Дождь прекратился, я зажмурилась, когда лучи заходящего солнца били мне в лицо. Я бродила по тихой улице. Были слышны лишь капки, ударяющиеся об асфальт. Такая мирная обстановка меня успокаивала. Я протерла глаза от затуманивших их слез и оставшихся капель дождя. Я откинула прилипшие ко лбу волосы назад, глубоко вдохнула и нащупала дверь в сад.
Войдя в знакомый двор, где я выросла, еще некоторое время я размышляла о произошедшем. Теперь я свободна. Я вернулась домой, где, проснувшись утром, я могу лениво валяться в постели, встречаться с друзьями, когда того пожелает душа, чувствовать себя в безопасности вечерами. Случившееся за последнюю неделю не укладывается в голове. Дни, обернувшиеся в кошмар, теперь позади. Я больше не Персефона, я – Ханде.
Радостная приближаясь к дому, я ускорила шаг. И с большим энтузиазмом позвонила в дверной звонок. Я снова и снова звонила в дверь. Живот охватила неведомая боль, скорее всего, это от волнения. Наконец мои ожидания оправдались. Домохозяйка госпожа Фатма, открыв дверь и завидев меня, пережила маленький сердечный приступ. Когда она радостно выкрикнула во весь голос мое имя, я не сдержала смеха. Все еще удивленная и веселая одновременно, она впустила меня в дом.
– Ты вся промокла… Как твои дела? – запиналась она.
– Я все расскажу, сестра Фатма. Отец дома?
Госпожа Фатма быстро кивнула головой и указала на верхний этаж.
– Он в кабинете. Давай, беги.
Несмотря на усталость и боли в ногах, я вбежала по лестнице. Поднявшись на последний этаж, сердце мое билось в висках. Я сжала пальцы в кулак и аккуратно постучалась в дверь.
– Войди.
В момент, когда я услышала голос отца, в горле застрял ком. видимо он предположил, что в дверь стучала госпожа Фатма. Но, когда дверь распахнулась и пред ним предстала я, дочь, которую он не видел уже долгое время, он побледнел, будто встретился с призраком.
Дыхание отца участилось, он заморгал и еле привстал со стула.
– Д-доченька…
Я подбежала к нему и очень крепко обняла. Слезы хлынули из моих глаз с новой силой. Отец вдохнул запах моих волос. Теперь и он принялся плакать со мной наравне.
– Не могу поверить… Ты и правду здесь. Ах, моя Ханде. Моя дорогая доченька.
Мне было сложно что-либо произносить. К тому же икота не давала мне покоя.
– Я очень по тебе соскучилась, папа, - я немного пришла в себя.
– И я тоже, доченька. Очень соскучилась, - он обнял меня еще сильнее прежнего. Затем он немного попятился назад, вытянув руки, и с изумлением взглянул на меня. – Как тебе удалось сбежать от них? Мы сейчас же уходим отсюда. Они могут пойти за тобой следом!
– Я не сбежала. Они сами отпустили меня. – я разместила руки на плечах отц, стараясь его успокоить.
Видно он очень удивился.
– Похоже, они устали от меня, не знаю…Еще добавили, что еще вернут свой долг, но при этом, чтобы я вернулась домой.
У меня щемило в сердце, пока я произносила эти слова. На самом деле принимал решение один лишь Толга. Не желающий меня и выгонявший из дома человек. Даже не знаю, возможно, пользуясь злобой Толги, и Бурак поддерживал его в этом вопросе, но не осмелился высказать мне это в лицо. У меня в голове столько неразгаданных вопросов. Их не поймешь. Но я не хочу понимать, я сейчас думаю лишь о нежных объятиях отца. Но не выходило. Мысли отправляли меня к тому дому.
– Ты вся промокла. Скорей переоденься, доченька. Я сейчас же скажу Фатме приготовить что-нибудь перекусить. Желаешь чего-нибудь особенного? Ты ведь так любишь долму. Сейчас же скажу ей, пусть…
– Папа. Папа. Меня еда волнует в последнюю очередь. Можешь обнять меня еще раз? – перебиваю его, не скрывая своей потребности.
Отец успокоился и снова принял меня в свои объятия.
– Я не должен был позволить тебе уйти. Прошу прощения за то, какой кошмар тебе пришлось пережить. Прости меня.
В то время ни у меня, ни у отца не было иного выбора. Но я снова бы предпочла принести себя жертву ради его спасения.
– Я больше никогда тебя не брошу. Впредь ты будешь далека от этих людей и от той жизни. Ты будешь в безопасности, моя милая девочка. Твое место здесь.
Я сглотнула, отец не был в курсе всех подробностей минувших недель. Пытки человека, наркотики на игорном столе, как я целовалась с двумя из них, которые приставили к моему виску пистолет, а с одним из них случилось даже большее. Знай он все это, я не уверена, что отец продолжил любить меня.
