слегка приподнялись при виде тщательно застеленной кровати. За тринадцать лет их совместной жизни Алекс ни разу не убирал постель. Ковры явно недавно чистили. В ванной висят чистые полотенца. Она положила руку на металлический шар дверной ручки от гардеробной и в нерешительности замялась, охваченная необъяснимым страхом. Сделав глубокий вдох, она открыла дверь и с облегчением выдохнула, как только взгляд ее выхватил костюмы Алекса с правой стороны. Сзади на полках лежали сложенные аккуратной стопкой рубашки.
Она снова вернулась в спальню, где оставила свои дорожные чемоданы. Рывком подняла один из них на постель, расстегнула ремни и принялась распаковывать вещи. Пока она складывала одежду в платяной шкаф и возвращала на места свои туалетные принадлежности, ей никак не удавалось стряхнуть с себя эти холодящие душу сомнения и страхи, которые поселились в ней с тех пор, как Алекс покинул Хилдсбург.
И причиной того были дети.
В течение прошедших двух недель, пока пришлось оставаться в Хилдсбурге, чтобы обсудить с братом, что им делать с домом, Сьерра узнала кое-что из разговоров с детьми. Оказывается, за все то время, что Сьерра провела в Хилдсбурге без семьи, Долорес четыре раза оставалась с Клэнтоном и Каролиной на ночь, и один уик-энд они провели у Марши Бартон.
— Папочка! — вскрикнула Каролина, и Сьерра услышала, как Клэнтон уже увлеченно болтает с отцом, рано вернувшимся с работы. Сердце Сьерры бешено заколотилось. Она снова оглядела спальню и прикусила губу. Он нанимал уборщицу? Если так, то почему именно сейчас, ведь он никогда не делал этого раньше? Сьерра закрыла пустые чемоданы, стащила их с кровати, поставила у двери. Она уберет их в гараж позднее.
От напряжения все внутри у нее сжалось. Пытаясь успокоиться, Сьерра села в кресло у окна. Положила руки на подлокотники, стала ждать.
Казалось, прошел час, прежде чем Алекс появился в проеме двери.
— Рад, что вы благополучно добрались.
Тон и выражение его лица были ей непонятны.
— Спасибо. — При взгляде на мужа сердце Сьерры забилось сильнее, не как всегда, совсем по-новому. — Где Каролина и Клэнтон? — спросила она, сохраняя видимость спокойствия.
— Каролина висит на телефоне, болтает с Памелой, а Клэнтон с приятелями играет в футбол во дворе. Вернется до сумерек. — Глаза его слегка сузились. — А, собственно, в чем дело?
— Скажи мне, Алекс, — начала она без надрыва. Когда он промолчал, она медленно втянула воздух в легкие, сдерживая дрожь. — Слышала, что Долорес оставалась с детьми на ночь четыре раза, пока меня не было. — В его глазах запрыгали огоньки. — И они провели один уик-энд с Маршей.
Розовый оттенок с воротника рубашки как бы перетек на лицо Алекса.
Сьерра закрыла глаза.
Алекс вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Прислонившись к ней, помолчал. Когда он снова заговорил, голос его был низким и густым.
— Я не хотел говорить об этом. Не в первый день твоего возвращения. — Он сел на кровать и подался вперед, напряженно сцепив руки у колен. — Наши отношения дали трещину.
Она открыла глаза и взглянула на него. Он скользнул по ней взглядом и отвел его в сторону.
— Ты не понимаешь, что для меня важно, — продолжил он.
— А что важно, Алекс?
На этот раз он холодно посмотрел на нее.
— Моя работа. Ты отвергала то, что я делаю, с самого начала.
— Можешь ты мне сказать, не покривив душой, что именно из-за работы в мое отсутствие тебя не было дома шесть ночей?
Маленькие морщинки в уголках его губ стали глубже, резче.
— Между нами нет ничего общего. Наш брак стал распадаться уже давно.
— У нас есть дети, — тихо напомнила она. — Мы женаты. Вот что между нами общего.
— Тогда лучше я скажу напрямик. Я больше не люблю тебя.
Сьерра не предполагала, как сильно могут ранить эти слова, сказанные ей Алексом прямо в глаза. Она вспомнила Мередит и ее высказывания о своих бывших мужьях. «Они всегда говорят, что ты не понимаешь их, что между вами нет ничего общего. Но обычно все сводится к одному. К другой женщине».
Сердце куда-то провалилось, будто в темную пустоту желудка.
— Прости, Сьерра. Я...
