Зинаида Александровна – уроженка здешних мест. Она родилась в дер. Берёзовка в 1934 году.
«До войны Берёзовка, конечно, была совсем другой, не такой как сейчас. Там находился Берёзовский сельский совет, магазин, фельдшерско-акушерский пункт, в котором работал очень хороший доктор Маркелов.В этом фельдшерско-акушерском пункте рожали почти все женщины из окрестных деревень. Увозили рожениц только в очень тяжёлых случаях. Здесь, на месте делали даже хирургические операции.
Ребятни в деревнях раньше много было. Наша семья тоже была большой: тринадцать детей!К началу войны выжили пять девочек, один племянник и один брат. Родители работали в колхозе. Школа тогда располагалась в здании лесопункта, который находился на месте современных очистных сооружений в СтаройМалуксе (не путайте с лесничеством на Новой Малуксе). По обеим сторонам дороги от школы до Берёзовски стояли дома. А вот довоенными дорогами мы пользуемся до сих пор.
Война началась для нас в погожий солнечный день. Цвели рожь и пшеница, поспела брусника, подходила клюква. Когда мы узнали, что немец подошёл совсем близко, ушли в лес к бараку лесорубов. Сразу встал вопрос: что есть? В основном питались тем, что лес давал:грибами и ягодами. Мама ходила на поля за колосьями ржи и пшеницы. Она приносила их нам на себе под рубашкой. Однажды её обстреляли с немецкого самолёта. Раненая, вся в крови, еле держась на ногах, она нашла в себе силы вернуться в наш лагерь и донести на себе колосья ржи и овса.
Сентябрь мы прятались в лесу. Подступал голод. Ночи становились всё холоднее. Если с земли немцы нас не трогали: может быть, не знали где мы, а может, боялись в лес углубляться, то с воздуха нас было хорошо видно. Помню, как делая по несколько заходов, пролетая над нами совсем низко, немецкий самолёт разбрасывал листовки: выходите, не бойтесь, никого не тронем, накормим… Мы понимали, что коли уж обнаружены, то рано или поздно нас из леса выгонят. Вернулись в Берёзовку, которая была уже занята немцами. Нас расселили по баням…
Уже много снега выпало, когда немцы погнали всех жителей в Белоголово. Одетые кто во что, с санками, с мешками, старики, женщины и дети под конвоем выдвинулись из Берёзовки. Стояли сильные морозы. Постоянно проваливаясь в глубокий снег, мы двигались по обочине дороги. В наших санках, завёрнутая в шубу, лежала маленькая Аня, моя родная младшая сестрёнка (Иванова Анна Александровна, тоже проживает в Малуксе). Навстречу нам по дороге шёл карательный отряд. Один немец соскочил с лошади и выхватил шубу из санок. Анютка, тогда ещё совсем кроха, выскользнула из шубы прямо под копыта лошади. Но тут другой немец не растерялся и подхватил её у самых копыт. Я очень хорошо помню эту картину и, как сейчас, вижу маму: на одной руке у неё сидит маленький ребёнок, запястье другой руки обмотано верёвкой, на которой она тянет за собой корову. Почему-то корову у нас не забрали для нужд немецкой армии. Многие из наших жителей так и не дошли до Белоголово. Ослабленные, измученные они умирали в пути.
Кое как мы добрались до Белоголово. Первый дом в деревне – дом родного маминого брата Варфоломеева Ивана Антоновича. Он был старостой, но не назначенным немцами, а выбранным деревней. В первую же ночь зарезали корову, мясо зарыли в снегу. Иван Антонович спрятал нас всех в своём доме. Рассовал нас по печкам, чуланам, подвалам, чердакам. Утром немцы погнали народ дальше, в Шапки, а нас не схватились. И мы остались.
Напротив дома дяди Вани была низина, заболотина, ограждённая колючей проволокой. За этой колючей проволокой под конвоем немцы держали наших мальчишек. Их там много было. Мама пекла лепёшки из лебеды, а я на себе под кофтой носила их этим мальчишкам. Рисковала, конечно. Просто так ведь не дашь. Ни разговаривать, ни подходить к ним нельзя было. Так я, что делала: иду, как будто мимо, а сама одним глазом за конвоиром слежу. Он только в сторону отвернётся, я лепёшку за проволоку бросаю. Только он ко мне повернётся, я делаю вид, что просто мимо иду. Так все лепёшки и перебросаю. К этому времени немцы уже знали, что мы в баньке живём, но не трогали нас и даже хлебом пополам с опилками, как скот кормили. Мама всегда нам говорила, не ешьте этот хлеб, лучше очистки картофельные с лебедой. В дяди Ваниной баньке мы отжили два года.