‘Мое место здесь’ думаю я про себя. Какое выражение! Люди считают место своим, потому что они хотят находиться там или потому что чувствуют себя в этом место в безопасности? Привязаны ли они к тем, кого хотят всегда видеть рядом или к тем, кого рядом с ними нет, но мысли лишь в них?
Все думки превратились в запутанный узел. Я могла вернуться к спокойной жизни. Но татуировка Персефоны, расписанная на спине, будет преследовать меня, куда бы я ни отправилась.
***
Ханде всегда была в том доме молчаливым гостем, теперь же вечер в действительности очень тихий. Пока Ясемин погрузилась в дела на кухне, Седеф и Бурак вместе заявились домой. Друзья семьи навещали больного в больнице, но никто об этом даже не подозревал. Господина Йылмаза в округе не было.
– Ставить ли приборы для господина Йылмаза, господин Бурак? - Ясемин оставалось задаваться вопросом.
– Не знаю. Но все равно придется поставить, когда он подойдет. Я совсем не в курсе, где он находится, - Бурак поиграл плечами, снял с себя куртку, повесил ее в сторонку. После утверждения Бурака, Ясемин вернулась к своей работе.
– А где Толга и Ханде, Ясемин? – Седеф водит своими зелеными глазами по комнате. Ясемин приостановила работа. Уже давно их обоих не было видно.
– Я не видела, как они выходили с дома. Думаю, каждый в своей комнате…
Седеф кивнула головой и, пройдя рядом с пианино брата, начала взбираться по ступенькам. Пока она шла к кабинету Толги, дверь комнаты Ханде открылась. У заметившей Толгу Седеф нахмурились брови.
После ухода Ханде, Толга еще несколько часов просидел в одиночестве в ее комнате и, не заметил, как пролетело время, предавшись раздумьям. Сколько надо было обдумать.
– Где Ханде? – отойдя от шока, спрашивает Седеф. Даже ей казалось нелогичным их совместное пребывание в одной комнате.
– Ханде нет. Она ушла.
Удивлению не было предела.
– Что значит Ханде ушла? Куда?
– Домой. Она больше здесь не живет, - Толга дал пояснение. Эти слова еще больше запутали Седеф.
– П-почему?
– Потому что я так захотел, - уставший от расспросов Толга стал еще серьезней.
Седеф зажмурилась. Она не представляла, как на это реагировать. Еще немного постояв с Толгой, она спеша спустилась по лестнице обратно вниз. В зале, помимо плавно распространяющейся мелодии пианино, ничего не было слышно.
– Брат… Толга спровадил Ханде с дома.
Звук пианино вдруг прервался. Взгляд Бурака оставался на клавишах, затем он перевел его на спускающегося за спиной сестры Толгу.
– Это правда? – он старался контролировать свой тон голоса.
– Мне надоело отчитываться то сестре, то брату. Да, правда. Я выгнал ее из дома. Я больше не желаю, чтобы она здесь жила.
Бурак нервно пустил сквозь пальцы свои волосы и резко встал с места.
– Это ты ее сюда привел. Теперь же, не удосужившись посоветоваться с нами, говоришь, что выгнал ее с дома?
Толга облизал высохшую нижнюю губу, оглядел округу и затем посмотрел в глаза другу.
– Ты сам говоришь, это я ее привел. Теперь же сам ее отправил отсюда.
Бурак накалил обстановку в доме, захлопнув крышку пианино.
– Ханде работала с нами заодно. Ты не можешь спровадить ее без нашего ведома, лишь потому что твоя душа так захотела! К тому же, ее отец нам должен!
Седеф, расправила свои руки и разместила их на груди у парней, дабы не стать свидетелем драки. С одной стороны, ее отношения с Ханде были напряженными, с другой – она очень расстроилась уходу Ханде. Она была единственной, с кем у Седеф образовалась дружеская связь.
– Зачем ты ее выгнал? – внезапно спрашивает Седеф. – Ты и в другие дни говорил, что не переносишь ее на дух. Так почему же сегодня?
Все-таки кто-то заподозрил, что за этим делом кроется особая причина. Сначала Толга пребывал в большой нерешительности. Он не обязан ни перед кем отчитываться. Но стоящие напротив твое людей – его близкие друзья, хотя даже больше, они его семья.
– Мой отец… Он понял вчера, что вы устроили лживую игру. Он проговорился, что его очень заинтересовала личность Ханде. Он собирается копать под нее… Если он узнает, кто она такая, то, что мы похитили ее взамен на долг, оттого, что она много знает, он убьет ее.
Голос Толги к концу совсем стал томным. Бурак воспринял ситуацию очень серьезно.
– Мне без разницы на смерть этой девчушки, - добавил Толга. – Но, если она умрет, то мы лишимся денег, наша репутация перед отцом падет, мы потеряем все, что в наших руках. Поэтому то я ее и отправил отсюда.