— Кто она, Алекс?
Он отвел взгляд в сторону, вздохнул. Встал, как-то беспокойно зашагал, наконец, остановился у туалетного столика.
— Какое это имеет значение?
— Я бы хотела узнать новость от тебя, прежде чем услышу ее от других.
Алекс засунул руки в карманы, напомнив ей о том вечере, когда Рой Лаббек передал ему письмо от ее матери. Потрудился ли он вообще прочитать его?
— Элизабет.
— Элизабет? — Сердце Сьерры бешено застучало. — Элизабет Лонгфорд? — слабеющим голосом произнесла она и вдруг с ужасающей ясностью поняла все. — Женщина из Коннектикута?
— Да.
— Та, которая окончила колледж Уэллсли?
— Да.
Алекс сказал, что она не понимает его. О, как же он ошибался, как ошибался! Она знала его лучше, чем он себя. В эту самую минуту она так хорошо понимала его, будто видела насквозь. Словно с него содрали телесную оболочку и оставили его душу обнаженной.
— Ты в конце концов поймал удачу за хвост, не так ли? Взял крутой подъем? — мягко произнесла Сьерра, ощущая такую невыносимую боль в душе, о какой она раньше и не подозревала.
Алекс медленно повернулся и посмотрел на нее. Сьерра увидела всю гамму промелькнувших в лице ее мужа чувств. Шок. Боль. Ярость. Она знала, что слова ее попали в точку. Он со всей очевидностью понял смысл сказанного ею. Сын бедного рабочего, который никогда не чувствовал себя достаточно прочно и уверенно, наконец получил ценный трофей. Красивая, хорошо образованная, изысканная Элизабет Лонгфорд. Возможно, он так и не понял, что она всегда знала об этой его незащищенности и любила его таким, несмотря ни на что. Безусловно, она никогда не предполагала, что сможет так вот швырнуть ему все это в лицо. Однако она никогда не ожидала и предательства с его стороны — измены.
— Bruja[28], — процедил он.
— А ты, Алекс, кто? Изменник и лгун.
Будь Алекс мужчиной другого склада, он непременно ударил бы ее. Она видела, как у него чешутся руки. И она почти хотела этого. Может, тогда ее оставила бы эта страшная боль. И, может даже, она порадовалась бы его уходу. Не страдала бы. Не было бы ощущения, что из ее груди заживо вырывают сердце. Заглядывая мужу в глаза, Сьерра не заметила и намека на чуткость или сожаление. Она увидела мужчину, решительно настроенного получить свободу, жаждущего уйти.
— Представление подошло к концу. Фарс под названием «брак» окончен! — злобно выпалил он.
Боль сковала тело Сьерры, она уже почти не могла дышать. Слишком хорошо она знала Алехандро Луиса Мадрида. Даже если она попытается извиниться, ничего не выйдет. Она уже совершила необдуманный поступок — выдала его секрет. Даже если она будет умолять его, это ни к чему не приведет. Никогда он ей не простит. Каждая капелька его горячей испанской крови будет отчаянно сопротивляться.
— Для меня ничего не кончено, Алекс. И никогда не кончится.
Он пересек комнату, открыл дверь.
— А это уже твои проблемы, — бросил он и вышел.
—*—
С егодня вернулся Лукас.
Если бы я могла пожелать кому-нибудь смерти, то пожелала бы ему. Он был дурным семенем, насколько я помню, а вырос задиристым и вероломным.
Лукас подъехал прямо к дому на хорошей лошадке, одетый в хорошую одежду и заявил, что дом принадлежит ему. Я ответила, что он вор и врун. Он расхохотался и ответил, что это не имеет ровно никакого значения. А вот что важно, так это то, что он первенец отца, а я вообще лишена каких-либо прав на наследство. И у него есть письмо от Хайрама Райнхольца в доказательство.
И тут он нагло и без тени стыда заявил: «Но поскольку Джеймс так неплохо поработал на ферме, я буду великодушным и позволю вам остаться на правах дольщиков. А ежели тебе не нравится такое условие, Мэри Кэтрин, можешь катиться прямо в преисподнюю».
Джеймс сказал, что не будет воевать с Лукасом из-за земли. Неважно, что я говорила, он не слушал. Эта земля — мой дом. Я родилась в этом доме. Джеймс пролил на этой земле больше пота, чем Лукас. И теперь эта паршивая овца, мой братец, появляется после стольких лет и говорит, что ферма принадлежит ему. Без драки не отдам.