Через два года немцы всех жителей отправили на машинах в Шапки. Оттуда через Любань в товарном поезде в Латвию. Железную дорогу часто бомбили. Разбомбили состав, идущий впереди нашего. Пока восстанавливали железнодорожные пути, нас высаживали из вагонов. Запомнились ночь, дождь, холод. Мы пытаемся хоть как-то согреться у разожжённых около состава костров.
Так под бомбёжками нас довезли до станции Стенде под Ригой. Высадили. А мы грязные, вшивые, у многих чесотка, одежда давно в рвань превратилась. Здесь прошли дезинфекцию. Насвсех раздели догола, обрили наголо и прогнали через вошебойку. После санобработки людей разбирали на принудительные работы хозяева латыши, которые приезжали за наёмными работниками на лошадях.
Мы попали на сельскохозяйственные работы в волость Валгалла-Падоста, недалеко от города Угале. Хозяина звали Карл, его жену Ольга, их дочь Зидра, а подружку Зидры звали Велта. Семья наша была большая, и для проживания хозяин выделил нам полдома. У него мы пасли коров, доили их, заготавливали и пилили дрова, косили, сажали, пололи, поливали – без работы не сидели ни взрослые, ни дети. Но и хозяин нас не обижал: кормил хорошо, да ещё немцы давали какие-то мизерные пайки. У него мы прожили два года.
Затем детей и подростков немцы стали готовить к отправке в Германию.В тот день наших родителей оставили рыть окопы, а о том, что их детей готовят к отправке, от них скрыли. Детей собрали на поляне за городом. Наш хозяин Карл, скорее всего, знал,куда нас отправляют. Он принёс мешок с вещами и сказал – здесь сменное бельё и ваши документы, помните, кто вы. И сразу ушёл. Больше мы его не видели. Всех детей на лошадях отправили в г. Любава. А родители как-то узнали, куда нас увезли, и, не обращая внимания на окрики своего немецкого руководства, на своих надзирателей бросили рытьё окопов и побежали за нами. Нашли. Что тут началось, словами и не опишешь…
На ночь немцы разместили всех в четырёх бараках, наскоро построенных недалеко от пристани, а утром должны были на кораблях по морю отправить в Германию… Наступило утро. На пристань приехали немцы-мотоциклисты: в шлемах, очках, в кожаных перчатках с широкими раструбами. Детей из первого барака погрузили на корабль. Как только погрузка была закончена, корабль тут же разбомбили налетевшие самолёты. Немцы торопились. Не останавливаясь, они стали загружать следующий корабль людьми из второго барака. Этот корабль тоже сразу после погрузки был разбомблен. Помню, как одну девочку выбросило взрывной волной на пристань, и она раненая, окровавленная сидела на лестнице. Началась погрузка третьего барака. Эту девчушку вместе со всеми погрузили на третий корабль. Но после погрузки и этот корабль взлетел на воздух. Так на наших глазах погибло три барака детей. Мы так не узнали, чьи это были самолёты. Тех, кто находился в четвёртом бараке, а среди них и наша семья, немцы просто не успели погрузить. Подошли советские части…
Через короткое время нас стали отправлять на Родину. Маме, правда, предлагали остаться на работы, но она сказала, только домой. Дали корову, как сейчас помню, красную. Ребятишек-то у мамы много было, вот эта корова и помогала нам какое-то время продержаться, да что там продержаться, просто выжить. Из Любавы ехали в товарном поезде вместе с коровой. В Любани, а потом в Ижорах, встретили много наших, берёзовских. Они тоже предлагали нам остаться, но мама была настроена категорично - домой. В пути наш вагон то отцепляли, то прицепляли, мы подолгу простаивали, но он дошёл до Мги, а потом и до Малуксы.
Вот мы и дома… Берёзовка сожжена. Уцелело четыре-пять домов. На нашем участке фундамент от бывшего дома и берёза. Всё. Стали, как все, жить в землянке. Опять голод, опять вши, но дома, как известно, и стены помогают…»
2015 год
пос. Старая Малукса