Ни Бурак, ни Седеф не могли ничего ответить на это. Оба они не желали смерти Ханде. Поэтому, пусть даже они были злы на Толгу за то, как он без их ведома проворачивал дело, но не могли возразить ему. Бурак протер руками по лицу. Седеф лишь бездвижно ждала продолжения.
– И все же, тебе следовало было посоветоваться с нами, - произнес Бурак и на нервых поднялся к себе в комнату.
Толга посчитал, что и Седеф вскоре уйдет, но я предпочла приблизиться к нему.
– Ты верно поступил, Толга, - она приложила руку к его щеке. – Отец действительно мог бы навредить ей.
Седеф обняла Толгу. Толга же, в свою очередь, сделал глубокий вдох, сдался и разместил свою голову на плече у девушки. Седеф уже давно не видела его таким разбитым. Она ответила тем же, разместив свою голову у него на плече, поддавшись зову сердца.
– Все будет как прежде, - шепчет Седеф, сострадающе поглаживая Толгу по спине.
***
Первые лучи солнца наполнили комнату, но мое душевное состояние было противоположно радостному щебетанию птиц. Мне не удалось заснуть этой ночью, поэтому я продолжала сидеть на подоконнике у окна, прижав колени к груди и еще несколько часов без движений смотреть на улицу. Было так странно находиться в собственной комнате после недель отсутствия. Я еще не могу представить, как описать свои чувства. Я одинаково и счастлива, и несчастна. Какие буквы надо соединить, чтобы получить слово, что опишет мое состояние?
Оттого, что я уже долго сижу у окна без каких-либо движений, вызвало боли в костях. Становилось все жарко, поэтому я открыла окно и направилась в ванную. Одним махом сняв с себя ночную рубашку, я встаю под струящуюся воду. Вода совсем незаметно изменила свою температуру, став горячее, и я, закрыв глаза, минута за минутой мокла все больше.
Почувствовав, как ритм моего сердца сменился на быстрый, касаюсь пальцами своих плеч. Контакт воды с моими плечами напомнил мне о прикосновениях губ Толги. Не открывая глаз, вдыхаю воздух через льющийся поток воды. Уже день прошел после сладких пыток Толги, а я все еще пребывала под его воздействием. Я чувствовала себя сейчас, будто я не одна, будто я до сих пор в объятиях Толги, его поцелуи довели меня до состояния, когда я не в силах глотнуть воздуха, будто я продолжаю тонуть. Я представила, как горячие и влажные губы Толги поднимались вверх от плеч, затем по подбородку и дошли до моих губ. Его горячие руки сомкнулись в замок, когда он прильнул к губам. Я уже потеряла связь с реальностью. Я вообразила себе голое тело Толги под горячими парами воды. Единственное, о чем я мечтаю в данный момент – быть здесь, под льющейся водой, в его руках.
Я пришла в себя, когда услышала стук в дверь. Моргая, всматриваюсь в нее.
– Завтрак готов, - сообщает госпожа Фатма.
– Иду-у! – отвечаю я, выключив воду.
Когда госпожа Фатма отдалилась от двери, я потянулась за халатом, быстро его надела и вышла с ванной. Оттого, что окно осталось открытым, комната хорошо проветрилась. Прохладный ветерок пошел мне на пользу после горячей воды и горячих мыслей. В мгновенье я разозлилась сама на себя, яростно сбросила халат на пол и надела другую одежду.
Чтобы не заставлять отца ждать, я собираюсь с мыслями, выхожу с комнаты и спускаюсь вниз. Госпожа Фатма накрыла превосходный стол. Но у меня совсем не было аппетита. Я поцеловала отца, который уже принялся за трапезу, в щеку и присела перед ним на стул.
– Я возьму апельсиновый сок, - отвечаю госпоже Фатме, которая поинтересовалась о том, чего я желаю выпить. Затем мы еще долго разговаривали с отцом.
Оказывается, он зарылся в себя в мое отсутствие, но теперь чувствует себя намного лучше. И аппетит снова вернулся. Ведь он воссоединился со своей дочерью, которой пришлось заплатить за совершенные ошибки.
– Ты мне не рассказала… Чем ты занималась там целыми днями? Выпускали ли тебя хоть разок на улицу? – отец совсем подавлен.
Я сглотнула. Кроме как сидеть дома, я много чем была занята: в клубах, казино, отелях… Но я ничего не расскажу отцу.
– У Бурака есть сестренка – Седеф. Я подружилась с ней. Мы вместе что-нибудь вытворяли.
Отец очень внимательно меня изучал. Многое не давало ему покоя. Когда ее уводили, она была в ужасном состоянии, но теперь он не понимал, почему я вела себя так, будто вернулась от друзей.
– Ладно, а тот… Негодяй Толга, - начал он. Я напряглась и сжала стакан с соком.
– А что с ним?
– Он приставил пистолет к твоей голове, дочка. Я обеспокоен тем, что он мог сделать и другие вещи, - отец отвел от меня взгляд. Я зажмурила глаза. Толга много чего совершал.