Джеймс говорит, нет. Он говорит, мы едем в Орегон.
Сегодня Лукас приехал в дом не один, с ним были женщина и мужчина. Все они сидели в повозке. Я встала на крыльце с ружьем, но Джеймс отобрал его у меня раньше, чем я смогла застрелить своего братца. Лукас привел этого мужчину прямо в мой дом. Этого тип теребил свою шляпу в руках и не мог смотреть мне в глаза.
Мне не стало легче оттого, что ему стыдно отбирать у меня дом. Лукас сказал, что у него договор с этим человеком. Этот мужчина будет работать на земле и делиться прибылью.
Я пишу это в коровнике при свете свечи, так как меня вытолкали из моего собственного дома и мой муж помог в этом. Я сплю на соломе с моими детками. Где спит Джеймс, я не знаю и не очень-то интересуюсь.
Тетя Марта приняла нас с распростертыми объятиями. Как и Бетси с Кловисом. Я не пролила ни единой слезинки, пока не увидела их, а теперь не могу остановиться.
Долгим же было путешествие сюда из дома на фермерской повозке. Не в милях дело. Дети всю дорогу мучили вопросами, когда же мы приедем в Галену. Джеймс нервничал. Если ему так тяжки были эти два дня пути, как же он собирается выдержать путешествие в две тысячи миль по прериям, где полно индейцев?
Он сказал: «Ты увидишь, что я прав, сразу же по приезде в Орегон, Мэри Кэтрин».
Я не ответила и даже не посмотрела на него.
Напрасно я надеялась, что к тому времени, как мы доберемся сюда, он выкинет эту мысль из головы. Я надеялась, он увидит, что я права, развернет повозку, и мы поедем обратно и отвоюем то, что принадлежит нам.
Но Джеймс упорно стоял на своем. Такой же упрямый, каким был папа. Он сразу понесся на рынок и продал нашу повозку, потратив часть выручки, чтобы купить билеты на пароход. Говорит, мы начнем наш путь по реке Миссисипи в конце этой недели и завершим водную часть пути на перевалочном пункте Индепенденс.
Я сказала: «Прощай, Джеймс Фарр. Было приятно познакомиться с тобой».
Он сказал: «Ты едешь со мной, даже если мне придется связать тебя по рукам и ногам и волочить на себе!» Я сказала ему, что именно это ему и придется сделать. Так что он ушел из дома и так напился, что Кловису пришлось сходить за ним. Бедный старый Кловис, он тащил домой Джеймса, который повис у него на плече, как мешок с зерном. Я сказала Кловису, что он может скинуть его в подпол и оставить его там вместе с картошкой. Я не хочу видеть его рядом с собой в постели.
Я надеюсь, что Кловис так и сделал.
Я почти и не вижу эту страницу из-за слез. Как это вообще возможно — ненавидеть мужчину, которого так любишь?
Тетя Марта говорит, что на все воля Божья. В таком случае мне есть о чем поспорить с Богом. Хотя вряд ли Он будет слушать. Да и вряд ли Он вообще когда-нибудь меня слушал.
Мы с тетей Мартой весь день сидели, говорили и плакали. Я спросила и ее, могу ли я с детьми остаться у нее жить, когда Джеймс поедет в Орегон. И она сказала, нет... Она сказала, что не может встать между мужчиной и его женой. Она сказала, что Господь соединил нас, и она не будет помогать разрушить этот союз. Так что мне никуда не деться от Джеймса Эддисона Фарра и его мечтаний об Орегоне.
Мне следовало выйти замуж за Томаса Атвуда Хоутона.
Тетя Марта купила мне сундук. Джеймс решил купить все необходимое прямо в Индепенденсе. Так что пока у меня есть только аптечка, в которую я положила хинин, настойку опия, виски, нашатырь от укусов змей и лимонную кислоту для лечения цинги, и еще книги, грифельные дощечки, мел и чернила в изобилии. Я не хочу, чтобы мои дети росли невеждами, как их отец. Дамы из швейного сообщества снабдили меня лоскутками всех расцветок и мыслимых узоров, так что в один прекрасный день я сама смогу сшить лоскутное одеяло. Я подобрала крепкие холщовые нитки, большие иглы, воск, пуговицы, целый лист с булавками и два наперстка и уложила все это в красивую коробочку из-под конфет, подаренных мне давным-давно Томасом.
Если бы я вышла замуж за Томаса, мне не пришлось бы ехать в Орегон.