– Видит Бог, как я ненавижу этого ненормального. В точности, как его отец… Люди не в курсе, что такое любовь, мерзкие типы.
Пока отец грозно высказывался, я не отрывала взгляда с цветочной скатерти.
– Его отец вышел из тюрьмы, - говорю я еле слышно. – И с ним я познакомилась.
Отца будто льдом окатили. Он еще долго ничего не говорил, и, когда я подняла голову, то увидела его призрачную бледность.
– Т-тебя… Представили этому отвратительному человеку? – отец встал с места и беспокойно стал ходить взад и вперед. – Ты в курсе, насколько он плохой человек, Ханде?
– Д-да. Он убил собственную жену, - я киваю головой.
Тот факт, что он хладнокровно убил свою жену и что мог бы сделать его дочери, напугал отца.
– Спокойней, папа, смотри, я вернулась домой. Они никак не смогут мне навредить. – моя решительность и сила тронули отца.
В тот момент в дверь позвонили, и, только госпожа Фатма собиралась подойти к ней, я ее остановила.
– Минутку, сестра Фатма.
Помешав ей, я лично подошла к двери. Посмотрев в глазок, глубоко вдыхаю, одновременно стесняясь и храбрея, открываю дверь.
– Привет, Бурак.
Парень, засунув руки в карманы брюк, оглядел меня.
– Привет, - ответил он вежливым тоном.
– Если ты пришел снова забрать меня, скажу сразу, я ни за что не вернусь в тот дом. – мой голос прозвучал намного угрожающе, чем предполагалось. Губы Бурака искривились в улыбке.
– Нет, я не заберу тебя домой.
Я сомкнула губы. С одной стороны, я с облегчением выдохнула, но с другой – чувствовала, что разочаруюсь.
– Зачем ты тогда пришел?
– Ты не пригласишь меня войти?
Я прикрываю входную дверь перед Бураком, устремившийся переступить порог.
– Зачем ты пришел, спрашиваю еще раз.
Мои эти порывы смелости всегда странным образом оказывали на него эффект. И сейчас, вместо того, что злиться, парню стало смешно.
– Долг все еще не выплачен. Я пришел напомнить об этом.
На самом деле Бурак говорил неправду. Вернуть свои деньги стало уже не так важно. Единственная его проблема – увидеть меня.
– Я посчитала, что я расплатилась с долгом, проворачивая для вас некоторые дела.
– Нет ничего такого. Мы еще много чего заберем у твоего отца.
– Ладно. Мы вернем деньги в кратчайшие сроки. Но вы никогда впредь не переступите порог этого дома. – я говорила обобщенно, хоть Бурак пришел и один. – И передай своего другу, что я безмерная благодарна, что выгнал меня из дома. Надеюсь, я больше не увижу его проклятого лица!
Бурак нервно потер свой подбородок.
– Кто пришел, дочка?
Когда отец подошел к двери и увидел стоящего Бурака, то рефлекторно завел меня за свою спину.
– Я ведь сказал, что выплачу долг. Чего ты до сих пор от нас хочешь? Ты не заберешь снова мою дочь!
– Папа… Папа, успокойся. Он и так собирался уходить. – я глажу отца за руку и пытаюсь успокоить.
– У вас не так много времени, - Бурак с неприязнью посмотрел сначала на отца, затем на меня и покинул дом.
– Жадные ублюдки. Никак не насытятся богатством. Да чтобы вы погрязли в своем богатстве!
Когда отец вошел в дом, я еще немного постояла у входа. Наблюдая, как машина Бурака отъехала от дома, я размышляла, что Толгу больше не заботят те деньги. И это хорошо. Но я не уверена, насколько.
***
– Шах и мат!
Веселый голос Седеф наполнил комнату, и, пока никто не заметил, господин Йылмаз улыбнулся. Он никому не проигрывал. Особенно невозможным было то, что его обыграла девочка, намного младше его самого. Но поступив как настоящий отец, он вынужденно улыбнулся и высказал Седеф свои поздравления.
Ближе к часу дня Седеф, Толга и господин Йылмаз сидели в зале. Пока его подруга и отец играли в шахматы, Толга налил себе стакан виски и делал вид, что следит за игрой. То, что он начал так рано выпивать, привлекло внимание Седеф. Но она не стала надоедать ему своими вопросами. Ей не хотелось портить все после вчерашнего отношения Толги к ней.
– Мы уже состарились. Новое поколение наступает на пятки…
– Да ну что, дядя Йылмаз, ты еще молод! – Седеф выступает против. Ей хотелось казаться хорошей перед господином Йылмазом, но все было бесполезно. Он терпеть не мог женщин. От них можно пострадать, они используют других.
Улыбка не сходила с лица Седеф, пока на лестнице не показалась Изель. Сначала она наблюдала, как Изель спустилась вниз и прошла на кухню, затем перевела свой взгляд на Толгу, который вглядывался в пустоту и продолжать пить свой алкоголь. У нее комок встал поперек горла и непроизвольно наполнились слезами глаза.
– У меня… есть дела, которые надо уладить, наверху. Спасибо за игру, дядя Йылмаз.
Пока никто не понял, в чем дело, она быстрыми шагами поднялась наверх. Отец и сын остались наедине.
– Уход девушки тебя подавил, сынок, - с намеком произносит господин Йылмаз.
Толга поднял голову и улыбнулся.
– Да что говорить, отец, я переживаю любовную болезнь (!) – его улыбка переросла в громкий смех. – Ты вправду считаешь, что у меня могут быть чувства к какой-то девушке? После всего, чему ты меня учил?
Господин Йылмаз кивает головой.
– Ты прав. Я тебе доверяю. Но влюбленность Бурака может навредить твоим делам, сынок.
Толга глубоко вдохнул.
– Поэтому я ее и отправил из этого дома. У нас нет времени на любовь-морковь. Бурак стал меняться в последнее время… - каждое слово вызывало чувство беспокойства. Отец считал, что причина ухода Ханде из дома – чувства Бурака. Возможно, таким образом, он оставил бы преследовать девушку, не разузнавал бы кто она такая. Если он раскроет ее личность, никому не ждать счастливого конца.
– И этой… Блондинке, что мечется в округе, много не позволяй. Пусть не считает себя госпожой этого дома. – господин Йылмаз поудобней разместился.
Толга кивнул в знак подтверждения словам отца. Затем он попросил разрешения, встал с места и прошел в свой кабинет. В его списке был множество незаконченных дел, но он никак не мог собраться с мыслями. Он взял книгу «Греческая мифология» и открыл именно ту страницу, на которой остановился в прошлый раз.
– Персефона… - произнес он, - Одновременно и пленница, и королева Подземного Царства.
Сам того не замечая, он долго просидел за чтением книги. Затем в дверь постучали, внутрь вошла Ясемин.
– Господин Толга… Господин Йылмаз пожелал турецкий кофе. Желаете ли и Вы?
Толга отрицательно покачал головой. Когда из коридора послышались звуки громких шагов, он нахмурился и закрыл книгу.
– Ясемин! – крикнул он выходящей прислуге. – Передай этой девчушке, пусть не бегает по дому, как маленький ребенок!
Ясемин от удивления остановилась. Толга, обдумывая свои слова, злой вернулся к чтению. Но шум исходил не от Ханде.
– Шумят… мастера. Они только недавно подошли. Мы ведь освободили комнату Ханде, вот они ее перекрашивают.
Толга ничего не ответил. Он продолжал безмолвно читать книгу. По крайней мере делал вид, что занят чтением. Добавить ничего не оставалось и Ясемин покинула комнату. Толга жестко захлопнул книгу и встал.
Он нервно провел по волосам и вышел с кабинета. Когда он обратил свой взор через открытую дверь в комнату, что была в конце коридора, то увидел, как в пустой комнате работают два человека и никого больше. Кровать, шкаф, шторы… Все вынесли. Теперь комната была пустой, как и раньше.
Когда Толга почувствовал это странное сердечное сокращение, на душе стало плохо. Он прошел по мрачному коридору и вышел во двор. Затем поспешил в гараж и сел в одну из машин.
***
После ужина с Ярен и Озгюром я вернулась домой. Я уже и забыла, что значит трудные деньки, один час приравнивался к одному году жизни.
Я надела на себя самую любимую голубую ночнушку, застегнула пуговицы и упала на кровать. Усталости я не ощущала.
– Входи, - спокойно говорю я, когда в дверь два раза слегка постучали.
– Я могу войти, дочка? – отец встал в дверях.
Я сразу же присела на кровати и кивнула головой. Отец вошел внутрь и сел на другой конец кровати. Вытащив из кармана конверт, он протянул его мне. От неожиданности я приподняла одну бровь и вскрыла конверт. Внутри оказался новый паспорт и билет на самолет. Я долго рассматривала билет в Германию, потом перевела взгляд на отца.
– Здесь только один билет… - все, что я смогла сказать. Отец кивнул в ответ.
– Ты летишь к своей тете. Тебе не следует больше оставаться здесь после того, как те люди тебя похитили.
Мои глаза наполнились слезами.
– Я не оставлю тебя здесь, - возражаю я, и тогда отец начинает гладить меня по волосам.
– Я не могу уехать отсюда. Я не смогла там, все нажитое здесь. Но ты можешь построить себе новую жизнь. Как всегда… Как всегда ты этого желала.
Я не смогла больше сдерживать слезы, поэтому дала себе волю расплакаться. Оттого и разговаривать было трудно.
– Ты не справишься один с этими людьми. Ты проси меня уехать, будто ничего не было. Я не могу.
Глаза отца тоже наполнились слезами, но, чтобы оставаться сильным передо мной, он не дал им пролиться.
– Моя Ханде, - он взял меня за руку, - Я… Я – человек, который в прошлом совершил много ошибок. Я каждый день жалею о совершенных вещах, но лишь об одном я не жалею.