Упаковать в три свертка:
1 полушерстяное платье
1 шерстяное платье
нижнее белье
4 пары шерстяных чулок
2 пары выходных туфель
1 хорошая шаль
1 капор, гребешок, щетка и две зубные щетки
Упаковать в два свертка:
2 фланелевые мужские сорочки
1 шерстяная фуфайка
2 пары плотных панталон
3 пары шерстяных носков
4 цветных платка
2 пары выходных туфель
1 пара ботинок
1 пончо
1 пальто, гребешок, щетка, две зубные щетки
сковородка
чайник
кофейник
форма для пирога
маслобойка
2 пилы
2 лопаты
2 топора
З ножа
1 точильный камень
1 ружье
1 пистолет
патроны
Джеймс говорит, что у него есть деньги, чтобы приобрести все, чего нам не хватает, по прибытии в Индепенденс. Думаю, что было бы дешевле прикупить все здесь, но он считает, что нам обойдется втридорога перевозка груза по реке. Так что нам придется довольствоваться тем малым, что у нас есть, а этого недостаточно.
Тетя Марта предложила деньги Джеймсу, но он не взял ни цента. На его месте я не была бы такой гордой.
Я попрощалась с тетей Мартой этим утром. У меня чуть сердце не разорвалось. И оно все еще болит, в то время как это жалкое, предназначенное для мелководья суденышко везет меня по Миссисипи прочь от нее, и Бетси, и Кловиса, и моего дома. Тетя Марта поцеловала меня, сняла с себя цепочку с крестиком и надела ее на меня. Крестик очень красивый, с аметистами, мне он понравился сразу, еще тогда, когда я впервые приехала в Галену после того, как папа вышвырнул меня из дома. Тетя носила крестик, не снимая с тех самых пор, как ее отец сделал ей подарок на четырнадцатилетие. Она сказала: «Я хочу, чтобы он был у тебя на память обо мне. Пусть он напоминает тебе о том, что я молюсь о тебе каждый день. Господь с тобой, Мэри Кэтрин Фарр, и никогда не забывай об этом».
Мне не стало легче.
Я никогда их больше не увижу. Она говорит, увижу, но имеет в виду небеса, а я туда не попаду. Я вообще не собираюсь туда, где Бог.
Я виню Бога и Джеймса Эддисона Фарра за всю эту сердечную боль.
Джошуа сегодня спросил у меня, почему я не хочу говорить с папой. Я сказала, нечего забивать сбою головку пустяками, но он все равно не унимался. Я сказала, что занята, что нужно проследить, чтобы Бет и Генри и двойняшки не свалились за борт. Но он не поверил, потому что Мэттью и Генри у папы, двойня спит, а Бет так боится воды, что ни за что не подойдет близко к краю.
Он сказал: «Ты увидишь, папа прав, когда мы доедем до Орегона». Я сказала, что если услышу эти слова еще раз, его папа окажется в илистой воде Миссисипи. А плавать он не умеет!
Мы прибыли в Индепенденс два дня назад. Было облачно и холодно. Джеймс нашел место, где хранились наши вещи, пока мы не обзавелись повозкой и не перенесли их туда. Хорошо, что нет дождя, так как мы разбили лагерь, не имея никакого навеса над головой.
Индепенденс — самое дикое место, какое я когда-либо видела. Тут полно людей самых разных мастей и профессий, с большинством из которых я бы не отважилась иметь дело. Все что-то покупают и что-то продают. Все спешат, все готовятся к отъезду в Орегон, или Калифорнию, или в Санта-Фе.
Уже наступили сумерки, а я все еще слышу несмолкаемый стук молотков, поскольку вовсю идет строительство повозок, раздается мычание волов и ржание лошадей. Невозможно даже на мгновение сомкнуть веки на этом перевалочном пункте.
Джеймс оставил детей со мной, а сам решил пошататься по городу, чтобы почуять, что собственно происходит, как он выразился. Я достаточно хорошо чую, что происходит вокруг, сидя здесь и наблюдая. Большинство людей, болтающихся тут, такие же ненормальные, как и он. Мужчины уж точно. Не видела ни одной счастливой женщины, с тех пор как сошла на берег.
Весь день Джеймс и мужчины, расположившиеся неподалеку от нас со своими женами и детьми, обсуждали вопрос о том, кого правильнее купить, мулов или волов. Он вернулся, выложил все, что узнал, и затем спросил: «Как ты думаешь, Мэри Кэтрин?»
Ему бы не понравилось, узнай он, что я думаю.
Он сказал: «Когда-нибудь ты должна заговорить со мной».