Я с интересом посмотрела на отца.
– Что ты пришла на этот свет. Твоя покойная мать оставила мне на попечительство дом и тебя. Теперь я хозяин в доме и твой защитник. Пожалуйста, пойми меня.
Я киваю в знак согласия.
– Если не делаешь это ради себя, сделай ради своей матери. Я не смогу в одиночку тебя защитить. Ты здесь не в безопасности, послушай своего старика. И поезжай к тете. Она будет хорошо присматривать за тобой, ты ведь и сама знаешь.
Я прижалась к отцу и расплакалась с новой силой.
– Я не смогу оставить тебя здесь одного, - мой голос дрожал.
– Хотя бы пообещай подумать. Сразу не отказывай. Но ты вынуждена уехать, дочка, тебе угрожает опасность, раз этот человек вышел из тюрьмы!
– Я смогу защититься от них. Честно. – я отодвигаюсь назад.
Как бы самоуверенно я это не произносила, отца не переубедить. Разочарованная я опускаю голову.
– Хорошо. Я подумаю, - выдаю я, и отец крепко обнимает меня.
Еще несколько минут мы сидим обнявшиеся, кажется, мы готовы оставаться в этом положении всю ночь. Отец целует меня в лоб и затем выходит из комнаты, чтобы дать мне отдохнуть.
Я еще долго рассматривала в своих руках билет, потом кинула его в угол и пересела у подоконника. Расположив локти на мраморе, я вглядывалась в ночной город. Стояла прекрасная летняя ночь, на небе звезды выстроились в композиции.
Так прошло два часа. Калитка в сад потихоньку открылась и в нее ввалился Толга, еле державшийся на ногах. Было сложно разглядеть дорожку в темноте. Оттого, что он выпил, его равновесие пошатывалось. Он сделал еще пару шагов вперед, поднял голову и увидел меня. я в одиночестве сидела у окна и смотрела в другую сторону, Толга ускорил шаг. Мои веки стали тяжелыми и уже закрывались, я встала с месте, чтобы зашторить окно и заметила чужака в саду.
Меня будто прибило к полу, я постаралась разглядеть лицо незнакомца при тусклом освещении уличной лампы. Пьяный Толга приближался прямиком к моему дому.
Я часто заморгала и наблюдала за ним. Я не могла позволить ему зайти в дом, поднялся бы шум. Поэтому я выбегаю из комнаты и, не издавая звуков, спускаюсь по ступенькам вниз. Я аккуратно открыла дверь и вышла наружу. Завидев меня, Толга остановился.
– Что ты делаешь тут в такое время? – даже в моем шепоте была слышна злость.
– Ты ответишь мне за то, что сделала со мной! – он поспешил ко мне и хватил за руку.
– О чем ты говоришь! Убирайся из моего дома!
Толга с трудом раскрывал глаза. Его злость улетучилась и, будто находясь под воздействием какой-то магии, он стал еще ближе ко мне и погрузил свои пальцы в мои волосы.
– Ты ответишь мне за то, что сделала со мной… - шепчет он из последних сил. Он не понимал, что происходило вокруг него, неопределенность его убивала. Он боялся неопределенности.
– Что я сделала тебе? – спрашиваю я, и он жестко прислоняет меня к стене дома.
– Этого не должно было произойти! Я все подготовил!
Толга чуть ли не кричал, мне стало страшно. Но еще страшнее, если кто-нибудь из домашних проснулся бы.
– Что не должно было произойти? Что ты подготовил? Ты в себе?
Толга вдохнул и выдохнул, и мне в лицо ударил запах алкоголя. Затем он немного отошел назад. Потянувшись рукой за бедро, он вытащил пистолет. Я перестала дышать. Когда он направил его точно в мое сердце, я почувствовала, как земля уходит из под ног.
– Если я не смогу и это сделать… - начинает свою речь Толга. Я вся дрожу. В пьяном состоянии он был неконтролируемым. Затем он приставляет пистолет к своей голове. – Если я и с этим не смогу справиться… То кто я такой?
У меня вырывается прерывистый крик.
– Толга… Толга, стой. Прошу, успокойся. – я осторожно направляюсь к нему.
– Я ни на что не способный подонок. Я совершил еще большую глупость, чем мой отец.
– Не совершай ошибки, Толга. Спокойно. Расскажи мне, в чем твоя проблема. Но умоляю, не совершай ошибки.
Толга обратил свои голубые глаза, полные слез, на меня.
– Я не могу рассказать, - шепчет он, и я понимаю, насколько он сломлен. Мои коленки продолжали дрожать. Ожидая, что пистолет может выстрелить в любой момент, я приближаюсь к нему еще больше.
– Толга, - единственное, что я произношу.
Это подействовало на него, он немного успокоился. Я медленно протянула руку, взялась за оружие. В целях безопасности я потянула пистолет на себя и он освободился от хватки Толги. Я не ожидала увидеть его таким.
– Стой, - говорю я Толге, который вот-вот упадет, и беру его под руки. Его нельзя заводить к себе домой. Возвращаться в особняк тоже нельзя, даже если намерение – отвезти Толгу. У меня появилась одна идея, перехожу дорогу.
С одной стороны стараюсь предотвратить падение Толги, с другой – пытаюсь нажать на дверной звонок. В конце концов передо мной предстает Озгюр с лохматыми волосами, заспанными глазами.
– Х-Ханде? Что он здесь делает?
Мне было сложно дышать под тяжестью его тела.
– Озгюр, я больше не знала, куда его привезти. Пожалуйста, помоги.
Озгюру все это не понравилось. Нехотя он ввалил парня на себя с другой стороны и так мы занесли его домой.
Кое-как нам удалось расположить Толгу на кушетке. Он с закрытыми глазами бездвижно лежал. Я стабилизировала свое дыхание. Было непросто тащить Толгу на себе.
Озгюо поднес мне стакан воды и осуждающе посмотрел на меня.
– Он пришел ко мне домой в пьяном виде. Бредил о чем-то. Я так и не поняла о чем. Но он был готов навредить себе. У него какая-то проблема, - рассказываю я другу, который открыл мне двери своего дома.
– С каких пор тебя интересуют его проблемы, Ханде?
Озгюр теперь обо всем был в курсе. Сегодня я рассказала ему обо всех деталях. Теперь же ситуация казалась ему странной.
– Если бы отец проснулся, то пришлось бы туго. И в тот дом я не могла его отвезти, - разъясняю я.
Озгюр слегка наклонил голову. Ему нравилась моя способность все четко объяснять.
– Будет лучше, если я останусь с ним. Ты возвращайся ко сну.
Озгюр пришел в замешательство. Но после моего самоуверенного взгляда, ему пришлось согласиться со мной.
– Ну, как угодно. Спокойной ночи. Если что-то случится, сразу зови меня, - говорит Озгюр.
– Спасибо большое, Озгюр. Спокойной ночи.
Когда Озгюр вернулся в свою комнату, я и Толга остались наедине. Я приблизилась к бездвижному телу Толги и прошептала:
– В чем тогда проблема?
Он продолжал оставаться безмолвным. Затем тишину прервало его бормотание. Я нахмурилась и наклонила голову ближе к нему.
– Что ты говоришь? Я не понимаю.
Какое-то бормотание вырвалось из его уст.
– Пе-Персефона.
Я невольно улыбнулась.
– Я здесь, - отвечаю я спящему Толге.
– Персефона… Я лишился ее…
Улыбка исчезла с моего лица. Я изменилась в лице и устало выдохнула.
– Ты сам меня выгнал. Вспомнил? Раз ты не хотел, чтобы я уходила, зачем тогда выгнал?
После он снова о чем-то шептал. Но разобрать было невозможно. Не зная как поступить, я сняла обувь и прилегла рядом с ним. Дыхание Толги било меня в лицо. Горячая кожа, несмотря на его рубашку и мою одежду, касалось моего тела. Рассматривая его черты лица, я повторяю снова:
– Я ненавижу тебя.
Я протянула руку и приложила ее на груди у Толги, затем осторожно скользнула в левую сторону. В комнате было тихо, слышны были лишь звуки моих движений по рубашке и его дыхание.
Я ощущала, как бьется его сердце. Я уставилась на его закрытые глаза, затем аккуратно повисла над ним и приложила свои губы к его губам. Не знаю, он реально спал или не подавал виду. Я поцеловала его, но ритм его сердца ничуть не изменился. Что за глупость я совершила?
– Твое сердце…, - бормочу я, – У твоего сердца нет другой функции, как качать кровь через помпу.
Я разговаривала сама с собой, думая, что он меня слышит. В горле застрял ком. прикоснись кто ко мне, я сразу же поддамся слезам.
Я размышляла о дне, когда улечу в Германию. После всего прожитого, я больше не смогу чувствовать что-то к другому. Толга снова стал бредить, и тут я смогла разобрать одно слово. «Мама». Мои глаза наполнились. Одна слезинка скатилась вниз и упала на его губы. Я прижалась к его груди и заплакала.
***
Жгучая боль, распространявшаяся от головы по шее, боли в руках, заставили Толгу открыть глаза. Он еще несколько раз закрывал и открывал их, но все же понял, что пора вставать. А все потому что он не ожидал увидеть спящую на его руке Ханде. Какое-то время он разглядывал комнату вокруг. Сначала он решил, что находится в комнате Ханде, но, разглядев, что находится в зале, что одновременно являлось и кухней, он подсчитал, что это место не походит на зал в доме Ханде. Еще не отошедший от удивления, он снова взглянул на лежащую в его руках Ханде. Она лежала без движений. Толга, напряг память, чтобы вспомнить вчерашние события. Но единственное, что он помнил, это как выпивал в таверне.