Не в этой жизни. Нет.
Сегодня Джеймс купил четыре упряжки волов по 25 долларов за голову! Животина хорошая, крепкая и спокойная, но не стоит заплаченных за нее денег. Ему нужно было лучше торговаться. Джеймс сказал, что в следующий раз он пошлет меня. Он сказал, что если дела в пути пойдут плохо, то мы сможем их съесть. Хотелось бы знать, как он собирается это сделать, если Бет уже полюбила этих бессловесных тварей.
Я познакомилась сегодня с Нелли Дуэйн. Она и ее муж Уэллс расположились лагерем рядом с нами. Она в то же время, что и я, ходила на ручей стирать. Я не единственная, кто обливается слезами из-за поездки в Орегон. Мы поплакали вместе, а потом немного посмеялись. У обеих появились расчудесные идеи, что сотворить с нашими мужьями. Она сказала, что нам придется справиться с тем, что нас ожидает. У нее трое детей, которые ждут не дождутся, когда отправятся в путь. Джошуа и ее сын Харлан уже сдружились, водой не разольешь.
Разные люди собираются вокруг нас. Взять хотя бы Верджила Буна. Он бондарь из Пенсильвании. Ему самое меньшее сорок. А еще судья Скиннер со своей женой. Он вроде постарше. Сорок три, говорит. Он решил, что в Орегоне будут нужны закон и порядок. Его жена не очень-то дружелюбна, так что имени ее я не знаю. Зато Ракелу Бакею из Кентукки всего пятнадцать. Я спросила его, что думает мать о его переезде в Орегон, и он ответил, что его мать дала добро на поиски лучшей жизни на Западе. Не могу представить себе мать, которая советует сыну уехать, зная, что никогда его больше не увидит. Должно быть, эта женщина — крепкий орешек.
Почти весь день шел дождь, и вся наша одежда отсырела. Настроение у меня самое скверное. Мне придется тащиться по вязкой жиже, чтобы добраться до рыночной площади. Джеймс сказал, на этот раз я должна вести все денежные расчеты, иначе у него не хватит денег на дорогу.
Он сказал: «Ты должна помочь мне, если не собираешься провести остаток своей жизни в этой глухомани, Мэри Кэтрин». Он не умеет ни читать, ни писать, а в этом городе водятся такие молодчики, которые обдерут тебя как липку, просто ради удовольствия. Он сказал, что у нас есть 854.22 доллара и ему потребовались годы тяжелой работы, чтобы скопить эту сумму. Тетя Марта дала мне 120 долларов, которые, для большей сохранности, я спрятала в своем сундучке на черный день. Я ничего не сказала ему об этом.
Сегодня Джеймс привел мистера Каванота к нашему огоньку. Я видела этого человека два дня назад на рынке. Или, скорее, он увидел меня. Он стоял у прилавка и покупал порох, свинец и дробь, когда я с детьми зашла в лавку. Он довольно крупный человек, и его трудно не заметить. Выглядит он диковато, как индеец в оленьих шкурах. Волосы у него длинные и темные и перетянуты обрезком кожаной тесьмы. А еще у него такие голубые глаза, каких я в жизни не видела, и этими глазами он таращился на меня с той минуты, как я перешагнула через порог.
Джошуа захотел поговорить с ним, но я приказала ему не отходить от меня и следить за Бет и Хэнком, чтобы те не убежали куда-нибудь. И стоило мне отвернуться, как Джошуа повел Хэнка и Бет прямо к нему. Мне следовало быть повнимательнее, но со мной моя двойня, да еще нужно было поторговаться с Макдональдом, с которым надо держать ухо востро, потому что он вор и мошенник. Словом, когда я обернулась, Джошуа уже задавал кучу всяческих вопросов этому странному человеку, а тот смотрел на меня во все глаза. Я отогнала детей от него, извинилась и поскорее ушла оттуда.
Я знала, что увижу его вновь. Как и когда — не представляла. Просто знала. Как Джеймс познакомился с ним, понятия не имею, и спрашивать не собираюсь. Я предложила мистеру Каваноту поужинать, и он согласился. Пока они ели, говорил в основном Джеймс. Я молчала. Я слушала и узнала, что мистер Каванот торгует с индейцами кау, пауни, сиу и чейеннами. Что он живет в племени чейеннов вот уже два года. Что он очень уважает индейцев и не очень жалует тех, кто устремился на Запад. Он сказал, что все они слишком плохо подготовлены к тому, что их ожидает.