Он не стал напрягаться еще больше, глубоко вдохнул и аккуратно вытянул руки из-под Ханде. Встал с кушетки. Натянув обувь, которая стояла в углу, он еще раз посмотрел на спящую девушку. До сих пор не мог понять кому принадлежал этот дом. Что он знал наверняка, это то, что поскорее надо отсюда уходить. Сколько бы он не хотел отдалить девушку от своей жизни, каждый раз находил в своих объятиях. В объятиях, в которых можно потеряться…
Толга наскоро вышел из дома и, внимательно его осмотрев, понял, что это дом Озгюра. Он не помнил, на машине он сюда приехал или нет. Пришлось плестись вдоль дороги. Наконец он увидел свою припаркованную машину. Он нащупал в кармане ключи, запрыгнул в машину и нажал на газ.
Пара карих глаз, что провожали Толгу, пока он добирался до своего черного джипа, теперь устремились на дом, который он оставил. Владелец этих глаз вышел из машины и подошел к недавно оставленным дверям. Сжав пальцы в кулак, он постучался.
Ханде с трудом открыла глаза, еще какое-то время отходила ото сна. Поворачивает голову. Толги рядом нет. Он ушел задолго до ее пробуждения. Она имела неосторожность заснуть вчера рядом с ним. В дверь продолжали стучать, девушка побрела в ту сторону. Озгюра не было нигде видно.
Ханде протерла глаза и зевающее открыла дверь. Открыв ее, спокойное состояние девушки улетучилось.
– Доброе утро, - выдает господин Йылмаз, и она хмурится.
***
Выйдя от Ханде, Толге выдалось перевести дух лишь прибыв домой. Он припарковал машину в гараж, и, не заходя домой, решил проведать своих собак. Заметивший его Зевс сразу прибежал к ногам. Посейдон, выглянув из будки, волнительно встретил хозяина. Из-за будки показался Арес, он склонил голову до земли и казался очень уставшим. Толга, приметив его состояние, сразу же подошел ближе и погладил пса по голове.
– Мальчик мой.. Что с тобой?
Арес недолго пребывал в таком состоянии, затем совершил неожиданную вещь: он выпрямился и стал лаять на хозяина.
Громко пролаяв еще некоторое время, он зашагал в сторону будки. Толга нахмурился и перевел взгляд на идущих за Аресом братьев.
Челюсть Толги напряглась, внутри все кипело. Быстрыми шагами он вошел в дом, взобрался по лестнице и направился в сторону своей комнаты. Открыв потайную дверь у картины, он прошелся по еще одной лестнице и скоро отказался у своей комнаты.
Но его поджидала неожиданность. Дверь комнаты была приоткрыта. Парень потянулся за спину, но пистолета там не обнаружил. Сжав зубы, он выругался про себя. Затем в выдвижном ящике, что стоял в холле, он нашел себе маленький, но действенный нож.
Толга слегка толкнул дверь и насторожился. А затем и вовсе раскрыл ее настежь. В комнате никого не оказалось. Только он расслабился и повернул голову влево, увидел, что еще одна его потайная дверь была открыта. Очень знакомый силуэт стоял прямо посреди комнаты. Толга закрыл и открыл глаза, злостно повернул в том направлении.
– Что ты здесь делаешь? Как ты смеешь заявляться ко мне в комнату?
Он совсем обезумел от злобы. Но стоящего напротив это ничуть не волновало.
Седеф медленно повернулась к нему. Ее взгляд поник. Она пребывала в шоке и пальцем указывала на стены.
– Ч-что это… Что это означает, Толга?
Парень приблизился к девушке и схватил ее за лицо.
– Проваливай отсюда. Ты забудешь то, что видела, и никому не скажешь ни слова!
Седеф оттолкнула его от себя и кулаком ударила по лицу. Толга схватился за кровоточащий нос.
– Ты. Сейчас же. Все мне расскажешь. Иначе я пойду к Ханде и все ей выдам.
Эти слова напугали Толгу. Она несколько раз выдохнул. И все-таки сдался.
– Все так, как ты сама видишь, - произнес он спокойно.
Седеф огляделась вокруг заново. Комната была обустроена для женщин. Стены были увешаны контрастными фотографиями, и полна вещей матери Толги.
А одной из фотографий мама Толги была с человеком, который не являлся господином Йылмазом. Они обнимались. Были и другие фотографии его матери. Далее в очереди стояли фото Ханде в клубе, в день открытия бара, как Ханде считала деньги в казино.
Седеф знала, насколько властной была его мама. Она даже мечтала, чтобы Толга хоть наполовину был таким же известным, как она. Ее имя было известно всему темному миру, мамы Толги – госпожи Селен. Но в темном мире все ее знали под другим именем – Персефона.
Седеф привели в ужас не памятные вещи матери Толги. На стене напротив были развешаны фото Ханде. Там были фото, сделанные еще до их знакомства и сведения о ее сем<